Валлия

– Защита. Он каким-то образом то ли скрывает, то ли искажает мою ауру. Точнее сказать не могу.

– Сейчас на территории стаи ты в безопасности, здесь можешь не носить его.

Покачала головой, а взгляд поднять не смогла:

– Я пока не могу. Не знаю, как это объяснить, может просто не готова ещё. Нет ощущения безопасности что ли, – помолчав, спросила, – И что мне теперь нельзя будет здесь ни с кем общаться? Может, есть какая-нибудь работа, где не требуется общение?

– Давай всё-таки дойдём до Марты. Попробуем решить твою проблему, – развернувшись, он двинулся дальше, я же поплелась за ним следом.

Шли мимо одно и двухэтажных домов с низенькими заборчиками, которые не скрывали аккуратные дворики, а скорее разграничивали территорию.

– Лия, быстрее, у меня мало времени.

Вздохнув, ускорилась и, примериваясь к его шагу, поинтересовалась:

– Ты сказал, что воздействовал на меня силой, а как ты это делаешь?

Максим, заметив, что я уже фактически бегу, замедлился:

– Лия, такое никогда не спрашивают, уровень, сила и степень владения даром – это очень индивидуально и информация очень личного характера.

– Оу, извини – я не знала.

– Могу сказать, что воздействовал я не сильно, но для многих и этот поток было бы не просто выдержать. Честно говоря, мне любопытно взглянуть на твой артефакт, – заметив, что я нахмурилась, продолжил: – Но владение артефактом, это тоже личная информация, поэтому старайся о нём не рассказывать никому, а уж о свойствах тем более.

– А ты вынудил меня ответить тебе, получается ты нетактичный и наглый оборотень, – я насупилась.

– Да-а, я такой, – Максим довольно усмехнулся, – Но в данном случае, меня интересовало – есть ли угроза для кого-нибудь в стае. Всего лишь это. Мы пришли.

Он зашёл во дворик последнего на улице, одноэтажного домика. Не доходя до крыльца, крикнул, от чего я подскочила: «Марта!» – и отойдя, присел на скамейку, рядом с крыльцом.

– Сейчас выйдет, – сказал спокойно.

Я кивнула и стала под дерево напротив скамейки, присесть рядом с Максимом не решилась. Ожидание было не долгим. Через пару минут дверь дома резко распахнулась, явив нам нечто. Женщина, высокая женщина, была в гневе! Глаза сверкали, руки упёрты в бока! Но не это было самое главное для меня в её появлении, а то, что она была рыжая. Нет! Она была огненно-рыжая! Волосы крупными завитками торчали во все стороны, рыжие брови хмурились:

– Ну и чего ты горланишь? – воскликнула она, спускаясь и уже тише: – Нет чтоб позвонить: але Мартушка, ты дома? – дома, – так приду, чай будем пить, соскучился, нет же, орёт!

– Марта, ну извини, – со смехом прервал он её, – Я спешу, а нам нужна помощь, – и посмотрел на меня. Марта обернулась и проехалась по мне цепким взглядом.

– Знакомься, это Валлия, моя родственница.

– Ага, как же, – она махнула рукой в его сторону, – Кому другому можешь врать, но не мне. Прячешь?

– Да, – не стал он скрывать.

Марта отвела, наконец, от меня свой изучающий взгляд и повернулась к Максиму:

– Ну и чего сидишь, кого ждёшь? Дел полно, а он сидит тут. – Максим попытался что-то сказать, но она не дала, замахав на него руками.

Смотрелось со стороны очень забавно. Только мне не смешно, а страшновато оставаться наедине с этим огненным танком в платье.

– Иди, иди, я сама пообщаюсь с девочкой. И выясню что надо, и помогу, и подскажу, – с этими словами она буквально вытолкала Максима со двора, тот посмеиваясь, спросил:

– Ну, ты хоть позвонишь, когда закончишь пытать Лию?

Она злобно зыркнула на него:

– А ты мне не пугай девочку, это когда я кого пытала? – Максим лишь рассмеялся и со словами: «обязательно позвони», ушёл. Я же готова была дать дёру, пока от меня отвлеклись, но не успела.

– Ну, давай знакомиться! Марта, на «ты» и по имени, – её глаза смеялись, видимо выглядела я жалко.

– Валлия.

– Эгм, Лия, – она, прищурив глаз, ещё раз осмотрела меня с макушки до кончиков запыленных туфель-лодочек, – пойдем в дом, там и прохладненько и уютненько, давай, давай, – и, подхватив меня под локоток, придала ускорение.

В доме действительно было уютно. За небольшим коридором – большая просторная комната с диваном, креслами, картины на стенах, большой телевизор. Вроде мебели немного, но разные мелочи придают уют.

– Сейчас, постой-ка здесь, – оставила меня посреди комнаты и тут же принесла из другой комнаты неожиданно высокий стул с высокой спинкой, на которой был какой-то странный валик.

Поставив его около не зашторенного окна, указала на него: «Присаживайся». Я влезла на стул без вопросов – опасалась за своё здоровье, мало ли. Марта опять удалилась, открыв уже другую дверь. Приятно запахло травами, послышался звон стекла, ругань и, наконец, она с довольным видом подошла ко мне с рюмочкой, протянула её мне: «Пей». Настороженно принюхалась к содержимому – грамм пятьдесят зеленоватой жидкости с пряным запахом трав:

– Что это?

Марта, не переставая хитро улыбаться, повторила: «Пей». Опасливо покосилась на неё. Она же заметив, оскалилась ещё больше, и я, под её внимательным взглядом, выпила одним глотком содержимое рюмки.

Марта довольно на меня посмотрела и поставила посуду на столик у окна.

– Та-а-к, теперь ещё уберём эту гадость, – с этими словами она начала вытаскивать шпильки из моих волос. Я запротестовала, но она бросила на меня хмурый взгляд: – Вот ответь мне девонька, что за уродство ты на голове соорудила? Это ж каким извергом надо быть, чтоб такую красоту закручивать и прятать? – с этими словами она вытащила шпильки и волосы каскадом упали за спинку стула.

Обхватив мою голову, она неожиданно мягко уложила её на мягкий валик. Ага, теперь понятно для чего он.

– Нет, ну посмотри какая прелесть, – говорила она, пропуская пряди между пальцев, – А ты глаза закрой и посиди тихонечко, расслабься.

Я послушно закрыла глаза. Марта принялась расчёсывать волосы.

– Ну, что чувствуешь? – в её голосе была улыбка.

– Приятно… и расслабление, – помолчав немного, ответила я и чуть не начала мурлыкать, так как мне делали мягкий массаж головы, от которого я словно погрузилась в транс.

– Лиюшка, расскажи мне: где ты родилась, кто твои родители?

И что самое интересное, у меня не было желания что-то скрывать от неё, не было страха разоблачения. Страха как чувства вообще не было, была лишь твёрдая уверенность, что так нужно, она не предаст. Самым правильным будет – открыться этой женщине. Даже мысли не возникло, что я знакома с ней минут двадцать.

И я начала рассказывать: сухо, безэмоционально, словно читая на бумаге текст.

О себе, маме и отце, о нашей жизни в скитаниях и первом пробуждении волчицы, о том – где училась и работала. Временами я забывала, что хотела сказать, но наводящие вопросы напоминали и я продолжала.

Сколько я так просидела, не знаю. В какой-то момент поняла, что сижу в тишине. Открыла глаза и оглянулась.

Марта устало сидела в кресле. Заметив, что я на неё смотрю, подошла ко мне: «Ну, вставай». Поддержала меня когда я слегка покачнулась, встав на ноги.

– Пошли чаю попьём. Рядом Софьюшка живёт, так она хозяюшка знатная. Постоянно пироги её мальчишка приносит. – Марта, поддерживая меня, провела на кухню и усадила за стол. Поставила на плиту чайник, на стол поставила чашки и те самые пироги, печенья, конфеты достала.

Я машинально следила за ней, чувствуя, как странное помутнение потихоньку ослабевает. Очнувшись, уставилась в кружку с чаем. Поморгав, сделала глоток – вкусно. Вкусно и сладко. Подняла глаза, напротив сидит Марта – тоже обхватила руками чашку и смотрит в неё. Казалось, что из неё выкачали все силы: чётко проявилась паутинка морщинок вокруг глаз, носогубные складки стали глубже, спина сгорблена и даже её огненно-рыжие кудри уныло поникли и тяжело свесились. Марта измученно посмотрела на меня:

– Ты пей чай, пей. Там травки полезные, сил придают, сознание проясняют.

Я молча послушно сделала глоток, наговорилась уже.

– В общем так. Всё что нужно у Максима сама спрошу, и расскажу, – заметив, что собираюсь перебить её, строго посмотрела, заставив промолчать. – Ничего из того, что ему не нужно знать – не скажу, не переживай. Работать у меня будешь, – я отстранённо на неё посмотрела, она усмехнулась: – Завтра с утра и начнёшь. Во сколько вы там завтракаете?

– В девять завтрак, – голос, словно не мой.

– Ох ты ж, посмотри на них! Бояре – господа! – она всплеснула руками: – Не знаю когда там они, начинают работать, а ты у меня уже чтоб в девять была. – Я кивнула, показав, что поняла. – Что из одёжи у тебя есть, в чём ко мне ходить будешь?

– Я особо много не брала, – взгляд на Марту не поднимала, – юбки, две, чуть ниже колена. Двое брюк – чёрных, три блузки, кофта, куртка. Я не знала, что задержусь здесь.

– Нет, из этого ничего не подойдёт, мне тут страшень такая не нужна! И на слова мои не обижайся! – хотя при моём состоянии я даже и не подумала об обиде, – Мне нужна такая помощница, чтобы глядя на неё, я не вздрагивала. А сейчас на тебя без слёз не взглянешь. Пойди, я в зале где-то телефон оставила, принеси, а то силы на тебя потратила, тяжело мне сейчас.

Молча встав, принесла ей телефон. Между прочим крутой какой-то, явно из последних моделей. Хм, неожиданно…

Марта набрала номер и уже более бодрым голосом заговорила: «Але, Катенька? Девочка, здравствуй, а ты где сейчас? Ой, как хорошо! Прямо замечательно! Катюша, зайди ко мне – работа для тебя есть».

Отложив телефон, уже мне:

– При Катюше вопросов никаких не задавай, не возражай, а пока поставь-ка ещё чайник. И, Лея, улыбайся. Тебе сейчас тяжело, понимаю, но нам лишние вопросы ни чему.

Молча, не возражая, я поставила чайник. А смысл возражать, если не знаешь: чего от тебя хотят и по каким они здесь порядкам живут. Состояние было какое-то заторможенное, эмоции свернулись комочком где-то в глубине души.

Рассказав Марте о своей жизни, я словно опустошилась. Хотелось забиться куда-нибудь в тихий уголок и обдумать случившееся. Из задумчивости вывел вопрос:

– Лия, а где ты артефакт носишь?

– Я вытащила крестик из-за ворота блузки, продемонстрировав его.

– Надо его спрятать, сними его и положи за ткань бюстгальтера, так и так при теле будет и не вызовет ненужных вопросов.

Молча, не задумываясь, выполнила сказанное. Тишина опять обступила нас, и лишь закипающий чайник сердито попыхивал над огнём. Когда разливала чай, Марта встрепенулась, повела головой, принюхиваясь и со словами: «Вот и Катюшенька пришла», – направилась из кухни. Уже на пороге, обернувшись, спросила:

– Тебе какой цвет нравится?

– Зелёный и синий, – ответила не задумываясь.

Кивнув, она вышла. Я поставила на стол ещё одну чашку, налила чай. В это время в комнате, рядом с кухней раздались голоса и меня позвали.

– Катюша, вот познакомься, помощница моя – Лиюшка.

Я кивнула:

– Приятно познакомиться.

Катюша, «девочка», как называла её Марта, была женщиной лет сорока. Тёмно-русые волосы, заплетённые в косу, приятное лицо.

Она попросила меня раздеться, чтобы снять мерки и я молча, с улыбкой, наверное, похожей больше на оскал, разделась до нижнего белья. Обмеряв меня вдоль и поперёк портновским метром, Катерина спросила, заглядывая в глаза:

– Умаялись небось сегодня? Вид у вас дюже уставший.

Я натянуто улыбнулась:

– Да, день выдался очень тяжёлый.

Одеваясь, уже не слышала беседующих женщин. Со мной происходило нечто странное: руки начали дрожать, на глазах грозились вот-вот выступить слёзы… Обида, тоска, непонятная боль – наваливались, словно бетонная плита. Не понимая происходящего, я задышала чаще, стараясь сдержать чувства, заозиралась по сторонам, готовая убежать, спрятаться.

Марта, заметив моё состояние, быстро выпроводила Катерину и, приобняв меня за плечи, утянула на диван. И у меня, словно прорвав плотину, хлынули слёзы… Сотрясаясь в рыданиях, я вспоминала всё рассказанное сегодня. В душе бились, сталкиваясь, мысли: «За что?»

Всю жизнь скрываться, прятаться, как улитка в раковину, от всех и даже от единственного родного человека. Вспомнились окружающие меня презрение, жалость в глазах, постоянные смешки не только за спиной, но и в лицо – всю жизнь они сопровождали меня.

Ярость, боль рвались из груди и я, откинув голову, закричала!.. Громко, надсадно рыдала и кричала, не чувствуя руки фактически чужой женщины. Марта удерживала меня, гладила, что-то шептала.

Выкрикнув всю боль, хотела отстраниться, но Марта привлекла меня обратно к себе. Уронив голову ей на плечо, я всё ещё шептала: «За что? Ненавижу! Ненавижу всех людей, они твари!» Вспомнив виновника всех моих бед – отца, яростно, икая и судорожно всхлипывая после уже отступившей истерики, шептала раз за разом: «Ненавижу!»

Сквозь пелену отчаяния, обиды и ярости слышался голос Марты:

– Хорошая, хорошая моя девочка. Покричи, покричи. Поплачь. Так нужно! Так будет легче, – и всё гладила меня по голове, удерживая и прижимая к себе.

Дыхание моё стало понемногу выравниваться. Подняв голову, убрала прилипшие к мокрому лицу волосы. Мелькнула мысль, что за всю жизнь, меня никто и никогда не утешал. Мама никогда так не прижимала к себе, не гладила по голове, приговаривая что-нибудь доброе. Я должна была сдерживать свои чувства и не жаловаться, училась решать все проблемы самостоятельно.

От этих мыслей слёзы опять потекли из глаз и меня опять притянули и приласкали. Постепенно поток слёз стал иссыхать и меня начала колотить нервная дрожь. Я отстранилась и обняла себя за плечи.

– Выпей, моя хорошая, сейчас тебе необходимо.

Марта сунула мне в руки стакан и я, не глядя, что там и не принюхиваясь, выпила одним махом. Марта мягко, но настойчиво уложила меня, убрав в сторону всё ещё распущенные волосы, присела рядом. Меня гладили по голове, рукам, что-то шептали… В какой-то момент глаза закрылись, и я провалилась в сон.

Марта посидела ещё некоторое время на краешке дивана, раскачиваясь с закрытыми глазами. Тяжело встала и, негромко что-то бормоча под нос, ушла.

В комнате стояла тишина, и лишь старинные часы негромко отмеряли ход времени. Постепенно опускались сумерки, тени удлинялись. На пороге показался мужчина. Недолго постоял, словно раздумывая о чём-то, но вот решился и подошёл к дивану.

Максим, а это был он, присел рядом и осторожно убрал с моего лица спутанные пряди волос. Рука задержалась и вот он, прихватив ещё одну прядь, пропустил её сквозь пальцы. Волосы чёрным, блестящим шёлком скользнули по мужской ладони и упали на подушку. Мужчина глубоко втянул воздух, словно пытался из запахов, витавших в комнате, вычленить один. Нахмурился, обвёл взглядом лицо, пробежался по спине и, протянув руку, поправил на мне покрывало.

Но я спала, ничего не зная о визитёре и не слыша его удаляющихся шагов.

Глава 6

Валлия

«Когда мне тяжело, я всегда напоминаю себе о том, что если я сдамся – лучше не станет»

Майк Тайсон

Пробуждение было тяжёлым. Голова болела, горло першило, на душе паршиво и, честно говоря, мучила совесть перед Мартой. Было единственное желание – помыться! Отдраить мочалкой до красноты кожу, смыть липкий налёт всех, испытанных за день, эмоций. Комната погрузилась в вечерний сумрак, стояла тишина. С улицы доносился голос Марты, беседующей с кем-то. Кое-как заплела косу и вышла из дома.

На улице Марта разговаривала с какой-то женщиной, но заметив меня, быстро распрощавшись со знакомой, направилась ко мне:

– Лиюшка, – она подошла, разглядывая моё лицо, заглядывая в глаза, – Ну как ты?

– Спасибо, нормально. Правда искупаться очень хочется, – просипела я, голос всё-таки сорвала. – Марта я хотела извиниться за истерику, очень неудобно получилось, – в глаза посмотреть ей не решилась. Она же усмехнулась как-то по-доброму:

– Хорошая моя ты девочка, да это же наоборот замечательно.

– Замечательно, что я всю одежду вам извазюкала в слезах, да соплях?

– Ну, во-первых, – она обняла меня за плечи и повела медленно по улице: – одежду твою. Я ж говорила – по имени и на «ты», ну а во-вторых: тебе просто необходимо было выплеснуть всю эту гадость. Выплакаться. Поверь, долго бы ты не продержалась, так зачем кому-то знать о наших заботах и проблемах, так ведь? – я кивнула. Незаметно для себя внутренне успокаиваясь.

– Насчёт запаха твоего, я попробую что-нибудь придумать. А завтра, чтоб как штык в девять утра у меня была.

Ещё один кивок, сил хватило натянуто улыбнуться, и я поплелась по аллее, спиной ощущая взгляд.

Дотелепавшись до дома, незамеченной никем мышкой проскочила по террасе, облегчённо выдохнув, вошла в свою комнату и сразу устремилась в душ. Раскрасневшаяся от горячей воды, с мыслями о том, что сейчас растянусь на кровати, нырнула в свою мягонькую, удобную ночнушку, но стоило открыть дверь ванной, как меня смял и чуть не задушил ураган по имени – Алина. С трудом выпутавшись из объятий, спросила:

– Ты когда вернулась?

– После обеда. Макс сказал, что ты у Марты, но строго-настрого запретил туда идти.

Я была ей рада, но сейчас совершенно не хотелось кого-либо видеть.

– Алин, ты извини, но я сейчас чувствую себя неважно, – я подошла к кровати и улеглась, отвернувшись от неё, – Пожалуйста, не обижайся, но мне хочется побыть одной.

Алина вопреки моим ожиданиям присела на кровать рядом, убрала полотенце с волос.

– Знаешь, меня тоже Марта читала, и я знаю, как ты сейчас себя чувствуешь. Хотя я удивлена, честно. Я-то сама тогда дня три то плакала, то сердилась на весь белый свет.

Не поворачиваясь к ней, я спросила:

– Давно это было?

– Два года назад. Я была закрытым, обиженным на весь мир, злобным ёжиком.

Повернувшись, удивлённо на неё взглянула. И эта девчонка, с открытой душой и смешинками в глазах – злобным ёжиком? Алина усмехнулась:

– Что не веришь? – она грустно улыбнулась и тихо продолжила: – Мои родители не были парой. Мама отсюда, а отец из стаи Аметриновых. Стая та, не такая большая как наша. Отец всё ждал, искал свою пару, но когда ему стукнуло семьдесят шесть, понял, что может такими темпами и без потомства остаться. Маме было шестьдесят, когда родился Максим, жили они в стае отца. Я не знаю почему как всё началось, но в общем, она начала гулять, – она горько усмехнулась, – Это даже мягко сказано, если честно она таскалась, как последняя шлюха.

– А отец?

– Отец? – Алина пожала плечами, – Ему вообще всё равно было. Я никогда не понимала его, да наверное, никто не понимал. Любой другой мужик уже давно прибил бы жену за такое, а он нет. Всё у него подчинено своему ритму жизни, своим понятиям. В общем, много я не знаю, но после моего рождения, мать сильно гулять начала, а едва мне исполнилось два года, Максим устроил родителям грандиозный скандал и уехал. Я его с тех пор не видела до 16 лет.

– Алина, – я села рядом и взяла её за руку, даже не зная, что сказать. Она грустно улыбнулась и опять опустила взгляд.

– Пока была маленькой, вроде всё нормально было, не понимала же ничего. Только со мной почему-то никто не дружил. Повзрослев, поняла, и жить тошно было. У меня не то что друзей не было, даже знакомые, соседские дети со мной не общались. Мать стала уезжать. Сначала пропадала дня по три, потом всё дольше. Я помню – когда она приезжала, то отец на это время в лес уходил жить. Я даже не знаю: что такое материнская ласка, объятия. В школе,… ты даже не представляешь, как я ненавидела ходить в школу! Там каждый, наверное, считал своим долгом меня обозвать, сделать гадость. Я просила отца меня куда-нибудь отправить, только бы подальше. А он гладил меня по голове со словами: «всё наладится». Представляешь, – она вскинула на меня мокрые от слёз глаза, – Наладится! Я жить не хотела! Одно спасение было – когда матери не было, а отец уходил в лес, он же охотник, то меня оставляли с двоюродной бабкой. У неё, правда, своих внуков четверо, но она единственная, кто относился ко мне нормально. Я даже мечтала – поскорее бы отец уехал, и меня отправили к ней. Мне было девять, когда отец сказал, что мама умерла. А я даже не расстроилась, даже какая-то тихая радость была, что больше никогда не увижу её. Потом умерла та бабка, меня не с кем оставлять было, и отец отправил меня в семью своего брата. Они в принципе не плохие. У них своих двое мальчишек и относились ко мне по доброму, жалели меня. Это я, уже повзрослев, поняла. Отец раз в два, три месяца приезжал. Рассказывал, что звонил Максим и передавал мне привет. А я даже не желала слышать о нём – единственный родной человек, который мог бы избавить меня от всех этих ужасов, бросил меня. Ну конечно, зачем ему нужна была сестра-соплячка. У дядьки с тёткой я прожила чуть больше четырёх лет и, наконец, приехал Максим забрал меня. Я от него шарахалась, как чёрт от ладана, ну а что? Ему 36 лет – взрослый дядька и чего-то от меня хочет. Чуть обнимет – я в истерике, погладит по голове – меня колотит. Он уже альфой стал, стаю надо было поднимать, сплотить и его очень часто не бывало дома, а для меня только в радость это. Я уже потом узнала, что он, когда меня забрал и увидел, какой я стала, отца чуть не убил. Оказывается, он часто звонил и спрашивал обо мне, но отец ему ничего не рассказывал, может, не считал важным, а может для него моя жизнь действительно не имеет значения. Максим сих пор с отцом не разговаривает. И вот, наконец, в стаю вернулась Марта. После того как я прошла эту процедуру, чуть с ума не сошла. Марта долго со мной занималась, можно сказать возвращала меня к нормальному общению с окружающими. Поэтому, я понимаю, что ты можешь сейчас чувствовать.

Я уже сидела рядом с Алиной, держа её за руку.

– А как же окружающие, неужели никто ничего не мог сделать?

Она покачала головой:

– Со стороны ведь ничего плохого не происходило – ну мать шлюха, но меня ведь никто не бил. Отец часто уезжает, так и я одна не оставалась, то с матерью, то с бабушкой. А что до моральных терзаний… мне же не с кем было делиться. Я ни в коем случае не жалуюсь! Просто если вдруг тебе кто-нибудь скажет что-то нехорошее про меня и брата, я хочу – чтобы ты знала правду.

Я обняла её за плечи:

– Что за нелепость! Да какая мне разница кто и что будет говорить? Обо мне знаешь ли тоже не поэмы слагали и я знаю каково это – постоянно слышать за спиной гадкие шутки и сплетни. – Чувствуя, что она сейчас задаст вопрос обо мне, переменила тему: – А Марта? Ты сказала: она вернулась, а где она была?

– У Марты две дочери и она давно ещё уехала из стаи. Мне кажется из-за твоего дядьки – Николаса. Он же не мог свой член в штанах удержать, а Марта, она же с чем не согласна – в лоб и скажет, будь перед ней обычный оборотень или из золотых. Жена Николаса, насколько я знаю – была очень доброй, покладистой женщиной, слово против ему не могла сказать. Он в принципе неплохой альфа был, стая не сказать, чтоб в достатке жила, но и не бедствовала.

– Подожди, – я отстранилась, – мой дядька был альфой, потом произошло нападение стаи Цитриновых, но они проиграли, так? – Алина кивнула:

– Да, и были уничтожены альфа Цетриновый и его сын.

– Алин, получается, Максим стал Альфой потому, что он сильнее, чем Алекс?

– Не-е-т, Максим временный альфа, его Золотые назначили, пока Алекс в силу не войдёт, – она протараторила всё это, потом ойкнула и расширившимися глазами посмотрела на меня: – Ты ведь не проболтаешься?

Я тихонько засмеялась:

– Не проболтаюсь. Только объясни мне про временного альфу, и эта тайна умрёт вместе со мной, – я не удержалась и поддела её.

– Ну-у… вообще я это случайно узнала, – протянула она, – И никто не знает, что я знаю. Максим приехал перед схваткой стай, буквально за пару дней. Потом уже, он, как действительно сильный оборотень, руководил объединением и сообщил Золотым о произошедшем.

– Золотые – это вообще кто? Тоже стая?

– Да, потом объясню. От золотых приехал инспектор. Я уже потом несколько раз слышала от оборотней, что раз сам инспектирующий пожаловал сюда и назначил Максимильяна альфой, значит, сам Создатель вмешался. Ну а иначе – какой интерес у Злотых к нашей стае? На самом деле альфой должен был стать Алекс, как истинный наследник крови Янтарных, только об этом никто не знает. Всем в стае было объявлено, что в течение нескольких лет власть в стае не поменяется, и никто из сильных альфа оборотней не имеет права кидать вызов Максиму. Только никто не знает, что альфой стаи в любом случае станет Алекс. Дело только во времени, пока он молоди не вошёл в силу, временно назначен Максим и только он решает, когда передавать власть Алексу. Вот такие дела.

– Да уж, дела. А кто всё-таки Золотые?

– Ах, да, клан Золотых. Вообще над всеми оборотнями стоят два клана: Золотые – их стая размещается в Канаде и Бриллиантовые – живут на севере Индии. Клан Золотых, они, грубо говоря – политики. Решают все вопросы между людьми и оборотнями. Экономика, разделы территорий, дипломатия, они много чем занимаются. А клан Бриллиантовых – занимается религией. Все источники силы оборотней под их контролем. Вот скажи, – она посмотрела на меня, прищурив глаза, – на какой планете ты жила, если не знаешь таких банальных вещей? Это ж в классе третьем, наверное, преподают.