Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи

Смотрел старик. Лицо в морщинах, тёмные глаза, казавшиеся треугольными из-за отвисающих нижних век, смотрели пристально, эта пристальность не была недоброй, но всё равно раздражала. Их глаза встретились, и старик улыбнулся грустной понимающей улыбкой, будто он всё знал про Эркина. Эркин сцепил зубы, так что вздулись желваки и лицо отвердело. Обычно белые отвечали на такой безмолвный вызов окриком или ударом. Но улыбка старика осталась, и глаз он не отвёл. И когда Эркин с Андреем уже взялись за работу в просторной, видимо предназначавшейся под склад комнате, а старик сел за маленький столик в коридоре напротив двери и возился в груде каких-то бумаг, Эркин всё равно то и дело сталкивался с ним взглядом.

– Слушай, – Андрей как всегда за работой говорил тихо, почти не шевеля губами. – Чего он на тебя уставился?

– У него и спроси, – так же тихо огрызнулся Эркин и уже мягче добавил. – Я его в первый раз вижу.

– Может, ты ему того… понравился? – осторожно спросил Андрей. – Может, он… ну, из таких?

– Ну и хрен с ним, – не выдержал Эркин. – Полезет если, я его так шугану…

Нет, не похож старик на завсегдатая Джи-Паласа, Паласа для джентльменов, где всегда были отделения с мальчиками, да и он сам – эл, а не джи, даже если старик и из этих, он-то не в его вкусе, точно. Нет, так смотрят узнавая. Но и на питомникового врача старик не похож, и на паласного, те смотрят по-другому. А других врачей Эркин не знал. Он видел этого старика впервые в жизни, в этом Эркин уверен. Никак не может быть узнавания. Нечего узнавать. Так что ему нужно, чего он так смотрит?

Эркину в голову не могло прийти, что доктор Исаак Рудерман узнал рубашку сына.

Он узнал её по аккуратной совсем незаметной штопке на левом плече, сделанной ещё покойной Цилей, когда Миша на футболе порвал новенькую рубашку. Миша был такого же роста, но уже в плечах, и у индейца ткань плотно обтягивает костлявые, но сильные плечи. Рукава закатаны выше локтей, открывая мускулистые красивых линий руки. Ворот распахнут. Миша тоже не любил тесных воротников, ненавидел галстуки. Каждое движение парня красиво, наполнено бессознательной ловкой грацией. Чёрные, прямые и жёсткие волосы падают на лоб косой прядью. И на редкость красивое лицо. Характерное индейское лицо, не метиса, чистого индейца, и шрам на правой щеке его не портит. Шрам свежий, ещё темнее кожи, вокруг правого глаза следы недавно сошедшего кровоподтёка. Да, Жене действительно надо было стать медиком: кожа не стянута, лицо совершенно не деформировано, а когда припухлость вокруг шрама опадёт, исчезнет и лёгкая асимметричность. Очень чисто сделано, и следов от швов нет. Миша был вспыльчив, а у этого в каждом движении чувствуется сдержанность, стремление не показать свои чувства. Видно, что его раздражает чужой взгляд, Миша бы уже вспылил, хотя бы просто закрыл дверь, а у этого только твердеет, становится неподвижным лицо и пульсирует от напряжения шрам.

Ну, чего он уставился? И так тяжело, да ещё он… Такой работы Эркину ещё не приходилось выполнять. Хотя за то время, что он работал с Андреем, он уже и заборы чинил, и сорванные двери навешивал, и замок как-то врезали, и даже почти такую же штуку в одном доме чинили. Но чинить – не делать заново. Там они заменили поломанные полки и два стояка, а здесь… И ещё этот! Эркин приглушённо выругался. Андрей одобрительно крякнул на особо крутой оборот.

– Не психуй. При всех не полезет.

– А хоть и при всех. – Эркин поднял на Андрея бешеные глаза.

– Тихо, – почти беззвучно предостерёг его Андрей. – Давай поменяемся.

Эркин перешёл на его место. Так работать было неудобно, но зато Андрей теперь прикрывал его от взгляда старика.

– Не психуй, – повторил Андрей. – Отрежешь, не надставишь.

Эркин сильным выдохом перевёл дыхание. Андрей прав: запороть такую работу нельзя. А сейчас самое сложное – разметка стояков. Полки по стенам, трижды через комнату от окна к двери, у окна и ещё у стен встроенные в стеллаж столы и дверь перегорожена откидывающимся столом. Дёрнуло Андрея согласиться. Но и плату обещали сказочную.

– За сегодня не управимся.

– Знаю, – Андрей осторожно вставил очередной стояк и несколькими ударами закрепил его. – Давай поперечину. Или в ночь работать, или завтра с ранья сюда. Им надо, чтоб к утру всё готово было.

– А не сдохнем?

– Сдохнем, так воскреснем. Глубже паз вынимай.

– Переломится.

– Не должно. А из мелкого доска выскочит. Это ж те же нары, только узкие.

– Смотри, удержит?

– Клин забей, чтоб не ходило, и срежь на гладкое. Широко вынимаешь.

Они говорили так тихо, что заглядывавшие мимоходом в дверь ничего не слышали. Ящик Андрея казался неисчерпаемым. В нем было всё для любой работы. Но если Эркину приходилось подходить и высматривать себе инструмент, то Андрей не глядя протягивал руку и брал именно то, что было нужно сейчас. За окном уже темнело, но в больнице было электричество, и они смогли продолжить работу.

– Не уходите? – спросил кто-то от двери.

– Как закончим, так уйдём, – огрызнулся, не оборачиваясь, Андрей.

Хорошо, доски и брусья уже струганные. Тот, кто заготовил материал, знал в этом толк. Просторная комната постепенно становилась тесной, заполнялась рядами стояков. Они не заметили, как ушёл старик, как пробегали и проходили по коридору какие-то люди, как наступила за окном ночь.

– Вы есть хотите?

Они вздрогнули и обернулись. В дверях стояли две девушки, вернее, девчонки, в глухих синих халатиках с завязками на спине и белых косынках. Из-под косынок торчали одинаковые медно-рыжие короткие толстые косички. Одинаковая россыпь веснушек на щеках и одинаковых вздёрнутых носах, одинаковые круглые серо-зелёные глаза.

– Вот это да! – присвистнул Андрей и сказал что-то по-русски, чего Эркин не понял, а девчонки покраснели. – Конечно, хотим, – перешёл Андрей на английский.

– Тогда мы принесём.

И девчонки убежали.

– Ты что им сказал? – поинтересовался Эркин.

– Чего? – не понял Андрей.

– Ну, – Эркин попытался повторить непонятную фразу.

– А-а, – Андрей коротко хохотнул и перевёл. – Двое из яйца одинаковых с лица. Они ж близнецы, заметил?

– Я их не разглядывал, – пожал плечами Эркин.

Беляшек разглядывать – себе дороже, может и боком выйти. А уж признаваться в этом и вовсе глупо.

Девчонки вернулись быстро. Одна несла тройной судок, другая – жестяные тарелки и две кружки.

– Вот. Куда ставить?

Андрей указал им на уже сделанный стол. Одна из девчонок расстелила на столе висевшее у неё на плече полотенце, расставила тарелки и кружки, разложила ложки. Другая поставила судок и приготовилась разливать по тарелкам.

– Красота! – восхитился Андрей. – А руки где мыть?

– По коридору налево и до конца. А там увидите, – объяснили они в два голоса и уже вдогонку им крикнули, – только тихо, а то там пост недалеко.

Что за пост – непонятно, но раз тихо, значит, тихо.

Когда они вернулись, стол был накрыт: в тарелках парили суп и каша, на отдельной тарелке четыре ломтя тёмного хлеба, а в кружках была розовая густая жидкость. Девчонки сидели на нижней полке напротив стола.

– Это я понимаю! – одобрил Андрей. – Кормёжка по высшему разряду!

– Вот вычтут из платы, – усмехнулся Эркин, – тогда и узнаешь, по какому разряду.

Что-то подсказало ему, что от девчонок можно не таиться. Но их ответ оказался неожиданным.

– Не вычтут, – засмеялась одна.

А другая, насмешливо морща нос, пояснила.

– Это не казённое!

– А чьё? – с набитым ртом спросил Андрей.

– Наше, – ответила одна.

– И посуда наша, ешьте спокойно, – добавила другая.

Эркин и Андрей одновременно опустили ложки и переглянулись. Андрей повернулся к девчонкам.

– А вы кто?

– Мы? – она пожала плечами. – Мы ночные санитарки, и нам разрешили приносить себе обед и всё такое.

– Та-ак, – протянул Андрей. – И как же вы теперь?

– А молча, – отпарировала одна знакомой Эркину с питомника присказкой. – Перебьёмся-переколотимся, понял?

– Понял, – кивнул Андрей. – Так, красавицы, и зовут вас…

– Молли, – фыркнула одна.

– Долли, – тихо улыбнулась другая.

– А по-русски Даша и Маша, так? – уточнил Андрей.

Они засмеялись.

– Так.

– По-нашему так.

– А я Андрей, а он, – Андрей подмигнул ему, – он Эркин.

– Очень приятно, – церемонно ответила Маша и засмеялась.

– Вы ешьте, – тихо сказала Даша, – а то остынет.

В негустом супе среди разваренной капусты плавали два кусочка мяса. На каше блестели два пятнышка жира. Они ели молча, опустив глаза в тарелки. Отпив глоток густого тягучего напитка с еле ощутимым ягодным запахом, Эркин улыбнулся. Женя тоже как-то такое же варила. Как она его называла? А, вспомнил!

– Кисель? – спросил он, ни к кому не обращаясь.

– Ага, – засмеялась Маша.

Она, видно, была готова всему смеяться. А Даша поглядела на Эркина и с какой-то неуверенной улыбкой спросила.

– А ты… ты знаешь русский?

– Нет, – покачал головой Эркин. – Так, отдельные слова.

Странно, но он совсем легко обошёлся без положенного обращения «мэм», и они не заметили этого. Так что, они вроде Андрея? Без расы?

– А как вы сюда попали, красавицы? – Андрей уже доедал и потому начал разговор.

– Мы? – Даша и Маша переглянулись.

Даша отвернулась, а Маша вызывающе вздёрнула подбородок.

– Из распределителя, понял?

– Понял, – кивнул Андрей, и Эркин повторил его кивок.

Они всё поняли.

– Когда мы накопим на дорогу, – тихо сказала Даша, – мы уедем. Домой. Мы теперь свободные.

– На Русскую Территорию. Откуда угнали, туда и вернёмся, – ещё выше вздёрнула подбородок Маша и спрыгнула с полки. – Поели? Давайте, нам пора, а то заметят.

Они быстро всё собрали, и тут Эркин решился. Были в распределителе – свои! – и спросил напрямую:

– Девушки, – они обернулись в дверях. – Кто это тут такой, старик, с такими, – он оттянул себе пальцами нижние веки, – глазами?

– А-а, – улыбнулась Даша. – Это доктор Айзек.

– Во! – Маша сделала жест высшей похвалы.

И они убежали, оставив их в пустой, уставленной стояками комнате.

– Ну, – Андрей встал, – давай, а то и за ночь не успеем.

– Давай, – Эркин оттолкнулся от стола, – и впрямь не успеем.

Значит, это был доктор Айзек. А на нём сегодня подаренная им рубашка. Выдала стерва клетчатая. Хотя… все его хвалят. Как Женя сказала: «Плохого о нём не слышала», – так что, может, и обойдётся.

Андрей сильным ударом молотка вогнал в тугой паз очередную доску.

– Сволочи. Они ж девчонки совсем… и такое им. Слышал? Распределитель – это ж… – он выругался.

– Ну, давай, – Эркин, насмешливо хмыкнув, сосредоточенно подтёсывал неровный срез, – давай, расскажи мне про распределитель. А то я не знаю ничего. На сортировке ни разу не был. И не продавали меня.

– Да, чёрт, забыл. Но они-то как туда попали?

– А ты? Ты ж о нём тоже не по рассказам знаешь.

– Подловил, – рассмеялся Андрей. – Что да, то да. Когда догадался?

– Когда за один стол со мной сел, – засмеялся Эркин.

– А может, я это от голода только?

– С голода многое можно, – согласился Эркин, – но против расы не пойдёшь, нет. Белобрысого с бельмом на рынке видел?

– Ну?

– Так он цветную мелкоту ловит и заработок отнимает. Говорит, от голода. Беляк – он всегда беляк, – убеждённо закончил Эркин.

– Вздуть его надо, – сердито ответил Андрей. – Шакальё поганое.

– Он уже один раз в выгребную яму падал, – засмеялся Эркин. – Большая такая у свалки. Туда все с рынка бегают. Ну, жердь гнилая и подломилась под его задницей.

– Так вытащили ж его!

– Ага, народу много было. Услышали, – вздохнул Эркин.

Андрей негромко засмеялся.

– И ещё раз упадёт.

– Сам упадёт или на него упадёт, тебя волнует?

– Меня нет.

– То-то.

Работа близилась к концу, руки уже сами знали, что делать, и они заговорили свободней. Но, несмотря на ночную тишину, по-прежнему тихо, так, чтобы никто не подловил за разговором.

– Ну вот. Теперь подмести, и всё.

Андрей оглядывался в поисках веника.

– Девчонок, что ли, позвать. Они знают.

– А где ты их найдёшь? Слышал же про пост.

– Пост! Не стреляют же.

– Ну, иди, проверь. – Эркин попробовал качнуть стояк. – Держит.

– А чего ж ему не держать? – Андрей с хрустом потянулся. – Смотри, светает уже. За ночь отпахали.

Эркин засмеялся.

– Не думал, что сможем.

– Человек всё может! – Андрей скорчил назидательную мину, заставив Эркина фыркнуть, и тут же стал серьёзным. – Сам не знаешь, что можешь, а когда припрёт… Ты знаешь, что самое трудное?

– Выжить, – убеждённо ответил Эркин.

– Выжить не проблема, – отмахнулся Андрей. – Ни одна крыса не выживет, а человек сможет. Как выжить – другой вопрос. Самое трудное – умереть.

– Вот уж для раба не проблема, – не согласился Эркин. – Дай беляку по морде, а остальное тебе сделают. Как ни трепыхайся, а Оврага не минуешь.

– Знаю про овраг, – перебил его Андрей и как-то натужно, неуверенно засмеялся. – Так что, похоже, мы с тобой из одной лохани хлебали.

Он засучил левый рукав и показал Эркину синие цифры татуировки повыше запястья.

– Номер? – удивился Эркин. – Зачем? Ты же белый. Белых не клеймят. Даже не слышал о таком.

– Лагерник я. О таких слышал?

Эркин оторопел. О белых лагерниках, об их изобретательной жестокости среди рабов ходили самые мрачные, самые страшные легенды. Попасть в камеру к лагерникам – ничего страшнее быть не могло. Он помнил, как в распределителе вдруг разбуянился могучий негр, что пикнуть никому не давал, две камеры за день забил вусмерть, и надзиратели его к лагерникам решили сунуть, достал он их, так буян сразу сник, на коленях ползал, сапоги им целовал, что угодно молил, лишь бы не в лагерную камеру. Не умолил. От его криков даже надзиратели к себе в крысятник сбежали и до утра не показывались. А то, что потом из той камеры вытащили, даже трупом не было, так, ошмёток кровавый. Как… как же это? Андрей… Как же он уцелел? Их же всех, говорят, расстреляли! А сам ты как уцелел? – одёрнул он себя. Но, видно, не смог совладать с лицом, выдал мгновенно вспыхнувший страх. Потому что Андрей отвернулся от него, отошёл к окну и там застыл, опираясь ладонями на стол и глядя в синеющее стекло. Эркин мог повернуться и уйти. Как он тогда в имении, так ему сейчас давали выход.

Медленно, будто из глины вытаскивая ноги, Эркин подошёл к Андрею и пересиливая, выдавливая из себя слова, сказал:

– А я спальник. Из Паласа.

Андрей вздрогнул и медленно обернулся.

– Так что? – Эркин смотрел ему в глаза. – Резать друг друга будем?

Его признание так поразило Андрея, что он впервые на памяти Эркина растерялся.

– Ты… чёрт… вас же всех… как ты выжил?

– Я ж говорю, – Эркин смог усмехнуться непослушными захолодевшими губами. – Самое трудное – выжить. Ну?

Они неуклюже обнялись и так с минуту стояли. И разом отступили на шаг, не убирая рук.

– Ну, чертяка краснокожая, – восхищённо сказал Андрей, – ну ошарашил.

– Ты меня тоже, – эта усмешка вышла уже легче.

– И ты… давно раб?

– С рождения, – привычно ответил Эркин. – Я питомниковый. Разве по номеру не видишь?

Андрей скосил глаза.

– А у тебя на правой, и чёрный.

– Велика разница! – Эркин изобразил пренебрежение, вышло это почти естественно, да и в самом деле, раз номер на руке, то расы уже нет.

– Тоже верно, – охотно согласился Андрей.

И вдруг то напряжение, которое ещё держало их, вырвалось в неудержимом хохоте. Они стояли, положив руки друг другу на плечи, и хохотали до слез, до боли в горле, уже не заботясь ни о чём, и эхо их хохота металось по больничному коридору.

И потом, собирая в кучу у двери оставшиеся обрезки и обрубки и складывая инструменты, они то и дело сталкивались взглядами и начинали смеяться. А потом прибежали Даша и Маша с вёдрами, тряпками и мётлами.

– Мы всё равно убираемся…

– Сейчас и вам вымоем…

– Чтобы у вас всё тип-топ…

Андрей решительно отобрал у них всё нужное.

– У вас и без нашего мороки хватает. Покажите только куда мусор свалить.

Девчонки фыркнули, но покорились.

Они домывали пол, балагуря и зубоскаля с девчонками, когда Даша и Маша оборвали очередную шутку на полуслове и исчезли. И прозвучавшие по коридору к их двери уверенные шаги не застали их врасплох.

Кряжистый седой мужчина в белом халате, как бы не замечая их, прошёлся между стеллажами, попробовал два стояка, стол у стены и подошёл к ним. Они как раз подобрали последнюю воду у порога, бросили тряпки в ведро и выпрямились.

– Работа выполнена, – он смотрел на них снизу вверх, но с явным превосходством. – За уборку я вам не плачу, уборка в условия не входила. Но, – его глаза еле заметно потеплели, – я прибавлю за качество и срочность.

Он вытащил бумажник и, не спеша, отсчитал им по пять радужных кредиток. Десятки?! Так много они ещё не зарабатывали. А он дождался, пока они уберут деньги, и, уже улыбаясь, достал две яркие блестящие пачки дорогих сигарет.

– И это от меня лично.

– Спасибо, сэр, – Андрей взял пачку, небрежно распечатал её, выщелкнул сигарету и обернулся к Эркину, прятавшему сигареты в карман. – Пошли?

– Спасибо, сэр. Конечно, пошли.

Эркин застегнул клапан на нагрудном кармане, Андрей подобрал свой ящик.

– До свидания, парни.

Ну что ж, как с ними, так и они. И они вежливо попрощались с таким щедрым работодателем.

Уже на улице Андрей, с наслаждением затягиваясь ароматным дымом, спросил.

– Менять будешь? Ну, сигареты.

– Девчонкам отдам, – ответил Эркин. – Мы ж их обед сожрали. Пусть поменяют себе, – и резко остановился. – А ч-чёрт, мы ж не спросили, где живут. Ищи их теперь!

– Так, – Андрей сунул ему свой ящик. – Держи, я мигом.

Через минуту он вернулся, держа за локти обеих девчонок.

– Давай.

Эркин вытащил пачку.

– Вот, держите, наменяете себе.

– Ой, но тебе же…

– Ты же…

– Не курит он, не курит, – успокоил Андрей девчонок, – берите. И вот ещё вам.

– Ты-то куришь!

– Взял одну для пробы. Не по мне. А вы наменяете.

– Ой, спасибо…

– Парни, вы что, они же сумасшедших денег стоят…

– Девчонки, об этом речи нет. Цыц, и языки завяжите. А теперь бегите.

Маша и Даша спрятали сигареты куда-то под халатики и убежали.

Андрей и Эркин медленно шли по утренней пустынной улице. Эркин зевнул.

– Я отсыпаться. Бывай.

– Бывай, – с таким же зевком ответил Андрей.

Когда Эркин подходил к дому, солнце уже показывалось над крышами. Он буквально втащил себя по лестнице и ввалился в комнату. Женя, одетая уже на выход, отдавала Алисе последние указания. Увидев Эркина, она и обрадовалась, и рассердилась.

– Эркин! Наконец-то! Где ты был?!

– Работал. Вот, – он вывалил на стол деньги.

– Сумасшедший. Загонишь себя насмерть. Поешь и ложись. Вот, я тебе оставила.

Он сел за стол, потянулся за ложкой, но неодолимая сила пригнула его голову, и, когда Женя в дверях оглянулась, она увидела, что он спит.

Женя швырнула сумочку и подбежала к нему. Затеребила.

– Давай, раздевайся и ложись. Давай же, мне уже на работу пора. Мы ж сегодня раньше начинаем.

Он в полусне, уже не совсем понимая, кто и что с ним делает, разделся, и Женя подтолкнула его к кровати. Он что-то пробормотал и рухнул в сон, и уже не чувствовал, как Женя вытаскивала из-под него одеяло и укрывала. Он спал. Мёртвым каменным сном бесконечно усталого человека. Женя наклонилась и поцеловала его, он вздохнул, не открывая глаз, его губы чуть шевельнулись то ли в ответном поцелуе, то ли в непроизнесенном слове.

В день Бала всех отпустят с работы после ленча, но и выйти пришлось на час раньше. Женя чуть не опоздала, но в общей суматохе этого никто не заметил. Вчера вечером в неурочный час пришёл Мервин Спайз и необыкновенно торжественно от имени фирмы поздравил с Весенним Полнолунием и вручил каждой приглашение на Бал. Всем. Даже Жене и Рози. От фирмы и за счёт фирмы. Восторженный стон пронёсся по комнате. Спайза целовали, благодарили, даже миссис Стоун что-то сказала и коснулась губами его щеки.

И сегодня стука машинок не было слышно за щебетом о платьях и украшениях. И одно дело, когда тебя кто-то приглашает, ты приходишь и уходишь с пригласившим и в общем-то в чём-то зависишь от него, и совсем, совсем другое дело – свой билет.

Потом машинки и вовсе замолчали, потому что какая работа при таких разговорах?! Даже миссис Стоун перестала печатать. Женя на секунду отвлеклась за чем-то от разговора и посмотрела на неё. Миссис Стоун сидела, поставив на стол локти и упираясь лбом в ладони. Женя встала и подошла к ней.

– Миссис Стоун, вы в порядке?

Та подняла голову и с трудом, словно преодолевая боль, посмотрела на Женю. Её бледно-голубые глаза были сухи, лицо спокойно.

– Благодарю вас, Джен, со мной всё в порядке.

И снова уткнулась в ладони, будто не хотела никого видеть. Женя растерянно отошла и влилась в общий разговор.

– Джен, а вы в чём пойдете?

– Что-нибудь придумаю, Рози.

– Вы ещё не думали?!!

– Нет, – Женя хитро улыбнулась. – Кое-что я придумала. Но не всё.

– А я, – Рози засияла необыкновенной, Женя такой у неё ещё не видела, улыбкой. – Я вот что придумала. – И она зашептала на ухо Жене. – Я оденусь Счастливой Фермершей. У меня всё есть. Я уже посмотрела.

– Блестяще! – восхитилась Женя и вздохнула. – А у меня будет костюм без девиза.

– Ну, это ничего, – утешила её Рози. – Ведь это необязательно.

За полчаса до ленча все машинки были накрыты футлярами, столы убраны, как в пятницу. Бал на всю ночь, и следующий день выходной – подарок фирмы! Сегодня никаких «чашечек» и тому подобного. И как только прозвенел сигнал, они вырвались на улицу с энтузиазмом приговорённых и нежданно помилованных.

Но бал балом, а у Жени и помимо бала есть заботы. Пробежки по магазинам ей не избежать. Но сегодня и это в радость. Тем более, что она теперь может побаловать своих чем-нибудь вкусненьким. Странно, вроде Эркин приносил немного, но ей стало намного легче перекручиваться с деньгами, и вообще легче. Он отдавал ей все деньги и сигареты, и, как она ни говорила, чтобы он оставлял себе хотя бы на еду, он только молча склонял голову как бычок, или скорее – Женя улыбнулась неожиданной мысли – ёжик, который чуть что сворачивается клубком, выставляя иголки. Но насчет сигарет надо ему объяснить. Ведь у неё не может быть сигарет, и не пойдет она на рынок менять их на что-нибудь. Это он может, а ей нельзя.

Женя забежала в мелочную лавку, где набрала обрезков тесьмы, кружев, всякой блестящей всячины. Здесь её знали. Она и раньше покупала у них всякие обрезки и остатки, из которых мастерила одежду Алисе. И сегодня ей сразу показали два больших фланелевых лоскута. Ну что ж… пожалуй… Да, платьице может выйти. Надо взять. Расплачиваясь, она заметила кожаный, почти новый ремень. Взять Эркину? Денег должно хватить. И нарваться на вопрос, для кого ей нужен мужской пояс с колечками для подвешивания ножен, кобуры и прочего? Даже непроизнесённый вопрос опасен. Не дело хозяйки – забота об одежде жильца. Женя отвела взгляд от ремня и вышла.

А сама эта мысль насчёт жильца оказалась очень удачной. Ей удалось как бы невзначай проболтаться Элме в одной из бесед. Разговор зашёл о безденежье, о том, что война кончилась, а легче не стало. И Женя очень естественно сказала.

– От бедности на что только ни пойдёшь. Я вот койку сдаю.

– Вот оно что, – протянула Элма. – И хорошо он платит?

– Платит немного, – ответила Женя. – Но зато всю тяжелую работу делает.

– Да-да, Джен, – закивала Элма. – Может, это и разумно. Ведь сейчас не война, чтобы леди колола дрова и носила воду.

Женя с трудом сдержала смех оттого, что её, наконец, признали леди. А уж Элма раззвонила по всему двору, а может и кварталу. Но это Женю уже не беспокоило. Нет, всё очень удачно.

Она так рано вернулась, что Алиса не успела соскучиться, а Эркин ещё спал.

– Он всё спит и спит, – пожаловалась Алиса.

– Он устал, – Женя спрятала в шкаф свой костюмчик. Кофточку бы надо обновить. – Тебя о нём не спрашивали?

– Не-а, – замотала головой Алиса. – Только вчера Джанис спросила, где он спит, а то у нас тесно. Я сказала, что на полу. Я правильно сказала?

– Правильно, – Женя поцеловала дочку в щёку. – Значит, ты с Джанис играла?

– Не-а, я с Линдой играла. У сарая. Джанис подошла сама и сразу ушла. Мама, а почему она Эрика называет краснорожим?

– Потому что она грубая и невоспитанная девочка, – сразу ответила Женя, грохоча кастрюлями.

– Значит, хорошо, что я с ней не играла? – сосредоточенно нахмурилась Алиса.

– Да. Чем с такой, лучше одной.