Полная версия
Под Куполом. Том 2. Шестое чувство
Проснувшись, в панике увидела, какие длинные тени у нее в спальне. Скоро вечер, а Горас не выгулян! Должно быть, напустил лужу в каком-нибудь углу и теперь будет виновато смотреть на нее, хотя сам совершенно ни при чем: вина целиком и полностью ее.
Сунув ноги в кроссовки, Джулия поспешила на кухню и нашла корги не подвывающим у двери, а мирно спящим на своей подстилке между плитой и холодильником. На столе ее ждала записка, прислоненная к солонке и пепельнице.
15.00
Джулия!
Мы с Питом Ф. на пару написали статью про супермаркет. Не такой уж шедевр, но станет им, когда ты пройдешься по ней рукой мастера. Также он говорит, что ты должна написать передовицу. Фотографии ты сделала неплохие. Заходил Ромми Берпи, и он говорит, что бумаги у него предостаточно, так что об этом можно не беспокоиться. Также он говорит, что ты должна написать передовицу о случившемся. «Решение совершенно ненужное, – сказал он о закрытии супермаркета, – и абсолютно некомпетентное. Если только они не хотели, чтобы все так вышло. Я бы этот вариант не отбрасывал, и я говорю не о Рэндолфе». Мы с Питом согласились, что это должна быть передовица, но нам нужно выждать, пока не соберутся все факты. Мы также согласились, что тебе надо выспаться, если мы хотим, чтобы ты написала ее так, как она должна быть написана. У тебя чемоданы под глазами, босс! Я иду домой, чтобы немного побыть с женой и детьми. Пит ушел в полицию. Говорит, случилось что-то важное, и он хочет выяснить, что именно.
Тони Г.
P.S. Я выгулял Гораса. Он сделал все свои дела.
Джулия, которая не хотела, чтобы Горас забыл, что она – часть его жизни, разбудила пса и скормила ему половину колбаски «Беггинс стрип», после чего спустилась вниз: выправить статью и написать передовицу, как предлагали Тони и Пит. И только села за компьютер, как зазвонил ее мобильник.
– Шамуэй, «Демократ».
– Джулия! – раздался голос Пита Фримена. – Я думаю, тебе лучше прийти сюда. Марти Арсено дежурит, и он не пускает меня. Велел мне выйти вон! Он же не полицейский, просто тупой толстяк, который подрабатывает в полиции, регулируя транспорт в летнее время, но теперь ведет себя так, будто самый крутой коп.
– Пит, у меня масса работы, поэтому…
– Бренда Перкинс мертва. И Энджи Маккейн, Доди Сандерс…
– Что?! – Она резко вскочила, опрокинув стул.
– …и Лестер Коггинс. Все убиты. И слушай внимательно: Дейл Барбара арестован за эти убийства. Он внизу, в камере.
– Я уже бегу.
– Ух, черт! Сюда идет Энди Сандерс, и слезы так и катятся из его чертовых глаз. Попытаться задать ему вопрос или…
– Нет, этот человек три дня назад потерял жену, а теперь дочь. Мы не «Нью-Йорк пост». Сейчас приду.
Она разорвала связь, не дожидаясь ответа Пита. Поначалу не испытывала особого волнения, даже вспомнила, что надо запереть дверь редакции. Но когда оказалась на тротуаре, на жаре и под табачного цвета небом, спокойствие ушло, и Джулия побежала.
20
Джо, Норри и Бенни, подергивая руками и ногами, лежали на Блэк-Ридж-роуд под ставшим каким-то рассеянным солнечным светом. Жара плотно окутывала их. Ворона, ни в малейшей степени не проявляющая суицидальных тенденций, села на телефонный провод, уставилась на них блестящими умными глазками. Громко каркнула и, махая крыльями, улетела сквозь странный послеполуденный воздух.
– Хэллоуин, – пробормотал Джо.
– Заставьте их перестать кричать, – простонал Бенни.
– Нет солнца. – Руки Норри хватали воздух. Она плакала. – Нет солнца, Господи, больше нет солнца.
Наверху, в яблоневом саду, из которого открывался вид на весь Честерс-Милл, мигал яркий розовато-лиловый свет.
Вспыхивал каждые пятнадцать секунд.
21
Джулия, с еще опухшим от сна лицом и волосами, торчком стоящими на затылке, взбежала по лестнице к дверям полицейского участка. Когда Пит пристроился к ней, покачала головой:
– Лучше останься здесь. Я, возможно, позову тебя, когда буду брать интервью.
– Я люблю позитивное мышление, но я бы на это не рассчитывал. Как думаешь, кто появился после Энди? – Пит указал на «хаммер», припаркованный перед пожарным гидрантом. Около него стояли Линда Эверетт и Джекки Уэттингтон, увлеченные разговором. Чувствовалось, что обе женщины очень взволнованы.
В участке Джулию прежде всего поразила жара: кондиционер отключили, вероятно, чтобы экономить электричество. А потом – количество находившихся там молодых людей, включая двух из бог знает скольких братьев Кильян: эти узнавались безошибочно по крючковатым носам и круглым головам. Молодые люди заполняли какие-то бланки.
– А если у меня не было последнего места работы? – спросил один другого.
Снизу доносились крики вперемежку с рыданиями Энди Сандерса.
Джулия через просторный холл направилась к лестнице в подвал. Она бывала тут много лет, даже вносила деньги в фонд кофе и пончиков (их клали в проволочную корзинку). Ее никогда не останавливали, но тут Марти Арсено сказал:
– Вы не можете туда пройти, миз Шамуэй. Таков приказ. – В голосе звучали извиняющиеся, примиренческие нотки, которых, вероятно, не было и в помине, когда он выпроваживал из участка Пита Фримена.
И в этот самый момент Большой Джим Ренни и Энди Сандерс появились из Курятника, как называли подвал сотрудники полицейского участка Милла. Энди плакал. Большой Джим обнимал его и что-то говорил успокаивающим тоном. Питер Рэндолф следовал за ними. Форма чифа выглядела так, будто он идет на парад, но лицо принадлежало человеку, который едва спасся при взрыве бомбы.
– Джим! Питер! – обратилась к ним Джулия. – Я хочу поговорить с вами, для «Демократа».
Большой Джим повернулся к ней лишь на мгновение, чтобы одарить взглядом, в котором ясно читалось, что грешники в аду могут хотеть ледяной водицы. Потом повел Энди к кабинету чифа, говоря о том, что сейчас надо помолиться.
Джулия попыталась проскочить мимо стола дежурного. С виноватым выражением лица Марти схватил ее за руку.
– В прошлом году ты попросил меня ничего не писать о ссоре с женой, Марти, – напомнила ему Джулия. – Я не написала. Потому что иначе ты потерял бы работу. Поэтому, если тебе знакомо чувство благодарности, пропусти меня.
Марти отпустил ее руку.
– Я пытался тебя остановить, но ты не послушалась, – прошептал он. – Запомни это.
Джулия последовала за Ренни и компанией.
– Одну минуту! – обратилась она к Большому Джиму. – Ты и чиф Рэндолф – городские чиновники, и вам придется поговорить со мной.
На этот раз во взгляде Большого Джима читались злость и презрение.
– Нет. Не будем мы с тобой говорить. И ты не имеешь права здесь находиться.
– А он имеет? – Джулия указала на Энди Сандерса. – Если то, что я слышала о Доди, правда, он тем более не имел никакого права спускаться вниз.
– Этот сукин сын убил мою любимую девочку! – взвизгнул Сандерс.
Большой Джим наставил палец на Джулию:
– Ты все узнаешь, когда мы будем готовы ознакомить тебя с подробностями. Но не раньше.
– Я хочу видеть Барбару.
– Он арестован за четыре убийства. Ты рехнулась?
– Если отец одной из его предполагаемых жертв виделся с ним, почему нельзя мне?
– Потому что ты не жертва и не родственница жертв. – Верхняя губа Большого Джима приподнялась, обнажая зубы.
– У него есть адвокат?
– Наш разговор закончен, жен…
– Ему не нужен адвокат, его нужно повесить! ОН УБИЛ МОЮ ЛЮБИМУЮ ДЕВОЧКУ!
– Пошли, дружище! Мы скажем об этом Господу в молитве.
– И какие у вас улики? Он сознался? Если нет, какое у него алиби? Как оно соотносится со временем смертей? Вы вообще установили время смерти каждого? Если тела только что нашли, как вы можете так уверенно обвинять его? Их застрелили, зарезали или…
– Пит, избавься от этой болтливой ведьмы, – бросил Большой Джим не оборачиваясь. – Если она не уйдет сама, выстави ее. И скажи тому, кто сидит за столом дежурного, что он уволен.
Марти Арсено скривился, провел рукой по глазам. Большой Джим увел Энди в кабинет чифа и закрыл дверь.
– Ему предъявлены обвинения? – спросила Джулия Рэндолфа. – Нельзя предъявлять обвинения без адвоката, ты знаешь. Это незаконно.
И хотя он не выглядел опасным, только ошеломленным, от слов Пита Рэндолфа у нее похолодело сердце:
– Пока Купол на месте, Джулия, мы решаем, что законно, а что – нет.
– Когда их убили? Уж это ты можешь мне сказать.
– Что ж, похоже, обе девушки были пер…
Дверь кабинета открылась, и Джулия не сомневалась, что Большой Джим стоял с другой стороны двери, вслушиваясь в каждое слово. Энди сидел за столом теперь уже Рэндолфа, закрыв лицо руками.
– Выстави ее отсюда! – рявкнул Большой Джим. – Не хочу больше этого повторять!
– Вы не можете держать Барбару в полной изоляции и не можете лишать информации жителей этого города! – прокричала Джулия.
– Ты не права по обоим пунктам. Слышала выражение: «Если ты не часть решения, то становишься частью проблемы»? Что ж, находясь здесь, ты ничего не решаешь. Ты – надоедливая смутьянка. Всегда такой была. И если ты не уйдешь, тебя арестуют. Последнее предупреждение.
– Отлично! Арестуй меня! Посади в камеру в подвале! – Она вытянула руки запястьями вместе, как бы подставляя их под наручники.
На мгновение подумала, что Джим Ренни сейчас ударит ее. Такое желание явно читалось на его лице. Вместо этого он обратился к Питу Рэндолфу:
– Говорю последний раз: выстави отсюда эту смутьянку. Будет сопротивляться, вышвырни ее. – И он захлопнул дверь.
Не решаясь встретиться с ней взглядом, со щеками цвета только что обожженного кирпича, Пит Рэндолф взял ее за руку. На этот раз Джулия подчинилась. Когда проходила мимо стола дежурного, Марти обратился к ней, скорее печальным, чем злым голосом:
– Видишь, как вышло. Теперь мое место займет один из этих бандитов, которые не могут отличить собственный зад от локтя.
– Ты не потеряешь работу, Марти, – успокоил его Рэндолф. – Я договорюсь.
Мгновением позже Джулия стояла на улице, моргая от яркого солнечного света.
– Как все прошло? – спросил Пит Фримен.
22
Бенни очнулся первым. И чувствовал себя в полном порядке, разве что донимала жара: рубашка прилипла к мокрой от пота и далеко не могучей груди. Он подполз к Норри, тряхнул за плечо. Она открыла глаза, посмотрела на него, ничего не соображая. Пряди волос облепляли влажные от пота щеки.
– Что случилось? – спросила она. – Я, должно быть, заснула. Мне что-то снилось, только не могу вспомнить, что именно. Но плохое. Я точно знаю.
Джо Макклэтчи перекатился на живот, поднялся на колени.
– Джо-Джо? – обратился к нему Бенни. Так он не называл друга уже с четвертого класса. – Ты как?
– Нормально. Горели тыквы.
– Какие тыквы?
Джо покачал головой. Не мог вспомнить. Знал только одно: ему хотелось уйти в тень и допить «снэппл». Потом он подумал о счетчике Гейгера. Вытащил его из канавы и с облегчением увидел, что прибор по-прежнему работает: в двадцатом столетии все, похоже, делали на совесть.
Он показал шкалу Бенни – все те же +200, хотел показать Норри, но та смотрела вверх по склону на яблоневый сад на вершине Блэк-Ридж.
– Это что? – указала она рукой.
Сначала Джо ничего не увидел. Потом полыхнула яркая пурпурная вспышка. Такая яркая, что слепила глаза. Через какое-то время полыхнула вновь. Он посмотрел на часы, чтобы засечь время между вспышками, но они остановились в 16.02.
– Я думаю, это то, что мы искали. – Джо встал. Ожидал, что ноги стали ватными и не удержат его, но ошибся. Если не считать жары, чувствовал он себя прекрасно. – Выметаемся отсюда, пока эта хреновина нас не стерилизовала или что-то в таком роде.
– Чувак, да кому нужны дети? Они могут вырасти такими же, как я. – Тем не менее Бенни оседлал велосипед.
Возвращались они тем же путем и не остановились, чтобы отдохнуть и перекусить, пока не миновали мост и не добрались до шоссе номер 119.
Соль
1
Женщины-патрульные, которые стояли у «хаммера» Большого Джима, всё разговаривали – теперь Джекки нервно курила, – но замолчали, когда Джулия прошествовала мимо них.
– Джулия? – нерешительно позвала Линда. – Что…
Джулия не повернула головы. Она вся кипела, и меньше всего ей хотелось говорить с представителями того закона, который теперь установился в Честерс-Милле. Она отшагала половину пути до «Демократа», прежде чем поняла, что, хотя ее и разбирает злость, доминировало совсем другое чувство. Она остановилась под навесом книжного магазина (в витрине висело написанное от руки объявление «ЗАКРЫТО ДО ПОСЛЕДУЮЩЕГО УВЕДОМЛЕНИЯ») отчасти для того, чтобы чуть успокоить сердцебиение, и в основном – чтобы заглянуть себе в душу. Много времени на это не ушло.
– Я прежде всего напугана. – Она вздрогнула от собственного голоса. Не собиралась произносить эти слова вслух.
Ее догнал Пит Фримен:
– Ты в порядке?
– Все отлично. – Джулия солгала, но вроде бы голос звучал убедительно. Разумеется, она не могла знать, о чем говорит ее лицо. Джулия попыталась пригладить волосы на затылке. Они улеглись… потом снова встали торчком. Еще и прическа как после постели, подумала она.
– Я думал, Ренни прикажет новому начальнику полиции арестовать тебя. – Глаза Пита округлились, и выглядел он куда моложе своих тридцати с лишним лет.
– Я на это надеялась. – Джулия руками обвела рамкой невидимый заголовок: – «ПОСАЖЕННЫЙ В КАМЕРУ РЕПОРТЕР „ДЕМОКРАТА“ БЕРЕТ ИНТЕРВЬЮ У ОБВИНЕННОГО В УБИЙСТВЕ».
– Джулия, что происходит? Я не про Купол. Ты видела этих парней, заполняющих бланки? Страшно, однако.
– Я видела и собираюсь об этом написать. Собираюсь обо всем написать. И на собрании, которое состоится в четверг, думаю, серьезные вопросы к Джеймсу Ренни возникнут не только у меня. – Она коснулась руки Пита. – Я собираюсь выяснить все, что смогу, о тех убийствах, а потом напишу об этом. Плюс передовица, резкая и решительная, только что без призывов к самосуду. – Она невесело рассмеялась. – Если дойдет до самосуда, у Джима Ренни преимущество своего поля.
– Я не понимаю, о чем ты…
– Ладно, займемся делом. Мне нужны две минуты, чтобы взять себя в руки. Потом надо определиться, с кем переговорить в первую очередь. Времени у нас немного, если мы хотим напечатать газету сегодня.
– Ксерокопировать.
– Что?
– Хотим ксерокопировать газету сегодня.
Джулия нервно ему улыбнулась, взмахом руки отправила в путь. У двери редакции он обернулся. Джулия вновь взмахнула рукой, показывая, что все у нее хорошо, затем уставилась в пыльную витрину книжного магазина. Кинотеатр в центре города уже лет пять как закрылся, автокинотеатр вне города приказал долго жить еще раньше (там, где большой экран когда-то возвышался над шоссе номер 119, теперь располагалась дополнительная автостоянка салона Ренни), но Рею Таулу каким-то образом удавалось поддерживать на плаву этот маленький магазинчик. Половину витрины заполняли различные самоучители. На второй половине лежали книги карманного формата, обложки которых украшали старинные, окутанные туманом особняки, попавшие в беду женщины и красавцы здоровяки с голой грудью, как твердо стоящие на земле, так и скачущие верхом. Некоторые из вышеуказанных здоровяков, одетых лишь в исподнее, размахивали мечами. Над этими книгами в витрине висел транспарант с надписью: «ПРИСТРАСТИСЬ К ТАЙНЫМ ЗАГОВОРАМ».
Вот уж действительно тайные заговоры.
Мало нам одного Купола, объявился еще и член городского управления из ада.
Она осознала, что больше всего ее тревожит – чего там, больше всего пугает, – темпы, с которыми происходили перемены. Ренни и раньше был самым большим, самым злобным петухом на птичьем дворе, и Джулия ожидала, что он обязательно попытается укрепить свою власть в городе… скажем, через неделю или месяц после того, как их отрезало от остального мира. Но прошло всего три дня, и уже такие изменения. Допустим, Кокс и его ученые этим вечером пробьют Купол? Допустим, тот исчезнет сам? Большой Джим немедленно сожмется до прежних размеров, только на этот раз ему придется держать ответ.
– Какой ответ? – спросила она себя, по-прежнему глядя на «ТАЙНЫЕ ЗАГОВОРЫ». – Он просто скажет, что действовал во благо города, с учетом обстоятельств. И ему поверят.
Вероятно, так и думает Ренни. Но все это не объясняет, почему он проявил такую поспешность.
Видимо, что-то пошло не так и ему пришлось действовать быстро. К тому же…
– К тому же я думаю, что у него не все в порядке с головой, – сказала она книгам в обложке. – И это не возникло только теперь. – Даже если и тут она не ошиблась, как объяснить, что люди, у которых в домах кладовые ломились от продуктов, разграбили местный супермаркет? Это же не имело никакого смысла, если только… – Если только Ренни сам все не подстроил.
Нелепо, блюдо дня на синей тарелке[13] в кафе «Паранойя»? Или нет? Джулия поняла, что должна опросить людей, которые участвовали в погроме «Мира еды», выяснить, что они видели, да только убийства представлялись более важными. Она оставалась единственным настоящим репортером, которым располагала газета, и…
– Джулия? Миз Шамуэй?
Джулия так глубоко ушла в свои мысли, что вздрогнула от неожиданности. Резко развернулась и упала бы, не поддержи ее Джекки Уэттингтон. Рядом с ней стояла Линда Эверетт, это она позвала Джулию. Обе выглядели испуганными.
– Можем мы с тобой поговорить? – спросила Джекки.
– Разумеется. Именно этим я и занимаюсь: слушаю, что говорят люди. Побочный эффект – я публикую все, что они говорят. Вы это знаете, не так ли?
– Но вы не должны упоминать наши имена, – указала Линда. – Если не согласитесь на это, забудьте о нашем разговоре.
– Для меня достаточно, что вы – источник, близкий к расследованию. – Джулия улыбнулась. – Это вас устроит?
– Если вы пообещаете ответить на наши вопросы, – уточнила Джекки. – Ответите?
– Хорошо.
– Вы были в супермаркете, так? – спросила Линда.
Все страньше и страньше, как говорила Алиса в Стране чудес.
– Да. Как и вы двое. Давайте поговорим. Обменяемся впечатлениями.
– Не здесь, – покачала головой Линда. – Не на улице. Слишком уж на виду. И не в редакции газеты.
– Расслабься, Лин. – Джекки положила руку ей на плечо.
– Это ты можешь расслабиться. У тебя нет мужа, который думает, что ты помогла отправить за решетку невинного человека.
– У меня нет мужа, – кивнула Джекки (И это правильно, подумала Джулия, благоразумно, мужья слишком часто только осложняют жизнь). – Но я знаю место, куда мы можем пойти. Уединенное место и без замка на двери… – Она запнулась. – По крайней мере до появления Купола замка там не было.
Джулия, которая недавно размышляла, с кого ей начать опрос, не собиралась упускать эту парочку.
– Пошли. Только будем идти по разным сторонам улицы, пока не минуем полицейский участок, хорошо?
Тут Линда выдавила улыбку:
– Дельная мысль.
2
Пайпер Либби осторожно преклонила колени перед алтарем Первой Конгрегациональной церкви, поморщилась от боли, пусть и подложила подушечку со скамьи под поцарапанные и опухшие колени. Помогала себе правой рукой, левая, недавно вывихнутая, осталась прижатой к боку. Вроде бы хлопот она не доставляла – и не болела, в отличие от колен, – но Пайпер старалась не напрягать ее без необходимости. Чтобы вывихнуть плечо вновь, прилагать особых усилий не требовалось; так ей сказали (и очень строго) после первой травмы, полученной на футбольном поле. Пайпер сложила руки перед собой и закрыла глаза. Мгновенно ее язык сместился к дырке, на месте которой еще вчера был зуб. Но в ее жизни появилась дыра куда страшнее этой.
– Привет, Которого-нет, – начала она. – Это снова я, вернулась, чтобы Ты вновь помог любовью и милосердием. – Слеза появилась из-под опухшего века и потекла по опухшей (не говоря уж про изменение цвета) щеке. – Мой пес где-то рядом? Я спрашиваю только потому, что мне его очень недостает. Если рядом, надеюсь, Ты дашь ему духовный эквивалент сахарной косточки. Он заслуживает. – Еще слезы, медленные, и горячие, и щиплющие. – Но большинство основных религий соглашается в том, что собаки на Небеса не попадают, хотя отдельные секты – и, если не ошибаюсь, «Ридерс дайджест» – с этим не согласны.
Разумеется, если не было никаких Небес, обсуждаемый вопрос терял всякий смысл, и идея этого безнебесного существования, этой безнебесной космологии все больше чувствовала себя как дома в том месте, где ранее жила ее вера. Может, всех ждало забвение, может, что-то и похуже. Скажем, бескрайняя, без единого следа, равнина под белесым небом, место, где время – никогда, пункт назначения – никуда, а спутники – никто. Другими словами, одно большое древнее Нигде: для плохих копов, для женщин-священников, подростков, которые случайно подстреливают себя, и немецких овчарок, которые гибнут, пытаясь защитить своих хозяек. Никакого Высшего Существа, отделяющего зерна от плевел. Было что-то фиглярское в молитве подобной идее (если не сказать, богохульное), но иногда такая молитва помогала.
– Но Небеса сейчас не главное, – подвела она итог. – Главное сейчас – понять, сколь многое из того, что произошло с Кловером, моя вина. Я знаю, вина лежит и на мне – вспыльчивость взяла верх над благоразумием. Опять. Моя религия учит, что Ты заложил в меня короткий фитиль, и это моя забота – не дать вспыхнуть пороху, но я ненавижу такой расклад. Я не могу полностью отвергнуть его, но ненавижу. Мне это напоминает ситуацию в автомастерской. Если пригоняешь туда автомобиль, тебе обязательно скажут, что в поломке виновата именно ты. Или слишком много ездишь, или слишком мало ездишь, или забыла снять машину с ручника, или забыла поднять стекла и дождь попортил проводку. И знаешь, что хуже всего? Если Ты – Которого-нет, я не могу переложить на Тебя даже часть вины. И что тогда остается? Гребаная генетика? – Она вздохнула. – Сожалею о нехороших словах; почему бы Тебе не притвориться, что Ты их не слышал? Так обычно поступала моя мать. А тем временем у меня другой вопрос: что мне делать? Этот город в ужасной беде, и я бы хотела что-нибудь сделать, чтобы помочь, только не могу решить что. Я ощущаю себя глупой, и слабой, и сбитой с толку. Полагаю, будь я отшельницей из Ветхого Завета, я бы сказала, что мне нужен знак. В данный момент сгодятся даже «УСТУПИ ДОРОГУ» или «ЗОНА ОГРАНИЧЕНИЯ СКОРОСТИ У ШКОЛЫ».
Едва она произнесла эти слова, открылась входная дверь, потом с грохотом захлопнулась. Пайпер оглянулась, ожидая увидеть ангела с крыльями и в сияющем белом одеянии. Если он хочет со мной бороться, сначала ему придется излечить мне руку, подумала она.
Но в церкви появился не ангел, а Ромми Берпи. Подол рубашки наполовину вылез из брюк и болтался у середины бедра; выглядел Ромми таким же подавленным, как и она. Он двинулся по центральному проходу, увидел ее, остановился, удивленный не меньше, чем Пайпер.
– Ух ты! – В голосе явно слышался льюистонский выговор. – Извините, не знал, что вы здесь. Я зайду позже.
– Нет. – Она поднялась, вновь опираясь только на правую руку. – Я все равно уже закончила.
– Вообще-то я католик, – пояснил Берпи (Один хрен, подумала Пайпер), – но католического храма в Милле нет… о чем вы, будучи священником, конечно, знаете… и вы знаете, что говорится о тихой гавани во время шторма. Я решил зайти сюда, чтобы помолиться за упокой души Бренды. Всегда любил эту женщину. – Он потер щеку. Шуршание его ладони о щетину в церковной тишине прозвучало очень уж громко. Его кок Элвиса теперь рассыпался по ушам. – Любил ее, никогда не говорил, но, думаю, она знала.
Пайпер смотрела на него с нарастающим ужасом. Она не выходила из дома весь день и, хотя знала о случившемся в «Мире еды» – ей позвонили несколько прихожан, – о смерти Бренды услышала впервые.
– Бренда? Что с ней случилось?
– Ее убили. Других тоже. Говорят, это сделал тот парень, Барби. Он арестован.
Пайпер закрыла рот рукой, пошатнулась. Ромми подскочил к ней, обнял за талию. Так они и стояли перед алтарем, словно мужчина и женщина, готовые пожениться, когда вновь открылась дверь и в церковь вошла Джекки, а за ней Линда и Джулия.
– Может, это не такое уж хорошее место, – усомнилась Джекки в своем же решении.
Церковь отличала отменная акустика, а потому, пусть она говорила негромко, Пайпер и Берпи ее услышали.
– Не уходите! Не уходите, если пришли поговорить о том, что произошло. Я не могу поверить, что мистер Барбара… Я уверена, он на такое не способен. Он вправил мне плечо после вывиха. Сделал все так нежно и осторожно… – Пайпер задумалась. – Нежно и осторожно, насколько позволяли обстоятельства. Пройдите сюда. Пожалуйста, пройдите сюда.