Новая жизнь. Книга 1. Сергей Савелов

Мои посетители.

В октябре неожиданно меня навестили сослуживцы – трое дембелей моего взвода и знакомый лейтенант разведроты. Солдаты решили ехать домой через Ленинград с целью заехать ко мне, а офицер – к своему новому месту службы в Ленинградский военный округ.

От них узнал, что мой полк вывели из Афганистана в первый этап общего вывода войск и в Туркменистане под городком Мары расформировали. До осени происходила передача оружия, боеспособной техники и имущества вновь формируемой воинской части под тем же номером. Офицеров направили в военные округа, откуда они прибыли в ограниченный контингент, а осенью демобилизовали старослужащих.

С удовольствием оглядывал молодые загорелые лица своих бывших подчиненных, сверкающих белоснежными улыбками и наградами на новых «эксперименталках», выданных перед выводом войск всем военнослужащим срочной службы. Я был искренне тронут тем, что меня не забыли сослуживцы с бывшими подчиненными и проявили заботу о раненом.

Лейтенант передал более восьмисот «чеков», собранных офицерами части мне в помощь и подарок от командования полка – японские часы Orient с автоподзаводом и небьющимся стеклом, популярные в офицерской среде. (Теперь у меня стало два Ориента). От имени командования вручил медаль «От благодарного афганского народа» и удостоверение к ней. Такой медалью награждали всех участников боевых действий в Афганистане.

Ребята, с опаской косясь на соседей по палате, передали мои вещи, которые забыли или специально оставили с целью передать потом. Когда меня без сознания вертолетом отправляли в Шинданд взводный «каптерщик» собирая мой чемодан и дипломат, набил формой и прочим имуществом без всяких трофейных и памятных вещиц, способных вызвать подозрение, нездоровый интерес и претензии возможных проверяющих и любопытных.

В переданной сумке находился памятный для меня и, несомненно, дорогой трофейный афганский нож – пешкабз. Кроме него среди памятных подарков был кожаный нагрудный патронташ в виде жилета, покрытый спереди многочисленными кармашками для патронов от плеч до пояса. Привезли и памятную всем нам забавную игрушку, добытую с «зелеными» еще этими солдатами в одном из первых наших рейдов – шар с линзами. Прокручивая оптическое устройство в руках, внутри менялись объемные фотографии Мекки со священным камнем Кааба во время хаджа. Меняясь, картинки создавали иллюзию движения мусульман вокруг святыни.

Дедюлин Вячеслав (бывший гранатометчик АГС по прозвищу Дед), наклонившись ко мне и ухмыляясь, таинственно сообщил шепотом:

– Командир! Если тебе надо чего-нибудь стреляющее или взрывающееся, то можем подогнать. У нас есть….

Оглядываю довольные улыбающиеся молодые лица и понимаю какой бардак творился на границе при выводе.

– Нет, ребята, мне этого не нужно, да и девать некуда, а вам советую избавиться от этого опасного груза. Удивляюсь, как вас пропустили в самолет? – шепчу в ответ.

– А мы в багаже отправили! Его не проверяют! – чуть ли не хором заявили наивные дембеля.

Я покосился на лейтенанта, старательно делающего вид, что ничего не слышит.

– Всыпать бы вам, да лень вставать! – с улыбкой демонстративно негодую.

– Ладно, товарищ старший лейтенант! Если что, то вот наши адреса. Если понадобится наша помощь или игрушки, то приезжайте или напишите, – Хохол протянул тетрадный листок, сложенный вдвое. – Мы с вами теперь на всю жизнь кровью повязаны! – торжественно заявил.

Остальные кивнули с серьезным видом.

На прощание обещал написать всем, когда заимею постоянный адрес.

В Московском госпитале меня навестили по разу мама и жена.

Мама у меня железная леди. Мимоходом поинтересовалась самочувствием, оглядев перемотанного бинтами сына, рассказала немногочисленные новости о моих друзьях, знакомых и погрузилась в любимую для нее тему дачи и забот, связанных с этим хобби.

Светка больше молчала, только нервно сжимала мою руку тревожно оглядывая обстановку и соседей по палате, испуганными глазами, полными слез, вглядываясь в меня. Такой я ее еще не видел и не узнавал. Пытался как мог успокоить и обнадежить растерянную жену, но, похоже, не преуспел. Как мне показалось – она с облегчением покинула палату по истечении времени для посещения.

Потом мама дважды в Ленинградском госпитале ненадолго навещала меня. Жена больше не появлялась, оправдываясь в коротких торопливых письмах занятостью. Хотелось найти оправдание такому отношению, но все чаще появлялось убеждение, что наши семейные отношения подошли к концу.

Соседи по палате.

Хорошо, что в военном училище получил диплом инженера по эксплуатации колесных и гусеничных машин. Если мне назначат инвалидность, то вторая и тем более третья группа позволит устроиться на работу в какое-нибудь автохозяйство. Вот что делать моему соседу по палате лейтенанту Смирнову Николаю, оставшемуся без ноги? Он в своем политическом училище получил диплом учителя истории. Идти в школу учителем? Мне казалось, что он не способен завоевать авторитет среди нынешних школьников. В армии за его спиной были многолетние армейские традиции, другие офицеры и Устав. А в школе? Смотрю на молодого парнишку, у которого еще юношеский румянец на щеках, требующих бритвы раз в неделю. Вслушиваясь в наши разговоры и споры, таращит испуганные темные глаза, не решаясь вступать в разговоры старших по званию. Он родом из Киришей и его часто навещали родители, которые, похоже, радовались, что все обошлось только потерей части ноги у сына. Опять мина, неизвестно кем поставленная. Несмотря на молодость, у Кольки возле рта уже залегли трагические складки. Как можем, стараемся его поддержать морально, а он в ответ охотно угощает всех гостинцами, которые, несмотря на трудности с продуктами, его родители регулярно поставляли в палату.

Нам всем повезло, что в нашей палате оказался подполковник Терехов Виктор Алексеевич. Сорокалетний худощавый мужчина среднего роста, закрытый от всех вопросов, связанных с его военной службой. При знакомстве невнятно назвал свою должность в оперативном отделе штаба сороковой армии. Подозреваю, что он из ГРУ43. Даже звание мы узнали случайно, когда его попытались перевести в другую палату, более подходящую его статусу.

Молодой врач как-то обратился к нему:

– Товарищ подполковник, готовьтесь после обеда переселиться в двухместную палату на пятый этаж.

Мы с удивлением вытаращились на соседа, так как не ведали о его звании. Нахмурившись, Алексеевич (мы так звали его по-простому уже три последние недели) бросил мельком на нас взгляд и ответил:

– Меня здесь все устраивает и никуда переезжать не собираюсь. Больше с этим вопросом ко мне не подходите, – бросил медику, – и компания у нас здесь душевная подобралась, – добавил и, улыбнувшись, подмигнул Коле.

Мне он почему-то напоминал комиссара из «Повести о настоящем человеке», который в трудную минуту поддержал Маресьева и помог наметить тому дальнейшую цель в жизни и службе.

Терехов мучился сильнейшими болями в животе или желудке, но тщательно это скрывал и только во сне, бывало, стонал или скрипел зубами. Даже шутил:

– Ранение в живот, из-за которого я лишился части кишечника, не сравнится с ощущениями, доставляемыми моим желудком.

Несмотря на боли, он умудрялся морально и физически поддерживать нас. Даже своим отношением к собственным ранам и болям, являлся для нас примером стойкости и мужества. К Терехову часто приезжала жена и дочь и несмотря на строгую диету, он требовал от них привозить разные вкусности, запрещенные ему, но с удовольствием пожираемые нами.

Виктор Алексеевич был интереснейшим собеседником и обладателем широчайшего кругозора. Казалось, для него не было ничего неизвестного в истории, политике и экономике, поэтому я и сомневался, что он мог принадлежать к касте обычных армейских офицеров – слишком специфическими и глубокими знаниями он обладал. В то же время подполковник мог показать себя жестким командиром, а не интеллектуалом и кабинетным интеллигентом в погонах.

Когда Михаилу поступило письмо от невесты, сообщающей о разрыве отношений, то старлей очень болезненно воспринял очередной удар судьбы и погрузился в меланхолию. Стал плохо есть, спать, перестал шутить и разговаривать и большую часть времени лежал, отвернувшись к стене. Мы пытались расшевелить его, вовлечь в разговоры и отвлечь от неприятных мыслей, но Михаил отмалчивался или отвечал односложно. Вот Терехов и взорвался:

– Товарищ старший лейтенант! Соберись. Ты не просто офицер, а в первую очередь мужчина! Тебе не пристало опускать руки и разводить нюни! Перестань себя жалеть и покажи всем – окружающим, своей бывшей и себе в первую очередь, что ты не тряпка, а мужик. Это даже хорошо, что так поступила эта девушка. Значит она не твоя или тебя не достойна. Докажи своей дальнейшей жизнью, что ты можешь быть счастливым и не забывай, что еще не выполнил своего главного предназначения в этой жизни. Защита Родины важна, но не это главное в жизни мужчины. Тебе, да и всем вам (обвел нас с Колькой взглядом) надо родить и воспитать свое потомство – сыновей или дочерей так, чтобы они тоже стали настоящими мужчинами, опорой вам в старости и патриотами своей Родины, а если понадобиться и ее защитниками. Не просто родить, вырастить и воспитать, а обеспечить им счастливое детство в любящей и заботливой семье. Создать вокруг вашей семьи безопасную среду.

Видите, что сейчас в стране твориться? Наверх лезут всякие болтуны и демагоги, которые от базарных баб отличаются только яйцами в штанах, без принципов, порядочности и без веры в идеалы, ради власти и богатства готовые на все. Вот наша задача, как настоящих мужчин, офицеров и патриотов – надо встать против подобных манкуртов на защиту своей Родины и воспитать достойную смену, а если окажетесь на гражданке (вновь оглядел нас) – выйти за стены этого госпиталя и начать строить свою жизнь, создавать семью и менять окружающую действительность в лучшую для всех сторону, но при этом не забывать об офицерской чести и порядочности. Помните неустаревающий девиз русских офицеров: «Долг – Отечеству, душа – Богу, сердце – женщине, честь – никому!»

Помолчал, глядя в пол и поднял полные боли глаза:

– Кто если не вы, ребята, встанете за нашу Родину? Сейчас все идет к разрушению и ослаблению страны, уничтожению армии – опоры государства. Неужели пропадет все, за что стояли наши отцы и деды? Пропадет Россия?

У меня затвердело в груди и сжались кулаки от этой безысходности и душевной боли не старого еще человека. «Многие знания – многие печали!» – мелькнула мысль. По-видимому, Терехову было многое известно о происходящем в стране, недоступному простому обывателю и рядовому офицеру, раз он на трех калек возлагает надежды. Но может мы не просто инвалиды? Мы видели войну и сами пострадали в ней, выполняя приказ Родины. Пусть у нас покалечены тела, но есть голова на плечах, свой взгляд на многие вещи, воспитаны в духе патриотизма, способны повести за собой других и объединить единомышленников в единый отряд, а таких как мы, тысячи по всей стране.

Прав Терехов. Все больше критики со страниц газет и журналов сыплется на армию и офицеров. Мешают в кучу непопулярную войну в Афганистане, отвратительный быт в солдатских казармах, дедовщину и преступность, низкий профессиональный уровень военных. Высказываются против необоснованно большой численности армии, военно-промышленного комплекса и излишне раздутого бюджета на оборону. Конечно, есть часть правды в этой критике, но какая цель подобных нападок? «Ни мира, ни войны, а армию распустить?» У нас исчезли враги и против нас перестали бороться всеми доступными способами?

Горбачев уже всем надоел своими многословными монологами и пустословием, за которыми нет ничего конструктивного. Мотается по свету с женой и своим приспешником Министром иностранных дел Шеварднадзе и пытается со всеми подружиться. Пусть он не целуется взасос, как Брежнев, но очень старается стать для всех хорошим парнем, забывая об интересах страны. Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной популярны везде, кроме населения собственной страны.

Таких правителей, олицетворяющих мою страну, защищать не хочется. С каждым месяцем в стране судя по всему становится все хуже. К чему мы идем? Неужели СССР развалиться? Где-то на периферии сознания возникает ответ – «ДА!»

Третий глаз.

Однажды неожиданно проснулся от ощущения счастья. Мне приснился необычно реальный сон. Я стою на балконе мансарды бревенчатого дома. Утренний ветерок шевелит волосы на голове и ветви яблонь небольшого сада передо мной. Доносятся различные запахи разнотравья и воды. Где-то мычит корова, заливаются птицы, лает собака и протарахтела машина. Внизу раскинулся садовый участок с плодово-ягодными деревьями и кустарниками. На открытом пространстве – ряды зеленых грядок. Справа – сараи, в конце двора белеет свежей обшивкой просторная баня. Тропинка через весь участок ведет на берег просторного озера или реки к небольшому причалу с лодками. Водная рябь на солнце сверкает и переливается в солнечных лучах. Из открытой двери за спиной доносятся из глубины дома детские и женский голоса. Стою и понимаю, что это мой дом, а внизу жена собирает наших детей в школу и детский сад. Прислушиваюсь к себе и замечаю, что у меня ничего не болит, а сам ощущаю переполняющее чувство счастья. Глубоко и удовлетворенно вдыхаю утренний свежий воздух, поворачиваюсь, чтобы идти в дом и … просыпаюсь от испуга.

Что это было? Откуда это? Судорожно оглядываю привычные стены своей палаты, койки и тумбочки соседей. Терехов опять дышит со стоном. Мишка привычно похрапывает. Больничный воздух пахнет лекарствами, несвежим бельем и миазмами. Хочется встать и распахнуть окно, чтобы опять почувствовать тот свежий воздух свободы и счастья….

Мое пребывание в госпитале стало исчисляться уже месяцами. Большинство повязок и гипс сняли. Я начал передвигаться на костылях, держа правую ногу на весу и по утрам делать зарядку, стараясь не напрягать пресс, так как врачам, да и самому не нравилось ранение брюшной полости.

Через несколько месяцев после поступления в ВМА возникло воспаление и непроходимость кишечника, появились спайки. Опять потребовалось хирургическое вмешательство. Также плохо заживала пятка, и врачи вновь делали операции и реампутации.

После снятия гипса оказалось, что рука потеряла былую подвижность. Даже ложку первое время не мог держать, не говоря уже об игре на гитаре. (Баловался прежде). По совету врача начал многочасовые ежедневные тренировки с эспандером и шариками. Кроме этого молодой невролог посоветовал заниматься со стаканом. Оказалось, вроде бы простое движение – охватить кистью стакан и поднести ко рту требует немыслимых усилий, задействования многих групп мышц и связок. Стакан также включил в состав своего спортинвентаря.

Терехов с одобрением смотрел на мои упорные потуги.

Колю после выписки родители забрали домой с отечественным протезом. Он даже прослезился при прощании. Убыл молодой парень домой с надеждой на новую жизнь и импортный протез.

Михаил после того памятного разговора понемногу ожил, начал разговаривать и шутить, только при мужских разговорах про баб замыкался в себе и хмурился. Ему требовалась серьезная операция на позвоночнике, но в СССР таких операций не делали или не делали простым офицерам и приходилось ходить в корсете, испытывая боли.

На место Коли положили танкиста с переломанными ногами, который попал под собственный танк. Веселый и пробивной парень Егор отшучивался и не признался – как он оказался под боевой машиной, наверное, стыдился за свою травму, среди офицеров, получивших свои раны в Афганистане. Сорвался, когда мехвод танка без команды рванул с места или свалился с брони в движении, а механик-водитель не успел затормозить? У меня самого подобное было, но я успевал спрыгнуть с боевой машины вбок. Теперь уже ему стали подсовывать утку.

А вообще осточертели эти академические стены и собственная малоподвижность. Иногда появлялась мысль, что уже никогда не выйду на улицу на своих ногах и настроение это не поднимало. Все чаще появлялось раздражение, хотя успевал взять себя в руки и не сорваться на соседях или медицинском персонале.

В последнее время обратил внимание на изменения своего характера. Я стал более сдержанным. Раньше мог неожиданно взорваться и резко ответить на несправедливое замечание, грубость или дать в морду наглецу. Сколько раз потом корил себя за несдержанность и настраивался в следующий раз в подобной ситуации сначала сосчитать про себя до десяти, а потом действовать, но стоило ситуации повториться – опять отвечал на грубость грубостью или пускал в ход кулаки. Теперь этого нет и в помине. Может помудрел, заглянув по ту сторону жизни? Резко повзрослел, наглядевшись в госпиталях на беды, боль, горе и трагедии молодых ребят или что-то перевернулось в душе с пониманием хрупкости и краткости человеческой жизни и переоценкой жизненных ценностей?

Теперь этот сон. «Может этот сон вещий?» – закралась мысль. Удивительно, но как бывает со многими снами, этот не забылся. Могу вспомнить до мелочей ту красочную картинку деревенского утра, звуки и запахи. «Я ли был в том сне?» – появилось сомнение. Нет, я! Убежден. Помню, как пытался почувствовать привычную боль в пятке, животе и ничего не ощутил, но и пятки вроде не было. Голос жены! «Это был голос не моей жены, не Светки, но тогда во сне я был уверен в том, что это моя любимая супруга!» – неожиданно вспомнилось. «Откуда этот сон? Из будущего? Из другой жизни, где я тоже без пятки? Как это узнать?» – теряюсь в догадках. «Не понимаю, зато теперь есть цель, к чему буду стремиться!» – прихожу к выводу.

Несколько дней это событие не выходило из головы. Стали припоминаться другие случаи предвидения. Взять мои ощущения опасности перед последним боем. Какое-то чувство заставило приказать бойцам надеть бронежилеты и каски после первого кишлака с говорящим названием Бедам. Правда, тогда могло сработать подсознание на необычное поведение местных жителей, но второй раз почувствовал опасность незадолго до обстрела. Тогда уже не было никаких предпосылок. Вспомнились и другие многочисленные случаи ощущения опасности или угрозы не только на войне. Даже что-то сжималось в животе. Были и предчувствия радости или неожиданных событий. Что это, как не предвидение? «Как бы проверить? Что является спусковым крючком запуска этого механизма?» – задался вопросом.

Надо внимательней относиться к собственным чувствам и ощущениям и анализировать их. Поспрашивать осторожно знающих людей и почитать соответствующую литературу. Сейчас много всякого бреда пишут, но может, найдется рациональное зерно, ценное для меня!

Более близкого умного и знающего собеседника, который выслушает и не поднимет на смех, кроме Терехова Виктора Алексеевича у меня рядом не было. Выбрав момент, поделился с ним своими сомнениями и рассказал про «вещий» сон. Внимательно окинув меня взглядом (в своем ли я уме?), он задумчиво начал:

– Слышал и читал о необычных экстрасенсорных возможностях некоторых людей. Ты и сам мог слышать про индийских йогов, шаманов северных и сибирских народностей, славянских ведунов и ведуний. Современные ученые активно изучают это явление, но насколько знаю, пока нет устойчивых положительных подтверждений, но нет и уверенного опровержения. К тому же много мошенников и псевдоученых крутятся вокруг этой темы, пытаясь прославиться. Помолчав и собравшись с мыслями, продолжил:

– Что касается самого механизма запуска предвидения, то некоторые шаманы используют особые средства, чтобы погружаться в особое состояние. Например, принимают галлюциногенные грибы, дышат наркотическими дымами, используют ритмичную музыку, удары в бубен и танцы для погружения в особое состояние – транс.

Йоги применяют особые методики дыхания и медитации и объясняют это явление наличием третьего глаза, имеющимся якобы у человека, объясняя, что этим органом можно увидеть то, что недоступно увидеть обычным зрением и люди, обладающие этой способностью способны заглянуть в будущее или в прошлое.

Ученые считают, что погрузиться в состояние, способствующее предвидению можно при помощи наркотиков, алкоголя и даже голода. Бывает предвидение приходит к человеку, который долгое время напряженно размышляет над проблемой.

Американцы изучают это явление, применяя галлюциногены на добровольцах. Слышал про ЛСД? – неожиданно спросил, лукаво улыбнувшись.

Неуверенно кивнул головой, так как когда-то читал какие-то фантастические книги, где упоминался этот наркотик. «Неужели он считает меня скрытым наркоманом?» – озадачился при виде его улыбки.

– А ты много думаешь о своем будущем? – теперь уже он пытливо вглядывается в меня.

– Конечно! – уверенно подтверждаю. – Ведь придется окунуться в непонятную обстановку гражданской жизни после привычной армейской и на одной ноге, – поясняю, стукнув костылем.

– Что будет с нашей страной? – неожиданно спрашивает, пристально глядя мне в глаза.

– СССР развалится, – также неожиданно даже для себя отвечаю, не задумываясь, – через год-два, – добавляю, удивленно прислушиваясь к себе.

«Вот это да! Получилось? Почему? Как это произошло? Ведь я полностью уверен, что так будет и в этот срок», – панически скачут мысли. Погрузившись в себя, не замечаю осунувшееся лицо своего собеседника.

– Ладно, Андрей, иди. Мне надо отдохнуть и подумать, – тихим голосом предложил Виктор Алексеевич. – Потом позову и еще спрошу кое, о чем.

Доковыляв до своей койки, ложусь, отвернувшись к стене, и начинаю размышлять, анализировать и прислушиваться к себе: «Как это получилось? Неужели я действительно могу предсказывать будущее? Почему это произошло со мной? Может, повлияла контузия, удар головой о землю, когда воткнулся своей бестолковкой в афганский песок или сотрясение головного мозга, полученное от удара?» – гоняю в голове мысли. «Смогу ли сейчас я предсказать будущее своих соседей?» – движется мысль дальше.

Поворачиваюсь лицом к Мишке, лежащему с книжкой на своей кровати. Ничего! Хотя почему-то уверен, что ему будет трудно со своим характером в жизни, но в целом все будет хорошо.

Перевожу взгляд на Терехова. Тот лежит, уставившись взглядом в потолок. «Вот с ним будет плохо», – неожиданно ощущаю. Здоровье совсем надорвал на службе и долго не проживет, но об этом нетрудно догадаться, так как уже давно соседствуем и о всех болячках друг друга знаем, как о своих.

Мне неожиданно становится страшно. Как мне жить дальше с такими способностями если они есть? Перевожу взгляд на танкиста. Он лежа пишет, по-видимому, письмо. Вглядываюсь в его макушку и понимаю, что ничего про него сказать не могу. «Ну, слава богу! Не про всех могу предсказывать, да и неизвестно, верны ли мои ощущения!» – успокаивающе откидываюсь на подушку. «Иначе знание будущего – это не дар, а проклятие».

Как бы проверить истинность предвидения? Какие ближайшие события ожидаются? Копаюсь в своей голове и ничего не чувствую, зато накатывает дрема и я с удовольствием засыпаю.

Почитав все, что смог достать и поразмыслив, пришел к выводу: «Как бы эта способность не называлась – «Третий глаз», проскопия или седьмое чувство, мне это, несомненно, пригодится в будущем».

Глава 2. Утраты.

Другие удары судьбы.

В госпитале заметно ухудшилось снабжение продуктами питания и медикаментами. Некоторые медицинские средства (обезболивающие, бинты, лейкопластыри и другие мелочи) приходилось покупать в аптеке или доставать через знакомых или родственников.

Как-то отправился в академическую аптеку. В отделении закончился новокаин и медперсонал начал разбавлять инъекции водой, а это слишком болезненно для моего измученного тела. (Люблю его, заразу и жалею!) Набрал попутных заказов от соседей по палате, и поскакал на привычных уже костылях на первый этаж.

Забирая сверток с медикаментами у симпатичной аптекарши, пошутил с намеком:

– Могу рассчитаться горячим поцелуем.

– Можно и поцелуем, но деньги вперед! – улыбнулась девчонка, понимающая шутки.

– Воронов! Андрей! – прервал многообещающий завязавшийся разговор женский возглас из-за спины.

Неловко развернувшись на костылях, вижу медсестру моего отделения. Девушка, помявшись, выпалила:

– Тебя замполит госпиталя вызывает.

Чувствую нарастающую тревогу и, кивнув головой, торопливо рассчитался с продавщицей за покупки.

Политработник с погонами майора и черными петлицами артиллериста встретил меня сочувственным взглядом.

– Присядьте, Андрей Викторович, – предложил и отвел взгляд.

«Что произошло?» – теряюсь в догадках и отгоняю непрошеные черные мысли и предчувствия.

Знаю, что замполиту госпиталя приходилось выполнять важную работу, не свойственную обычным политработникам строевых частей. Те отвечали за морально-политическое состояние личного состава и политико-воспитательную работу. Что это такое и с чем едят, наверное, не знали сами. Оценка их деятельности производилась по красочному оформлению наглядной агитации Ленинских комнат и добросовестному ведению документации с отчетами. Считалось, что войсковые замполиты отвечают за воздух, который сотрясают. Единственная полезное дело, которое возлагалось на них – быть ответственными44 по подразделению по очереди с другими офицерами и прапорщиками и ходить в наряды по части.