Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи

– Не знаю, – пожала плечами Женя. – Но мне их действительно жалко. А помочь я никак не могу. Да они и не примут моей помощи. Не так ли, Эд?

– Да, Джен. К сожалению, а может, и к счастью, вы правы.

– Давайте о чём-нибудь другом, Эд, – попросила Женя.

– С удовольствием, Джен. Предлагайте тему.

– Хотя бы… – Женя улыбнулась. – Хотя бы о Золотарёве. Что вы о нём думаете?

– Браво, Джен! – рассмеялся Сторм. – Вот это нокаут!

– И всё же?

– Мы мило побеседовали, Джен. Нашли кое-какие общие темы…

– Разумеется, – кивнула Женя, – джентльмены всегда договорятся. Да, Эд, что же мне записать?

– Правду, – пожал плечами Сторм. – Мы приехали, нас попросили удалиться, и переговоры шли без нас. Результаты нам сообщат, и вы запишете концовку. Всё.

– Спасибо, Эд. Вы думаете, им там будет лучше?

– Честно говоря, Джен, меня это мало волнует. Но русским будет хуже. Они же белые, а этим ненависти к белым хватит надолго. К самостоятельному существованию мало кто из них способен, неизбежный языковой барьер, очаг болезней… Я не завидую тем русским, которые окажутся их соседями. Мало весёлого, Джен.

– Да. – Женя прищурившись поглядела на край гребня. – Эд, этот кратер искусственный?

– И да, и нет. Использовали естественный рельеф и немного подправили.

– А… я видела там, – она показала рукой направление, – пожарище, что это?

– Видимо, посёлок охраны. Здесь город близко, и стационарного посёлка не было. Работали посменно.

– А барак тогда для чего?

Сторм задумчиво посмотрел на нее.

– Думаю… для каких-нибудь хозяйственных нужд.

– Неплохая формулировка, – насмешливо одобрил незаметно подошедший Золотарёв.

Он явно повеселел и смотрел на Женю гораздо дружелюбнее.

– Ну, как там? – рискнула она спросить.

Он пожал плечами.

– Смотря, что вас интересует. Кажется, они поверили нам. Ну, не мне, конечно, а ребятам. Сейчас они им рассказывают о войне.

– Вам они не поверили, потому что вы белый, – задумчиво сказала Женя.

– Да. Их опыт требует не доверять любому белому. Любому, – подчеркнул он.

– Скажите, – вдруг спросила Женя, – а вы знаете их язык? Индейский?

– Индейского языка нет, мисс Малик.

– Я Джен, – мягко поправила она его. – Можно и по-русски, Женя.

Краем глаза она поймала одобрительный кивок Сторма, но не обратила на это внимания.

– Ну, раз мы говорим по-английски, – улыбнулся Золотарёв, – то вы всё-таки Джен, а я Ник. Индейского языка нет, Джен. У разных племён свои языки. Я немного знаю язык шеванезов.

– Шеванезы? – переспросила Женя.

– Да. Их ещё называют шауни. Но это просто варианты произношения.

– Гичи Вапе и Нихо Тиан Або, – Женя свободно произнесла их имена, чем заслужила одобрительные взгляды обоих мужчин, – они шеванезы?

– Да.

– Но они с вами говорили по-русски.

Он усмехнулся.

– Элементарная вежливость предписывает говорить на языке, который понимают все присутствующие.

– Поэтому нам сразу предложили уйти?

– Не только, но и поэтому тоже.

– Ник, они оба воевали? – спросил Сторм.

– Да. Гичи Вапе в пехоте, а Нихо Тиан Або лётчик.

– Лётчик? – удивился Сторм. – Он что же, имеет звание?

– Они оба офицеры, – Золотарёв усмехнулся. – Не ждали?

– Такого нет, – честно признался Сторм. – Индеец – солдат, храбрый, с орденами, ещё мог предположить, но офицер… Интересно.

– Да, – Женя сделала вид, что эта мысль ей только сейчас пришла в голову, – я когда-то читала, что у индейцев имена имеют значение, это так?

– Да, – кивнул Золотарёв. – Правда, сейчас это не всегда соблюдается.

– И что же означают их имена? Ничего, что мы говорим о них за глаза?

– А вот и они. Так что вы сможете спросить у них, Джен.

На гребень холма высыпали люди. Сначала Жене показалось, что их очень много, но приглядевшись – солнце слепило глаза – она разобралась. Гичи Вапе, Нихо Тиан Або, ещё человек пять или шесть. Вниз по дороге пошли трое, остальные стояли на гребне, чёрными плоскими силуэтами на фоне белёсого от зноя неба.

С Гичи Вапе и Нихо Тиан Або к машине подошёл высокий полуголый индеец. Тёмная, испещрённая шрамами и рубцами кожа туго обтягивала такие мощные кости, что даже такой, истощённый, он казался широким и сильным. Видимо, недавно он был обрит наголо, и теперь короткие чёрные волосы топорщились ёжиком. На его правой руке, чуть выше запястья, Женя заметила черную татуировку. Номер? Как у Эркина? Значит, он раб?! Был рабом – поправила она себя. Его непроницаемо чёрные глаза равнодушно скользнули по Жене и Сторму и остановились на Золотарёве. И тот сразу подошёл к ним.

Короткий гортанный разговор, сопровождаемый сдержанными жестами, обмен рукопожатиями, и индеец ушел. Когда он повернулся, Женя увидела, что вся спина у него покрыта поперечными рубцами, а на лопатках круглые красно-багровые вмятины. Будто дважды приложили раскаленную монету и остались отпечатки. Да, – вспомнила Женя – она же слышала, что отработочных клеймили за побеги. Она представила Эркина и содрогнулась.

– Всё, можем ехать, – Золотарёв бросил на неё внимательный взгляд и быстро отвёл глаза.

– Всё в порядке? – Сторм спросил с искренней заинтересованностью, и ему ответили.

Ответил Гичи Вапе.

– Да, они будут ждать нашего сигнала. Уедут все.

– Это был их вождь? – задумчиво спросил Сторм.

– Нет, – резко ответил Нихо Тиан Або и пояснил с еле заметной усмешкой. – Они не показывают белым вождя. Есть печальный опыт. В отчёте назовёте его представителем.

Сторм кивнул и открыл дверцу машины.

– В город?

Индейцы и Золотарёв переглянулись, и Гичи Вапе, спокойно улыбнувшись, сказал:

– Лучше переждать жару где-нибудь у воды.

– Отлично! – широко улыбнулся Сторм. – Я знаю отличное место. За мной!

– Идёт, – кивнул Золотарёв.

Такого Женя ещё не испытывала. Сторм гнал машину, закладывая невероятные виражи. Правда, он велел Жене держаться и показал ей скобы для этого, но её так кидало и мотало из стороны в сторону, что, когда машина остановилась, она не смогла разжать руки.

– Джен, я болван, простите меня.

Раскаяние Сторма было вполне искренним. Он разжал её побелевшие пальцы, помог выйти и повёл куда-то через заросли. От боли она плохо соображала куда.

– Вот вода, окуните руки, будет легче.

Женя спустилась к реке и, присев на корточки, окунула ладони в холодную воду. Снизу вверх посмотрела на стоящего рядом Сторма.

– Эд, если я не смогу печатать и меня уволят, это будет на вашей совести.

Рядом негромко рассмеялись.

– На его совести уже столько, Джен, что вы ничего к этому не прибавите.

Сторм преувеличенно свирепо оглянулся на Золотарёва.

– Эта соломинка, Ник, сломает спину верблюду и помощнее тебя.

Они рассмеялись.

Женя выпрямилась и огляделась. Машины остались за зарослями, окаймлявшими небольшой луг, полого спускавшийся к реке. Невысокие, но густые деревья и кусты давали вполне достаточно тени для походного стола: расстелена салфетка, разложены бутерброды и сэндвичи, стоят пластмассовые стаканчики и жестяные кружки, лежат две армейские фляги и стоит большой нарядный термос, тут же нарезанный толстыми ломтями чёрный ноздреватый хлеб и открытые банки консервов. Даже вилки и ложки, пластмассовые и металлические. Даже бумажные салфетки.

– Никогда не думала, что мужчины такие хозяйственные, – засмеялась, подходя, Женя.

Нихо Тиан Або ответил фразой, которую она не поняла, хотя слова походили на русские. Но он тут же сам перевёл на английский.

– Голод научит есть хлеб с мясом.

Сторм поддерживал её под локоть, и она чувствовала его напряжение. А причину поняла по насмешливым улыбкам Золотарёва и обоих индейцев. Ей стало смешно. Знали бы они… Юбку бы только не испачкать, а на остальное ей плевать. И она решительно села на траву. Сторм перевёл дыхание и сел рядом. Сели и остальные, образовав круг. Женя оказалась между Стормом и Золотарёвым напротив индейцев.

– Разливай, Коля, – спокойно сказал по-английски Гичи Вапе.

Золотарёв взял флягу, отвинтил колпачок.

– Что это? – поинтересовалась Женя.

– Кажется, – Сторм пошевелил ноздрями. – Водка?

– Верно, – кивнул Золотарёв.

– Только не я, – Женя решительно накрыла ладонью свой стаканчик.

– Так, – Золотарёв строго оглядел сидящих, – о леди мы не подумали.

– Есть кофе, – предложил Нихо Тиан Або.

– Кофе, пожалуйста! – обрадовалась Женя.

Встав на колени, он наклонился над столом и налил ей из термоса кофе. Вдохнув аромат, Женя даже зажмурилась от восторга.

– Господи, тысячу лет такого не пила!

– Для тысячелетней вы очень даже неплохо выглядите, – засмеялся Золотарёв. – Ну, а мы водки. Вы, Сторм, не откажетесь?

– От настоящей русской?! – Сторм в притворном ужасе закатил глаза. – За кого вы меня принимаете?!

По губам Гичи Вапе скользнула усмешка, но ничего сказано не было.

Мужчины выпили без тоста и, разумеется, не чокаясь, и начали есть. Женю угощали, ей подливали кофе, предложили холодного чаю из другой фляги. Жуя чёрный хлеб с мясной тушёнкой, Женя наблюдала за индейцами. Никакой скованности или нарочитости ни в их движениях, ни в словах не было. Они пили, ели. И это после всего увиденного ими… Женя невольно повторила вслух.

– И это после всего виденного утром…

Гичи Вапе внимательно посмотрел на неё, пожал плечами.

– На войне привыкают ко всему. Каждая минута отдыха слишком дорога, чтобы отказываться от неё.

Нихо Тиан Або кивнул.

– Память о погибших не должна мешать жить живым.

– Но – продолжала Женя, – но вчера мне показалось… Я подумала, что вы настолько ненавидите нас…

– Вас лично? – Гичи Вапе удивлённо приподнял брови.

– Нет, белых. Вообще.

Она видела, как нахмурился Сторм, но не могла и не хотела останавливаться.

– Вообще? – переспросил Нихо Тиан Або. – Ненавидеть вообще нельзя. Ненависть, как и любовь, всегда конкретна.

По-английски он говорил так же, как по-русски: одновременно певуче и быстро. Видно, ему не приходилось мысленно подбирать слова. А медлительность речи Гичи Вапе тоже отражала не уровень владения языком, а характер.

Сторм недовольно крякнул, но Женя не давала себя перебить.

– Но вот война. Вы воевали. Вы же ненавидите тех, с кем воюете.

Гичи Вапе улыбнулся.

– Мы любим тех, кого защищали. И каждый защищал своих. Любимых.

– Война кончилась, – не выдержал Сторм.

– Но кое-кто хотел бы её продолжить, – усмехнулся Золотарёв.

– Не я, – отрезал Сторм. – С меня хватит. Война ничего не даёт, кроме разрушения и смерти.

– Не мы её начинали, – спокойно сказал Гичи Вапе.

– Но мы её закончили, – продолжил Нихо Тиан Або.

– За разговором о войне, Джен, – Золотарёв улыбнулся Жене, – вы совсем забыли о своём вопросе. Для него самое время.

И Женя подчинилась.

– Я хотела узнать, что означают ваши имена, – она покраснела. – Ну, я читала когда-то, что имена у индейцев даются не просто так, а со значением.

Гичи Вапе кивнул.

– Моё имя означает Большое Крыло, а его…

– Неистовая Рысь, – подхватил Нихо Тиан Або и засмеялся. – Но летаю я, а ходит по земле он.

– Как видите, – Гичи Вапе улыбнулся. – Имя и жизнь не всегда совпадают.

– А, – Женя быстро покосилась на Сторма, но уже было поздно. Они ждали её вопроса. И как в воду с головой. – А вот такое имя: Эркин, оно что означает?

– Как? – удивился Гичи Вапе и быстро переглянулся с Нихо Тиан Або. – Как вы сказали? Эркин?

– Из какого он племени? – спросил Нихо Тиан Або. – Это не имя шеванеза.

– И не… – прозвучало непонятное слово.

– Не знаю, – как можно равнодушнее пожала плечами Женя. – Так, вспомнилось вдруг.

– Извините, – Гичи Вапе повернулся к Нихо Тиан Або, и они заговорили быстро и возбуждённо.

Поток гортанных непонятных слов произвёл на Женю странное, но не неприятное впечатление. Потом Гичи Вапе снова повернулся к ней.

– Мы не знаем этого имени. В языке шеванезов нет такого слова. Много племён погибло, языки забылись. И отдельные слова используют как имена, а смысл их утрачен.

– Ну и бог с ним, – отмахнулась Женя.

– Вы давно… давно услышали его? Это имя? – задумчиво спросил Золотарёв.

– Ух! – Женя рассмеялась, делая вид, что припоминает. – Лет… лет семь назад. Или ещё больше.

– Да, это очень давно, – кивнул Гичи Вапе.

– И, скорее всего, он уже мёртв, – задумчиво сказал Нихо Тиан Або.

– Скорее всего, – согласился Золотарёв.

Женя понимала, что своим вопросом она… она что-то напомнила им. И связано это не с Эркином, а с самим словом. Но спрашивать больше нельзя. А как переменить разговор, она что-то не могла сообразить. Выручил Сторм, сделав какое-то замечание о сравнении спирта и водки, и мужчины углубились в воспоминания: кто, что, когда пил и с какими последствиями для организма своего и окружающих. Сторм защищал идею коктейля, его собеседники доказывали преимущества чистых напитков. Жене было неинтересно, и она перестала слушать, просто наблюдая собеседников.

Что ж, Сторм держится великолепно. Можно подумать… можно подумать, что он всю жизнь сидел вот так за одним столом с русскими и индейцами. Хотя… с русскими он, возможно, и сиживал. Знает же он откуда-то Золотарёва, но с индейцами… наверняка впервые. И, пожалуйста. Как ни в чём не бывало. Ну что, кажется, Эркина это переселение не заденет. Добровольность, конечно, понятие условное, особенно для Сторма, но если не будет облав… Да! У Эркина номер, а клейм на спине нет. А у индейца должно быть и то, и другое, либо ни номера, ни клейм. Значит, и в облаву можно будет вывернуться. А индейцы… ни за что не подумаешь даже, какая ненависть под этими шутками и улыбками. Эркин откровеннее. У него всё на лице написано. Индейцы – офицеры. Удивительно. И речь у них правильная, чувствуется образованность…

– Кажется, даме наскучили наши разговоры?

Ах так, Сторм?!

– Ну что вы, Эд. Я же понимаю. Выпивка – это же единственное, что по-настоящему волнует мужчину.

Хохотали долго и с удовольствием. И под этот хохот стали собираться в дорогу. Пока мужчины собирали и убирали остатки трапезы, Женя прошлась по берегу, зашла в заросли. Возвращаясь к машинам, она нарвала росших у воды цветов. Увидев её букет, Сторм разразился очередным приступом самобичевания.

– Хватит, Эд, – попросила Женя. – Вы начинаете повторяться.

В город ехали быстро, но уже не так мотало.

– Вы умница, Джен.

– Опять повторяетесь, Эд.

– Это правда. Столько такта, очарования, ума… И всё в столь хрупком и изящном теле!

– О теле тоже не надо, Эд.

– Слушаюсь, мэм. Вы уже сочинили отчёт?

– Под вашу диктовку, Эд. Интересно, что будет завтра?

– У вас, видимо, выходной. Если Грэхем не даст вам выходного и не заплатит сверхурочных, клянусь, я публично назову его свиньёй!

– Публично, это в баре?

– Джен! – Сторм рассмеялся, мягко вписывая машину в очередной поворот. – Водку пил я, а задираетесь вы.

– Хорошо, Эд, не буду.

– Вот, пожалуй, и всё, – Сторм щёлкнул каблуками и опустился в кресло.

– Неплохо, в целом неплохо, – Кропстон кивнул, но смех Сторма не дал ему закончить фразу. – В чём дело, Сторм?

– Эта фраза становится фирменным знаком. Скоро по ней будут опознавать.

– Вот как? – Кропстон с интересом поглядел на Сторма. – Вы подали интересную идею, весьма интересную. Как русская?

– Бесперспективна.

– То есть?

– Сентиментальна, эмоциональна и импульсивна.

– Согласен. Сохраняйте найденную форму и не больше.

– Слушаюсь, сэр.

– Ещё раз прошу, – Кропстон ласково улыбнулся. – Не паясничайте. Как индейцы?

– То есть, сэр?

– Не притворяйтесь идиотом, Сторм. Всё равно я не поверю.

– Это фронтовые офицеры. Мне их не перепить.

– Даже так?

– Спиртово-водочная закалка. Кружка русской водки залпом как начало лёгкой разминки.

– Ещё что?

– Три языка в активе, – пожал плечами Сторм. – Полное образование… Я повторяю, сэр. Фронтовые офицеры. Ордена не в штабах получали.

– Но пока они работают на нас.

– У них свои цели.

– Разумеется. Пусть и дальше так считают.

Развалившись в кресле, Сторм наблюдал за Кропстоном. Кто бы поверил, что этот расплывшийся белолицый от затворничества толстяк, игрок, любитель по-настоящему хорошей одежды, кухни и женщин… Сколько же у него лиц? У Роберта Кропстона, Бобби, Малыша Бобби, Бэби, Туши… И как он в них не путается?

– Упражняетесь на мне, Сторм? Не стóит.

– Просто отдыхаю, сэр.

– Отдыхайте, Сторм. Они уезжают утром?

– Да, на рассвете. Видимо, в седьмой сектор.

– Отлично, Сторм. А теперь можете отдыхать в другом месте.

Когда за Стормом закрылась дверь, Кропстон достал карточную колоду и начал тасовать. Седьмой сектор? Где-то там имение Джонатана Бредли, Счастливчика Джонни. Предупредить? О чём? Нет, чем меньше суеты, тем лучше. Индейцы под боком Джонатану не нужны. Значит… Значит, он всё равно сработает как надо. Как нам надо.

Имение Джонатана Бредли

Андрей брился, пристроив зеркальце в развилке ветки. Эркин как раз принёс воду и возился у костра, искоса поглядывая на него. Когда тот закончил, убрал помазок и бритву и подсел к костру, усмехнулся.

– Провизию завтра привезут. Либо Джонатан, либо Фредди. Стоит ли для них так стараться?

– Для себя стараюсь, – Андрей провёл тыльной стороной ладони по щеке. – Говорят, от этого растёт лучше.

– Ну, если так, – не стал спорить Эркин, но не выдержал и поинтересовался. – А зачем?

– Что зачем? – не понял Андрей.

– Зачем нужно, чтобы лучше росло?

– Ну-у, – Андрей густо покраснел, замялся, – ну, ну как тебе сказать, – и вдруг обозлился. – А ты чего такой гладкий?! Чего не растёт у тебя ни хрена?!

– Чего? – Эркин поднял на него глаза. – Я-то тебе могу объяснить и чего, и почему, и зачем. Только вряд ли тебе это приятно будет.

– А… что? Опять… Палас? – осторожно спросил Андрей, уже жалея о срыве.

– А что ж ещё? – остывая, пожал плечами Эркин. – Меня сделали таким. Что ни бриться, ни стричься не надо. Ты вот хоть до плеч, хоть до… до чего хочешь волосы отрастишь, а у меня как есть, так и будет.

– Это ж… это ж как такое? – хлопал ресницами Андрей. – Зачем?

– Затем! – Эркин так крутанул полено в костре, что взлетели искры. – Ладно, вечером сядем. Коли интересно, расскажу. Ты мне тоже… расскажешь чего-нибудь.

– Отпустим языки, – засмеялся Андрей и уже серьёзно добавил. – Может, и полегчает.

Он допил кофе и вздохнул.

– Чаю бы…

Эркин только хмыкнул в ответ. Последнюю заварку они тянули как могли, но позавчера она кончилась. Два дня Андрей о чае молчал, но Эркин видел, с каким выражением он глотает бурую жёлтопенную жидкость. Правда, кофе они заваривали не скупясь, и сахар у них был. Ладно, если сегодня выпадет время… А если… если так…

– Андрей, кружку возьми.

– А на хренá?

– Ягод наберём и кипятком зальём вместо этого.

Андрей на секунду застыл, приоткрыв рот, и тут же глаза у него озорно заблестели.

– И знаешь, что получится?

Эркин мотнул головой.

– Компот получится! – гаркнул Андрей и радостно заржал.

– Чего?

– Компот! Ты что, не знаешь?

– Знаю. Надзиратель один был, когда злился, всё обещал компот нам устроить, – очень серьёзно стал объяснять Эркин. – Мы его и звали Компотом.

– Ты что?! – возмутился Андрей. – Компот это во! Вкуснотища! Мать варила когда… ох и вкусно. Давай кружку.

Когда они уже гнали стадо, Андрей вдруг подъехал и спросил.

– И что, устроил он вам компот?

– Кто? – не сразу сообразил, о чём он спрашивает, Эркин.

– Ну, ты говорил, вертухай этот, Компот, ну?

– А-а! – Эркин засмеялся. – Дождались, конечно. Затрепались раз, и сигнала не услышали. Он и устроил. И дубинкой, и током, и кулаком. Всего попробовали. Вот такой компот.

– Угостил, значит?

– По горло наелись, – поддержал шутку Эркин.

Пустив бычков пастись, они разделились. Эркин надел рубашку и полез на склон, густо заросший колючими переплетёнными кустами с тёмно-красными ягодами. Когда Андрей ему сказал, что это малина, он было удивился. То, что называла малиной Женя, было другим. Потом-то сообразил, что у Жени ягоды были те же самые, только сушёные. А Андрей перешёл ручей и рвал там мясистые тёмно-зелёные… листья не листья, трава не трава… Щавель. Щавель так щавель. Ему всё равно как называется, но кислый, отбивающий жажду отвар они теперь пили часто. Первое время он боялся, что опять окажется, как с той травой, что собирал тогда Джефф, но Андрей сказал, что эту траву – ш-ща-вель – ему ещё мать показывала. Андрей вообще последнее время часто вспоминал мать, уже не психуя из-за этого. Лазая в кустах, Эркин время от времени поглядывал на стадо и на ярко белевшую в траве за ручьём голую спину Андрея: а! это он мешок из рубашки сделал и туда щавель набивает. Эркин усмехнулся. Посмотрим, как он её потом от травяного сока отстирает.

Фредди привстал на стременах, изумлённо оглядывая открывшуюся картину. Жующие, укладывающиеся на жвачку бычки, а пастухов не видно. Бросили стадо? Почему?! Он осторожно двинул коня вперёд. Услышав уже знакомое посвистывание, он остановился и спешился. Здесь оба. Лежат, видно, в теньке. Фредди усмехнулся. Сейчас он их разыграет. Коня лучше привязать, всё-таки только два дня как купил, не приучен ещё, Майору пришлось отдых дать. Захлестнув повод за ближайший ствол простой петлёй, он, неслышно ступая, пошёл по гребню. Посвистывание умолкло. Заметили? Фредди застыл, ожидая сигнала тревоги. Но стояла та же жаркая тишина птичьего шума, журчания воды, жужжания пчёл и шмелей. И блаженное детское чувство безмятежной радости жизни. Он шёл между деревьями, выглядывая проход в оплетавших склон кустах, и улыбка, детская улыбка игры в разбойников сделала его лицо мягким и беззащитным.

Эркин набрал две кружки ягод и оглянулся. Бычки уже улеглись, и он привычно, уже не считая по головам, а охватывая взглядом целые группы, прикинул, что все здесь. Только один за ручьём белеет. Который двуногий. Эркин усмехнулся, пристроил кружки на земле и стал прямо губами – на руках он держался, чтобы не рвать рубашку и не оцарапаться – обирать ягоды. Подняв голову, он увидел над собой чьи-то ноги в сапогах и застыл.

Стоя на самом краю крутого склона, Фредди в просвет между кустами малины оглядел луг с бычками и полуголого парня за ручьём, странно копошащегося в траве. Эндрю? Чего он там возится? Собирает что-то? Однако ему везёт. Эндрю без рубашки и мир не рушится! А где же второй? Он услышал шорох в кустах и понял. А этот в малине пасётся. От бычков научились, на подножный корм перешли. А вон и вроде тропинка. Фредди шагнул вперёд…

Эркин осторожно оглянулся через плечо. Если сейчас и свистеть, то одеться Андрей всё равно не успевает. Кто же это? Фредди? Джонатан? Всё равно. Чёрт, что же делать? Тот уже видит Андрея. Андрей набил рубашку и выпрямляется… А, всё равно! Эркин перенёс вес на левую руку, медленно без шума приник к земле, приготовил правую руку… Его самого сверху не видно, сейчас этот шагнёт, и он поймает его за сапог. А там будь что будет. Пошёл, ещё шаг… чтобы наверняка… Есть! Эркин мёртвой хваткой вцепился в занесённую для шага ногу и рванул её куда-то в сторону и вверх…

Фредди осторожно шагнул, стараясь не шуметь. Приготовился к следующему шагу… Вдруг земля ушла из-под ног, и он успел увидеть летящий ему навстречу ствол дерева…

Тяжёлое тело, описав дугу, врезалось в дерево и упало в кусты. Пронзительный тревожный свист прорезал воздух, заставив встревожиться коней и поднимая самых заполошных бычков…

…Сознание возвращалось медленно. Он лежит. Лежит на земле. Под головой что-то мягкое. На лбу мокрая холодная ткань. И тихие голоса над ним.

– А если он… того… ну? Что делать будем?

– А я знаю?

– Рвать когти?

– Куда? Надо же такому!

Незнакомые непонятные слова. Индейцы? Откуда они здесь? Куда делись Эндрю и индеец? И вдруг как взорвалось. Он же шёл к ним. Эндрю был за ручьём. Он шагнул на тропу и… ударили сзади… Кто? Индеец? Зачем это ему?

– Живой, – выдохнул Эркин и перешёл на английский. – Оклемался.

Фредди открыл глаза и увидел склонённые над ним встревоженные лица обоих парней.

– Фредди, ну, как ты? – спросил Андрей.

– Нормально, – Фредди поднял руку, ощупал лоб. Да, точно, тряпка. Саднит как. Кожа что ли содрана? – Кто это меня, парни?

Они переглянулись.

– Никто, сэр, – ответил Эркин. – Вы упали и ударились о дерево. Мы прибежали на шум. Увидели вас, и перетащили.

– Думали всё, кранты, – ухмыльнулся Андрей. – Тащим тебя из колючек, а ты не трепыхаешься. И лицо в крови.

Фредди осторожно ощупывал лицо. Да, на лбу ссадина, нос распух, щека ободрана. Это его… да, дерево навстречу… значит, о дерево приложило.