Финт хвостом

Эллиот повернулся. Огня больше не было.

– Перекройте воду, – крикнул Эллиот Войту и Васкиз.

Подошел Дварик, начальник четвертого батальона. Он остановился, чтобы почесать кошку под подбородком. Эллиот очень уважал Дварика, старого пожарного, который боролся с огнем с сороковых годов. Эллиот ожидал, что Дварик поможет, но он только спросил:

– Что думаешь, Франклин? Вторая бригада понадобится?

– Думаю, мы сбили пламя, шеф, – ответил Эллиот.

– Гражданские снаружи?

– Сейчас ведутся поисковые работы, – доложил Эллиот, как раз в тот момент, когда парень из пятнадцатой бригады сообщил, что в здании чисто.

– Потери? – спросил Дварик.

– Две квартиры, – ответил Войт с ноткой обвинения. – А этот чертов кот расцарапал меня до самых костей.

Рот Дварика скривился.

– Ущерб в основном от дыма и воды, – добавила Васкиз.

– Отличное решение – зайти с обеих сторон, – похвалил Дварик прежде, чем Эллиот смог что-то сказать. – Я проверил – на чердаке в противопожарных стенах есть дыры. Если бы вы стали действовать со стороны фасада, то могли потерять весь ряд квартир.

– Спасибо, шеф, – поблагодарил Эллиот.

На этот раз Войт промолчал.

– Веди своих на отдых, – велел Дварик. – А мы через несколько минут начнем спасение имущества.

Черная кошка спрыгнула с перил и принялась тереться о сапоги Эллиота, громко урча.

Из-за отчетов и столь позднего вызова Эллиот пришел домой позже обычного. Он добрался до дома около двух часов дня без задних ног. За всю ночь им не удалось поспать больше одного часа.

Когда он остановился на парадных ступенях, чтобы поднять газеты, что-то пролетело мимо его уха, гудя, как маленький пропеллер. Колибри. Она на несколько секунд зависла над Ритиной кормушкой и вскоре исчезла из поля зрения. Эллиот снял кормушку с крючка, чувствуя прилив вины за то, что позволил ей высохнуть. Он оглядел двор.

Трава завяла и пожелтела по краям. Эллиот зашел в дом и наполнил кормушку. Повесив ее на крышу крыльца, он вытащил разбрызгиватель и шланг. Давление воды было низким. Пока он вертел шланг, пытаясь достать до иссушенных краев газона, он заметил одного из черных котят, свернувшегося позади лилий рядом с вентилем. Котенок лежал и смотрел на него с полным равнодушием.

– Похоже, ты здорово проголодался, приятель, – подметил Эллиот.

Котенок настороженно поднялся, как будто хотел на него броситься.

– Что с вами такое, ребята? – спросил Эллиот. – Что вы там задумали?

Котенок не издал ни звука, но Эллиот видел, как вздымаются его ребра вместе с быстрым дыханием. Он отправился в дом и открыл банку тунца, вынес ее и поставил к кусту жимолости в конце ряда лилий. Черный котенок выглянул из тени широких листьев.

– Не бойся, – успокаивал Эллиот. – Можешь поесть.

Котенок смотрел на него, не двигаясь.

Усталость охватила Эллиота, как туман. Оставив котенка, он зашел в дом. Сил не осталось даже на душ, поэтому он просто рухнул в постель.

Сон, однако, был неспокойным. Ему снилось, что он борется с белым пламенем, которое, как кошка, прыгало с крыш и из окон на людей, оставляя на своем пути черные искореженные трупы.

Во вторник утром он снова позвонил в дом тестя. На этот раз трубку взяла Анни.

– Анни! – вскрикнул он. – Как у тебя дела, детка?

– Привет, папочка, – ответила она. – Здесь так здорово! Скоро пойдем с дедушкой на каток, а потом в магазин игрушек. Он обещал купить любой набор Барби, который я только пожелаю.

– Ты хочешь Барби? – переспросил Эллиот. Она всегда предпочитала поезда и бейсбольные карточки.

– Ну, коне-е-е-е-чно, – ответила Анни со знакомой интонацией. Совершенное подражание Рите, даже это растянутое «е», которое превращало одно слово в два. – Элизабет говорит, что если у меня будет Барби с пляжным домом, то я смогу прийти к ней в гости поиграть.

– А кто такая Элизабет? – удивился Эллиот.

– Ну, па-а-а-па, – протянула она.

Еще одна Ритина привычка, которая больше всего раздражала Эллиота. Услышав это от Анни, он стиснул зубы.

– Элизабет Лестерфилд.

Этот ее благоговейный тон раньше предназначался только для Нолана Райана.

– Она живет чуть дальше по улице, рядом с парком. У нее есть восемь сестренок Скиппер, пять Кенов и шестнадцать Барби.

Поначалу он не знал, что на это сказать.

– Здорово. Послушай, Анни, малышка. Хочешь, я приеду и свожу тебя в зоопарк…

– Мы с дедушкой вчера там были, – ответила она.

Он замешкался.

– Ну, тогда на аттракционы…

– Мы идем туда завтра, – сказала Анни. В трубке послышался чей-то голос. – Дедушка говорит, что нам пора. Пока, папуля.

– До свидания, родная. Люблю тебя, – добавил Эллиот, но в на другом конце уже раздались гудки.

После разговора с Анни он вышел, чтобы полить газон. Трава немного ожила, но все равно выглядела неухоженной. Пора косить.

Черный котенок лежал на том же месте под лилиями. Эллиот заглянул за куст жимолости – банка из-под тунца вылизана до блеска.

– Полагаю, ты изрядно изголодался, Хищник, – сказал он и взялся за шланг. – Дай мне включить воду и получишь еще одну банку. Как тебе предложение?

Котенок смотрел на него, не моргая и насторожив уши, но на этот раз не хорохорился.

– Я всегда жалел тех, кого жизнь потрепала, как собака, – сказал Эллиот, устанавливая разбрызгиватель. – Ой, наверное, правильнее будет выразиться «потрепала, как кошка». Но штука в том, что мы с тобой на одной стороне. Пытаемся упорядочить хаос. Как думаешь, Хищник?

Котенок принял львиную позу. Эллиот услышал тихое урчание.

Выдав Хищнику еще одну банку тунца, Эллиот зашел в дом и предпринял попытку разобраться на столе в пустой комнате на втором этаже, которая служила ему кабинетом. Двадцать минут спустя в одном из ящиков он нашел старый набор для оригами, который когда-то принадлежал Анни.

Все закончилось тем, что оставшийся день Эллиот мастерил кошек из маленьких квадратиков черной и серебряной бумаги.

Вечером Эллиот отправился проверить почту. На улице было тихо. Машины уже не появлялись, и большинство людей сидели по домам. Интересно, чем они занимались? Готовили ужин, читали газеты, смотрели телевизор? Эллиот смотрел на окна, яркие прямоугольники в летних сумерках, но не мог представить себя внутри. Та его счастливая часть жизни мигрировала в Даллас.

Разбрызгиватели все еще работали, чтобы воскресить иссушенный газон. Сверчки громко стрекотали. Никакой личной почты ему не пришло, но зато он нашел яркую открытку от магазина игрушек с приглашением на летную выставку. Если бы Анни была дома, они бы заехали туда завтра после ежеутреннего купания в Бартон-Спрингс, бассейне под открытым небом.

На бетонной стене моста появились свежие рисунки, странные шестиугольные символы. Эллиот забрался на стену возле почтовых ящиков и стал ждать, что будет дальше.

На этот раз белые собрались первыми.

Сначала он чуть было их не пропустил, потому что ящики частично загораживали водосток. Но кошки были там. С прошлого раза их позиции изменились.

Через минуту на свои места пришли и черные. Их передовая линия поредела, потому что теперь не хватало пешки. Хищник был самым худощавым из всех молодых кошек, самым маленьким. Он не признал Эллиота, просто смотрел прямо перед собой.

Шея Эллиота напряглась. Белые определенно превосходили черных. Белые пешки выглядели крупнее, и их было больше, хотя старшие фигуры на обеих сторонах казались примерно равными.

Пешка рядом с Хищником сделала свой первый ход. Это был крупный кот, хотя все еще подросток. Он стоял на Б3 и за два осторожных шага переместился вперед от границ неровного ряда.

Защитный ход? Или начало длинной игры?

Затем, привлеченная перспективой легкой добычи, кошка с рваным ухом прыгнула из белой шеренги.

Эллиот был так сосредоточен на кошках, что не заметил внедорожник, который сбил белую хищницу, отбросив ее тело в канаву.

Эллиот от неожиданности вскрикнул, но машина даже не сбавила скорость. К тому времени, когда водитель повернул за угол, остальные кошки исчезли. Эллиот подумал, что черная пешка попала под заднее колесо и упала в водосток.

Белая кошка тихо лежала на обочине, пока ветерок чуть колыхал ее белоснежный мех.

– Игра с самопожертвованием, – сказал он. – Твои приятели сделали опасный ход, Хищник.

Звук его голоса стих и растворился.

Эллиот медленно побрел назад через сумерки. Придя домой, он поднялся наверх и аккуратно расставил на отполированной тиковой поверхности стола своих кошек в две фаланги, лицом друг к другу.

В следующую смену Войт не вышел на работу по причине болезни. Смена закончилась настолько спокойно, насколько беспокойна была предыдущая. Поистине мирный день на Станции 12.

Эллиот погрузился в мысли. Перед последней сменой белые схватили черную пешку, после чего случился пожар в квартире с белой кошкой внутри. Вчера черные одержали победу, и на Станции-12 не было ни единого вызова.

Была ли здесь связь? Или у него воображение разыгралось?

Кошек в огне он точно не выдумал – Войт остался дома потому, что царапины на его горле загноились. Но кошки были везде. Те две, возможно, были просто испуганными питомцами. А что касается диких кошек возле водостоков… Что ж, в темноте и не такое почудится.

На станции было настолько тихо, что Туи уговорил Эллиота сыграть с ним в шахматы. Эллиоту нравились их игры, но с тех пор как началась история с кошками, черные и белые фигуры на доске вызывали беспокойство.

– Тебе придется что-то делать с Войтом, – сказал Туи, делая ход конем.

– Зачем? – автоматически спросил Эллиот, двигая пешку. – Он безнадежен. Ковбой. Ничто его не изменит.

– Да, если ты надерешь ему задницу, в следующий раз он ослушается твоих приказов, и вы оба окажетесь в полном дерьме.

Туи прав; Эллиот знал это. Но у него сейчас не было сил разбираться с Войтом. Все его мысли возвращались к Анни и Рите.

Да, у них с Ритой бывали разногласия, но ведь многие пары умеют справляться с подобными проблемами и жить дальше. Он был преданным, трудолюбивым мужем, всегда обеспечивал семью. А еще он много времени проводил с Анни: водил ее плавать, в детский музей, в походы и в природный центр. Он был хорошим отцом, занимался домом – что еще Рите нужно?

Он попытался подумать, в чем нуждалась Рита. Что он ей не дал? Но даже за десять ходов так и не смог разобраться.

– Где витают твои мысли? – с отвращением спросил Туи, взяв коня Эллиота. – Что с тобой творится в последнее время?

Эллиот ссутулился, затем выпрямил плечи, стараясь расслабиться.

– Рита забрала Анни и уехала в Даллас.

Туи оторвал взгляд от доски.

– Она вернется?

Эллиот пожал плечами.

– Печально слышать, – посочувствовал Туи и сделал ход ладьей.

Эллиот изучал позиции на доске, пытаясь сосредоточиться. Но вне зависимости от игры, Туи взял ферзя за три хода.

Когда он вечером позвонил в Даллас, трубку взяла Рита. Ее голос был наигранно радостным. Он познакомился с этой интонацией на вечеринках, где она чувствовала себя не в своей тарелке, как, например, в тот раз, когда они отправились на барбекю к Туи. Вероятно, голос Эллиота звучал одинаково «веселым», когда ему приходилось ходить на премьеры балета.

– Привет, – поздоровался он. – Это я.

Пауза.

– О.

– Как дела?

Глупый вопрос. Но это все, что он смог выдавить.

– Нормально, – ответила она.

– Вот и замечательно. Слушай, я хотел спросить…

– Хочешь сказать, что наконец-то решил поговорить со мной? Чудеса, да и только.

– Ты же поняла смысл? Можешь и ответить.

Эллиот услышал, как Рита вздохнула, и представил дрожащие пальцы возле трубки. Он никогда не разговаривал грубо, потому что она этого не выносила, но сейчас терпения уже не осталось.

Рита еще раз вздохнула.

– Смысл в том, – отчетливо сказала она, – что ты звонил… сколько раз? Раз десять, чтобы поговорить с Анной. И ни разу не попросил к телефону меня.

– А что мне говорить? – удивился Эллиот. – Ты не слушала меня, даже находясь со мной в одной комнате. Я не думал, что ты изменила свое мнение с тех пор, как уехала в Даллас.

– Что ты имеешь в виду? Как не слушала?

– Так и не слушала. Я столько раз просил тебя не уезжать, а ты послала меня к черту.

– Я…

– И не трудись объяснять, что ты уехала только для того, чтобы Анни могла посещать уроки танцев. У тебя просто кишка тонка признаться, что ты хотела меня бросить.

На этот раз пауза затянулась.

– Может, я не хочу уходить, – ответила Рита. Ее голос был тихий и напуганный.

Эллиот зажмурил глаза.

– Тогда чего же ты хочешь, Рита? Я пытался понять это восемь лет и до сих пор не понял. Так скажи мне, Бога ради!

– Я только что сказала, – ответила она. – Нас нет уже две недели, и это первый раз, когда ты позвонил мне. Это тебе о чем-то говорит, Эллиот?

– Что…

– Черт, Эллиот, я не хочу быть невидимкой! Я слишком много прошу?

– Я…

Он услышал резкие гудки, когда она бросила трубку.

В эту ночь он не смог заснуть. Он постоянно слышал тихие шаги на крыше над кроватью: тихие передвижения, легкие скольжения и иногда прыжки. Кошачьи маневры.

Через некоторое время он мог их даже представить – грациозный, смертоносный балет, отрабатывающий ритуальные боевые упражнения. Они не знали усталости; звуки атак не смолкали. Он был уверен, что начал отличать звуки Хищника от других.

Он лежал в темноте, пока видения танцев стали настолько отчетливыми, что Эллиот не смог сказать, сон это или явь.

В конечном счете ему пришлось взять подушку и отправиться спать вниз на диван.

Эллиот бродил по станции после работы, надеясь поменяться с кем-нибудь сменами, чтобы освободить все выходные.

Сначала он не мог найти желающих – у всех уже были планы. А потом капитан проверил расписание и выяснил, что у Эллиота выходной на День Труда.

– Мы с семьей собираемся. Родители очень хотят, чтобы мы все приехали, – сказал капитан. – Я выйду в твою смену, если ты заменишь меня на День Труда.

Это была паршивая сделка, но Эллиот все равно согласился. К четвергу по станции расползлись слухи, что у него на выходные большие надежды.

В пятницу утром он тщательно побрился. Пока он стоял перед зеркалом в захудалой ванной станции, весь покрытый пенкой для бритья, он думал над Ритиными словами.

По ее тону он сделал вывод, что ей нужно больше внимания. И в самом деле, они с Анни проводили гораздо больше времени, чем с Ритой или втроем.

Тогда почему она никуда не ходила вместе с ними? Он порезался бритвой и вздрогнул. Да потому, что они с Анни любили проводить время на улице, а Рита то и дело жаловалась и ныла, что хочет домой. Он понял, что они с Анни постепенно стали заговорщиками. Они все еще приглашали Риту поплавать вместе или поиграть в волейбол в парке, но все эти приглашения звучали для нее не очень-то соблазнительно.

Он смыл остатки пены с лица и взглянул на свое отражение.

Он любил что-то делать. Для него взобраться на Энчантед-Рок было весельем. Рита же предпочитала иные развлечения – сходить на художественный фильм, где можно сидеть в кондиционированном зале в темноте и пить причудливую минеральную воду.

Мог ли он пойти на уступку ради ее развлечения? Никогда. Да он и не хотел отвечать за ее развлечения. Вот почему нельзя жить по-своему? Анни ведь может, а ей всего семь лет.

Петерсон, проходя мимо открытой двери, заметил, как он стоит перед зеркалом.

– Эй, Франклин, да ты еще красавчик! Правильно, нужно прихорошиться, если хочешь затащить цыпочку в кровать. Эй, ребята, ну разве он не хорош?

– Да что ты знаешь о красоте, Петерсон? – крикнул в ответ Туи. – Твоя мама рассказывала, что в детстве тебя покусала страшная змея, и ты так и не оправился.

Все разговорились вокруг, даже тихоня Васкиз. Они спорили, повезет Эллиоту или нет, и подшучивали, что на самом деле он собирается провести выходные с женой.

Эллиот сумел посмеяться над этим. Если бы он обращал внимание на их шуточки, они бы никогда не закончились.

Однако вся эта ситуация заставила его задуматься. Почему Рита настолько безрассудная?

Вечером он забронировал билеты на бейсбол, после чего зашел в круглосуточный магазин за сухим кормом и дюжиной банок тунца.

Он открыл рыбу, взял коробку кошачьего корма и огромную миску из кабинета – одна из Анниных мисок для кукурузных хлопьев. Мысли о дочери снова ужалили сердце. Хищника за лилиями не оказалось.

– Хищник? – позвал Эллиот.

Он услышал урчащий звук и обернулся. Хищник развалился над крыльцом на навесе рядом с кормушкой для колибри.

– За птичками приглядываешь, а, приятель? Лучше спускайся и поешь.

Он поставил тунца за кустом жимолости и открыл коробку с кормом. Хищник мягко спрыгнул на траву и пристально посмотрел на Эллиота.

– Я на пару дней уезжаю в Даллас, дружище, – сообщил он. – Прости за сухой корм. – Он щедро сыпанул корма в миску для хлопьев, поставил ее рядом с тунцом и отошел в сторону. – Я вернусь, и ты получишь тунца.

Хищник медленно подошел к кусту, все еще внимательно глядя на Эллиота.

– Мне нужно повидать с моей малышкой, – объяснил Эллиот. – Я достал билеты на бейсбол – на «Рейнджеров». Анни понравится. Во всяком случае она всегда любила бейсбол.

Хищник принялся за еду, навострив уши, будто внимательно слушал.

– Жаль, что Райан больше не подающий, – продолжал Эллиот. – Иначе Анни не смогла бы устоять. Он ее герой. Правда в последнее время она изменилась. Ну, ты понимаешь – с тех пор, как они уехали в Даллас.

Хищник жадно поглощал тунца, кивая над миской головой.

– Так что, Хищник, сегодня вы надерете кошкам хвосты? Хорошие парни одержат победу?

Уши котенка шевельнулись.

– Отпустит Рита дочку со мной на игру? – тихо спросил Эллиот. – Мы придем к согласию?

Роджер Уоллер и его жена владели самым вычурным домом в Хайленд-Парке. Эллиот почувствовал смущение, когда вечером припарковал там свою развалюху. Дороги в Далласе были забиты, хотя времени было почти восемь часов.

Сомневаясь в гостеприимстве, он оставил сумку в машине и подошел к двери. Когда он нажал на звонок, колокольчики прозвонили два такта из «Колоколов Святой Марии».

Дверь открыла Анни.

– Папочка! – завизжала она и бросилась к нему.

Довольный Эллиот схватил ее на руки.

– Как поживает моя девочка? – спросил он, и не успела она ответить, как он добавил: – Как же я соскучился!

Она уткнулась ему в плечо и удовлетворенно вздохнула.

– Я тоже, папочка.

Затем она выскользнула из объятий.

– Пойдем, я покажу тебе Барби, – позвала она и за руку потащила его в дом.

– Пойдем, – ответил он. – Дай мне минутку. Мне нужно поговорить с мамой.

Она остановилась и озадаченно посмотрела на него.

– Но…

– Только минутку, малышка Анни, – обещал Эллиот.

В дверях появился Роджер Уоллер.

– Эллиот, – поздоровался он, протягивая руку.

– Добрый вечер, сэр, – ответил Эллиот, пожимая руку. – Я как раз объяснял Анни, что должен поговорить с Ритой, прежде чем смогу посмотреть ее Барби.

– Боюсь, Риты сейчас нет дома, – сообщил Роджер.

– У нее свидание, – выпалила Анни.

Роджер хмуро глянул на Анни.

– Анна, не выдумывай. Беги наверх и поиграй. Папа скоро придет к тебе.

Анни без возражений отправилась наверх, что удивило Эллиота. Она остановилась наверху лестницы и громко прошептала:

– Скорее, папочка.

– Хорошо, малышка, – пообещал он и посмотрел на тестя.

Роджер пригласил Эллиота в кабинет.

– Давай выпьем кофе, Эллиот. Нам нужно поговорить.

На ночь Эллиот остановился в ближайшем отеле – «Марриотте», где заплатил за номер 120 долларов. Роджер сразу согласился, узнав об идее взять Анни на бейсбол. Удивительно, но Роджер на этом не остановился: он заявил, что Анни, наверняка, захочет остаться с отцом в субботу и снова пойти на аттракционы.

Когда Эллиот упомянул, что на игру у него три билета, а не два, Роджер сказал:

– Чудесно. Я, конечно, не могу говорить за Риту, но я думаю, что ты поздновато решил действовать. Она как раз пошла на игру со своим старым другом из университета. Я полагаю, она пытается убедиться, что на тебе свет клином не сошелся.

Растерянный Эллиот промямлил:

– Спасибо, сэр.

– Не за что, – ответил тесть. – Я передам Рите, что ты взял Анну. Приходи завтра на обед – ты сам сможешь пригласить Риту на игру.

Так Эллиот и сделал. Теперь, сидя за столом с льняной скатертью тещи, он жалел, что не пригласил Риту и Анни в ресторан.

Мэриан как раз разложила по тарелкам креветочный салат в половинках авокадо, кресс-салат и небольшие горячие сырные галеты.

Эллиот пытался наколоть авокадо, чтобы порезать ножом, но кусок скользил по тарелке, пока не оказался в опасной близости от края. Он уже представил липкое пятно, которое останется на белоснежной скатерти Мэриан. Вместо авокадо он решил съесть зелень. Эллиот бросил взгляд на жену.

Ее волосы были невероятно красивого темно-рыжего цвета, а кожа бледной и совершенной. Сегодня под ее глазами появились синяки, а уголки губ то и дело опускались. Когда они впервые встретились, этот вид трагической уязвимости привел его к абсурдным ухаживаниям. И почему сейчас он чувствовал только раздражение?

Эллиот так и промучился весь обед за столом Мэриан, а Рита отказалась идти на бейсбол.

Игра оказалась не плохой, а Анни не так уж изменилась, чтобы не получить от нее удовольствия. Что касается Эллиота, для него существовало мало вещей более прекрасных, чем живой бейсбол. День был чертовски близок к совершенству: болельщики оставались на подъеме, а «Рейнджеры» выигрывали.

В дочери, однако, небольшие изменения все-таки произошли. Во-первых, она надела платье. Это был простой красный сарафан, но туфельки на плоской подошве прекрасно с ним сочетались. А еще у нее появилась сумочка.

Зачем, черт побери, ей сумочка? Раньше она довольствовалась карманами. Одна из домашних обязанностей Эллиота заключалась в опустошении карманов дочери перед стиркой – обязанность, которая появилась у него с тех пор, как Рита наткнулась на живого садового ужа в кармане вельветовых брюк. Это случилось после охоты за окаменелостями на Шоул-Крик. Когда он поднялся в комнату Анни, чтобы утешить, она призналась, что отвлеклась на трилобита и просто засунула змею в карман и забыла.

Она подняла на него облачно-серые глаза и спросила:

– Почему она так злится на меня, папочка? Это всего лишь ужик.

Но он находился в центре, видя ситуацию с двух сторон: как испугалась Рита, найдя в корзине для белья живую змею, и каким безосновательным этот страх выглядел для Анни.

Теперь он был чужаком, не зная, что чувствуют жена и дочь. И ему это не нравилось.

Анни следила за игрой даже больше, чем Эллиот. Она вскакивала с места, делала волну вместе со всеми, оставляя его в одиночестве среди подпрыгивающих тел.

Он уговорил Риту сходить с ним поужинать после того, как Анни отправилась спать. По совету Роджера они пошли в дорогой итальянский ресторан с чересчур романтической атмосферой.

Эллиот заказал креветки скампи, а Рита – пасту с баклажанами и грибами. Он наблюдал за знакомыми ему манерами: она сложила пополам салфетку, прежде чем положить на колени; коснулась вина верхней губой, когда официант налил бокал на пробу. Он смотрел на нее, помня о каждой детали ее внешности, и думал: «Я ужинаю со своей бывшей женой».

Эта мысль приводила его в полное смятение, как в то время, когда он попал под обломки в небоскребе во время пожара, не понимая, где верх, а где низ.

– Я хочу, чтобы вы с Анни вернулись домой, – выпалил Эллиот, боясь, что сделал ошибку.

– По крайней мере, ты сказал «вы с Анни», – заметила она. – Полагаю, что должна быть благодарна.

Он вздохнул и был рад, что в тот момент официант принес их салаты.

Когда официант ушел, он сказал осторожно:

– Я пытаюсь понять, почему ты решила уйти. Но я хочу, чтобы наша семья снова была вместе. Прости, если сказал что-то не то.

– Я не могу вернуться домой, пока не пойму, что это правильный выбор.

– Почему нет? – спросил он. – Почему мы не можем вместе разобраться с этим? Толку было бы больше, разве нет?

Она покачала головой. Огонь свечей золотил ее волосы до цвета тлеющих угольков, и на секунду он увидел ее как прекрасную незнакомку.

– Я не могу, Эллиот, – возразила жена. – Разве ты не видишь – у меня не хватит мужества уйти снова. Так что я не вернусь, пока не пойму, что для меня это лучший выход.

– А что лучше для Анни? – спросил он.

Она спокойно посмотрела на него.

– Вот прекрасный пример, почему мне трудно с тобой разговаривать, Эллиот, – сказала она. – Ты такой самодостаточный, что, кажется, ничего тебя не волнует. Ничто не для тебя не имеет большого значения – возможно, за исключением Анни. Но точно не я. Это одна из причин, почему я ушла – я больше не могла обманывать себя, что между нами еще что-то осталось.