Психоделика. Книга для мертвых

Потом двое неверных не вернулись, так как наткнулись на Гарольда, который принялся кружить вокруг редутов по одному ему известному маршруту. Одному он начисто снес голову, а второго разрубил пополам и разразился при этом громкой тирадой на своем германском наречии, что сарацинам отчего-то совершенно не понравилось. Они вдруг кинулись на нас со всех сторон одновременно и тут им, и досталось от германца по полной. Он пошел вокруг нашего наспех укрепленного лагеря и успевал повсюду. Ни одна стрела не достала его, ни один клинок.

Если и есть на этом свете волшебство, то это было оно.

Мы как могли, поддержали берсерка, но со мной случилась одна неприятность, вернее приятность и неприятность одновременно. Забравшись на перевернутую повозку, мне удалось прыгнуть на скакавшего мимо всадника, смять его и вышвырнуть из седла, тем самым я захватил так необходимого мне коня, ибо расставляя оборонявшихся успел спешиться, и теперь мой верный Арк ржал где-то сзади и слева. Однако мой новый конь оказался с тем еще норовом, и никак не желал привыкать к новому хозяину.

Из прежнего жизненного опыта я заметил, что самое страшное, когда при падении, нога твоя попадает в стремя. Ты моментально попадаешь в дикую ситуацию, когда голова твоя находится на уровне конских копыт, а перевернутая картинка мироздания настойчиво говорит о том, что прожил жизнь ты как-то не так. Что у нормальных людей и картинка на месте и прочие части тела, а ты как бы завис на минуточку, еще не там, но уже и не здесь. И хорошо, если конь остановится, а если нет? Вот тут уж точно как рыба на крючке, когда тебя уже подсекли и летишь в воздухе, описывая загадочную дугу, не зная, куда тащит тебя неумолимый рок по воле провидения. Тут уж не только жизнь проскакивает перед глазами, а еще и кишки через рот пытаются проскочить.

Но в этот раз мне повезло. Относительно, но повезло, а все из-за моей странной привычки надевать обувь чуть попросторней, ну, нравится мне так, и вишь пригодилось. А ведь есть люди, которые вообще без стремян обходятся.

Потому стоило мне на миг зависнуть головой вниз, как левый сапог благополучно соскользнул с ноги и еще через мгновение ускакал крепко зажатый в стремени от хозяина в неизвестном направлении. Я же, как нормальный наполненный человечьими костями и внутренностями мешок, знатно грянулся оземь, при этом содержимое мешка соприкоснулось как друг с другом, так и с землей.

К счастью никто не кинулся меня добивать и я, перекатившись на живот, оглядел поле боя, насколько позволила густая высокая трава.

«Надо вставать»,– мелькнула вполне здравая мысль,– «Иначе растопчут. Не чужие, так свои».

Над головой, звенело и грохотало железо, ржали кони, орали всадники. Я стал на колено и подобрал свой меч, благо было недалеко. Стало не так одиноко.

Потом пришла боль, как-то отовсюду и сразу. Вкус крови во рту и непреодолимое желание снова лечь и больше никогда не вставать.

Я зашатался, и в этот момент справа от меня появился конник. Наш. Он наклонился и, наверное, поинтересовался моим самочувствием, я на всякий случай кивнул, хотя не разобрал ни слова из того, что он мне говорил. В ушах звенело, и контур всадника казался размытым.

Сильные руки подхватили меня и потащили наверх…

Пришел я в себя в скорости, сидя верхом на каком-то верблюде, в правой руке у меня даже был кем-то заботливо вложенный топор. Я, подобно величайшим полководцам древних времен, оглядел поле боя и ужаснулся. Большая часть защитников была перебита. Но дорогою ценой, немало сарацинских тел украсило окрестный пейзаж.

Увы, далеко не все паломники взялись за оружие, многие просто стояли на коленях и молились, но это не спасало их от кривых клинков атаковавших. Повозки горели. Нападавшие не очень бережно отнеслись к товару.

В пылу боя мне показалось, что крепость несколько приблизилась к нам, но может быть, я ошибался. На Гарольда уже успели набросить сеть, и он барахтался под нею. Потому я не долго думая двинул верблюда на выручку и разметал наседавших на германца вопя что-то совершенно невероятное во все свое пересохшее горло.

Когда нас осталась горстка, и я уже был уверен в том, что миссия моя останется невыполненной ко мне верхом пробился Франциско. Под уздцы он вел моего верного Арка. Помню, я еще удивился, как он позволил незнакомцу взять себя за повод, но долго удивляться мне не дали, я пересел в знакомое седло прямо с верблюда и принял из рук бенедиктинца предложенный мне меч.

– Скорее к крепости! – заорал Франциско, его дикие глаза казалось светились сквозь пыль.

– Она еще на месте?

– На месте рыцарь, вот сейчас нам пора и не медли.

Краем глаза я видел, как освобожденный из-под сети германец подобно древнему титану громоздится на подвернувшуюся под руку такую хрупкую, в сравнении с ним лошадь.

Я вскочил в седло, и мы помчались…

«И ад следовал за нами…»

х х х

Глава ХХ

Skazi “Xts”

явь

Несколько дней не снилось ничего. У меня прям разочарование наступило, полное, типа кризиса среднего возраста, мля… Может, кончились мои сны? И блин на самом интересном месте. Ну как так? Добежали мы с немцем до крепости или нет? Интересно же…

C одной стороны, конечно. Жизнь моя та, что во сне во сто крат насыщеннее и интереснее той, что я живу наяву. Однако, как говорил один мой знакомый чукча, не все так ужасно. Они обе мне одинаково дороги.

В результате решил поднять себе тонус в смысле настроение. А чем еще заняться мертвецу в Денвере? Отож…

У меня было несколько проверенных способов как это сделать. Можно было разыграть Захаровича, он всегда так смешно бесился, если я на него проверку какую-нибудь насылал, или там пожарников вымышленных, или из управления кого… Правда мстил потом не по-детски… Можно кого-нибудь из сослуживцев подоводить. Про политику, там беседу затеять, а потом сказать, что у меня кум в особом отделе… Тоже прикольно, у некоторых так лица вытягиваются, ну чисто борзые со средневековых картин про охотников. Да…

А еще можно над дежурной по станции поиздеваться, особенно над молодой. Еще желательно, чтоб она симпатичная была. За ними приятней наблюдать, чем за несимпатичными. И краснеют они прикольно. Тем более, что как известно, после тридцати уже не столько флиртуешь, как фильтруешь. Сидишь, бывало в ДСП, ждешь, пока напряжение с контактного рельса снимут, и в тоннель запустят работать, и говоришь, как бы невзначай:

– Да уж в такую ночь, гулы, наверное, спят…

Напарник, который в курсе едва сдерживает ухмылку, но подыгрывает:

– Эт точно…

Дежурная в 99-ти процентах случаев, отрывается от рабочих журналов и на всякий случай интересуется:

– Кто там спит?

– Гулы… – охотно подсказываю.

– Кто?

– Да, гулы же, вы что не знаете?

– Кого?

– Ну, это те, кто ночью по тоннелям бродит. В тоннеле-то кто угодно бродить может, в смысле гулять, оттого и гулы…

Тут главное, чтобы напарник не засмеялся. Мой не смеется, никогда. До дежурной начинает что-то доходить. На всякий пожарный она интересуется:

– Вы задрачиваете? – вот так, по-простому.

– Тю, – отвечаю с самым невинным выражением лица, – вот же бомж на станции такой-то жил? Жил. Возле СТП. Факт установленный, а ночью в тоннеле гулял. Маркшейдеров пугал. Это из недавнего. А лет пять назад… Вы, сколько у нас работаете?

– Три месяца,– отвечает.

– Вот, лет пять назад на той линии, маньяк в тоннеле один укрывался. С милицией ловили. Полгода не могли живьем взять, он-то на ВОМДах, то на ОДП. Потом застрелили и запретили рассказывать. Ну, это чтоб журналисты панику не подняли. Но раз пять лет прошло, я думаю можно. Серега как раз тогда в смене был, когда его кончали. Да, Серега?

– Угу…

Дежурная начинает зябко ежиться.

– А вас, что сейчас не инструктируют по этому поводу?

– Нет.

– Понятно, но мы когда пойдем, вы уж двери плотнее закрывайтесь, станция у вас тихая, милиция пока добежит… Мало ли чего.

– Та ладно… Ручку вот, кто-то унес, – беспомощно сообщает ДСП.

Я важно киваю с пониманием:

– Вот так и происходит это…

– Что это?

– Да вот это. Сначала ручку унесут потом ножку, после другие органы. Потом хватятся, а нету дежурной.

Женщина бледнеет. Я зеваю.

Вот недавно на Восточной в ночь…

Что?

А то, пропала горемычная. Искали-искали не нашли. Говорят, увезли в Польшу, на органы…

Кто говорит?

Знамо дело кто. Милиция, блин.

На несчастную ДСП было жалко смотреть.

– Да, хоть ладно, хоть неладно. Еще вот был случай. На Кировской, кажется. Тоже как-то один гул забрел с поверхности, через венткиоск, а дежурная спала. Так он, падлюка, ее связал, шприцом ткнул, и кровь через трубочку пил. Извращенец оказался. А все почему?

– Что почему? – дежурная уже забыла про журналы и, округлив глаза по пять копеек, смотрит не мигая.

– Потому что спать на работе не надо…

Тут уже Серега не выдерживает и, согнувшись пополам, выскакивает в коридор.

Вслед ему летит какой-то журнал, другой, видимо, не слишком нужный летит в меня. Мне удается уклониться, и я головой врезаюсь в подставку с цветами…

Потом, где-то полгода я старался не попадать в ночь на эту станцию и в эту смену, а потом ничего – помирились…

Сегодня заходя через служебную дверь, посторонился и выпустил на платформу сухонькую старушку-уборщицу. Ходят они в красном, как палачи. А я добрый. Но мысли-то в черепушке бродят аномальные, за секунду придумал хохму. Захожу в помещение дежурной по станции и с порога говорю вместо здрастье:

– А вы эту бабульку давно знаете?

Дежурная мало знакомая попалась, говорит:

– Так это Павловна, работает она у нас тут…

Я сел и сокрушенно заявляю:

– Это хорошо, а то нам про бдительности усиление инструктаж сегодня проводили, так там ориентировка была, что ходит по станциям бабуля одна в уборщицу переодетая, а на самом деле маньяк-расчленитель. Одевает на себя форму красную, к дежурной подкрадывается в конце смены, когда бдительность притупляется, и спицей ее вязальной в ухо – чик… И все…

– Что все?

– Амба, на органы режет, вот на Восточной недавно случай был…

Дежурная слушала внимательно и делала вид, что-то пишет, но ручка в ее рученьке подрагивала заметно… Тут из подсобки выперлась Валентина Григорьевна, сменщица, ветеран метрополитена, заслуженный работник. Была она переодетая с ночи в гражданское, и походила на монумент «Рабочий и Колхозница», именно на женскую его часть, и уперев руки в бока заявила со всей ответственностью:

– Что б ты Сашуля зьив та б не пыздив… Рассказывает он тут молодым и красивым.

О великий могучий суржик! Дежурная мило покраснела, чуть-чуть и сделала вид, что все нормально.

– Пиздуй работай уже, рассказчик, а то щас вязальным шилом в жопу штрыкну, так полетишь, шо птичка небесная.

– А я шо, я не шо, – улыбаясь во весь рот я вскочил и стал пятиться, – я ж про бдительность, понимаешь Григоровна… Все про нее проклятую…

– Вот смотри Настена, – погрозила кому-то пальцем Валентина, – сантехники, они самые опасные…

х х х

сон

Крепость вела себя странно. Словно во сне мы скакали к ней, а она отступала от нас в серую дымку. Арк храпел, ему совсем не хотелось туда, я подбадривал его, прижавшись к шее благородного животного, и оно терпело.

Казалось, время остановилось. Каждое движение давалось с трудом, словно плывешь по горячей реке, но вместо воды – смола, горячая, душная, сковывающая члены.

Сколько прошло времени я не знаю это как во сне, когда бежишь о неведомой опасности, а ноги вязнут и вязнут в песке. И ты словно стоишь на месте не смотр на все усилия. Что-то похожее ощущал я сейчас, интересно Арк тоже это ощущал. И видят ли кони сны?

Наверное, видят. Кони все видят, и все знают. Ну давай же родной поднажми еще немного…

Потом Крепость исчезла, растворившись в этом сером мареве. Мы остановились, и я сполз с седла. Дальше отступать не было никакого смысла. Сейчас меня настигнут мои враги. Я сжал рукоять меча и приготовился к последнему бою. Но они не спешили. Серая дымка окутала нас, и стало темно почти как в тумане ночью, звуки исчезли, исчезли противники, словно и не было их никогда. Остались только раны и они болели. Сколько нас добралось сюда я не знал, темные фигуры вокруг меня не имели лиц, я с трудом различал силуэт коня он тихо всхрапывал и это были единственные звуки которые долетали до моих ушей… Потом. Когда прошло один Бог знает сколько времени, стало светлеть.

Братья держались плотной группой и творили свою странную молитву. Темнота наливалась алым, закручивалась вокруг нас и втягивалась внутрь крепости через черные провалы бойниц. Казалось. Что крепость насыщалась подобно древнему голодному чудищу.

Стены крепости, раскалившиеся на солнце, вполне ощутимо шипели, словно их поливали водой. От них шел пар. Братья молились, слова звучали все громче и громче. Странная это была молитва, скажу я вам. Я так и не понял, из какого языка были слова, те что они произносили, крепко сжимая кинжалы.

Момент перехода растянулся на несколько мучительных мгновений, наверное, я потерял сознание, ибо, когда я очнулся на песке, рядом со мной был Гарольд и стены крепости были уже вокруг нас.

Города не было, стены казались ужасно древними, и алый туман постепенно впитывался в них, словно вода в сухую землю.

– Что это? – на лице германца читался настоящий животный ужас. И еще он был ужасно бледным, почти синим. А меня, как ни странно, охватила странная апатия ко всему происходящему. Меня беспокоила только судьба моего верного коня.

– Они знают… – я кивнул в сторону наших странных паломников. Те, несмотря на жару, натянули свои капюшоны и плавно раскачивались, держась за руки. Топоры валялись вокруг них. Там же валялись сумки с поклажей.

Гарольд тихо заскулил, он попробовал подняться, но ноги не слушались его. Лицо было белее снега, а доспех его был щедро окрашен кровью, и было непонятно его это кровь или нет.

– Колдуны… – прошептал Гарольд.

Я промолчал. Так оно видимо и было, нет, от этой поездки изначально попахивало неважно, но теперь совсем явно запахло серой. А это немного не мой профиль. Ох, и герцог, подкинул работу. И де Фок туда же, какие у него, оказывается есть интересные знакомцы.

Я собрал все волю в кулак и попытался вскочить на ноги, но тело отказало мне, и я снова рухнул лицом в песок…

х х х

Глава XXI

Led Zeppelin vs. Rolling Stones vs. Rum Dms vs. Chemical Brothers vs… “Rock Mashup”

Явь

Начальницу станции звали Варвара Абрамовна. И фамилия была соответствующая – Фахрутдинова. Этот яркий продукт советской дружбы народов выглядел ярко и внушительно, особенно в дни планерок Управления. Сто двадцать килограмм живого, именно, живого и весьма деятельного веса, типичная печенежско-цыганская внешность с элементами Кавказа и Сиона, обрамляющие ее златокаменные украшения, невольно вызывали уважение окружающих, трепет подчиненных и благосклонность вышестоящих, частенько ставивших Варвару Абрамовну в пример и бормотавших про себя вслед ароматному парижскому сквозняку сопровождавшему ее уход: «Вот это, еб же ж твою …»

Пожарных инспекторов она просто съедала на завтрак, их вдумчивыми и обстоятельными предписаниями подтирала предмет своей безусловной гордости, бормоча под нос слова классиков: «Контора пишет».

Взгляд густо подведенных черных глаз словно струя из огнемета уничтожал на месте любого, кто смел во внеурочный час потревожить Ее Превосходительство либо в кабинете, либо в помещении ДСП.

Санэпидемстанция покидала станцию Фахрутдиновой сытой, обогретой и с чувством невыразимой благодарности судьбе и Абрамовне лично.

Начальница твердо усвоила две вещи необходимые в метрополитене для успешной карьеры – на станции должен всегда поддерживаться идеальный порядок в помещениях, и по мере поступления краски, устраняться все остальные недочеты. Дисциплина работников явственно вытекала из этих основополагающих аксиом, но при этом была лишь неизбежным следствием.

Захарович был с Абрамовной неизменно корректен и предупредителен. Мы, то есть сантехники, ее откровенно побаивались.

Нет, она никогда не жаловалась диспетчерам, просто однажды, некий уже не работающий у нас по причине длительного (трехмесячного, а потому уволенный автоматически) запоя товарищ, имел неосторожность некачественно поменять сливной бачок в одном из туалетов станции. После чего только ему известным способом подключил на бачок горячую воду с обогревателя «Сименс», только начавших внедряться в метрополитен. Из женского гардероба.

Получилась такая штука, если кто-то хотел принять душ, нагреватель включался и кипяток наполнял бачок унитаза.

В тот день Абрамовна по каким-то необъяснимым причинам физиологического характера оказалась именно в этом туалете, а не в том, которым пользовалась обычно. Спустив воду, окутанная клубами пара, она не стала поднимать крик и гам, а поразмыслив, поступила следующим образом. Позвонила на участок Захаровичу и сделала предложение, от которого наш знаменитый и легендарный мастер никак не смог отказаться, не взирая на всю свою хитро… изворотливость. Скорее это было даже не предложение, а ультиматум и заключался он в том, что если в течение получаса некий деятель, а им оказался никто иной, как уже упоминавшийся выше работник, не появится у нее на станции и не исправит то, что он умудрился натворить, тогда… Далее следовал поток узкоспециализированных, даже не метрополитеновских, а скорее медицинских и отчасти гинекологических терминов, которые произвели впечатление даже на видавшего виды Захаровича.

Ну и что? А то, что через полчаса несчастный товарищ наш в составе усиленной бригады, под легкий издевательский смех коллег переподключил бачок и уже к концу рабочего дня был вынужден проставиться в знак признания собственных ошибок в целях недопустимости их в дальнейшем.

Вот так производственные вопросы решались. Я вздохнул и вышел из вагона на платформу. Сегодня была моя очередь. По словам звонившей со станции Абрамовны дежурной, какая-то тварь чем-то забила унитаз, а это не есть хорошо.

Проклиная несправедливую судьбу, я отправился записываться и здороваться. Не тот лотерейный билетик я вытянул сегодня, ох не тот… Хорошо хоть Леночка на смене, нравится мне она.

Захожу в ДСП:

– Привет, говорю!

– Метро напоминает мне портал, – это вместо «здрасьте!». Она такая у нас, вроде здесь, а вроде и не здесь, но работу знает, – Заходишь в электричку в одном месте, двери за тобой закрываются. Глаза прикрыл, открыл, а ты уже Бог знает где. Чем не портал?

Фантазерка она эта Леночка, «фантазер, ты меня называла…» Молодец, начитанная девочка, с воображением. И рыжая притом.

–У Реверте по-моему есть строки… « Ты рассуждаешь как муравей, который придает себе слишком большое значение…» Как-то так… – это я чтоб мордой в пыль не ударить.

Вроде получилось, меня одарили благосклонным взглядом.

– Чай будешь?

– Потом… Я под колпаком у «Натива». И цэрэушники где-то рядом…

– Я тоже под вечным колпаком у Фахрутдиновой и что?

– Вечерком?

– Ладно. Чеши, работай тогда… Трепло…

– Я не трепло, я… Короче, пойду.

Пошел, поработал, потом вернулся, посидел, потрепались ни о чем. Чаю попили с печеньем. Покрепче не получилось, у нее в отличие от меня занятость на сегодня была полная, и я вернулся на базу.

Было ужасно интересно, чем там во сне бой наш закончился, но бежать домой и ложиться спать я не спешил. Успеется…

Там уже народ стал собираться, Колина бригада вернулась с дуркомбината, у нас так душкомбинаты называются. Одна буква разницы. А сколько скрытого смысла!

Эти неказистые одноэтажные строения оставляют после себя метростроевцы, когда уходят с уже построенной станции. Оставляют нам. То есть метрополитену. Во время строительства там только кабинеты, душевые (а именно благодаря их наличию и появилось это странное для неискушенного читателя название – душкомбинат) и раздевалки, но есть еще и теплопункт, который и обогревает это строение зимой. Бригада работала в нем, именно он представляет для нас ценность. Ибо там находится бойлер. Вот этот бойлер народ и перебирал.

Кто там будет дальше жить в этом дуркомбинате, что там будут за помещения неведомо, а тепло там должно быть. Вот и ебемся на благо человечества неблагодарного.

Туда-сюда время к обеду, перехватили наскоро, на сухую, отчего-то ни у кого не было сегодня хорошего настроения.

Представил, что я казачек засланный, в смысле разведчик, не только в метро, а вообще по жизни. Прикольно так стало, радужно. Мысли потекли вообще не понятно в какую глядь сторону, вот что значит поел на сухую!

Или вот за немцев быть. Ну, в смысле против них, но как бы за. То есть разведчиком. Объяснил, блин!

Но не таким разведчиков, как Кожаный Чулок или там следопыты разные, а так чтоб офицером при штабе, или на фронте… Нет лучше при штабе. О! Как Штирлиц! И полномочия чтоб были самые полные. Чтоб не было вот этой вот фигни, когда тебя заподозрят немцы, что ты в Гитлера не веришь, дадут пистолет , приведут в подвал, где какой-то партизан или подпольщик парится, и говорят:

«На вот, убей, гада. Докажи, что ты один из нас!»

А Штирлиц такой бы в лице переменился, сказал бы: «Увы!» и наверное стрелять бы и не стал.

А я ж полномочиями. Усмехнулся так, взял пистоль и партизана пристрелил. А что? Так надо. Родина приказала себя не рассекречивать. Мне за это ничего не будет. А за партизана убитого мною я еще немцам отомщу.

А вот интересно у Штирлица были такие полномочия? По фильму непонятно, книжку я не внимательно читал. Хотя, наверное, бы запомнил, если б он партизан там расстреливал массово. В Белоруссии… Он же на фронте был? Был? Награды за храбрость имеет? Имеет. Так не прост, значит Штирлиц, весьма не прост.

Разумеется, мне он и приснился. Точнее это был не совсем он, но очень похож. На актера, Тихонова…

Такие вот мгновения весны.

Лег на лавочку, полежать для пищеварения, не спится. Плюнул, вытянул книжку, одолженную у Данилыча, стал читать.

Осаду Акры в 1191 году вели совместно английский и французский короли с примкнувшим к ним австрийским герцогом Леопольдом. Леопольд со своим отрядом примкнул к войску после того, как знаменитый воитель Фридрих Барбаросса нашел свою смерть при переправе через горную реку Салеф в Киликии и примкнул к союзникам по крестовому походу уже под стенами Акры.

Ситуация была аховая, как в плане взаимной неприязни высокопоставленных особ, так и чисто в бытовом плане. Взять хотя бы тот факт, что все говорили на разных языках.

Французское ополчение носило на одежде кресты красного цвета, англичане – белого, а зеленые кресты были у фламандцев. Среди воинов было и немало сугубо штатских людей, которые и пошли в поход только затем, чтобы добиться отсрочки по выплате долгов или процентов, освободить себя и семьи свои от пошлин и налогов. Были и раскаявшиеся преступники, добивавшиеся для себя личного исповедника и отпущения грехов.

Потом вообще там у них кино началось, с немцами и конечно фламандцами, куда ж без них? Стали думать, как ошибку исправлять. Думали, думали, придумали. С подачи тех же венецианцев, кстати. А не замахнуться ли нам на Константинополь. Что-то давненько мы в Босфоре не омывали обувку свою. И двинули на Византию. Там как раз свергли императора Исаака Ангела, так вот и порешили историческую справедливость восстановить.

А ушлые итальяшки снова денег не дали, только продукты и фураж, но при этом благородно разрешили в случае успеха предприятия пограбить город всласть, под процент, разумеется.

Сказано, сделано, Константинополь был взят, как и богатая добыча. В результате сего действия была основательно перекроена геополитическая карта Европы, сейчас не буду особо вдаваться в подробности, но Иннокентий, который Папа был так доволен падением Константинополя, что снял отлучение с крестоносцев.

Примерно на этом месте я и уснул…

х х х

сон

Оборванная створка ворот жалобно скрипела на песчаном ветру. Кто-то тихо скулил совсем рядом. Я открыл глаза и увидел, что это Паоло. Братья прекратили молитву, и теперь Франциско обрабатывал ему рану на ноге, поливая ее жидкостью из черного флакона.

Туман исчез, мы были внутри крепости. Старой, обтесанной ветрами мышеловки для людей, которая выглядела теперь абсолютно буднично, так, как и должна была выглядеть старая заброшенная крепость, много лет простоявшая в пустыне.

Разбойники явно не спешили вслед за нами, толи засада ждала нас снаружи, толи они просто собирались с духом, толи странное колдовство отправило их в преисподнюю. А было оно это колдовство, или все это мне привиделось? Я поднял голову вверх и быстро пробормотал короткую молитву. Облака выглядели насупившимися и не предвещали нам ничего хорошего. Казалось еще немного и грянет хорошая гроза.