Драконовы сны

– Как хочешь, – с плохо скрываемым раздражением ответил Рудольф. – Смотри, не пришлось бы потом пожалеть. А этого куда? – он указал на спящего мальчишку.

Жуга пожал плечами:

– Посмотрим.

Разбуженный разговором, Телли уже проснулся, сел и принялся тереть заспанные глаза. Зевнул, отбросил чёлку с глаз.

– Утро доброе, – кивнул он, завидев Жугу и Рудольфа. Соскочил босыми ногами на пол. Сморщился и помахал рукой, разгоняя табачный дым. – Слышь, Рудольф, где тут у тебя это…

– Что? – тот поднял голову. – А… Там, за кухней, в конце коридора, под лестницей. Твой э-ээ… питомец уже проснулся?

– Да ну, скажешь тоже! – фыркнул мальчишка. – Он до вечера продрыхнет. Сутками готов спать, как нажрётся.

Телли убежал, и Рудольф повернулся к травнику:

– Оставишь его при себе?

– Надо же с ним что-то делать.

– Ты теперь здесь хозяин.

– Сейчас решим… Телли! – окликнул Жуга вернувшегося мальчугана. – Сядь, разговор есть. Ты что дальше делать думаешь? Чем жить?

– Выгоняешь? – спросил тот без обиняков. Травник смутился.

– Нет, но… Хм. Послушай, Телли. Вижу, от тебя так просто не отделаешься. Я не могу вас с Риком содержать за просто так. А мне всё равно нужен помощник. Если ты хочешь остаться, тебе придётся этим заняться. Согласен?

Тот поспешно закивал, глаза озорно заблестели под завесой белой чёлки.

– Только Рик пусть тоже останется, – потребовал он.

– Ладно, – кивнул Жуга. – Теперь слушай, чего скажу. Первое моё условие – никакого воровства, ни дома, ни на улице. Не хватало нам ещё одной ссоры со стражей.

– А дома-то чего? – Телли шмыгнул носом.

– Чтобы не было соблазну, – отрезал Жуга. – Так. Второе – работа, но об этом позже. Мелкие поручения не в счёт. Ну и последнее – убирать за своим дракошкой будешь сам. Всё понятно?

– Всё, – кивнул тот.

– Вот и отлично, – Жуга достал из кошеля две монетки. – Беги на рынок, прикупи какой-нибудь еды, а то, сдаётся мне, торговцы на эту улицу ещё не скоро доберутся. Потом забеги на постоялый двор, узнай, почём у них свежей соломы охапка. Всё, беги.

С этими словами травник встал, намереваясь идти наверх, но услыхал, как Телли за его спиной сдавлено охнул, и обернулся. Парнишка во все глаза таращился на спину Жуги, рассечённую косым неровным шрамом слева вверх направо.

– Это ж как… – ошеломлённо пробормотал он. Поднял взгляд на травника. – Где тебя так? Это ж разве можно выжить после такого!

– А я и не выжил! – травник сделал страшные глаза и рассмеялся. – Ладно, хватит болтать. Дуй за едой, потом поговорим, а то работы целая гора.

Телли наконец умчался. Рудольф некоторое время задумчиво рассматривал спящего под лавкой дракона, потирая острый, заросший седой щетиной подбородок, затем вздохнул и принялся выколачивать трубку.

– Послушай, парень…

– Я Жуга, – ответил травник. – Зови меня Жуга.

– Хорошо, – рассеянно кивнул Рудольф. – Хорошо. Ты видел когда-нибудь такого зверя?

– Нет.

– И я – нет. А между тем мне уже стукнуло полвека, и я не всегда сидел в лавке. В своё время мне пришлось немало поездить.

– Я много слышал о них… – начал было Жуга, но старьёвщик оборвал его на полуслове:

– Покажи мне того, кто о них не слышал! А вот кто их видел? И тут – на тебе, посреди города… Откуда эта тварь у сопляка?

– Он сказал… А впрочем, я не знаю.

Старьёвщик помолчал.

– Сдаётся мне, эти двое ещё доставят тебе хлопот, – сказал он, не глядя на травника, – да и мне тоже. Как думаешь, а, Жуга? Доставят?

Травник кивнул:

– Непременно.

* * *

Хлопоты не замедлили себя ждать. Остаток дня ознаменовался сразу несколькими событиями, и далеко не все были приятными.

Во-первых, спёрли с окошка тюфяк; спёрли, несмотря на безлюдную улицу, второй этаж и ветхость оного тюфяка.

Во-вторых, дракошка выспался и поднял шум, не обнаружив рядом хозяина. Травнику едва удалось его урезонить.

В-третьих, Телли заявился в середине дня, без денег, без еды и с расквашенным носом. Жуга почувствовал некоторое беспокойство – количество увечий, собранных всего за два дня непоседливым мальчишкой, становилось просто пугающим.

– Та-ак, – угрюмо протянул Жуга, отставляя веник и оглядывая парня с ног до головы. Тот смущённо переминался. – Теперь ещё и для тебя готовь припарки! Похоже, и впрямь придётся учить тебя драться… Кто тебя так отделал?

– Да этот… Отто, – проворчал тот и хлюпнул носом.

– Какой ещё Отто?

– Отто-Блотто с Блошиной Канавы.

– Один?

– Втроём…

– Ясно, – кивнул Жуга. – Вон бадья, иди умойся. Обеда нам, похоже, сегодня не видать… да и ужина тоже. Впрочем, постой. На один горшок каши у меня припасов хватит. Не трать всю воду, эй! Оставь немного на еду!

– Каша это не еда, – хмуро проворчал Рудольф, спускаясь по лестнице, – это то, что едят с едой.

Жуга пожал плечами и наполнил водой котелок. Засучил рукава.

– Можешь предложить чего получше?

Старьёвщик скрылся в комнате и через некоторое время появился, неся завёрнутый в тряпицу свиной шпик и четверть каравая хлеба. К этому времени Телли уже натаскал с улицы дров и теперь вместе с травником разжигал огонь.

– Ну и камин у тебя! – кашляя и вытирая запорошённые пеплом глаза, молвил Жуга. – Дымоход давно чистили?

– Чего греха таить, – вздохнул Рудольф, – давненько.

Травник подложил в камин щепок, сломанной дранки, подождал, пока не разгорелось, и взялся за поленья. Замешкался, повертел одно в руках. Постучал по дереву щербатым ногтем, развернул к свету.

– Осина… – пробормотал он и кинул деревяшку мальчишке. – А ну, лови!

Телли поймал и недоумевающе воззрился на него.

– Много там таких?

– Ну.

– Неси ещё.

– Зачем?

– Зачем, зачем… Всё тебе скажи. Сажу будем из трубы выжигать. Давай тащи всё, что найдёшь. Да постой! Ты насчёт соломы не спрашивал?

– Нет.

Травник открыл было рот с намерением ещё что-то сказать, но передумал и промолчал.

* * *

Перспектива провести ночь на голом полу, пусть даже и укрывшись кожухом, травника совсем не вдохновляла, и после ужина Жуга отправился разыскивать постоялый двор.

– Найдёшь легко, – сказал ему Рудольф. – Дойдёшь до башни, потом налево и всё прямо, никуда не сворачивая.

Так оно и вышло. Приземистое двухэтажное строение с подворьем, складом и конюшнями Жуга приметил издали – ближайшие дома лежали в развалинах. Высокие ворота украшала жестяная вывеска с коряво намалёванным огромным красным петухом. Травник поднял бровь и усмехнулся – хозяин, видно, был не слишком суеверен, если выбрал для своего заведения столь провокационное название. Местами краска облупилась, а в самую серёдку вывески во время осады долбанул тяжёлый камень из баллисты, вдавив петушиную грудь на целых два вершка, от чего картинка приобрела довольно странный вид. Править вывеску не сочли нужным. Удачно расположенный на равном удалении от двух ворот, «Красный Петух» был переполнен. Двор загромождали телеги. Горел костёр. Два парня, охранявшие товар, проводили травника насторожёнными взглядами и вернулись к своим делам. Жуга с усилием отворил скрипучую дверь, миновал двух вышибал на входе и остановился у камина. Один из громил с неодобреньем покосился на него и подошёл поближе.

– Тебе чего, рыжий?

– Хозяин здесь? – вопросом на вопрос ответил тот.

Громила почесал за ухом.

– Нет местов.

– А мне не надо. Я по другому делу.

Парень помедлил, затем кивнул.

– Обожди тут.

Он скрылся за занавеской, но вскоре показался вновь, ни слова травнику не сказал и вернулся на своё место у двери.

– Ты меня искал?

Жуга обернулся.

Хозяин «Красного Петуха» был широченный и приземистый, как комод, и едва ли уступил бы в драке своим вышибалам. Физиономию его можно было даже назвать красивой, кабы не свёрнутый нос, косо сросшийся рубец на подбородке и кривые сломанные зубы. Серые, с прищуром, глаза смотрели цепко и внимательно.

– Да, – кивнул Жуга. – Я. Мне нужна солома.

– Сколько?

– Две охапки.

Лицо кабатчика озадаченно вытянулось. Жуга в жизни не видел, чтобы такой простой ответ вызвал такое удивление. Громилы у стены, издалека не слыша разговора, тревожно шевельнулись, но хозяин взял себя в руки и сделал им знак оставаться на месте.

– Куда тебе столько?

Травника всё это помаленьку начинало раздражать.

– Тюфяк набить, – ответил он угрюмо.

Одно мгновение хозяин постоялого двора тупо на него таращился и вдруг… разразился хохотом. Постояльцы заоглядывались. Вышибалы снова нервно задвигались.

– Сол… ох, солома… – утирая слёзы, сквозь смех выдавил кабатчик. – Ну, приятель, насмешил! А я уж подумал… Иди на двор, Вилли покажет, где взять.

– Сколько я тебе должен? – спросил Жуга, силясь понять, что происходит.

– Оставь менку на память. Надо же – солома!.. Вилли! Чёрт, куда этот дурак запропастился? – он повернулся к травнику, прежде чем уйти. – Подожди минутку. Может, выпьешь чего?

Жуга поразмыслил и кивнул:

– Пожалуй.

У стойки было пусто. У стены в неровный ряд выстроились бочки. Парень за стойкой вопросительно поднял взгляд на травника. Жуга заказал для разнообразия светлого, расплатился, подхватил протянутую кружку и огляделся. День клонился к вечеру. Почти все столы были заняты, лишь за двумя оставались свободные места. Травник поразмыслил и решил, что пить придётся стоя, но в этот момент столкнулся взглядом с каким-то парнем. Тот похлопал ладонью по лавке и поднял кружку приветственным жестом. Жуга в ответ поднял свою, отхлебнул пива и направился к нему.

Стол перед незнакомцем покрывали липкие разводы пролитого пива, островки костей и рыбьей чешуи. Парень молча подвинул Жуге копчёный хвост селёдки и выудил откуда-то ещё одну. Согнул рыбёшку – золотистая кожица с треском лопнула – и слизал с пальцев жир.

– Хороший день, – сказал он.

Жуга кивнул и снова отхлебнул из кружки. Пиво было дрянное. Несмотря на это, парень был весьма навеселе. Худой, высокий, кадыкастый, в сером стёганом полукафтане, он сидел здесь, наверное, с обеда. В его зачёсанных назад рыжеватых сальных волосах застряла чешуя.

– Ты чем так Вальтера насмешил?

– Не знаю, – травник пожал плечами. – А что?

– Впервые в жизни слышу, как он смеётся. Выпьем, рыжий.

Выпили. Парень со стуком поставил на стол опустевшую кружку и вытер усы.

– Я Бликса. Лудильщик, – сказал он, демонстрируя зачем-то узкие, в застарелых ожогах ладони. – Вообще-то, меня звать Ганс, но это имя мне не нравится. Я тебя раньше не видел.

– Меня зовут Жуга. Я здесь недавно.

– Ого! Имечко что надо. Не слыхал. Чем промышляешь?

– Так… По травам.

– А, по травам. Ну. Ага. Надолго в город?

– Как повезёт.

– А где живёшь?

– У Синей Сойки.

– Где, где? – рассмеялся тот. – Ты, брат, заливай, да знай меру. Там же ни одного целого дома не осталось.

– А у Рудольфа.

Бликса вмиг посерьёзнел и даже, кажется, немного протрезвел.

– А что, – осторожно спросил он, – старый Руди уже того, башмаки в угол? Ты, значит, вроде как наследник?

Жуга пожал плечами. Кружка его почти опустела.

– Отчего же? Жив он. Просто я живу там. Ну, как бы на постое.

– Врёшь!

– Чтоб мне лопнуть.

Парень присвистнул. Поскрёб в затылке.

– Ну, тогда ты этого… того… поосторожней! – пробормотал он и вдруг засуетился. – Чёрт, совсем забыл! Мне ж надо…

Он нырнул под стол, вытащил тяжёлый, глухо звякнувший мешок, порылся в нём и лихо припечатал на столешницу монетку.

– Ну, мне пора, – он встал. – Бывай, рыжий. Понадоблюсь, спроси меня у Вальтера, он скажет.

Жуга кивнул, проводил его взглядом и залпом допил пиво. Задумался.

Что-то было не так в этой истории с Рудольфом.

Парнишка, собиравший пустую посуду, подошёл к Жуге и попытался взять монетку, что оставил Бликса.

Монета не двинулась с места.

– Колдовство! – мальчишка сплюнул и перекрестился.

– Дурак, – невозмутимо сказал Жуга, поддевая монетку ножом. – Столы протирать надо!

Парнишка тупо похлопал глазами, сгрёб менку под фартук в карман и повернулся к травнику:

– Это ты, который за соломой?

– Я, – Жуга кивнул.

– Пошли.

* * *

К ночи стало холодать, и Телли не рискнул, как в прошлый раз, заснуть внизу, прекрасно понимая, что как только догорит камин, спать станет невозможно. Вдобавок, Жуга под вечер приволок огромную охапку свежей соломы, застелил её рогожей и устроил себе ночлег в комнате наверху. Недолго думая, Телли направился туда же.

– Тебе чего? – Жуга, уже накрывшийся кожухом, поднял голову. Рыжие волосы топорщились всклокоченной метёлкой.

– Да это… Холодно внизу. – Телли картинно поёжился. – И жёстко.

– Хитрый, – усмехнулся травник. – Как спать, так сразу, а вот солому поискать…

Он выдержал паузу и молча оглядел мальчишку. Телли потупился. Щуплый, маленький, босой, в разодранной рубашке, он и впрямь был одет не по-осеннему. Ещё одна забота, так-перетак…

– Ну, ладно. Лезь.

Обрадованный, Телли перелез через травника и заворочался, шурша соломой.

– А я одеяло принёс… Ой-ёй, колется!

– Терпи, завтра мешок раздобуду. Яд и пламя, да не ворочайся ты так – ещё рухнет что-нибудь с полки! – Жуга вздохнул. – Придётся завтра разобрать этот хлам… Эй, – он вскинулся, – а змей твой спать до нас не приползёт?

– Нет, – соврал Телли.

Рику было всё равно, где спать, лишь бы потеплей. Как и любая ящерица, он остывал к утру так, что поначалу даже двигался с трудом. Тил не сомневался, что дракон притащится наверх, как только догорят последние дрова, но травнику об этом сказать не решился – ну как прогонит?

Некоторое время оба лежали без сна, согреваясь. Жуга, хоть сам и отругал мальчишку, тоже беспокойно ворочался, хмыкал задумчиво, с хрустом потирая ладонью небритые щёки.

– Стены, – бормотал он, – черепица… ножки от стола…

– Чего? – вскинулся Телли.

– Ничего, – рассеянно ответил тот. – Ты хорошо Рудольфа знаешь?

– Нет, конечно.

– Вот и я не знаю, – травник сел, поскрёб исколотую соломой спину. В окошко лился лунный свет. Лохматый профиль на фоне окна казался залитым чернилами. – Тревожно что-то мне. Дом ещё этот…

– А чего? Дом как дом.

– Ну, да, как же… Если он в залог пошёл – и то за тысячу талеров! Представляешь, сколько он стоил новый? Стена в четыре кирпича, чердачные балки из лиственницы. Черепица… эта… в два пальца толщиной. Тьфу, чёрт, я уже и сам говорю как Рудольф. А чучела эти? А мебель? Ни единой трещинки до сей поры. Вся гладкая как зеркало. И ножки… эти… круглые.

– Их на станке точат, на токарном.

– Да? Ну всё равно – дорогая работа. Откуда у него такие деньги? И почему он дело своё прикрыл? Кого ни спрошу, все шугаются, будто он и вправду сумасшедший… Яд и пламя! – травник подскочил на месте, как ужаленный, и вытаращился в темноту: – Рик, ты что ли?!

Дракошкины глаза умильно щурились, сверкая в лунном свете вертикальной прорезью зрачков. Не дожидаясь приглашения, Рик нахально втиснулся меж Телли и Жугой, улёгся поудобнее, зевнул и тут же задремал.

– Ох, господи… – только и смог пробормотать Жуга. Убрал от лица перепончатое драконово крыло. – Только этого мне не хватало! Это ты оставил дверь открытой?

Телли лежал, боясь пошевелиться. Наконец услышал, как травник зашуршал соломой, поворачиваясь к дракону спиной, и облегчённо вздохнул – гнать его не собирались.

– Ладно, – проворчал Жуга. – Давай спать, а то завтра вставать рано.

– Зачем рано-то?

– Травы собирать пойдём, – был ответ.

* * *

На следующий день Жуга, как и обещал, растолкал Телли ни свет ни заря, и оба отправились за город. Рика заперли, чтоб не увязался следом. Путь был неблизкий – сначала до ближайших ворот в западной Башне Трёх Ключей, затем далеко на юг, вверх по течению реки.

– Вообще, если по всем правилам травы собирать, то надо заходить так далеко, чтоб не слыхать было петушиного крика, – рассуждал по дороге Жуга. – Но на деле всё проще: чем дальше от города, тем лучше.

– Это чтобы люди не мешали?

– Травы там чище, – ответил Жуга, останавливаясь на широком, густо поросшем кустарником лугу. Огляделся. – Так, начнём, пожалуй. Вот эти стебли видишь? Запоминай – это волкобой-недоспелка. Собирают его в конце августа, когда он цветёт.

– Мы его звали – овечье рунишко, – кивнул Телли.

Брови травника удивлённо полезли вверх.

– Ого, – сказал он, – а ты, оказывается, кой-чего знаешь. Верно, так его тоже зовут. Только если я тебе все названья каждой травки буду говорить, у тебя башка с непривычки треснет.

– А для чего она?

– Башка?

– Да нет, это… трава, волкобой этот.

– Вообще, его добавляют в кой-какие отвары для густоты и чтобы дольше сохранялись. А ещё говорят, что им от свадебных наговоров охраняют, кладут на порог.

– Это правда?

– Не знаю, не пробовал. Мы его много брать не будем, есть вещи поважней. Да, много всяких врак об этом ходит, – он уложил в сумку сорванные стебли. – Есть в травах и цветах целительная сила для всех, кто сумеет разгадать их тайну. Только не каждому это дано. О, гляди – лопух… Дай-ка лопатку.

– Репей-то нам на черта?

– Осенний корень лопуха в настойке, – наставительно сказал Жуга, окапывая куст вокруг, – от осиного или пчелиного укуса – первейшее средство.

– А почему осенний?

Травник пожал плечами:

– Я не знаю.

– А это… Я вот слыхал, что орхилин-трава все тайны и чары раскрывает, ежели сумеешь её цветок сорвать.

– Это папоротник-то? Ерунду болтают, – сказал Жуга, утирая лоб рукавом. Потянул из земли оголившийся корень. – Я дважды просидел у орляка всю ночь на Ивана, ни хрена он не цветёт. Городские байки. Другое дело, что червяков из брюха гонит, если приготовить как надо. А ещё от поясницы помогает, если на ночь приложить или тюфяк свежим листом набить.

– Так давай набьём!

– Завянет быстро – не сезон.

– Какой же прок от него тогда? Поясницу ведь как раз по осени и крючит.

– На то другие средства есть. Каштан на хлебе с салом, корня шиповника настойка или, там, акация… А вот ещё про папоротник: если растереть свежий листок и к ране приложить или, там, к свищу – в три дня всё заживёт и следов не останется. Ну-ка, помоги…

Домой к Рудольфу Телли возвратился нагруженный травами и окончательно обалдевший от обилия сведений.

– Мне всё это в жисть не запомнить, – сказал он, поразмыслив.

– А ты не запоминай. Пока просто слушай.

Оказалось, Рудольф отлучился по своим делам. Воспользовавшись его отсутствием, Жуга и Телли решили разобрать завалы в верхней комнате, пока какой-нибудь котёл и впрямь не рухнул ночью им на головы.

Толстые, неструганого дерева полки прогибались под непосильной тяжестью. Обилие вещей поражало. Здесь были стеклянные бутылки всех форм, цветов и размеров, какие-то разрозненные чашки и тарелки серого фаянса, покрытые тоненькой сеточкой трещин, большей частью с отбитыми краями или без ручек, статуэтки людей и зверей в разломанной шкатулке, две-три монеты странной формы – там же, изогнутый бронзовый нож с затейливой ручкой, радужные перья не ведомых травнику птиц, большая связка старых ключей на кольце, кресало, череп (Телли перепугался до одури, когда наткнулся на него за старым жестяным подносом), горы старого трута, свёрнутый в трубку небольшой квадратный коврик, истёртая перчатка из кожи на левую руку, извитая, с отростками раковина с кулак величиной, толстая пачка слипшихся свечей, песочные часы, кубок – измятый, старого олова, с чеканкой внутри и снаружи, большая медная чернильница с остатками чернил и многое другое – всё старое, забытое, покрывшееся плесенью и пылью.

– Дела-а, – травник с натугой стащил с верхней полки маленький бочонок, снял крышку и ошарашенно уставился на россыпь блестящих, перемазанных прогорклым маслом наконечников для стрел. – Куча всякой всячины! И вещи всё ненужные, вроде…

За бочонком на полке обнаружился щит – обитый сталью поверх досок конный рыцарский тарч [2] с обрывками кожаного ремня и полустёртым гербом, очертания которого терялись в проплешинах облупившейся краски. За щитом примостилось высохшее деревце в треснутом глиняном горшке.

– Думаешь, он этим торговал? – спросил Телли. Дерево в горшочке почему-то его особенно заинтересовало.

Жуга осторожно взял в руки чёрную, с радужным отливом тонкую свирель, посмотрел её на свет, поднёс к губам и для пробы выдул пару созвучий. Звучала свирель вполне прилично. Он вздохнул и отложил её в сторонку.

– Кто знает, – сказал он. – Наверное, торговал, а иначе зачем тут это всё? Бутылки мне, пожалуй, пригодятся, а остальное отнесём пока в чулан.

– И это тоже? – Телли поднял с полки что-то круглое, в пятнах, рукавом стёр пыль и изумлённо вытаращил глаза. – Ух ты! Глянь!

В руках его была дощечка в палец толщиной, аккуратно стёсанная на ровный круг поперечником в локоть. Одна сторона её была гладкой и одноцветной, другую сплошь покрывала инкрустация из чередующихся правильных шестиугольников трёх цветов. Жуга нахмурился и протянул за нею руку:

– Ну-ка, дай.

Он повертел дощечку в руках. Царапнул ногтем край мозаики и хмыкнул – шестиугольнички сидели как влитые, под пальцем не ощущалось никаких неровностей. Полированная поверхность блестела, словно залитая в лак.

– Тонкая, однако, работа, – пробормотал Жуга. – Как соты пчелиные. – Он поднял взгляд на Телли: – Чёрный, белый и… какой ещё?

– Ты что, не видишь? – удивился мальчишка. – Красный.

Травник невесело усмехнулся.

– Я не различаю красное и зелёное, – сказал он.

– Это как? – не понял Телли. – Почему?

– Не знаю. Таким уродился, – он снова повертел в руках дощечку. – Интересно… Смотри – ни один не касается другого такого же.

– Красивая штука, – согласился Телли. – Я её под столик приспособлю.

Жуга кивнул и с чувством некоторого сожаления положил дощечку обратно на полку. Вдоль спины пробежал знакомый нехороший холодок. Травник нахмурился, но ничего не сказал и вернулся к работе.

Наконец в комнатке стало свободнее. Кое-что из вещей травник унёс вниз и разместил на полках над прилавком, чтобы были под рукой, а остальное утащил в чулан. На доску Телли водрузил горшочек с пересохшим деревом, полил его водой и поставил всё сооруженье на каминную полку.

– Авось зацветёт.

Наверху странник развернул рогожу и разложил на ней сушиться собранные травы, после чего достал припрятанный кусок холста, иглу и принялся сооружать новый сенник. Телли ещё некоторое время повозился с тряпкой, залил в котёл воды, разжёг огонь и только расположился отдохнуть, как в дверь нетерпеливо постучали. Жуга помедлил и пошёл открывать.

Стоявший на пороге незнакомец был высок и небрит. Выцветший мундир и кожаная куртка под кирасу за версту выдавали в нём солдата из наёмников. За поясом торчал короткий дирк [3] в потёртых кожаных ножнах, за спиной болтался мешок.

– Ну, наконец-то! – хрипло воскликнул пришелец вместо приветствия. – Стучу, стучу… Эрих я. Тута, помнится, старик торговал. Где он?

– Рудольф? Он закрыл свою лавку, – ответил Жуга. – Насовсем.

– Во как! Гм… Слышь, малый, помоги – с обозом еду завтрева, дорога дальняя, а я огниво потерял, а могёт, вытащил кто. А нужно – хоть зарежь. А поздно, лавки все позакрывались, а выезжаем рано, а дай, думаю, зайду к Рудольфу, отоварюсь на дорожку, хорошо, что вспомнил.

– Говорю же, он больше не торгует.

– Чёртова задница, те что, кресала жалко?! – вспылил солдат. – Я ж те толкую, что я без его как без рук – ни костра разжечь, ни трубку раскурить! Неужто сам не понимаешь? Выручи, рыжий! Ну что тебе стоит?

Жуга почувствовал себя неловко, тем паче, что как раз в этот момент ему вспомнилось, будто в вещах старьёвщика он действительно видел трут и огниво.

– Погоди минутку. Схожу, посмотрю, – сказал он и направился в чулан.

Кресало отыскалось на одной из полок, куда они с Телли сложили всё, что могло пригодиться в хозяйстве. Поразмыслив, Жуга сунул в мешочек кусок трута и вернулся к двери.

– Держи.

– Ну, спасибо, выручил! – солдат заглянул в мешочек и полез в кошель. – О, да ты и трута положил! За сколько? Пяти менок хватит?

– Хватит.

Солдат отсчитал монетки и сунул покупку в карман.

– Бывай, – сказал он и, фальшиво насвистывая, зашагал прочь.

Вскоре вернулся Рудольф с корзинкой, полной всяческой еды – Жуга с утра оставил ему денег. Старик с неодобрением оглядел разложенные на полу пахучие листья и поднялся к себе наверх.

– Уже перетаскали? – воскликнул он, заглядывая в комнату с полками. – Какого чёрта, вы что, меня подождать не могли? Где вещи?

– В чулане.

– Все?

– Вон тут, на полках ещё кое-что.

Рудольф принёс большой мешок, без разговоров сгрёб в него те немногие предметы, которые травник оставил в нижней комнате, и тоже уволок в чулан. Не тронул старьёвщик одни лишь бутылки.