Призрак

После нее к Великому мастеру подошла Надежда. Она упала на колено, и, всхлипывая, не смея лишний раз коснуться руки Мастера, трепетно и страстно припала губами к перстню.

Затем то же самое, но уже в куда более спокойной манере и с достоинством проделал Жан. Потом граф.

– Рыцари креста и розы! – произнес Мастер устами переводчика. – Пробил час великого подвига! Вам, как избранным, могущим противостоять чарам террора, неподвластным инфернальным энергиям, достигшим высот в искусстве аппарации, магической борьбы и ментальной самозащиты суждено сыграть решающую роль в травле чудовища, отверженца природы и кровожадного зверя! Я благословляю вас! И пусть живая вила озарит нашу победу своим сиянием! Во имя чести братства! Во имя господа нашего!

Надежда разрыдалась, стыдливо прикрывая глаза ладонью.

– Жан-Мари-Гюстав д’Альбон, когда ты вернешься, я сделаю тебя Первым стражем Ложи Верховного Совета.

Жан нерешительно, точно не веря, вновь опустился на колено, а потом и на второе.

– Спасибо, м-мой учитель!

– Я хочу видеть тебя живым.

Старик вытянул тяжелую, бледную руку, словно хотел ощупать ею души каждого из присутствующих.

– До встречи, дорогие братья!

– До встречи, Великий мастер! – нестройным хором ответила толпа.

Слуги бережно помогли хозяину влезть обратно в машину, погрузили кресло в багажное отделение.

Шурша шинами, кортеж неспешно развернулся и через минуту растаял в черно-синей ночной дали.

– Держится молодцом, – иронично шепнул Винтер на ухо графу.

Ида хотела спросить, почему ее называют вилой, но увидела, что Надежда и другие члены Ордена берут друг друга за руки.

Вокруг как будто стало светлее. Ида почувствовала разбегающуюся невидимыми потоками энергию. Розенкройцеры застыли, погрузившись ни то в транс, ни то в какую-то общую всепоглощающую мысль. Иде почудилось, что она стоит в окружении статуй.

В небе над головой – Иде казалось, она видит их каким-то новым параллельным зрением – извиваясь, вырисовывались причудливые призрачные нити. Переплетаясь между собой, они все больше устремлялись в направлении замка, опутывая и пронизывая его насквозь. До слуха долетело раздраженное карканье ворон, должно быть, почувствовавших присутствие враждебной силы.

Вдалеке забрезжил бело-голубой огонек, потом второй, третий, четвертый. Странное кольцо из одиноких светлячков опоясало территорию, и Ида различила ползущие по земле, проступающие на серебристой снежной глади лучи.

Над Розенкройцерами и замком на несколько километров вокруг образовался невероятный купол.

Ида была настолько изумлена и поглощена созерцанием этого магического творения, что не заметила, как Надежда, Жан и граф вышли из транса и открыли глаза.

Надежда вынула откуда-то и протянула Иде ее кулон, перстень и шкатулку.

– Надень. Пошли!

Они неспеша, словно прогуливаясь, приближались к воротам ажурной ограды замка. От внимания Иды не ушло, что каждый ее ангел держит руку в кармане пальто, словно готов в любой момент выхватить оружие.

Иде по-прежнему казалось, что ночь стала светлей, хоть она уже и не различала расчертившие небосвод и землю волшебные нити.

– Почему Великий мастер назвал меня оружием? – спросила Ида.

– Он старенький, – успокаивающим шепотом ответила Надежда. – Очень, очень старенький.

– Но… вы же обещали, что это не очень опасно. Хоть и страшно.

– Да, Идушка.

– Как только он прикоснется к тебе, все будет кончено, – уверенно сказал Жан. – Для него. Представь, что… перед тобой блюдо с пирожными, которые ты должна съесть, чтобы не погибнуть с голоду – ты целый месяц ничего не ела. Но одно из этих пирожных наполнено ядом. Ты колеблешься, сомневаешься, но голод слишком велик, и ты идешь ва-банк. В такую ловушку загнал себя и он. Ты, Ида, переродившееся древнее существо, хоть ты об этом и не знаешь. В тебе есть особый ментальный конденсат, заложенный многими поколениями наших предков. Страшная начинка, которая ему не по зубам. А с другой стороны, ему позарез нужна твоя сила.

– Зачем?

– Чтобы не проиграть и не сдохнуть.

– Что бы он ни делал, что бы ни сказал, не смей усомниться, – предупредила Надежда.

Ида хотела задать самый главный вопрос: кто или что такое «он», как он выглядит и на что он способен. Ей ничего не сообщили, кроме той обрывочной информации про «очень страшного человека».

Выходило, что встреча с призраком лишь прелюдия, а самый жуткий враг прячется в его тени.

Сидевшая на тонком кривом суку ворона спокойно и неприветливо созерцала гостей, склонив на бок свои черную остроклювую голову. Потом сорвалась и, хлопая крыльями, унеслась в сумрачную башню замка.

– А почему в замке не включили свет? – спросила Ида.

– А зачем он нам нужен? – просто ответил Гурский. – При свете этого гада не разглядишь.

Они зашли во двор замка. Вороны злобно каркали из своих щелей, но все же не так, словно были готовы ринуться я в атаку.

– Сколько бы отдали эти птички за то, чтобы полакомиться нашими глазами, – меланхолично промолвил Жан.

Когда они переступили порог распахнутых настежь дверей замка, Жан вынул из-под фалды нечто вроде выдвижной металлической указки с очень тонким, почти острым кончиком. Вытянув ее на метр, он по мере продвижения начал осторожно водить ею из стороны в сторону, иногда играючи касаясь стен и предметов. Ида не знала, зачем это нужно, но вспомнила о миноискателях.

В руке у графа она заметила старинный гравированный пистолет с очень длинным стволом, вроде того, из которого стрелял на дуэли Пушкин.

Надежда держала в пальцах короткий серебристый жезл, чуть толще вязальной спицы. Ее запястье и ладонь опутывали четки из грубо отшлифованных матовых бусинок.

Ида вспомнила про собственный оберег: подаренный Жаном лунный камень, висящий на шее.

Они поднялись по лестнице в первый роскошный зал. Слабый свет безлунной ночи скользил по поверхностям и изгибам мебели, отражался в узорчатой глади пола и озарял тусклыми бликами серебряные кубки на столе.

На противоположной стене раскинулся угрюмый гобелен, на фоне которого, выступая из тьмы, стояли два манекена.

Жан остановился и сделал быстрый знак рукой.

Манекены, прежде облаченные в польские дворянские наряды, были совершенно раздеты. И не только раздеты.

Жан зажег фонарик.

У мужской фигуры была разбита голова, словно кто-то несколько раз ударил по ней молотом. На шее висела картонка, на которой безобразно пляшущими черными буквами было написано: «ГРАФ ДУРСКИЙ».

Женский манекен был обуглен, с головы до ног покрыт темными разводами ожогов, точно его вытащили из пожара. На груди красовалась картонка с надписью: «БЕЗНАДЕЖДА».

Третьим персонажем группы был не манекен, а полуметровый декоративный гном. На голову гному кто-то надел нелепо склеенную из бумаги наполеоновскую двууголку.

– Стиль второгодника… – брезгливо констатировал граф.

Жан выключил фонарь.

Они, молча продолжили путь, стараясь не касаться взглядом отвратительных чучел.

Зайдя в следующее помещение, Жан вновь замер.

Впереди не было ничего подозрительного. Только серые гусарские доспехи с крыльями за плечами, скалящая зубы на полу медвежья шкура, оружие на стене и масштабная модель замка в стеклянной коробке.

Ида хотела спросить, в чем дело, но тут же услышала за дальними дверями шаги. Быстрые, неверные, словно кто-то, спотыкаясь, пытался бежать.

– Готовьтесь! – прошептал Жан и выхватил из кармана что-то блестящее.

Шаги звучали все громче с каким-то нарастающим звериным остервенением. Надежда стиснула руку Иды.

В дверях появилась темная фигура: человек с мечом в руке. Неуклюже подскакивая, дергая плечами, он ринулся навстречу друзьям, а затем круто остановился. Будто хотел, чтобы его как следует разглядели.

Это был коренастый, по пояс голый мужчина с тупым, ничего не выражающим лицом и закатившимися под веки глазами. Меч, который он сжимал, очевидно был экспонатом. На груди у незнакомца с большой аккуратностью были высечены какие-то слова.

– Это пустое тело? Нежить? – выдохнула Надежда.

– Ч-что там у него… – пробормотал граф, осторожно доставая свободной рукой фонарь.

«Прикоснетесь ко мне – я умру»

Внезапно лицо мужчины прибрело осмысленность. Черты исказились, в глазах проступил бесконечный недоумевающий ужас и страдание.

– Помогите! – заорал он плачущим голосом. – Помогите! Я… м-меня… спас…

Его взгляд снова потух. Рука занесла меч.

– Это человек! – вскрикнул Жан, отскакивая в сторону от рассекшего воздух лезвия. – На нем заклятие! Его нельзя трогать!

Подвластное чужой воле тело кинулось на Гурского, который в растерянности бросился от него бежать.

В руке Жана мелькнула голубая вспышка. Человек упал, словно его ударили в спину, однако не выронил меч.

Надежда, сжимая руку Иды, потащила ее вперед, к дальним дверям. Марионетка мигом вскочила на ноги и рванула наперерез. Несмотря на внешнюю скованность, враг двигался проворно и очень рационально.

Ида отчаянно вскрикнула.

Грохнул выстрел. Мастерски выпущенная графом пуля чиркнула нападавшего по ноге, заставив упасть на колено. Жан опять вскинул руку, и существо, скрежеща зубами, заерзало на полу в припадке дикой боли.

– Его нельзя долго мучить! – пробормотал Жан.

– Бегите! Мы будем его отвлекать! – заорал граф.

Ида и Надежда помчались дальше. За спиной корчилось и хрипело существо, Жан кричал, что надо отобрать меч. Потом Ида услышала топот, вопли и гром упавших доспехов.

Они добрались до лестничного проема. Остановились на полминуты, надеясь, услышать догоняющие шаги друзей. До слуха доносилось лишь эхо голосов.

– Идем, – судорожно промолвила Надежда.

Приблизившись вместе с Идой к затворенным дверям, ведущим в новый зал анфилады, Надежда вдруг остановилась, словно увидела или почувствовала присутствие чего-то угрожающего и болезненно жуткого.

Иде вдруг показалось, что с рядом ней стоит старая, обессиленная женщина.

– Что случилось?

– Он… здесь, – прошептала Надежда. – Раньше, чем мы думали. Приготовься. Ничему из того, что увидишь не верь!

– Я…

– Иди! – Воскликнула Надежда и вдруг с силой втолкнула Иду в комнату и захлопнула двери.

Ида услышала ее спешные удаляющиеся шаги.

Она осталась одна. Наполненный сумраком и густыми тенями зал был страшен, но при том прекрасен и торжественен. Похожие на призрачных морских медуз спускались с потолка хрустальные люстры. Со стен на Иду взирали многие портреты. А над камином Ида разглядела свой темный колышущийся силуэт в огромном зеркале, достигающем потолка.

«Где если не здесь ждать свидания с призраком», – подумала Ида, с удивлением чувствуя, что не очень-то сильно боится.

Правда бояться следовало не только призрака, точнее даже отнюдь не призрака.

Кругом царила мертвая тишина, словно и не было никаких, обещавших защищать ее до последнего ангелов-хранителей.

Но в этом заключался план. Самое тяжелое испытание Иде предстояло встретить и преодолеть в одиночку.

Она медленно, сжав руки в кулаки, но не замирая от ужаса, прошла половину комнаты. Опустилась в старинное кресло.

«Как это похоже на сон…» – подумалось Иде.

Всего несколько часов назад она рассталась с Андреем на окраине Минска. Реального, несказочного города, где нет ни приведений, ни магии, ни чудовищ. Она думала об Андрее: в порядке ли он, не волнуется ли за нее?

Потом Ида вспомнила предупреждение Леонида Ефимовича, после которого ей велели отключить телефон.

Она включила мобильник и попробовала позвонить. Не было даже гудков.

Ида не знала, сколько времени провела, сидя в кресле посреди пустого зала. Она ждала, когда ее душой овладеет ужас, когда подкатит сносящая все на своем пути ледяная волна паники. Но ничего не происходило. Только тревога и чувство близости чего-то скверного.

«А что я здесь сижу?» – пришла Иде в голову неожиданная мысль. – «Разве кто-то говорил, что я должна оставаться в этой комнате?»

«Следуй за наставниками, делай все, как они скажут», – вот все, что сообщил ей Винтер.

Ида поднялась с кресла и после некоторых сомнений пошла к выходу. За дверью никого не было. В просторных помещениях на всем этаже не отдавалось ни малейшего эха голосов.

«Где же все?» – подумала Ида.

Она ни на секунду не допускала, что с ее могущественными друзьями случилось что-то плохое. Разве мог им угрожать какой-то несчастный с мечом? А напади на них главный враг, она бы наверняка услышала шум схватки.

«Должно быть, затаились и ждут…»

Ида прошла через несколько залов, любуясь их таинственной ночной красотой.

Ей хотелось крикнуть: «Ау!», чтобы хоть кто-нибудь отозвался в этом застывшем, безмолвном, похожем на зазеркалье мире.

«А вдруг, я в замке одна? Вдруг, это все чей-то огромный злой розыгрыш?»

Она уже обошла все комнаты на этаже. Или почти все. Казалось, ни в одной из них давным-давно не бывало живой души.

«Что я делаю здесь посреди ночи? Зачем я не послушала Андрея?»

– Надо прийти в себя! – прошептала Ида. – Это не может быть сон или чья-то шутка! Все взаправду, меня предупреждали!

Она увидела в углу темную фигурку, сидящую к ней спиной. Маленькую, грязную, покрытую серыми лохмотьями с черной копной волос на голове. Фигурка тихо и прерывисто скулила.

Ида вздрогнула и отшатнулась. Она сразу же поняла, что это такое. Ей не было еще четырех лет, когда она встретилась с этим страшным и жалким созданием во сне первый и как ей тогда отчаянно хотелось верить последний раз. Ранний детский кошмар, вобравший образы из какого-то дурного кукольного мультфильма, какой-то сказки про забытую игрушку и каких-то собственных смутных воспоминаний. Ни то ребенок, ни то кукла по имени «Чучелко».

Ида с содроганием отвернулась, и быстро, стараясь не заплакать и не побежать, начала уходить подальше от этого существа. Она испытывала не только страх, но и невыносимую, разъедающую сердце и высасывающую душу тоску.

Теперь, когда призрак до дна раскопал ее память, когда вытащил на свет все секреты, Ида поняла, что не сможет встретиться с ним лицом к лицу. С чем угодно, только не с этим. Даже если закроет глаза и зажмет уши.

За ней никто не бежал, не полз, не крался, никто не выл и не кричал за спиной, но от этого было не легче.

Ида вернулась в комнату, где ее оставила Надежда, села обратно в кресло и закрыла лицо ладонями.

Ее трясло, из глаз катились слезы. Потом она забылась сном, а когда очнулась, нечто черное и высокое вышло из курящейся туманом полумглы навстречу ей.

Ида поднялась с кресла, уверенная, что все еще спит. Застыла, чувствуя, как тело крепко-накрепко опутали и стянули тысячи невидимых нитей.

– Здравствуй, – произнес низкий спокойный голос из-под капюшона-колпака.

Стая

– Господин оберштурмбаннфюрер! Арестант Гарцев, по вашему приказанию, доставлен!

– Прекрасно.

Он хотел лично пристрелить Гарцева, но, спускаясь по лестнице, понял, что это будет слишком просто. Этот хитрый русский ублюдок повинен слишком во многом!

Оставив Гарцева на растерзание Эрнсту, Людвиг, тяжело дыша, поднялся обратно в кабинет и запер дверь на ключ.

Застыв как изваяние в кресле, он не без удовольствия представлял себе, что сейчас происходит в камере. Людвиг не считал себя садистом. Однако мысль о мучениях врага приятно щекотала душу ласковым перышком, заставляя тихонько посмеиваться и блаженно жмурить глаза.

Он решил отметить эту небольшую, но важную в своей символичности победу. Сразу три веселящие пилюли начали таять во рту.

«Черт возьми, я же могу надраться, как никогда в жизни! Мне теперь все равно!» – самоуверенно подумал Людвиг.

Он вдруг осознал, что легкость и беспечность, которые он чувствует перед лицом смерти есть ни что иное как высший героизм.

Эта мысль так польстила Людвигу, что он разразился хриплым клокочущим хохотом, разлетевшимся по залу театральным эхом.

– Ну-с детишки! Тема нашего сегодняшнего урока… Смерть! Почему класс молчит, м-м?

Людвиг встал с кресла и, пошатываясь, подошел к темному окну.

– Не Вевельсбург!

Приблизился к зеркалу, оскалился собственному отражению.

«Черт, а ведь пора идти к фон Хессу! Скоро уже ночь закончится!»

Но идти к фон Хессу не хотелось. Хотелось жить и насаждаться бытием. Именно здесь. Сидя в ободранном темном зале в полуразрушенном замке в богом забытой славянской дыре на месте бывшего гетто.

Людвиг, посмеиваясь, мерил шагами комнату, наслаждаясь мириадами новых ощущений и оттенков чувств. Если бы кто-то сейчас постучал в дверь, он без объяснений расцеловал бы этого болвана.

«А может, проведать моего русского друга?» – игриво подумал Людвиг. – «Если от него еще что-то осталось…»

«Или пойти к Адель? Рассказать, что это я украл ее кулон, чтобы подарить своей будущей избраннице? Вместе с моим кольцом „Мертвая голова“, полученным лично от Гиммлера, хе-хе! Хотя нет… Смерть от когтей разъяренной фройляйн Мерц еще страшнее гильотины!»

Зал был залит живым янтарным светом. Казалось, его излучали не лампы, а сами стены, пышущие изнутри зарождающимся пламенем.

Людвиг так разгорячился, общаясь с самим собой, что не сразу заметил грустно ссутулившегося в углу тощего лысого старика с седыми усами в полосатой арестантской робе.

«Странно!» – подумал Людвиг. – «Неужели я стал видеть астральные тела? Или это просто галлюцинация?»

– Здравствуйте, Людвиг, – тихо сказал профессор Кауц.

– Ах, это вы! – рассмеялся Людвиг. – Я вас не сразу узнал. Ну и как… Как вам живется… там?

– Думаю, теперь это не имеет значения.

– Почему?

– Я уже освободился. Как и многие.

Людвиг удивленно поднял брови, и до него дошло.

– О-о! Ну что ж, очень за вас рад! Правда, я думал, что после смерти человеческая личность перестает существовать.

– Это лишь распространенная теория. На самом деле смерть – это бесконечное множество вариантов существования. Например, я сейчас свободно существую у вас в голове.

– Забавно… Впрочем, у меня тоже есть кое-какие загробные планы. Я не собираюсь идти по вашей тропинке, профессор. Это не для меня! Вы смотрели на меня сверху вниз, как на нерадивого школьника – не думайте, что я этого не замечал. Ну так вот! В отличие от вас, старого измятого карьерой бюрократа и лицедея, я намерен раздвинуть границы магии и сделать то, чего еще не удавалось никому! Обмануть смерть!

Кауц снисходительно и сочувственно покачал головой.

– Да, профессор, высокомерие сыграло с вами дурную шутку. Думаете, я желал вам такой судьбы?

– Людвиг, – вздохнул профессор Кауц. – У вас мало времени. Найдите в себе силы выслушать то, что я вам сейчас скажу.

– Ну?

– Вы совершили много зла, но это не повод бросаться в пропасть, в которую вы так стремитесь. Раскайтесь.

– Ч-что?

– Никакая филактерия вас не спасет, если вы не оглянетесь назад и не ужаснетесь всему, что сделали. У вас еще остался шанс.

– Знакомые клише! – расхохотался Людвиг. – Когда нечем крыть, начинаем из последних сил теребить бедняжку-совесть! Слезы и сопли-де выведут к свету! Немезида заносит меч! Кайтесь, Людвиг! Ха-ха! Вы сейчас не в том положении, чтобы мне что-то советовать, милый рождественский дух! Вы всего лишь картинка в моем мозгу! Бред, в который я почему-то верю!

– Людвиг…

– А ведь вы не могли дожить до лагеря! Вы же умерли… еще в тридцать втором! Отец ездил на похороны. Что за шутки, а профессор?!

– Я такой, каким вы меня хотите видеть.

– Заткнись и убирайся туда, откуда вылез!

– Он придет за вами, Людвиг.

– Вон!

Людвиг в бешенстве запустил в Кауца каким-то предметом со стола.

Галлюцинация исчезла. Зал больше не светился золотом. В дверь настойчиво и бесцеремонно барабанил чей-то кулак.

– Какого дьявола! – заорал Людвиг.

Он подошел к двери, трясущейся рукой отпер замок, чтобы посмотреть на эту свинью в погонах.

В полумраке, сливающемся с темно-серой униформой, висело бледным пятном спокойное нагловатое лицо.

– Оберштурмбаннфюрер Моргенштерн, поступил приказ о вашем немедленном в возвращении в Берлин!

– Э-э… что?

– Вас подозревают в проведении несанкционированных экспериментов.

– Да пошли вы! – взвизгнул Людвиг и попытался захлопнуть дверь.

Офицер пихнул его как подростка.

В следующие несколько секунд ему без лишних слов заломили руку и быстро повели через замок в направлении лестницы.

Людвиг в диком недоумении озирался, ожидая, что кто-нибудь поможет ему. Но никто не помогал. Даже Эрнст куда-то провалился.

Они миновали лабораторию. На полу, раскинув руки, валялся без сознания фон Хесс.

Идя по коридору, Людвиг вдруг увидел Адель, которая молча глядела на него с выражением брезгливой скорби и глубокого презрения.

«Змея! Доносчица!»

Его вывели из замка, провели через двор под неистовое карканье сошедших с ума ворон и посадили в стоявшую за воротами машину.

– Пальцем меня тронете… – прошептал Людвиг сидевшему впереди водителю. – Гиммлер вас в порошок сотрет!

Водитель не повел и ухом.

Людвиг вспомнил про лежащий в кармане кителя «Бульдог» и ампулу с ядом.

«Нет! Только не это…»

Двое сотрудников СД почему-то не спешили садиться в машину. Они стояли рядом и, запрокинув головы, глядели в небо, словно завороженные.

Людвиг заметил, что крики ворон переходят во что-то совершенно невообразимое. Злой, самоуверенный, жаждущий крови клич – будто поднималась целая пернатая армия.

Людвиг не мог видеть, как из пяти башен замка разом вырвались в ночное небо пять черных стай, как они слились, образовав огромный медленно вращающийся над замком ревущий круг, и вдруг, как по команде устремились вниз на опешивших эсэсовцев.

Офицер, руководивший арестом, был отброшен на два метра, словно его сбил грузовик.

Отовсюду слышались вопли тех, кого долбили и рвали десятки клювов.

Водитель выскочил из авто, выхватывая пистолет. Он еще не понял, что лишь в машине его спасение.

Людвиг ошалело взирал на развернувшуюся за окном чудовищную битву. Вороны были повсюду. Они пикировали на людей небольшими стаями, сбивая их с ног, набрасывались одна за другой, превращая жертву в корчащийся клубок хлопающих черных крыльев и клювов. Их были сотни. Тысячи.

«Это же бред!» – с надеждой подумал Людвиг. – «Продолжение галлюцинации!»

В стекло с треском ударилась чья-то голова, оставив на нем грязный след крови. Замельтешили косматые перья. Людвиг вскрикнул, лихорадочно пытаясь вытащить из-под шинели револьвер. Он слышал, как эти твари садятся на крышу, простукивают ее клювами. Одна опустилась на капот и стала расхаживать по нему, искоса поглядывая на Людвига как на аппетитный кусок мяса.

Дикие крики, ругательства и полуживотный вой продолжали доноситься сквозь горланящий хор.

Со стороны замка защелкали выстрелы. Рявкнула автоматная очередь.

Осевшие и кружившие рядом с землей вороны взмыли ввысь, будто примагниченные какой-то неведомой силой. Но улетать они не собирались.

Из темных крон леса мутной черной рекой к ним слеталось подкрепление.

Вороны взяли замок в новое воздушное кольцо и бросились на него сразу со всех сторон.

Из свинцовых облаков впервые за ночь вышла холодная, похожая на лицо изможденной женщины луна. Пролившийся с неба серебристый свет озарил картину побоища.

Пернатое полчище, победоносно каркая, носилось в небе. Иногда та или иная ворона делала странный кувырок, и из одной птицы тут же возникали две.

Со стороны замка все еще стреляли. Точнее стреляли уже в самом замке. В окнах мелькали оранжевые вспышки. Грохнула граната. Потом Людвиг увидел, как темное тело с криком упало со стены, разбившись о булыжник.

Из одного окна вырвалась красная сигнальная ракета.

Те, что были в замке не знали, что к ним на помощь уже ринулась остановившаяся в городке на ночлег зондеркоманда.

Заслышав стрельбу, набравшиеся шнапса после славной операции каратели под давлением штурмбаннфюрера пошли расправляться с «красной скотиной».

Стоило им приблизиться к замку, как вороны обрушились на них множеством живых стрел.

Мотоциклисты попадали с седел.

Кто-то сразу бросился бежать. Кто-то палил во все стороны, думая, что враг атакует с земли.

Пьяный огнеметчик с перепугу сжег шестерых сослуживцев.

Штурмбаннфюрер потерял глаз, охваченный паникой, кинулся прочь, скатился в овраг и там сошел с ума.

Привыкшие убивать лишь себе подобных познали новый, забытый много поколений назад страх. Одного взгляда в озаренное луной, кишащее вороньем небо было достаточно, чтобы превратиться в трусливую беззащитную тварь, ничуть не разумнее мыши, за которой гонится лиса.

Солдаты и офицеры, гарнизон замка и каратели бежали, не разбирая дороги, подальше от страшного места, теряясь в лесу, прячась в канавы, подрываясь на случайных минах. Многие укрылись в подвалах замка, там, где не так давно ждали своей участи обреченные на смерть евреи.