Комодский дракон. Поезд призрак. Часть 2

– Далече ходили? – не по возрасту звонким голосом спросил Бога.

– По угодьям пробежались, кое-что подправили, дровишек заготовили, – сводя под уздцы гулко стучащую копытами по деревянному настилу лошадь, – ответил Леший, – к Николаю-староверу заглянули, по Енисею до Ангары сходили.

– Всё не теряешь надежду попа старообрядческого найти? Нашёл?

– Кое-что узнал, – уклонившись от ответа, – пробасил Леший, обнимая паромщика.

– Ну и то ладно! Надолго в посёлок?

– Пару деньков поживём, а там видно будет.

В комнатах большого отцовского дома Лешего, было зябко и неуютно, чувствовалось долгое отсутствие хозяев. С пожелтевших фотографий на стенах гостиной на Сашку глядели лики людей, некогда живущих в этом старинном доме.

Леший ушёл в посёлок по своим делам. Александр наносил воды и затопил баню, на быстро разгоревшейся кухонной плите, из привезённых с собой продуктов приготовил нехитрый ужин и стал ждать друга.

Хозяин дома вернулся поздно, Сашка уже начал волноваться, приготовленная еда остыла, в пыльное окошко давно заглядывала грустная Луна, в животе урчало и хотелось кушать.

Наконец звякнула щеколда калитки, на крыльце послышались шаги, в тёмном проёме дверей появилась знакомая фигура.

– Ты почему в темноте сидишь? – с порога спросил Леший.

– Выключателей на стенах и лампочек на потолке я не нашёл. Где хранятся свечи, тоже не знаю, вот так и сижу в потёмках!

– Разбаловались вы там, в новой жизни, наверное, электричество в каждом доме?

– Конечно, у нас всё на электричестве, свет, кухонные плиты, пылесосы и прочая техника.

Сашка хотел было рассказать о телевизоре, но вовремя одумался, поняв, что рассказ может растянуться на всю ночь. Как однажды уже было.

– Нет, брат, у нас электричество только на станции, в сельсовете, в некоторых домах, где начальство живёт, да на шахте. Но после одиннадцати лампочки горят только на вокзале. Сейчас керосиновую лампу достану, и будет свет. Занавески на окне задёрни, зачем чужим нас видеть!

Леший ушёл в чулан и вернулся с керосиновой лампой в руках. Сашка помнил такие лампы из своего детства. В посёлке, где он вырос, в то время электричество тоже выключали в одиннадцать часов. Прогуляв светлое время, уроки приходилось делать при лампе, родители были этим крайне недовольны.

Жёлтый язычок пламени, за «пузатым» стеклом, разгорался ярче и ярче, и вскоре в комнате стало светло.

– Незаменимая вещь зимой, когда дни короткие, – вслух рассуждал Леший, – пожалуй, заберу лампу с собой в зимовье.

– У нас тоже была такая, когда я был маленьким, – сообщил Сашка.

– Помнишь, как ты нам с Николаем рассказывал сказки про домашнее кино, которое можно смотреть хоть по сто раз на день и деньги не платить? Как оно называется?

– Телевизор.

– Во, во – «визир»! Кнопки на нём нажимаешь и смотришь. И лампу керосиновую ты тоже помнишь. А почему лампа, к примеру, называется «восьмилинейкой», или «двадцатилинейкой» знаешь? Вот, то-то, не знаешь! То есть, телевизор ты выучил, а его предшественника – лампу нет. А название «двадцатилинейка», всего-то, обозначает ширину фитиля лампы, в старинных единицах измерения – «линиях», – засмеялся Леший, – ты проиграл, иди баню подтопи!

– А линия чему равна? – не сдавался Сашка.

– Не знаю! – признался Леший, – проиграл! Значит, пойдём вместе, я лошадям сена дам!

После баньки за ужином, Леший впервые за всё время их знакомства, налив из старинного графина в гранёные рюмки, сказал:

– Давай Саша выпьем за удачу!

Спать легли за полночь. Леший рассказал поселковые новости, на вокзале новый милиционер, начальника станции после побега японского шпиона, несколько раз вызывали в район на допрос. От переживаний он даже похудел. Шахта последнее время не работает, в связи с проведением каких-то наладочных работ. Ранее работавший там иногородний люд потихоньку разъезжается. В посёлке, где живут Сашкины родные, организовали совхоз, и ведут большое строительство. Дед Бога обещал помочь найти свидетелей перестрелки, после которой пропала семья Лешего. Сам Леший предварительно договорился о продаже Сашкиной кобылы Анджелы, завтра к обеду придут покупатели смотреть лошадь.

Потихоньку разговор перешёл на дела Александра.

– Тебе надо встретиться с родственниками, – посоветовал Леший, – поговорить, осмотреться. При случае, остаться у них на зимние месяцы, устроиться на работу. Надо как-то продержаться до тепла. Мне кажется, что рассказанная тобой история с потерявшимся троюродным братом может тебе помочь. Назовись им, скажи, что матери не стало, вероятно, так оно и есть на самом деле, а ты, оставшись один, ходил в море с рыболовецкой артелью. Потом сменил много мест и трудился в колхозе. Кем ты мог бы трудиться в колхозе, или в артели? – неожиданно спросил Леший.

– Не знаю, – ответил Сашка, – наверное, электриком.

– Прекрасно, так и запишем. Мне Николай дал чистый бланк с печатью какого-то колхоза. Подожди, сейчас принесу.

Он вернулся с напечатанным на серой бумаге бланком, чернильницей и перьевой ручкой. Макнув перо, пододвинувшись ближе к свету, написав первое слово «Дана» посмотрел на Сашку:

– Как твоя фамилия?

– Карпов.

– У деда и у его брата как? Тоже Карпов?

– Конечно Карпов и отец мой Карпов Иван, и дед Карпов Семён Пантелеевич! Все мы карпы из одного озера! – засмеялся Сашка.

В течение часа они обсуждали коротенький текст, писали его на обрывках найденной газеты, зачёркивали и вновь писали. В итоге, красивым подчерком бывшего кадета Краснощёкова на бланке было выведено —

«Дана Карпову Виктору Григорьевичу, электрику рыболовецкой артели „Мир“ пос. Муклаково. Что он отпущен до 20.05.1939 года для трудоустройства и последующей работы в зимний период». Печать, подпись – неразборчиво.

– Да это же филькина грамота, – прочитав написанное, удивился Сашка, – это же не паспорт! У нас без паспорта никуда!

– Я не знаю, что там у вас, в светлом будущем, – обиделся Леший, – а у нас паспорта имеют только жители городов и приравненных к ним поселениям. А в сельской местности, – лица, работающие по найму на государственных предприятиях и получающие заработную плату. У колхозников паспортов нет. Самостоятельно менять место жительства они не имеют права. На время командировок им выдаются справки сельского совета, или правления колхоза. Тебе, Сашка, повезло ты член рыболовецкого колхоза, согласно закону, в местностях, с продолжительным зимним периодом, справки на выезд для сезонной работы по найму выдаются на пять – шесть месяцев. Понял? – прокурорским голосом огласил Леший.

– Тогда я завтра пойду домой, – поразмыслив, объявил Александр, – к отцу с дедом. Пойду пешком, чтобы на вокзале не светиться, тут недалеко – километров тридцать.

– Я тебе, оставшийся от брата-Василия саквояж найду, а то, как-то неудобно, приехал издалека и без вещей. Сложим туда твою прежнюю одежду, полотенце, кеды.

Укладываясь спать на непривычно мягкие постели, перед тем, как заснуть, Леший сказал из темноты:

– Если, что-то не получится, возвращайся в зимовье, если меня не будет, знаешь, где ключ лежит и карабин тоже. Там же оставлю припасы. Не волнуйся, переживём! – повозившись, Леший добавил, – да, я вспомнил, фитиль измеряют в «линиях», линия равна двум миллиметрам! Спокойной ночи!

Виктор Карпов

Утро следующего дня, как назло, выдалось прохладным. В лучах утреннего солнца на ещё зелёной траве, серебрился первый иней. Луг за околицей посёлка, через который проходила дорога, казался россыпью сказочных изумрудов, искрящихся разноцветными, мерцающими бликами.

Сашка шагал по пустынной дороге, глубоко засунув руки в карманы куртки, подняв воротник и натянув до ушей подаренный Николаем капелюх. Саквояж Василия оказался очень удобным, туда вошли все скромные пожитки, и нести его можно было даже подмышкой. Теперь бородатый Сашка, стал похож на сельского доктора, или ветеринара.

За густым лесом был слышен перестук колёс идущего поезда и тяжёлое дыхание паровозов.

– Хорошо было б заскочить на проходящий товарняк, – подумал Сашка, – через полчаса был бы на месте. Но на перегоне на тормозную площадку не заскочишь – скорость велика, а на станции можно охране попасться. Отец рассказывал, что в эти годы, на последней площадке поезда, ездил тормозной кондуктор, в тулупе и с винтовкой. Не дай Бог подстрелит, приняв за вора, останешься здесь навсегда. Сейчас солнышко поднимется и станет теплее!

Действительно, солнечные лучи потихоньку съели иней, над землёй заструилось незаметное тепло, отчего дальние предметы, особенно на взгорках, на фоне неба, будто бы парили в воздухе. От быстрой ходьбы стало жарко, Сашка расстегнул куртку, сдвинул капелюх на затылок и бодро шагал посредине полевой дороги.

– До родного посёлка тридцать километров, средняя скорость пешехода – пять километров в час. За шесть часов должен дойти, – прикинул Сашка, – но это если шагать, да шагать, без остановки! Так не получится – ноги устанут, левый ботинок уже начал большой палец тереть! Дойду до поворота, вон у того песчаного взгорка, отдохну и переобуюсь.

Переобувшись и отдохнув, Сашка посидел, опёршись спиной на ствол берёзки. Вспомнился утренний разговор с Лешим:

– Ты, Саня, самое главное забудь своё имя, с этой минуты ты Виктор Григорьевич Карпов! Хорошо бы тебе ещё вспомнить, как звали мать Виктора. Если у меня тут появятся какие-то новости, сам к тебе приеду, адрес помнишь?

– Набережная улица, дом одиннадцать!

– Удачи Виктор! Деду передавай привет!

Поднявшись, Сашка вновь зашагал по обочине дороги, продолжая вспоминать утренний разговор.

– Странно, и прошлый раз Леший про деда спрашивал и сейчас привет передаёт. Может и вправду они знакомы?

Интересно, как дед выглядит, может быть, мы чем-то похожи? Отец ещё пацан, по заборам лазает, на него-то, я точно должен походить. У отца есть две младших сестрёнки, тётя Наташа и тётя Катерина. Как мне теперь называть своих тёток-малолеток? С отцом на рыбалку будем ходить. Помнится, он мне давал взбучку за то, что курил. Интересно, а сам-то он сейчас, наверное, тоже втихаря подкуривает? Мама родом из соседнего села и отец, вероятно, про неё еще ничего не знает. Так, осталась ещё бабушка, мать отца и зовут её Любовь Андреевна. Слава Богу, она до сих пор живёт с моими родителями. Вроде всех вспомнил! Интересно, как они меня встретят? Надо ещё, что-нибудь из рассказов отца о детстве припомнить.

Солнце почти достигло зенита, было тепло, в придорожных кустах перекликались невидимые птички. В небе звенел ещё не улетевший на зимовку жаворонок. От сарая у дома путевого обходчика, возле железнодорожной насыпи, послышалось крик петуха.

– Хорошо! – Сашка полной грудью вдохнул пьянящей воздух, – широко и свободно! Когда-то мы с Мишкой по этой самой дороге ехали на родительском «Ирбите» на рыбалку, к той самой скале. Тогда тоже синело небо, светило солнце, пели птицы, – непонятно одно – это уже было, или только будет? Теперь, поди, разберись – в какой из этих жизней, я стою на этой дороге? Я уже есть, или ещё нет ни меня, ни Мишки, ни мотоцикла? Наши мамы ещё прыгают в «классики», а папы лазят по заборам и крышам. Но я-то здесь! Я стою на той самой дороге, по которой мы проедем только через тридцать с лишним лет. Сумасшествие какое-то! Кошмарный сон! Так и крыша съедет!

Внимание Александра привлёк коротенький состав из трёх старинных пассажирских вагонов и зелёного паровоза, остановившийся у сараев путевого обходчика:

– Похож на пригородный поезд «Ученик», ходивший здесь до электричек! – определил Сашка, возвращаясь к своим предыдущим размышлениям – о чём же я думал? А! Вспомнил! Отец что-то рассказывал о крышах и сараях, какой-то скандал! Да, да! Однажды, Витька и пацаны с набережных улиц, ночью, ради баловства, залезли на крышу старого двухэтажного сарая в Привокзальном посёлке и раскачали его. Древнее сооружение рухнуло, погребая под собой скарб жителей и хозяйских кур. Злоумышленники пойманы не были. Но дома тётя Света догадавшись, чьих рук это дело, дала Витьке такого ремня, что дед с трудом отнял у разгневанной родительницы непослушного сына, – подумал Сашка, – её звали Светланой! Это хорошо, что я вспомнил – точно, Светланой!

Где-то сзади на дороге послышался негромкий топот копыт и характерное позвякивание упряжи.

– Повозка, ходко едет! – предположил Александр и оглянулся, – на повороте дороги он увидел поднимающую лёгкую пыль двухколёсную бричку, запряжённую серой лошадью, вторая, рыжая, трусила сзади.

Он хотел было укрыться в кустах, но передумал:

– Седок, вероятно, меня тоже заметил. Спрячусь, вызову подозрение. Пойду потихоньку, захочет подвезти – не откажусь, но сам голосовать не буду.

Бричка приближалась, и вскоре он услышал за спиной бодрый мужской голос:

– Далеко путь держим?

Сашка обернулся, с ним поравнялась плетёная двухместная бричка на больших колёсах, в ней сидел симпатичный мужчина средних лет, в светлой пыльнике и «сталинской» фуражке, очень похожий на товарища Саахова из «Кавказской пленницы».

– Добрый день! В посёлок иду! – как можно дружелюбнее ответил Сашка. Попутно отметив, что привязанная за бричкой лошадь, его рыжая Анджела.

– Садитесь, – подвинулся мужчина, – вдвоём будет веселее!

– Спасибо, буду признателен! – театральной фразой ответил Сашка, – усаживаясь на мягкую подушку сидения, подумав при этом, – хороша бричка, видно не простой человек её владелец.

Какое-то время ехали молча.

Сашка понял, что мужчина и есть тот самый покупатель, о котором накануне говорил Леший. А ещё он прикинул, как будет отвечать на вопросы неожиданного попутчика.

– Так и будем ехать, молча? – улыбнулся мужчина, – давайте знакомиться, – протягивая руку, представился – Пётр Павлович!

– Виктор Григорьевич, – выдавил из себя Сашка.

– К кому-то в гости приехали? – поинтересовался мужчина.

– Ну, началось! – подумал новоиспеченный Виктор, чувствуя испарину на спине. – Да, решил навестить родственников, давно не был в этих краях, с самого детства. К Карповым еду, к Семёну Пантелеевичу – брату моего отца.

– Я в посёлке недавно, – ответил Пётр Павлович, – всё равно никого не знаю. Мы тут совхоз строим. А вы, сами- то откуда будете?

– Всё, влип! – бросило Сашку в холодный пот, – в такой повозке крестьяне не ездят, точно из госбезопасности, или из НКВД, ишь, расспрашивает!

С трудом поймав ускользающую мысль, Сашка не торопясь ответил:

– Живу и работаю в, рыболовецком колхозе, в низовьях могучего Енисея, ловим осетра, сига, лосося. В этом году – путина уже закончилась, на севере скоро ледостав, меня отпустили до весны на «вольные хлеба». Надеюсь, родственники помогут, устроюсь на работу до весны.

– А семья где?

– Я закоренелый холостяк.

– И не был женат? – удивился Пётр Павлович, – из монахов что ли?

– Нет не из монахов, – засмеялся Виктор, – был женат, но как-то не получилось. Сейчас живу один. На Севере с невестами туговато.

– Дети то, хоть есть?

– Не нажил, к сожалению!

– А по специальности матрос, рыбак, или разнорабочий? Я не знаю, как в рыболовном флоте рабочих называют.

– Нет, я по специальности электрик.

– Электрик это здорово, даже очень здорово! А мы тут строим совхоз, дома для жителей, фермы, мастерские, зерноток, скоро пустим свою электростанцию. Потом и клуб построим, танцы каждую субботу! Невест, – выбирай, какая приглянётся! Устроитесь у родных, отметитесь у паспортистки, приходите, я директор совхоза, фамилия Морозов.

За разговорами незаметно приехали в посёлок, Виктор распрощался с говорливым директором и пошёл по знакомой с детства, и в то же время незнакомой, улице.

Здесь дома стояли реже, не было тех громадных тополей, в тени которых он играл с друзьями жаркими летними днями. Навстречу попалась женщина-почтальон, внимательно посмотревшая на приезжего, Сашка пытался узнать в ней кого-то из знакомых, но вспомнив, что он теперь Виктор, оставил это занятие и поспешил к дому деда.

Дом стоял на прежнем месте, его крепкий сруб не был ещё обшит досками, на крыше не торчала телевизионная антенна, и выглядел он, как типичный деревенский пятистенок. Палисадника тоже не было, у калитки, на лавочке сидел подросток и читал книжку.

– Здравствуй, ты вероятно, Иван?

– Иван, – запнувшись на первом букве, удивлённо ответил подросток.

– Точнее Иван Семёнович, – деланно улыбнулся новоиспеченный Виктор.

– Так меня ещё не называют, – засмеялся в ответ мальчишка.

– Меня ты конечно не узнаёшь?

– Нет, не узнаю, вы похожи на Чехова, но без очков.

– Чехов носил пенсне.

– В школе мы недавно проходили его рассказ «Человек в футляре». На картинке Чехова похож на вас и у него был такой же чемоданчик.

– Нет, я не Чехов, но ты меня знаешь. Давай напомню!

Кто тебя катал на лошади, когда ты был маленьким? Помнишь, как ты плакал, когда я на реке упал с коня и чуть не утонул?

– Вы Виктор, сын тёти Светы! Бабушка, бабушка! – закричал парнишка, открывая калитку, – Витька приехал! Тёти Светы сын!

На высоком крыльце появилась бабушка отца, с весенним именем Тая, она недолго жила у Сашкиных родителей и запомнилась ему своим именем и тем, что часто молилась перед образами. Потом она уехала жить к папиной сестре.

– Виктор, – всплеснула она пухлыми ладонями, – Виктор, тебя и не узнать, ты стал настоящим мужчиной! Ну что же мы топчемся в ограде – проходи в дом!

– Здравствуйте баба Тая! Рад видеть вас в добром здравии!

– Проходи, проходи, я в доме одна! Семён Пантелеевич в поездке, обещал быть к вечеру, Люба на работе, на почте.

В доме было всё по-другому, – на кухне широкие скамейки вдоль стены, иконы с лампадкой в переднем углу, простенькая мебель, праздничная посуда за стёклами буфета, от русской печи к дверям, над половиной кухни, под потолком, полати, задёрнутые расшитой занавеской.

Из дальней комнаты выпорхнули две девчушки лет шести, в одинаковых платьях, увидев гостя, засмущались.

– С этими красавицами ты, наверно, не знаком, это Ванькины младшие сёстры Наташа и Екатерина.

– Когда мы с мамой уезжали, их ещё не было.

– А Стёпа, мой младшенький погиб в июле нынешнего года в боях на Хасане, – вытерев платком набежавшую слезу, почти прошептала баба Тая.

Посидели молча. Очнувшись от горьких дум, бабушка скомандовала:

– Ваня, баню растопи, Виктор с дороги помоется, да и дед из поездки вернётся, после паровоза ополоснётся. Пойдём Витя, покажу тебе комнатку, там и расположишься, помоешься, чайку попьём, да поговорим.

Они прошли в комнатку с входом из прихожей. Где стояла заправленная кровать, маленький стол, тумбочка и табурет.

– Располагайся, это каморка Степана, здесь он жил пока учился, потом работал шофёром в Канске. С машиной его и призвали весной, он больше не вернулся, сказывали, на мину наехал.

Бабушка ушла, Виктор огляделся, комнатка была знакома, у него здесь размещалась маленькая мастерская, фотолаборатория и хранились старые вещи.

Виктор помог Ваньке наносить воды из колодца, вместе растопили печь и как-то сдружились. Договорились сходить на рыбалку, Иван обещал показать уловистые места. После бани, баба Тая пригласила на чай с плюшками, они долго разговаривали. До прихода Любови Андреевны, Виктор успел узнать от словоохотливой старушки, самые свежие деревенские и семейные новости. Семён Пантелеевич приехал поздно, сразу ушёл мыться. И за поздним ужином, Виктору, в который раз, пришлось пересказывать, теперь уже для всех вместе, историю своей непростой жизни. О холодной зиме в Комсомольске на Амуре, простуде и смерти мамы, своих скитаниях, путинах на рыболовецком траулере, службе в пограничных войсках на Диксоне, женитьбе, работе в рыболовецком колхозе на Енисее, разводе и своём решении приехать на зиму к родственникам. Придумывать многое не пришлось, пригодились воспоминания о службе на границе и работе в стройотряде на рыбозаводе во время учёбы.

Виктор, вспомнив детство и историю с упавшим сараем, и шуточно поблагодарил Семёна Пантелеевича за свою спасённую жизнь.

– Крепкую трёпку мать тебе устроила, – согласился хозяин, – однако, неделю на животе спал и за ворота не выходил.

Засиделись далеко за полночь, в конце беседы Виктор поделился планами:

– По дороге из Павловки меня подвёз на своей бричке директор совхоза Пётр Павлович Морозов. Узнав, что я электрик, предложил устроиться к ним на работу. Завтра с утра отмечусь в паспортном столе и к нему в контору.

– Отдохни с дороги, потом и пойдёшь, – предложил Семён Пантелеевич, – куда спешить-то? Может, ещё к нам в мастерские устроишься, на железной дороге электрики тоже нужны.

– Нет, я и так давно бездельничаю, считай месяц с лишним, до вас добирался. Схожу к Морозову.

Лёжа на кровати в каморке погибшего Степана, после всех выдуманных историй, рассказов, вопросов, стыда от того, что приходится обманывать этих добросердечных людей, Сашка вдруг отчётливо понял и внутренне ощутил себя Виктором! Дороги назад не было! Но он твёрдо решил для себя, что обязательно придёт такое время, когда он сможет рассказать правду. Пускай не всем, но хотя бы деду Семёну!

Сон не шёл, повозившись на чистой постели, пожалев, что бросил курить, Виктор ещё раз мысленно перебрал события прошедшего дня:

– Неожиданная встреча с директором строящегося совхоза была, как нельзя кстати. Неизвестно какие порядки в этой жизни, а в той, где он окончил институт, без удостоверения о полученной специальности и допусков для работы, как говорят, «под напряжение», никто тебя работать электриком не возьмёт. В совхозе, вероятно, попроще и по справке примут. То, что первыми встретились Иван и баба Тая, дали возможность перестроиться и вжиться в события и свою новую жизнь. Судя по всему, ему поверили, напрасно он боялся, что дед Семён в один момент стукнет кулаком по столу и скажет «Врёшь! Жива Светлана, на днях письмо было!»

Он ещё раз перебрал в памяти всех вспомнившихся родственников, и с доброй улыбкой отметил того, кто станет его отцом:

– Иван открытый, доверчивый, добрый парень – мой отец, как ни крути! Хорошо бы и маму увидеть! Обязательно научу Ваню чему-то нужному, хотя бы по части электричества. Кстати, отец в той, – моей жизни, энергетиком работает.

Утром после завтрака Любовь Андреевна предложила:

– Ты, поди, забыл, где сельский совет? Пойдём вместе, там паспортисткой работает моя подруга. Похвастаюсь своим гостем, да спрошу, как у неё дела, давно не виделись!

Всё сложилось как нельзя лучше, через два дня Виктор Григорьевич Карпов работал в бригаде электриков на готовящейся к пуску электростанции.

Отец и сын

Получив аванс и подъёмные, Виктор половину отдал бабе Тае, она заведовала кухней. Каморка так и закрепилась за ним, хотя он сразу сказал, что скоро будет сдаваться два дома, и он может получить в одном из них комнату.

Дни помчались, как в калейдоскопе. Бабушка Тая вставала очень рано, провожая по очереди всех. Когда Семёном Пантелеевичем, был не в поездке, они завтракали вместе. Но чаще, Виктор, быстренько покушав, прихватив собранный бабушкой «тормозок» с обедом, убегал на свою стройку. В воскресенье они с Иваном ходили рыбачить на «утренней зорьке», как называл это время будущий отец. Речка была всё та же, но рыбы в ней было, несомненно, больше и, посидев часок – полтора, можно было принести домой на радость бабушке Тае, полведёрка приличных чебаков и краснопёрок.

Они крепко подружились, Иван по секрету рассказал другу, что ему нравится девчонка из его класса, которая живёт в соседней деревне, и они с друзьями часто провожают девчонок домой, если занятия задерживаются.

– Она-то знает, что нравится тебе? – спросил Виктор.

– Наверное, знает, когда я долго смотрю на неё на уроке, она оборачивается и тихонько улыбается.

Александр знал, что отец женился только после войны, а где они с мамой познакомились, не помнил. Поэтому с замиранием сердца спросил:

– Как её зовут?

– Люда, Людмила! – ответил Иван.

– Ух, отлегло от сердца, – подумал Сашка, но для уверенности спросил, – а фамилия как?

– Ивлева!

– Хорошая девчонка, я знал её старшего брата.

– Вместе сараи раскачивали? – засмеялся Ванька.

– Да, да! Не груби старшим!

Строящаяся электростанция оказалась паровой. Пыхтящий агрегат, похожий на откушенный нос небольшого паровоза, через два громадных шатуна, вращал маховик, а тот, одним валом крутил динамо машину, а другим, привод насоса, качающего из-под земли воду.

– Всё продумано, – гордо показывал директор совхоза электростанцию гостям из области, – и электричество вырабатывает и воду качает!