Дорога для двоих

– Мариша, Андрюша! Айда обедать!

«Андрюша, – улыбнулся Андрей. – Так меня давно никто не называл».

Рюкзак уже не казался неподъёмным, хотя тело спустя год работы в душном офисе отвыкло от таких нагрузок. Приют «Костёр», в котором Андрей ночевал вчера, был последним безопасным пристанищем на пути к вершине, и сейчас, на высоте четырёх тысяч метров, оставалось полагаться только на свои ноги, сноровку и выносливость.

Очень странно быть здесь одному. «Нет, – мысленно поправил самого себя Андрей. – Очень странно вообще быть одному». В городе, кишащем людьми, кипящем, летнем, взрывающемся тысячами шумов и звуков, остаться одному – это роскошь. А здесь – ни души, и время будто остановилось. Ребята, с которыми Андрей познакомился в «Костре», остались там с ночёвкой ещё на день, чтобы получше подготовиться к восхождению. Андрей же решил, что два дня на одном месте – это чересчур, поэтому шёл один. Впрочем, он уже успел об этом пожалеть.

Как оказалось, он был совершенно не готов к тому, чтобы остаться один на один со своими мыслями.

«Надо было вести дневник путешественника, ей-богу! Хоть какое-то было бы общение. Хоть с самим собой», – думал Андрей, перебирая в памяти последние события перед отъездом.

В один из апрельских вечеров Андрей заявил: «В июле я иду на Эльбрус! Начинаю подготовку сегодня». Родители лишь пожали плечами. Знали: отговорить не получится. Это было бы уже его четвёртое восхождение. В конце концов, одним больше, одним меньше. Бабушке с дедушкой, однако же, новость решили не сообщать. Всё-таки возраст уже не тот: чего доброго, распереживаются, а там и до беды недалеко.

Андрей шёл без спешки, и мышцы вскоре привыкли к его размеренному шагу. Склоны, ослепительные даже через очки, вызвали в его памяти сцены из старого советского мультика про медвежонка, который объелся снега.

– И почему снег не сахар? – вслух спросил себя Андрей и вдруг вспомнил о Маришке, работающей в кондитерской.

Фото! Она просила сделать побольше фотографий. Такая смешная. «И знает же, что не люблю я столько фотографироваться. Ну ладно! Пройду ещё метров пятьсот и там щёлкну пару кадров».

Поднимаясь в гору, невольно задумываешься о том, как легко идти по городу. От одной станции метро до другой – полторы тысячи метров. Это расстояние можно пройти минут за двадцать небрежным шагом. Но вместо этого все ныряют вглубь подземки и мчатся в вагон. В городе нет времени ни на что, а здесь, в горах, времени просто нет. Эти склоны были здесь всегда и всегда будут. Если закрыть глаза на сто лет и потом снова открыть, то можно не почувствовать никаких перемен.

Солнце давно перевалило за зенит, и нужно было поторопиться, чтобы успеть на следующий привал до темноты. Дышать стало заметно сложнее, а в висках застучали крохотные африканские барабаны. Ноги напоминали расшатанные пружины. До седловины оставалось метров триста, но, пожалуй, это были самые тяжёлые триста метров за всё время пути. На почти отвесных утёсах негде было остановиться, передохнуть. Андрей пыхтел, как паровоз, или, по крайней мере, так ему казалось.

Он прислонился к склону и взглянул вниз. Нескончаемая снежная дорога, унизанная скалами, встретилась с ним лицом к лицу. Это было чудо.

«Кажется, я уже видел тебя, Гора гор!»

Андрей слышал немало историй о том, как люди, попадая в какое-то место, будто вспоминали его, хотя ни разу не бывали там. Это как дежавю, только не проходит через секунду. Оно остаётся с тобой, это ощущение узнавания. Что-то похожее Андрей сейчас и испытывал. Быть может, виной всему недостаток кислорода?

«Нужно сделать фото Маринке», – напомнил себе Андрей. Он сделал шаг вправо, уцепившись за скалу рукой, чтобы сесть на неё и улыбнуться дому через сотни километров. Скала, казалось, подалась вперёд, словно видя и разделяя его усталость. Андрей сел на камень, достал фотоаппарат и повернулся лицом к укутавшейся в туман вершине.

– Это фото того, что я уже прошёл, – сказал он и нажал на спуск фотоаппарата. В тот же миг где-то в вышине раздался рокочущий, нарастающий шум. Что это? Гром? Может, просто кровь шумит в ушах? Но нет, шум продолжал расти.

Не может быть!

– Лавина! – закричал Андрей или подумал, что закричал.

Он стал стремительно спускаться, цепляясь за скалы. Обогнуть их справа или слева не было никакой возможности, поэтому он просто бежал вниз, не разбирая дороги. Один неудачный шаг, и вот он уже кубарем катится по склону, точно живой камень.

Последнее что он видел – надвигающееся на него белоснежное, звенящее цунами.

Последнее что чувствовал – запах.

Запах жжёного сахара.

* * *

– Андрей! Я думаю, нужно идти до седла сегодня! Мы уже готовы! – с улыбкой на лице воскликнул коренастый широкоплечий парень. – Света согласна. Она собирается.

Спросонья Андрей не сразу понял, где он. Оглядел комнату. Деревянный пол, стол посередине. Карта Эльбруса на стене соседствовала с портретом Ленина.

– Вставай уже! Все завтракают. «Костёр» не ждёт.

– Саш, а сколько времени? – неожиданно спросил Андрей не своим голосом. – Кажется, я немного простыл.

– Уже пять. Слушай, братец, да тебе срочно нужно коньячку с мёдом дерябнуть! А ну-ка кончай лежебочить! Одеяло долой, пойдём лечиться!

– Да! Хорошо. Я встаю.

Саша вышел, насвистывая какой-то марш. Кажется, это был Мендельсон. В комнату быстрыми, лёгкими шагами вошла Света. Её карие с золотистыми крапинками глаза горели, и она, как всегда, смеялась.

– Андрюша! – Она подбежала и поцеловала его. Внезапно смутившись собственной порывистости, она произнесла, словно бы в своё оправдание: – Лучший медовый месяц и придумать нельзя!

Её звонкий голос отозвался в сердце, и Андрей ответил:

– Это ты самая лучшая! Самая светлая!

– Эй, молодожёны! Быстрее! – с напускной суровостью прикрикнул Саша, и Андрей со Светой засуетились.

Из кухни веяло теплом и смехом. Ребята из других городов уже пили чай. Разговор был о том, что сегодня обещали неважную погоду, все советовали друг другу быть осторожнее на скалах.

– Всю дорогу затуманило, да ещё и дождь вот-вот зарядит. Лучше перекантуемся здесь до завтра от греха подальше, – говорили ребята.

– А мы всё равно пойдём. Через пятнадцать минут выходим, – сказал, как отрезал, Саша.

Переглянувшись, трое друзей наскоро допили чай и встали из-за стола. Ровно через пятнадцать минут они уже были в пути.

До следующего места ночёвки ребята добрались к вечеру. Туман к этому времени стал больше напоминать лёгкую дымку, чем густой кисель, а туча, так и не разразившись дождём, уплыла прочь.

– Я совсем не устала! Нет! – громко парировала Света, повернувшись.

– Света, будет лучше остановиться здесь. Разобьём палатку, переждём до завтра. Уже поздно идти дальше, – настойчиво повторил Андрей.

– Андрей прав, уже темнеет, и выше седла мы сегодня не поднимемся.

Саша остановился и сбросил рюкзак.

– Здесь будет палатка. Давайте привал.

Устроившись, ребята перекусили бутербродами и орехами. Голова немного кружилась от переизбытка впечатлений и разрежённого воздуха, в ушах гудело. Однако Света никак не успокаивалась.

– Андрюша! Можно я ещё немного поднимусь? Потом снова спущусь к вам. Очень уж хочется поглядеть.

– Ну что с ней сделаешь? – улыбнулся Андрей, глядя на уставшую, но радостную Свету. При его словах ямочки на её щеках зарделись, и она, поцеловав мужа, выбралась из палатки.

Уже темнело, но солнце ещё не село за горизонт.

Саша многозначительно вздохнул и полез в спальник.

– Вы как хотите, а я на боковую! Завтра, в четыре – подъём.

Андрей остался у палатки. Он смотрел, как Света идёт вверх. Она помахала ему рукой и улыбнулась.

– А вот спорим, я первая доберусь до вершины? – засмеялась она и пошла дальше.

– Нет уж! – крикнул Андрей и побежал за ней.

Ноги утопали в снегу, недельная щетина вокруг рта мгновенно покрылась льдинками от дыхания. Тридцать два метра, пятьдесят, сто. Он бежал, не слыша ничего, кроме своего сердца и гула в ушах. Света не уступала ему и была на пять метров выше.

Внезапно с радостным «Ух!» девушка повалилась спиной в сугроб и, широко раскинув в стороны руки и ноги, принялась смешно барахтаться и подгребать под себя снег. Через несколько мгновений она уже снова стояла, с гордостью созерцая своё творение. Силуэт, оставленный ею в снегу, напоминал очертания громадной бабочки.

Света крикнула Андрею:

– Эй, копуша! Гляди, какую красоту я сделала, пока ты там карабкаешься!

Андрей остановился, чтобы отдышаться. Он с трудом разбирал Светины слова. Гул в ушах становился сильнее. Нет, этот звук идёт сверху. Гром?

Пытаясь определить источник шума, Андрей поднял глаза и увидел её. Огромную волну снега, летевшую издалека прямо на них.

– Лавина! – закричал он или подумал, что закричал.

Света испуганно посмотрела на него и застыла на месте.

– Света! Спускайся!

Но она стояла как вкопанная. Андрей догнал её и тоже замер. Лавина была уже слишком близко.

* * *

– Парень! Парень! – кричал кто-то прямо над головой.

У Андрея из груди вырвался стон.

– Он живой! Живой! Помогите раскопать!

Андрей осторожно приоткрыл глаза. Те отозвались болью. Всё вокруг было чёрное. Нет. Белое.

– Ты цел? – спросила склонившаяся над ним девушка. – Срочно в палатку его, ребята!

Сидя в палатке на седловине Эльбруса и сжимая в руках термокружку, Андрей постепенно приходил в себя.

– Тридцать два метра оставалось, и вот лавина. Закон подлости, но бывает, – пожал плечами худощавый парень в синей куртке. – Миша! – Он протянул руку.

– Андрей, – представился Андрей и сам вдруг удивился своему голосу.

– Света, – улыбнулась девушка, та, что первой обнаружила его на склоне, и ямочки на её щеках залились краской.

– Настя, – взволнованно поприветствовала Андрея другая девушка, сидевшая ближе к выходу. – Ты зачем вообще один пошёл?

– Не знаю. Захотел так, – постепенно выходя из оцепенения, сказал Андрей. – Спасибо вам, ребят! Если бы не вы…

– Если бы не Света! – со смехом поправил его Миша. – Это она предложила проверить, нет ли кого внизу. Мы видели лавину, но она нас миновала, боком прошла. Ты знаешь, что шанс найти кого-то под снегом после лавины – один на миллион? Ты, братец, в рубашке родился. Твой фотоаппарат тебя спас.

Андрей вспомнил, как, скатываясь по склону, размахивал руками и нечаянно подбросил фотоаппарат вверх. Наверное, именно это и спасло ему жизнь. Камера, лежавшая рядом на снегу, стала его опознавательным знаком.

– Спасибо… – сердечно улыбнулся Андрей. – Но я не видел вас впереди. Как вы шли?

Света, которая тем временем взялась заплетать себе толстую косу, ответила:

– Ничего удивительного! Мы здесь уже вторые сутки. Настя повредила ногу, но сегодня на рассвете мы планировали идти дальше. Теперь даже не знаем… – Она рассмеялась, и её заразительный смех растёкся по всей палатке, оставляя яркие кляксы то здесь, то там. Одна клякса попала прямо на Андрея, и он тоже засмеялся.

«Где-то я уже слышал этот смех».

– Ну уж нет. На рассвете, так на рассвете! – сказал он. – У меня ничего не болит. Сколько я там лежал?

– Не больше десяти минут. Мы увидели лавину и сразу стали спускаться. Кстати, там с тобой точно никого больше не было?

– Были! То есть… нет. Наверное, нет, – замявшись, проговорил Андрей. – Просто какой-то странный сон я видел.

– Фух! Ты напугал! Сон – это ещё можно пережить. Главное, что никого больше не завалило, – сказала Настя. – Свет, подай, пожалуйста, сахар. Я ещё чая выпью.

Немного приподнявшись с места, Света достала из рюкзака мешочек сахара.

– Возьми! – только и успела сказать она, как сахар стал медленно высыпаться. – Ой! Пакет порвался!

Сахар звенящим бисером коснулся руки Андрея, и его словно током ударило.

«Света! Саша!»

– Что случилось? – испуганно спросила Света, заметив, как он изменился в лице.

– Я пока не знаю. Но что-то точно случилось.

Лёжа в своей палатке, Андрей думал о падении, о том, что выжил, о своём странном сне, о Свете и Саше, оставшихся где-то по ту сторону сознания. Сон подкрался к нему незаметно, словно мама, которая боится разбудить своего малыша, и нежно поцеловал в висок.

* * *

– Ба, что же случилось тогда с ними? Ба! – вскрикнул Андрюша, прибежав с грядки с полными руками клубники.

– Батюшки, да с кем с ними-то? – не сразу поняла бабушка.

– Да с Андреем и Светой же!

Бабушка, присела на деревянный, сделанный когда-то дедушкой табурет.

– Погибли они. Там, в горах.

– Как, ба? Как? – не унимался Андрюша. Ему было жутко интересно, и клубника вдруг высыпалась на пол.

Бабушка, охая, опустилась на колени и стала собирать её в миску. Андрюша поднимал и клал на стол, поднимал – и на стол.

– Ну, скажи! – закончив, ещё раз твёрдо попросил он.

– Дедушка не любит говорить об этом, а я не знаю всего. После того раза он больше не ходил в горы. Его лучший друг, Андрей… чудесный был человек… а Света… она была моей подругой. Я не пошла с ними тогда, потому что была беременна твоим папой. А они вот пошли… Их накрыло лавиной.

Бабушка отвернулась. Андрей подбежал к ней.

– Ты плачешь, ба? Не плачь! Я думаю, они выжили. Просто потерялись.

Бабушка грустно улыбнулась и поцеловала Андрюшу в лоб.

– Зови Маришку! Пойдём на речку! – сказала она и стала собираться.

* * *

Следующим утром Андрей, Света, Миша и Настя уже стояли на вершине Эльбруса. Позади 5400 метров, впереди – только небо и солнце.

Света посмотрела на Андрея своими горящими расплавленным золотом глазами.

– Я будто знаю тебя, – сказала она. Ямочки на её щеках чуть дрогнули, только сейчас она совсем не смущалась.

– Ты – самая светлая! – ответил он и взял её за руку.

По телу разлилось тепло и нежность, и голова закружилась. Андрей улыбался. Перед глазами расстилался такой простор, что от переполнявших чувств хотелось кричать.

«Мы всё-таки дошли… На этот раз дошли», – думал он.

Облака остались ниже, они обнимали скалы своими пухлыми, нежными пальцами. Свет залил всё.

Андрей лёг на вершину и целовал снег, обжигающий губы и щёки.

Снег, казалось, пах жжёным сахаром.

Интерлюдия II: ДАРЫ (автор – Борис Ипатов)

Храм выныривает из поднебесной дымки так неожиданно и так искусно притворяется продолжением окружающих его скал, что Индра не сразу понимает, что перед ней. Лишь внезапно окончившаяся Лестница подсказывает: вот он, финал путешествия.

Бугристые, обледенелые стены-утёсы разверзаются проёмами – всё же слишком ровными, чтобы быть творением природы. К тому же никакой стихии не под силу было бы врезать в них эти массивные бронзовые створы, которые сейчас столь маняще раздвинуты навстречу пилигримам.

Внутри людно, натоплено и висит тяжёлый, хмелящий дух благовоний. Главная зала гудит растревоженным ульем. На входе монахи в жёлтых одеяниях раздают новоприбывшим таблички с иероглифами, которые определяют очередь среди просителей. Символ на табличке Индры недвусмысленно говорит, что ожидание её может затянуться по меньшей мере на пару дней.

Что ж, она ждала этого момента почти сорок лет; ещё два дня для неё – сущая ерунда.

Поздним вечером, когда большинство паломников готовятся отойти ко сну прямо на просторном полу главной залы, Арьяман находит Индру снаружи, сидящей на верхней ступеньке Лестницы. Она коротает время за причудливой забавой: выискивает рядом с собой мелкие камешки, зажимает в кулаке и отогревает, точно в маленькой жаровне, до тех пор, пока те не начинают сиять насыщенным червонным цветом. А затем швыряет их с обрыва. По пути вниз эти головешки звонко отскакивают от ступеней, выбивая брызги искр.

– Пожалуй, я никогда не устану смотреть, как ты это делаешь, – говорит Арьяман, с упоением наблюдая, как очередной такой искристый «попрыгунчик» отправляется в затяжной спуск по Великой Лестнице.

– А я ведь так и не спросила, каков твой дар, – замечает Индра.

– О, он и вполовину не так удивителен, как твой!

– И всё же.

Арьяман пожимает плечами. Затем опускает взгляд на браслетофон, красующийся на запястье у Индры. Спустя мгновение тот будто начинает жить собственной жизнью: сам собой загорается дисплей, открываются и закрываются несколько приложений; в конце концов из основных динамиков, точь-в-точь пламя из сопел ракеты, выплёскивается голос. Глуховатый, в паутине потрескиваний и щелчков, он словно бы пробивается издалека – из недостижимо глубокого прошлого:

«…Утолив свой голод, постоялец несколько часов провёл в саду. Тень утреннего скандала бесследно испарилась, когда наступил жаркий июльский полдень… – Слова Младшей Речи звучат здесь, среди вековых скал, так неуместно, так чуждо, что даже эхо замирает в растерянности, не зная, как ему поступить с этим гостем из давно минувшей эпохи. Подхватить и унести прочь? Опрокинуть в пропасть? Прихлопнуть, как назойливо зудящую мошку? – …Вернувшись в комнату, Андре сел на диван. Сад шептал в открытое окно, летний день пёк и умасливал ветерком…»

Индра останавливает запись, проведя по браслету пальцем. Нет, эти слова слишком интимны, чтобы касаться чужих ушей.

– Занятное же ты выбрала звуковое сопровождение себе в дорогу, – усмехается Арьяман. – Что это?

– Мне удалось разыскать эту запись в архивах Майяраштры. Это старинная повесть, написанная ещё до Пробуждения. Она называется «Дом в краю звездопадов».

– И ты искала именно её? Почему?

– Она наша.

– Твоя и… – Юноша спотыкается на полуслове. Затем всё-таки заканчивает: – …Аатма-Бандху?

– Да.

На минуту между ними воцаряется молчание. Индра поднимает взгляд, опасаясь, что возвращение к этой теме вновь смутило Арьямана, однако тот с задумчивой улыбкой разглядывает густо усеянный звёздами небосвод. Здесь, в горах звёзды, кажется, нависают прямо над головой. Кинь в них булыжником покрупнее, встряхни как следует этот иссиня-чёрный полог, и они посыплются оттуда, как плохо приклеенное конфетти.

– Ты когда-нибудь слышала о квантовой запутанности? – вдруг спрашивает Арьяман. – Нет? Тогда позволь поведать тебе одну историю. Как-то раз родились на свет два брата-близнеца. Во всём были они подобны друг другу, все невзгоды и радости свои делили на двоих. Порой окружавшим начинало казаться, что их связывает нечто даже большее, чем простые узы родства. Так, если кому-то из них случалось заболеть, то нездоровилось и другому; если один, играя в саду, расшибал себе колено, то и у второго шла кровь из того же места; если с первым приключалось что-нибудь – благое или дурное, – брат его непостижимым образом узнавал об этом сию же секунду. И вот, так вышло, что судьба развела их по разным концам мира. Много лет провели они врозь, в тоске и сожалении, потеряв друг друга из виду, не в силах обменяться даже весточками. Со временем они, конечно, смирились с потерей, каждый из них наладил свой быт, обзавёлся собственной семьёй. Жизнь шла своим чередом. А потом настал день, когда они случайно столкнулись на улице, шагая рука об руку со своими жёнами. Они присели побеседовать друг с другом, поделиться новостями, что скопились у них с момента расставания. И каково же было их общее изумление, когда выяснилось, что у жён и сыновей их одинаковые имена, и собаки у них одной породы, и дома их похожи как две капли воды, и пристрастия в еде у них одинаковые, и даже самые мельчайшие подробности жизней их совпадают.

Арьяман делает небольшую паузу – не то для пущего эффекта, не то просто чтобы перевести дыхание. Украдкой бросает взгляд на Индру. Та не смотрит на него, но слушает внимательно.

– Так вот, – продолжает он, – некоторые частицы, из которых состоит наш мир, – в точности как эти два брата, связаны таинственными узами. И как далеко друг от друга их ни закинь, – пусть даже на разные концы Вселенной, – если с одной из них что-то происходит, вторая немедленно отзывается, будто с нею происходит то же самое. Говорят, именно эту связь и позволяет использовать дар Плясунов, когда они совершают свои Прыжки между звёздами. Любопытно, правда? Две частицы. Два Плясуна. Некоторые дороги этого мира словно предназначены для того, чтобы пройти их вдвоём.

Индра не может удержаться от улыбки.

– Братец, сдаётся мне, в каком-то из своих Циклов ты был поэтом.

– Обижаешь! Я был им во всех своих Циклах! – весело подмигивает Арьяман, а затем добавляет – уже серьёзно: – Я уверен, ты найдёшь того, кого ищешь. Подобные узы слишком крепки, чтобы разорваться. Неважно, как далеко вас забросит друг от друга судьба.

– Спасибо. – В голосе Индры звучит особая теплота. – Знаешь, всё-таки твой дар чудесен. Особенно – тот, что ты явил мне вторым.

Арьяман смеряет её непонимающим взором.

Ещё один раскалённый докрасна камешек, постукивая, скатывается по ступеням. Он похож на упавшую с неба звезду.

* * *

Звон колокольчика заставляет Индру вздрогнуть.

Забавно. Все те дни, пока она ждала своей очереди, душевное равновесие не покидало её ни на секунду. Теперь же, когда заветный час наконец настал, сердце её трепещет в груди, как обезумевшая пичужка.

Старейший сидит на полу посреди широкой светлой кельи. Увидев его, Индра на миг застывает от неожиданности.

Старейший… Звучит почти как насмешка. Это мальчик, совсем ещё дитя, на вид – едва ли старше десяти лет. Разумеется, Индра и сама осознаёт, как это глупо – оценивать Пробуждённых по их физическому возрасту. Именно поэтому каждый из них носит на пальцах цикловые «кольца». У этого мальчика «кольцами» исполосовано всё тело – от кончиков пальцев на босых ногах до гладко выбритой макушки, – что делает его внешность крайне гротескной. И всё же после убелённого сединами Старейшего, которого Индре довелось посетить на Майяраштре, этот своей кажущейся юностью начисто выбивает из колеи.

Словно стремясь ещё ярче подчеркнуть этот диссонанс, Старейший играет сам с собой. При помощи длинного деревянного багра он цепляет разноцветные фигурки и передвигает их по расчерченному квадратами полю. У некоторых фигур человеческие лица, у других – звериные морды. Приглядевшись к ним, Индра распознаёт в игре Чатурангу2.

Старейший так увлечён этим занятием, что даже не замечает появления очередной посетительницы. В попытке привлечь его внимание Индра садится напротив. Тщетно. Он не удостаивает её даже самым мимолётным взглядом. Кажется, в этот момент его вообще не интересует ничего, кроме этих пёстрых резных болванчиков, расставленных перед ним на полу.

Красный пеший воин ходит на квадрат вперёд. Жёлтый слон преграждает ему путь. Зелёная колесница берёт жёлтого пешего. Чёрный раджа под ударом.

– Старейший…

Без ответа. Мальчик полностью погружён в игру. Индра растерянно смотрит на двоих монахов, застывших у противоположной стены, но те сидят, прикрыв глаза, никак не реагируя на происходящее.

– Меня зовут Индра Васава. Старейший Майяраштры советовал мне обратиться к тебе. Я хочу узнать…

Чёрная конница, защищая раджу, выступает наперерез жёлтой колеснице. Зелёный слон разом берёт всех вражеских слонов, заняв последний свободный квадрат в центре поля.

Всё напрасно. Кажется, даже если вокруг начнут крошиться горы, это его не отвлечёт.

– Прошу тебя! У меня всего один вопрос. Я ищу человека, который мне очень дорог! С которым мы прошли через многие жизни. Я должна его найти! Это очень важно!

Душа Индры наполняется отчаянием. Она слышала истории о несчастных, которых Старейшие сочли недостойными своего ответа. Неужели же ей суждено стать одной из них?

Красный раджа берёт зелёного слона. Зелёная пешка понемногу подбирается к чёрному коню. Жёлтая колесница…

Не стерпев, Индра опережает Старейшего: выхватывает фигуру прямо из-под его багра и сама делает ход. В ту же секунду мальчик будто просыпается, впивается в Индру широко раскрытыми бирюзовейшими глазами. Несколько раз моргает, как человек, приходящий в себя после долгого сна. С каждым взмахом век глаза его меняют цвет – с небесно-бирюзового на болотно-зелёный, затем на кофейно-чёрный, пухово-серый, пасмурно-синий, янтарный в буром ободке. Наконец, он смаргивает в последний раз, и его глаза приобретают оттенок, от которого у Индры начинает сосать под ложечкой. Этот невыносимо знакомый оттенок. Карий с золотом.

Одновременно с этим мальчик начинает говорить. Быстро. Без остановок. Так школьник читает наизусть зазубренный стих, боясь, что, если он прервётся хоть на мгновение, строчки разбегутся из его памяти, точно перепуганные внезапным светом тараканы.

…Поджав ноги, Андре сидел на белой простынке. И всё равно ему не найти ничего лучше за такую скромную плату. Похоже, нужно будет привыкнуть к этому дому. Тем более, всё устаканилось, и уже давно стояла тишина. Было даже слишком тихо. Того и гляди, провалишься в дрёму, а так и весь день-деньской проспать недолго.