Псих

Что же касается Ерёмы, то он, сверкая глазами, посмотрел в сторону посла Макдака, который благосклонно кивнул ему в ответ, типа: да-да, помним такое.

– Баян. Борода. – Тихо отозвались на смех этих однозначно лизоблюдов, ревностно поглядывающие на посла Макдака, сторонники Айтемия.

–Ну, а что нам может предложить Ларион. – Заявил, взявший на себя право предлагать Веня. – Ему, наверное, оттуда, издалека, всё видится в лучшем перспективном свете.

Ларион же, услышав этот призыв к своему вескому слову, не поторопился его озвучить, а пошептавшись с сидящим с ним Болтом, выдвинул того на соискание своих предложений, этот пользовательский социальный глас народа. Который, надо отдать ему должное, частенько предварял, прощупывал и вбрасывал через блогосферу нужный, но ещё неотточенный контент, который пройдя через свою комментируемую мясорубку, уже на выходе, позволяет судить о качественности этого информационного вброса.

– Я предлагаю новый лозунг. – Выйдя в центр кабинета, громко озвучил своё слово Болт. – Мы за сменяемость лиц оппозиции.

–Что-о-о! – в один момент сорвались голоса присутствующих в хрип. Что, в свою очередь, вызывает видимую панику на лицах Болта и Лариона, неожидающих такой реакции на их предложение.

– Это провокация! Заокеанский заговор. На свою рожу посмотри, падла. Ох*реть, не встать. Да, что б тебя. – Со всех сторон обрушились социальные комментарии этого сообщества, на этих определенно мордераторов.

–Да я. Да разве. Да вы не так всё поняли. – Прижатый к стенке, пытался оправдаться Болт, над головой которого сгустились тучи из множества рук, пытающихся дотянуться до его кучерявой головы. При этом одна весьма смышлёная Злата, всегда предпочитающая обходные пути, вознамерилась получить долгожданный клок его волос, ведь они у него не в пример ей, вызывая её зависть, колосились завитушками на голове. Так что, жажда мщения явно превалировала в её действиях. Так вот, она, не имея достаточного росту, но обладая определенной сноровкой и смекалкой, смогла-таки найти иные пути, которые и позволили ей заполучить клок кудрявых волос этого Болта.

– Лариона к ответу! – раздались возгласы из группы во главе с Айтемием, после того, как Болт был повержен и подъём вверх сжатой в кулак руки счастливой Златы, в которой торчал клок волос, вырванных из одной части тела (по причине цензурных ограничений, лучше оставим уточнения за пределами домыслий) Болта, ознаменовал победу здравой, с явным количественным преимуществом, грубой физической силы, над не продуманной и явно волюнтаристской, чьей-то единоличной идеей.

–Господа, господинушки. – Пятясь в сторону Макдака, не желая на себе испытывать ту же судьбу, на которую теперь нечем жаловаться Болту, Ларион начал вводить в транс смотрящих, а других в этом месте не было, идущих на него и жаждущих справедливости правозащитников.

–Я имел в виду. – Попытался отговориться Ларион.

–Я тебе сейчас, сам ввиду и выведу. – Тут же последовал угрожающий ответ Ерёмы.

–В оффшор. – Добавил этот весельчак Шико, что на время, смехом в их рядах, разрядило обстановку и дало возможность Лариону сказать.

– Я хотел сказать, что мы, попадая во власть, тем самым и добиваемся смены лиц в оппозиции. – Попытался донести свою мысль Ларион.

–Нашёл дураков. А ты нас спросил. Умник нашёлся. Говорящая голова. Да хрен тебе, ушлёпок бургеровский. – Обрушились правозащитные мнения на голову Лариона, людей волнующихся за судьбу страны, и своё частное, и общественное место в ней. Как очень аргументированно любят заявлять защитники своей версии развития государства Россия, надо любить не родину, а своё место в ней. И как только комфортность места будет соответствовать категории хорошее и замечательное, то тогда уже, можно будет назвать это место родиной. Что, наверное, есть торрентированная калька с известного изречения: Ubi bene, bi patina (Где хорошо, там и родина).

– Океан переплыв, ты только климат поменял, а не свою душу. – Подливает масло в свой тлеющий душевный огонь, знаток афоризмов Веня.

–Да это же фишка кировских братанов. – Непонятно чем, а всего вероятнее тем, сжавшимся местом, наскоро подумал, чем себе, по поднявшейся реакции из-за стола этих братанов, подписал приговор участия посторонних лиц в своей судьбе Ларион. А тут ещё этот Веня, редко оставляющий недоделанным и недобитым любое дело, не может не промолчать, вбивая свой гвоздь в репутационную составляющую объекта.

– Господа! А не кажется ли вам, что, таким образом Ларион, нам показал большой…– Веня посмотрел на очень вальяжно расположившегося на полу Болта, сплюнул в его сторону, и продолжил. – Смачный Болт.

Что и говорить, а аргументированность и теоретическая обоснованность наших будущих поступков, всегда бодрит и воодушевляет их исполнителя. Ну а когда же дело идёт о правозащитной деятельности, то тут уж пощады не жди. Так что и нечего говорить, что борцы за различные права всегда очень эмоционально и нервно относятся к их защите. И они, закатав свои рукава, а кто-то даже завернув повыше юбку (Сейчас посмотрим, какой у тебя болт. И не надо тут разбрасываться ничего не значащими для нас словами, толерантность, так что лучше рот закрой, падла.) не только ограничились устными поправками с занесением в личность Лариона, но и по полной приложились, прошлись и внесли свои изменения в его облик оппозиционера.

– Я за неподсудность речей оппозиционера. – Высокочастотность произношения Лариона, утонула в гуле низкочастотных, наносимых ему ударов, кировскими и другими братанами по оружию.

Глава 23

Выходы, входы и озарения только кажется, что проходных, но совсем непроходных персонажей

–А я, вот так бегать, уже не могу. – До выбежавшего на улицу Ильи, донеслись слова «Симпатюли».

–Я это…– несколько растерялся, уставившийся на «Симпатюлю» с глупой улыбкой Илья.

–Вы меня, может быть, не помните, – затараторила «Симпатюля». – Но для меня вы и ваше лицо, отложилось в памяти на всю жизнь. Вы стали для меня своего рода олицетворением, той моей беззаботной жизни до аварии (тень памяти, на мгновение заволокло её лицо). И я не знаю, почему так случилось, но вы были последним, кого я видела. И я загадала, что если я вас найду, то я смогу выкарабкаться и вернуться к прежней своей жизни. Я вас не напугала? – сама испугавшись, остановила себя «Симпатюля». После чего, обнаружив, что её визави еще не попытался скрыться, а стоит на месте, не может удержаться от нахлынувших на неё чувств, которые непременно необходимо разделить именно с ним, продолжила свою сбивчивую речь:

–Конечно, прежнего не вернёшь, но я стараюсь, как могу. А ведь только мысли о вас, как бы это не звучало глупо, мне помогали всё это время. И как видите, я понемногу выкарабкиваюсь. ( Нажав на колесо коляски, улыбнулась эта «Симпатюля» ) Но может я, что-то не то говорю и вы меня, совсем не помните? – потемнели глаза, испугавшейся «Симпатюли».

–Я помню. – Ответ Ильи, который всё-таки, по определенным причинам чувствовал себя несколько неуютно, вернул к жизни эту следившую за каждым его движением «Симпатюлю».

– Маша. – Протянула приветственную руку, улыбающаяся «Симпатюля».

–Илья. – В свою очередь протянул для рукопожатия свою руку Илья.

–Только Маша и не какая Мария, которых тут пруд пруди. – Заявила Маша.

–Это точно. – Кроток и поэтому краток в ответ Илья.

– А вы что здесь, как бы это сказать получше. А-га вот, забыли. – Засмеялась Маша.

– Да я вот, тоже самое думаю, а чего я собственно здесь забыл. – Отзеркалился смехом Илья. – Хотя, чтобы что-то забыть, надо вначале что-то иметь. – Добавил Илья.

–Понятно, не хотите с ними иметь ничего общего. – Сказала Маша.

– Вы догадливы. – Ответил Илья.

–А вот меня никто не спрашивает. – Нахмурилась Маша. – Да что там не спрашивает …–не стала договаривать, о чём-то там задумавшись Маша, но, видимо, мысли ею были быстро прочитаны и она быстренько их упаковав, вновь вернулась к Илье.

–Так может быть, вы куда-то спешите и я вас задерживаю? – с тревогой ожидая положительного ответа, спросила Маша. Впрочем, она всё же знала, что на подобный вопрос не существует положительного ответа и на него, даже если у вас дома утюг не выключен, и полностью залитые соседи под вами, уже сооружают плоты, то всё равно последует: «Нет, конечно, я никуда не тороплюсь».

–Может тогда, где-нибудь посидим… – Не закончив предложение, посмотрев на своё положение, рассмеялась Маша. – Ну, вы меня поняли. – Закончила она, поглядывая на встречно улыбающегося Илью.

–А я, знаете ли, очень даже не против. Вот только куда пойти, я не очень то знаю. – Ответил Илья.

–Так покатим вперёд по мостовой, а там что попадётся на пути, то значит нам туда дорога. – Сказала, резко развернувшись на своём совсем не тихоходе Маша. После чего, также резко крикнула: «Я своим ходом!», – находящемуся недалеко от них, со стороны стоянки машин какому-то мрачному типу, который вероятнее всего, выполнял обязанности охранника, плюс водителя. На что охранник, очень даже живо отреагировал на этот её кивок, переменив свою опорную ногу и, продолжая смотреть сквозь Илью, остался той же присутственной незримостью.

–С ним, иначе нельзя. – Видя смущение Ильи, поспешила оправдать свою резкость Маша. Вслед за этим Илья занял позицию сбоку от неё, и они таким скоростным ходом двинулись в путь, размерность которого всегда находится в прямой зависимости от твоего попутчика, который живостью своего характера и предопределяет этот будущий путь. Сейчас же, именно Маша полностью взяла в свои руки, не только колеса своего кресла-каталки, но и примерила на себя одежду лоцмана, определяющего местный фарватер мостовой.

Правда, надо признать, что хотя в наше время особы женского пола уже давно на себя натянули мужские брюки, но, тем не менее, всё же в некоторых направлениях жизнедеятельности, эта мужская, однозначно движимая шовинизмом натура, так и не хочет допускать в некоторые отрасли, связанные с управлением, особ женского пола, которые уже давно не согласны на пассажирские места (даже в первом классе), а им подавай, если не капитанское, то хотя бы лоцманское место. А уж как там, на месте, то не ваша забота, как-нибудь уж с ориентируемся. А кто не согласен, то того боцман лишит обеда, а наша прекрасная представительница рода человеческого – сладкого. Так что, для начала попрошу вас, морские волки, с ориентироваться и подобрать подходящее название для новых управленцев (ведь негоже женского рода особу называть мен). И нечего рожи кривить, и причитая, бездоказательно заявлять, что женщина на судне к беде, а быстро построились, когда перед вами стоит лоцгёрл.

Что же касается Маши, то она посрамила всех тех, кто заявлял, что девушка не способна выполнять несколько дел одновременно – так она за раз, лихо управляла своей коляской, пугала зазевавшихся голубей и пугающе для Ильи, была откровенна с ним. За то время, а за какое, надо признаться, Илья не совсем уловил для себя эту временность, ну, в общем, за тот временной промежуток, на который их сподобила судьба, Маша успела откровенно рассказать Илье всё о себе. Так в её жизни произошёл полнейший слом и что после аварии она, не смотря на поддержку близких, осталась одна сама по себе, с кем, конечно, можно поговорить на любые темы и надо признать, что лучшего, чем она слушателя не найдёшь на всём белом свете, но всё же при всём этом, хочется поговорить с кем-нибудь менее пристрастным к тебе. И Маша, следуя своему определяющему желанию, за это короткое время, может быть, несколько поспешно обрушила на Илью всю свою накопившуюся невысказанностью. При этом, как казалось, для Маши действительно не существовало жизни до аварии, и её волновало только то, что было после неё, и на что у неё накопилось своя кипа вопросов и претензий.

–Он говорит мне, раз это судьба, то грех не использовать этот шанс. – Хмуриться Маша, вспоминая автора этих рекомендаций – своего отца. – Я для него ещё одна политическая целесообразность и ему плевать на то, что меня пришлось собирать по частям, и что моя прежняя жизнь перечёркнута. Хотя, я сама это понимаю и пытаюсь устроиться в ней. – Остановившись у бордюра дороги, Маша принялась анализировать, сколько ещё ей на пути встретится этих путевых препятствий, из которых бордюры, уложенные заподлицо бортовые камни, будут самые лёгкие, когда как человеческая сущность, как правило, заподлицо заложенная в него, в согласии с его природой, не то что уступит, а скорее поставит подножку тебе.

–Но я Маша, а не как эти Марии, дети поколения дипломатов без ручки, из-за своей близости к кормушке, возгордившись, потеряли не только всякие жизненные ориентиры, но и посчитали, что только благодаря им и существует, и благоденствует страна, которая вдруг заерепенилась и, посчитав их за паразитов, указала им на своё место. Отчего они, не выдержав такого откровения, уже отправились благоденствовать в другие места, откуда им умеющим только одно, будет лучше поливать грязью всё равно неумытую Россию. – Вновь испугала Илью своей резкостью высказываний Маша, которая заметив это, поспешила сослаться на трудности её положения, где часто без резких движений, трудно преодолеть препятствия.

–Ну, а как же. – Махнув по направлению того места, откуда они только что вывернули, сказал Илья.

–А, это то. – Улыбнулась Маша и ничего сейчас не пояснив, оставила всё на десерт, который непременно наступит, после небольшой заправки в кафе, в котором уже Маша, очень сочно разбавила эту посиделку с Ильей, который, надо признать, ещё не переварил уличную информацию, обрушенную на него ей, а тут, вместе с питательной пиццей, добавилась ещё весьма калорийная и питательная для мозга добавка из специй, которыми так была полна Маша. Что, конечно же, с одной её стороны, ну хочется человеку после вынужденного периода молчания, когда не с кем по душам поговорить, было понятно, но с другой, сидящей напротив неё Ильи, эх, утратили мы веру в искренность и, надев на себя бронежилет бесстрастия, держим язык за зубами, было не очень.

Что же касается её десерта, то она призналась Илье, что её отец, о чём она, может, кому другому и не сказала (такая выборность, вновь заставила Илью напугаться), один из тех лиц, кто имеет большое влияние в определенных, каких он, наверное, уже догадался, политических кругах. И что он решил использовать её такое состояние, которое, по его мнению, будет способствовать продвижению её на политический олимп, где сейчас за неимением новых лиц, наметился определенный застой.

На её же вопрос, а что там делал Илья, тот признался, что он, скорее ничего не делал, ну а если подробнее, то разбавлял своим присутствием одного, известного во всё тех же определенных кругах Кота. Который, как оказалось, был знаком Маше, которая считала того довольно любопытной личностью, к тому же, её общение с его подопечными, которых он в свойственной манере обозвал терапевтами, немного скрасило её унылую жизнь. Правда, жаль, что всё так быстро закончилось и она, наверное, больше ни с кем из них не увидится.

–Я тоже. – Вдруг вспомнил кое-кого, про себя проговорил Илья.

Но вот кафе, скрасив своей питательностью их внутреннюю жизнь организма, осталось позади и кажется, настал момент расставания, на который, со своей противоположной стороны улицы, продолжал смотреть всё такой же хмурый тип, который, наверное, по его мнению, своей не улыбчивостью, должен был внушать, а уж чего, он пока что и сам не домыслил.

–Вот мой телефон. – Слишком спешно взяв Илью за руку, протянула ему листочек с номером телефона Маша. – Ты мне позвонишь? – с мольбой в лице, добавила испуганная Маша, чем привела Илью ещё в большее смущение, которым он, если не сказать больше, был наполнен всю их сегодняшнюю встречу. И ведь, наверное, и ей, и ему, всё это видимое положение вещей, ясно и понятно, для чего, чтобы не быть недопонятым, просто необходима не спешка, которая своей постепенностью, сможет разрешить прийти к общему знаменателю.

И Илья, которому по большому счёту, всё понравилось, выйдя из кафе, сам хотел предложить Маше, если она, конечно, захочет, ей позвонить, но когда она, вполне осознавая всю сложность взаимоотношений между людьми с разным здоровыми достатками, даже неосознанно использует их в своих целях, то это всегда некоторым образом коробит. И разве Илья, да и любой другой человек в таком случае, сможет отказать и, конечно, он говорит своё, возможно в данный момент, неискреннее: « Да».

Осчастливленная же его ответом Маша, уже по-другому, заставляя устыдиться своей неискренности Илью, ещё немного щебечет, тем самым не давая возможности высказаться философствующим рядом с ними прыгающим воробьям, затем по телефону вызывает хмурого типа, который, надо признать, очень скор и они вместе с Ильей, загружают в машину Машу. После чего она, бросив на Илью многозначительный взгляд, сказав: «Пока», – с ветерком и с этим хмурым типом уносится из его вида вдаль.

Илья же достаёт из кармана листок с телефоном Маши и внимательно смотрит на него, как будто цифры могут дать ему какую-то подсказку. Чего, в принципе, нельзя отвергать, в виду отсутствия доказательств обратного. Да и к тому же, если навскидку прикинуть, то можно определенно заявить, что очень многие из тех, кто имеет телефон (а не имеющих уже и нет), когда-нибудь в своей жизни поступал подобным образом, пытаясь с помощью этого цифрового порядка, разгадать тайну того, чего, правда, уже и не помниться, что, наверное, так и должно и быть.

Ведь тайна, есть субстанция действующая очень короткое время и раз открывшись для тебя, на примере того же незнакомого номера, который тебя всю ночь тревожил и не давал спать твоим соседям по комнате, когда ты сам, даже очень не тревожась, мирно спал и которого никто не смел разбудить, потому что ты в нетрезвом состоянии, очень не мирно просыпаешься, потом будет такой же недоступной для твоего понимания. И уже утром, когда ты уже не был способен к агрессивным действиям, то тебя окружили ещё больше чем ты, помятые из-за бессонной ночи, твои соседи по комнате, требуя сейчас же им озвучить того негодяя, который всю ночь названивал и не давал им покоя.

Что ж, делать нечего и ты, смирившись с обстоятельствами, включаешь телефон, на экране которого, ты видишь эту незнакомую кодовую числовую мантру, которая и начинает тебя мучить своей неизвестностью. «И что делать дальше? Позвонить или нет», – размышляешь ты, вглядываясь в эти цифры. При этом, количество вызовов превышает все разумные пределы, которые можно с прискорбием заявить, только сейчас достигли своей цели, заставив зашевелиться твой мозг, вспоминая, а чего такого ты мог натворить вчера? А разве с утра, на больную голову, можно себя мучить столь сложными вопросами. Так что вопрос, звонить или не звонить, нынче вполне сопоставим с Гамлетовским, быть или не быть. И нечего пенять на то, что батарея села, отвечать всё равно придётся, вот только как, уже зависит от самого абонента.

–Позвонить то, я позвоню, но когда это будет лучше сделать. – Размышлял Илья. – А ведь она, наверное, хочет, чтобы я непременно сегодня ей позвонил. – Похолодело всё внутри Ильи. – Нет, завтра выходной, вот и позвоню. – Взяв отсрочку, немного успокоился Илья, правда до тех пор, пока не надумал того, что в выходные обязательно потребуется куда-нибудь её пригласить, что вновь ввело его в ступор. Но звонок с неизвестного номера, всё взял на себя и решил за Илью, где определяющим словом было не звонить.

–Это я, Фурс. – Раздавшийся голос в трубке, выбил последнюю опору ясности у Ильи.

****

Фурс сделал ход конем, приведя с собой в ресторан нечто, которое всем своим телесным видом, затмевало не только яркость рекламной иллюминации этого роскошного заведения, но и заставило потухнуть видавшие разные виды, очень подтянутые лица, в свою бытность которые блистали и блестели не меньшими красками. И как это бывает, со временем желание не расставаться с этим ярким образом, перерастает в манию, которая не только изводит, перекраивая им лица, но и своей броскостью сводит на нет все их потуги, которые как бы не были затянуты в пупок, но ничего не могут противопоставить блеску молодости этих глаз, которые ещё не научились сматывать возраст.

Как объяснил Фурс, Анжела это мимолётное создание, сможет не только разбавить одиночное общество Лики, которая, возможно, одна себя будет чувствовать неловко в мужском обществе, но и позволит собою скрасить горечь поражения проигравшего. Сказав это, Фурс хитро подмигнул Илье, который воспринял такой шаг этого хитреца, как скрытое предложение подкупа, на которое Илья, даже если бы он смог пойти, а он, конечно бы, смог, ведь Лика для него уже пройденный этап, но решил не идти.

Что и говорить, а Анжела своим видом поразила, как Илью, так и Лику, которая с нескрываемым ревностным восхищением смотрела на её лицевой и остальной материально-физический наряд, после чего бросала свой злобный взгляд, на так и хочется забросить куда-нибудь в помойку, где ему и место наряд. Но если Лика, так и осталась при своём, то Илья был не менее поражен, стоило только Анжеле со своим: «Котик», – высказыванием, раскрыть рот. После чего идеалист Илья, получив под дых, вновь горько разочаровывался, а уже реалист Илья, подняв бокал, тем самым давал старт сегодняшнему идеальному шторму, который позволит выбросить маски порядочности за борт и оставит на корабле только самых отпетых мореходов.

Что и говорить, Фурс умел, как пустить пыль в глаза, так и очаровывать. Хотя, наверное, эти два действия нельзя разделять по отдельности, когда как они работают в полной связке между собой. Ведь именно затуманивание глаз, после этого пускания пыли и позволяет очаровывать собеседника, который уже из-за загрязненной поверхности глаз, не столь ясен во взгляде. Мастерски сделанный Фурсом заказ, взятие на себя роль тамады и обслуживания всех сидящих за столом, и все это обильно полито весьма смачными шутками-прибаутками, чем не душа любой, даже малознакомой компании, которая до последнего, так и не может раскусить, а кто это собственно такой весёлый, которого никто не звал, но он между тем, имеет доступ к лучшим местам и даже телам. И всё это, успевал этот, такой с виду неповоротливый, владелец камней, браслетов и изумрудов на пальцах своих рук Фурс.

Так что, а эта компания, ещё пять минут назад состоящая из малознакомых людей, быстро нашла объединяющую идею, которую выказывал этот весельчак Фурс, который не только тщательно, следя за пустотой бокалов и быстро купируя эту недостаточность, тем самым вливал должное в горла сидящих за столом, но и своей интригующей словесностью будоражил умы застольников. Что, в конечном счёте, и вылилось в то, что Фурс, взяв инициативу, а так же, как бы случайно, перехватывая под столом ногу Лики в свои загребущие руки, смог на первых порах отодвинуть Илью далеко, не только в тень, но и в кресло, откуда тому только и оставалось, как только восторгаться этой инициативности Фурса. Ну а как только Илья делал попытки вставить своё слово, то они тут же пресекались на корню, затыканием его рта новой порцией алкоголя, который, на так называемых старых дрожжах, присутствующих в организме Илье, возымели своё ускоренное действие и ввели того в бессловесный транс. В котором понимание мира, требовало от тебя лишь одного, безмолвного созерцания, с высоты которого, ты осознавал никчемность любых физических человеческих действий, которые двигайся не двигайся, а всё равно, в оконцовке приведут к одному.

Что, наверное, имело в себе крупицы мудрости, раз после нескольких смен блюд и бутылок, эти приверженцы более извилистого пути, достигли общего с ним состояния отрешенности от самого себя и пришли к пониманию того, что мир, скорее всего, катится в тартарары (Здесь явно без влияния Фурса не обошлось) и что надо брать от жизни всё, что и было всеми ими проделано по отношению закусок, горячего и холодного жидкого. Но если для насыщения материального, многого не требуется, то духовная константа более требовательна к себе и поэтому, для её насыщения одними словесными выкрутасами не обойтись. Что, по полной и выкладывал из своих загашников Фурс, то поочередно после тоста на брудершафт, облизывая бокалы, свои губы, губы Анжелы, снова свои губы, опять бокал, губки Лики и опять свои, с приправленными котлетой, то тревожа эти ещё непонятливые, хотя уже достаточно набравшихся для должного понимания его намерений женские умы, своими ручными поползновениями до их втянутых в колготки ног, которые так живо отдаются в эти, натруженные на пересчётах купюр руки Фурса.

Поочередно испытывая внимание этих особ, испытывающих умопомрачение даже при такой близости алмазов к своей особе, Фурс вызывает в них ревностное желание побороться за этот полный алмазов ручной приз. Что вполне укладывается в схему улаживаний с ними отношений у Фурса, который, уже не видя в Илье хоть какого-то соперника, решил этим победным дуплетом вынести ему мозг.

Но Фурс, однозначно, спринтер по жизни, раз, его надолго не хватило. Да и, по всей видимости, он, как и Илья, тоже имел в своём распоряжении запас старых дрожжей, которые после нескольких подходов к бутылке и походов в туалет, возымели на него своё приложное действие и вынесли его, не как ожидалось Анжелой или Ликой к ним на коленки, а по странному намерению самого Фурса, к не ожидавшему от этого толстяка такого маневра, Илье. Илья поначалу подумал, что Фурс вновь задумал какой-нибудь новый ход конем или вернее сказать, лошадью, которых он уже практически оседлал, но как оказалось, Фурсу вдруг внезапно захотелось выговориться и он, увидев в Илье подходящего собеседника, позабыв о всяких там лошадях и кобылах, придвинувшись в плотную к Илье, начал тому изливать свою душу.