Парадигма

До ушей донесся легкий свист… Вторая волна стрел собрала куда большую жатву. Солдат, стоящий перед Болтуном, дернулся, щит на глазах развалился – и его шея и грудь сразу же ощетинились перьями. Раскрывая и закрывая рот, точно рыба, выброшенная на берег, новобранец опустился на колени.

Мужчины вскрикивают, замертво падают в утоптанную от сотен ног грязь. Земля надрывается в предсмертном вопле, нехотя принимая страшный дар – горячую кровь.

Болтун бросил ненужный меч под ноги, вцепился обеими руками в щит. Последовало несколько тяжелых ударов, которые расползлись онемением от кистей до локтей. В этот раз стрелы не пробили дерево и бронзу.

Строй сомкнулся: новобранцы, ступая по мертвецам, закрыли стоящих за спинами. Горячая волна благодарности растеклась в груди Хена. Он, наверное, впервые почувствовал чью-то поддержку. На миг все солдаты стали единым, закованным в прочную броню, существом. Сердца забились в едином ритме, исчезли желания и обиды.

Стрелы свистят, отскакивают от бронзовых поверхностей. Град, приносящий смерть…

Наконец, всё стихло. Ожидая подвоха, новобранцы продолжают закрываться щитами, непонимающе смотрят друг на друга. Под их ногами корчатся раненные. Хен нервно засмеялся, заставил себя успокоиться, прекратить, но не смог. К его удивлению стоящие рядом с ним широко заулыбались. Даже Лысый оскалился, хотя одна из стрел угодила ему в плечо. Усиливающийся смех прокатился по строю.

Рожки затрубили отбой.

Сняв с руки ремешки и отбросив подальше щит, Болтун сел на землю. Из него словно высосали все силы, только сейчас пришло осознание, насколько же он устал. Каждая часть тела отдается глухой болью, трясет так, что зубы стучат, судороги сводят икры. Старшие бегают по рядам, находят раненых и подзывают лекарей – уйти с поля нужно как можно быстрее: следующие пятьсот неудачников должны получить свою порцию унижений. Им придется сражаться под покровом ночи, а это еще страшнее.

На всё наплевать. Сейчас бы только добраться до кровати…

Толпа переполошилась. Многие принялись показывать пальцами на ворота. Хен сосредоточился. Сердце замерло. Черные жирные клубы дыма клубятся над стенами – там, где выстроены казармы. Танцуют гигантские языки пламени, точно разверзлись врата Сеетры. Болтун вскочил и рванул к городу, наплевав на приказы старших. Ветер засвистел в ушах.

Нет-нет-нет-нет!

Последние пять дней гушарх-капитан запрещал брать на тренировки свое жалованье. И с привычкой новобранцев таскать с собой монеты боролся жестко – отнимал заработанное и избивал до полусмерти. Приходилось прилагать неимоверные ухищрения: кто-то пришивал внутренний карманы на рубахах (всегда заканчивалось плохо), кто-то закапывал добро, кто-то отдавал местным городским банкирам под грабительские проценты, а кто-то даже прятал кошели в нужниках. Болтун же придумал, как ему показалось, самый простой, но гениальный способ сохранить деньги: в оружейной нашел на полу плохо подогнанную деревяшку, под которую ночью, пока никто не видит, то и дело прятал монеты.

Но теперь казармы горят.

Хен проскочил ворота. Лицо обдало волной жара – пришлось даже зажмуриться. Пламя полыхает так высоко, что кажется облизывает вечереющее небо, воздух рябит мерцающими струйками, деревянные стены и крыши, объятые огнем, трещат и плюются оранжевыми светляками. В ноздри ударил запах гари. Вокруг пожарища толпятся горожане, гвардейцы и новобранцы – никто не бегает с ведрами воды.

Гушарх, держа в руке горящее бревно, возвышается над людьми, наблюдает.

Хен понял всё сразу: пока он с остальными корчился под градом стрел, капитан явился в город и поджег казармы. Зачем? Почему? В этом нет смысла.

К горлу подкатил предательский комок. От слез мир расплылся яркими кляксами. Всё напрасно. Деньги за шесть месяцев пропали. Я не смог… Прости, сестренка.

Глава вторая. Хара

Миокмея, Великий Карлаг

– Еще не надоело у нас? – спросил Метин, отпив из бокала с вином. – Слышал, в Геткормее бывают месяцы, когда становится невероятно холодно. И выпадает… как его…

– Снег, – подсказала Хара, шагая чуть позади него. – Он встречается лишь в Яграте – и то не всегда. В остальном же у нас во многом похожий климат, тгон.

Торговец воскликнул:

– Вы мне льстите! – Голос его, теплый и бархатистый, обволакивал, как шерстяная накидка. – Я совсем не похож на тгона. У меня нет ни хорошей родословной, ни огромных богатств. Мои возможности, к сожалению, очень скромны, Арах!

Он назвал её имя наоборот, пытаясь тем самым запутать злых духов, как принято в Великом Карлаге. Лесть на лесть, всё как всегда.

Пригубив из костяного бокала сладкое вино, Хара сказала:

– Хочу признаться, мне нравится у вас в городе, Метин. В Миокмее нет этих бесконечных толп людей, нет умирающих нищих, нет мерзкого смрада, идущего из бедных кварталов – сказка, одним словом. Да и посмотреть у вас есть на что: вчера не смогла себе отказать в удовольствии посетить ваш зверинец. Чудесное место! Гориллы, леопарды, попугаи и… жирафы? Я верно назвала? Эти милые существа с длинными шеями?

Их шаги эхом разносятся в открытой галерее. Внимание привлекают вычурные балюстрады, увитые лианами с красными, желтыми и сиреневыми цветками; на серых мраморных плитах под ногами блестят узоры, сделанные из золота и серебра; изящные статуи героев древности провожают их высокомерными взглядами. Ноздри щекочут запахи меда и корицы, до ушей доносятся звуки накатывающих на берег волн – море всего в квартале от особняка.

– Всё верно, госпожа, – сказал Метин. – Люблю жирафов – водится за мной такая слабость.

Он, остановившись, едва склонил голову. Хара оглядела его в который раз, запоминая мельчайшие детали. Белая шелковая рубаха-юбка со сложно шнурованным воротником, черный жилет, расшитый золотыми нитями, и мешковатые серые шаровары, которые в Геткормее побрезговал бы надеть даже крестьянин; жилет расстегнут, полы болтаются; кожаные сандалии нарочито испачканы мраморной пылью – дань местной моде.

Метин в отличие от остальных торговцев неестественно худ. Спина прямая, как древко копья, пальцы длинные, тонкие, на них переливаются алмазные перстни, ладони мягкие, розоватые, никогда не державшие ничего тяжелее ручки или шелка, – и это всё выдавало в купце знатное происхождение, несмотря на его заверения… Хара мысленно хмыкнула. Перевела взор на лицо и…

Как всегда, не смогла ничего разглядеть, кроме размытого пятна.

– Чем вы так любуетесь, госпожа?

– Вами, Метин. Никогда не видела столь статного мужчину. Будь я чуть помоложе, наверняка бы потеряла сон от любви.

Торговец хохотнул, дернул головой. Черные вьющиеся волосы легли на плечи.

– А вино? – спросил он. – Вам оно тоже понравилось?

– Несомненно стоило проплыть пол мира, чтобы попробовать его! Надеюсь, расскажите о торговце, изготовляющем столь чудесный напиток…

– Это из личных запасов, госпожа. После удачной покупки я, конечно же, прикажу своим людям, дабы вам передали несколько амфор. Я польщен вашей оценкой…

Харе уже порядком надоел бесконечный обмен любезностями, но торговля в Великом Кулгере начинается всегда одинаково – приходится улыбаться и изображать учтивость. Хвала богам, что не надо торчать на солнце – в галерее прохладно и хорошо, а то с этих южан станется. Никаких манер: видите ли, обожают решать дела под палящими лучами!

Пожалуй, ты слишком вжилась в роль, милая.

– Приступим к делам? – спросила Хара.

– Конечно, госпожа! Пройдемте! Не буду томить вас.

Они вошли в просторный зал. Куполообразный потолок поражает воображение искусной мелкой росписью, от которой захватывает дух: причудливые красные птицы с длинными хвостами летают над миниатюрными человечками с копьями, гривастые львы охотятся на стада газелей, черные грифы гордо парят в лазуревых небесах. И эти чудеса освещают факелы, расставленные по всему внутреннему основанию купола, подпираемом черными гранитными колоннами и столбами. Здесь нет места тьме. На плитах под ногами змеится черная запутанная вязь, от которой, если долго всматриваться, начинает кружиться голова.

В лицо подул приятный холодный ветерок. Торговец бодро зашагал к своим слугам в белых хитонах. Те выстроили в длинную шеренгу детей-рабов и принялись ходить между ними.

– Вам удивительно повезло, госпожа! – принялся нахваливать товар Метин. – Самые сильные, самые проворные! И никем не испорченные, что очень важно в нашем деле! Сможете продать по самой большой цене. Все будут в восторге, я гарантирую!

Рассеянно кивнув, Хара остановилась в нескольких шагах от шеренги. Дети действительно выглядят ухоженными. Все коротко пострижены – и девочки, и мальчики. Умыты, на коже нет синяков или следов болезни. Штаны и простые жилетки, надетые на голые тела, выстираны – ни пятнышек крови, ни грязных разводов.

– Также хотел бы напомнить, госпожа, как в нашей стране относятся к рабству в последнее время. Цены, надо отметить, взлетели до небес. Боюсь, если я не предприму решительных мер, то мои дела… хм, могут ухудшиться. Поэтому вынужден сообщить, госпожа, что я не смогу продать этих рабов по прежней цене.

Хара скривилась.

– И сколько же я должна заплатить?

– Четыре золотых таланта с каждого.

Брови удивленно поползли вверх.

– Но это же в два раза больше, чем обычно!

Метин пожал плечами.

– Такие нынче времена, госпожа. Простите меня. Не я диктую правила.

– Похоже на грабительство, мой старый друг.

Увидеть бы сейчас твои лживые глаза!

Она подошла к ближайшей девочке-рабыне, придирчиво рассмотрела маленькие ладошки, тонкие кисти, закованные в кандалы, узкие плечи… Затем её пальцы заскользили по миниатюрному личику. Хара попыталась мысленно представить, как выглядит нос малышки, рот, глаза. Но образ в голове не сложился.

– А можно ли снять с них цепи?

– Вынужден отказать, госпожа. Меры предосторожности никогда не бывают лишними. Эти рабы еще не обучены хорошим манерам.

– Метин, я не смогу купить всех. Кого мне выбрать?

Заметив её недовольное выражение, торговец ответил:

– Простите за словоохотливость, но я бы хотел рассказать одну нашу сказку. Думаю, после неё вы сможете определиться.

– Вы уверены, что сейчас подходящее время? – спросила Хара.

– Конечно! Для хороших историй всегда есть время.

Торговец передал кубок слуге, сложил руки на груди. Хара же перешла к мальчику-рабу, вместо лица увидела размытое серое пятно. Хотя отметила его характерную черту – на локте левой руки чернеет родимое пятно в форме подковы. Хороший знак.

– Тогда рассказывайте, – разрешила она.

– Один бедный юноша был влюблен в дочь царя, – начал торговец. – Днями и ночами он мечтал о ней. И вот он обратился к камню-богу: «как мне завоевать сердце красавицы?» Камень-бог ответил: «если ты добудешь мне шкуру горного козла, то я сделаю так, что принцесса влюбится в тебя!»

Слушая, Хара останавливается напротив рабов, проверяет волосы, изучает зубы и кожу.

– Юноша нашел козла, но тот взмолил о пощаде и пообещал показать труп убитого собрата – шкуру-то надо добыть! Дал наказ: парень должен сорвать гори-траву.

Мальчишки и девчонки покорно терпят унизительную проверку.

– Юноша нашел гори-траву, – сказал торговец. – Но растение взмолило о пощаде и попросило найти холодной воды… Так бедняк и выполнял поручения козла, растения, ручья и прочих, пока принцессу не выдали замуж за сына богатого купца…

Хара остановилась перед последним рабом. Тот оказался значительно выше и крепче остальных сверстников.

– И в чем мораль? – спросила она.

– Она проста, госпожа: нельзя позволять другим управлять твоей судьбой. Иначе твоя мечта никогда не осуществится.

– Вы бы, мой друг, могли бы сразу перейти к главному вместо того, чтобы рассказывать мне сказки.

Хара по голосу поняла: торговец улыбнулся.

– Любая идея лучше всего запоминается в виде интересной истории.

Проверив лицо последнего раба, она отшатнулась.

– Вы хотите расстроить меня, Метин?! Что с этим мальчиком?

– Поверьте, госпожа: он сам виноват в своих бедах. Например, вчера ранил одного их моих слуг глиняной тарелкой и попытался сбежать. А неделю назад поджег дом. Вы представляете? – Торговец покачал головой. – Совершенно бездарный экземпляр. К тому же с опасной меткой на лбу.

Хара нахмурилась.

– В чем мальчик провинился?

– Убил двоих прошлых хозяев. В первый раз его клеймили и отрезали мизинец на правой руке. Во второй – избили до полусмерти и бросили в… хм, простите за подробности… в глубокую яму с помоями. К сожалению, у нас запрещено убивать рабов, хотя я бы давно уже лишил жизни… Хозяева дарили ему кров и еду. Он должен был благодарить их и богов за столь щедрую милость.

Повисла тяжелая тишина. Хара, обдумав услышанное, спросила:

– Зачем же вы тогда его купили? И как подобрали?

– Сегодня столько вопросов от вас, госпожа, – ответил он, смеясь. – Но будь по-вашему: мальчик держался без еды ровно четыре дня до того, как я не явился к его последнему рабовладельцу и не выкупил несчастного за половину медной монеты. Признаться, хочу совершить отличную сделку с купцами из Нокронга.

Брови Хары поползли вверх.

– Не думала, Метин, что вы готовы отдать раба этим потрошителям.

Купец пожал плечами.

– Торговля диктует свои правила. И, кстати, не рекомендовал бы вам стоять рядом с ним. Мало ли.

Она проигнорировала его совет, быстро провела пальцами по лицу илота. Успела ощутить чуть вздувшуюся кожу на лбу и длинные царапины на щеках прежде, чем мальчик отшатнулся. Остальное и так видно: на груди краснеют едва затянувшиеся шрамы от розг, на локтях – черные синяки.

– Право слово, госпожа! – воскликнул торговец. – Он не стоит вашего внимания. Ни один геткормейский господин, разбирающийся в любовных утехах, не пожелает себе столь непокорного и опасного зверька. Давайте уже выберем достойный товар, который в скорое время отплывет на роскошном корабле к могучей из могучих империй! Сегодня даже не буду торговаться – так я соскучился по вам.

Боги бы побрали твою идиотскую красноречивость, выкормыш шлюхи.

Сладким голосом она сказала:

– К сожалению, я смогу взять лишь восьмерых, Метин…

Над городом выплыл золотой рог луны. В черном небе глядят, как капли на озере, звезды. Редкие посеребренные тучи бегут к городскому порту. Нет ничего приятнее после тяжелого дня, чем ощущать легкие касания ветра на лице. Внутренний жар стихает, сменяется пустотой. Быстрые, мечущиеся мысли утихают, ум вновь становится ясным. С запахами меда и вина приходит хорошее, приподнятое настроение.

Хара позволила себе еще постоять у окна и полюбоваться ночным городом. Всё-таки Великий Карлаг – удивительная страна, несмотря на свою непроходимую дремучесть. Каждая улочка, каждый район освещены так, будто от этого зависит судьба самого мира: факелы в кольцах здесь везде. Стоит одному из них хотя бы начать чадить, как тут же появляется стражник и меняет его – закон царя исполняется неукоснительно.

Дома удивляют разнообразными пиками на куполообразных крышах. Если кто-то из богов решит спуститься с небес в Карлаг, ему предстоит нелегкая задача найти клочок земли, где бы не было шансов напороться на острую верхушку. Некоторые здания знати соединены канатными лестницами. Ходить по ним – сущий страх: деревяшки под ногами раскачиваются даже от легкого ветра, так и норовишь сорваться с высоты. Однако местным богачам нравятся канатные лестницы. Лучше бы канализацию провели. Простой народ в городах Карлага ютится в трехэтажных глиняных домиках, где в одной комнатушке порой живут по две семьи. Грязь, вонь, болезни – настоящая клоака для цивилизованного человека. И от того противнее, что у Метина пришлось врать и нахваливать эту проклятую страну.

– Слава богам, я сюда больше никогда не вернусь, – сказала Хара, поправив серебряный обруч на лбу. – Ты даже представить не можешь, как сильно я устала – будто всю душу высосали. Метин – мерзкий человечишка, способный пойти на чудовищные преступления ради выгоды.

– Настоятельница, не стоило брать этого мальчика, – не стал ходить вокруг да около Дживат. – Он опасен.

– Опять ты за свое…

Она развернулась.

Неброская одежда охранника ярко контрастирует с богатым местным убранством. От пушистых ковров, на которых искусно вытканы абстрактные геометрические фигуры, на стенах и на полу рябит в глазах, а от безвкусной мебели – столы с золотыми узорами, стулья с золотыми спинками, шкафы с золотой резьбой на дверях – к горлу подкатывает тошнота. Словно хозяин гостиницы еще в недавнем прошлом был нищим. Впрочем, что еще ожидать от карлагцев, кроме варварской тупости?

И как же приятно посмотреть на Дживата! Одет просто, но со вкусом: серая тканная рубаха-юбка, доходящая до колен, геткормейский широкий пояс, подчеркивающий тонкую талию, да кожаные сандалии. Бронзовый обруч на лбу слабо поблескивает в свете десятков подожженных масляных чаш, расставленных в углублениях стен.

– Я думаю, сейчас не самое подходящее время, – сказала Хара, зевнув. – Скоро, пожалуй, лягу. Сегодня был тяжелый день.

– Настоятельница, вы знаете, как всецело я доверяю вашему чутью, но мы не можем так рисковать. – Голос у Дживата удивительно низкий, грудной. – Вы видели клеймо на лбу мальца? Мне кажется, купец нас обманул! Такие знаки выжигают отнюдь не за убийства. Точнее – не только за них…

– Ты преувеличиваешь.

Она легла на большие подушки у окна. Спина оперлась о мягкую перину, руки опустились на шелковую ткань. Подушки тут же обволокли её, приняли форму тела.

– Я нисколько не преувеличиваю угрозу, госпожа! Я просто боюсь за вашу жизнь. В любой момент мальчик может потерять контроль и…

– Прекрати, – перевела тему Хара. – Всё скоро закончится. Можешь поверить в подобное?

Охранник тяжело вздохнул, провел ладонью по размытому пятну лица.

– Считаю дни до нашего отплытия, – признался он. – В этот раз всё идет наперекосяк. Вы только вспомните, как мы едва не нарвались на триремы у берегов Зигира! Если бы не дул попутный ветер, то вряд ли бы нам удалось уйти… А этот дурацкий налог в порту Миокмеи? Видите ли, у них новые правила! – передразнил охранник. – Теперь еще и этот мальчишка… Боги испытывают нас.

– Возможно, пытаются показать, что мне не стоит больше этим заниматься, – заметила Хара. – Я сама устала, Дживат. Десять долгих лет плаваю туда-сюда к дикарям. И зачем? Ради чего? Намного было бы проще отправить сюда своих помощников и скупить столько рабов, сколько позволяют средства нашего храма… Но нет! Вместо этого я сама каждый раз плыву на другой конец мира и неубедительно играю пресытившуюся купчиху! Смех – да и только!

– Детишки хорошие, здоровые, – похвалил Дживат, улыбаясь. – Из них получатся хорошие служители. Двоих можно будет отправить на учебу к Золотых Посохам!

– К сожалению, не всех удалось купить. Метин поднял цену, будто чувствуя, что я пришла к нему в последний раз. Хитрый лис!

Хара потянулась было к графину с вином на столике, когда в парадной раздался тяжелый грохот. Через несколько мгновений показался молоденький охранник Ниай, плюхнулся на колени.

– Беда, настоятельница!

По спине скользнуло холодом.

– Что такое?

– Мальчик с клеймом сбежал!

– Говори же яснее, Ифоотра тебя дери! – воскликнул Дживат.

Паренек затараторил:

– Я вместе с Зелом отвел детей в комнату возле конюшен, настоятельница. Там темно – хоть глаз выколи! Пришлось потратить время, пока не зажег тарелки с огненным маслом. Потом Зел по одиночке принялся снимать кандалы с рук и с шеи… Всё как всегда. Работа-то монотонная! От оков освобождаешь, на стопу крепишь гирьку с цепью, чтобы не убежали…

Дживат процедил:

– Или ты перейдешь к делу, или я сниму с тебя шкуру, ослиный ты дурак!

– Я же рассказываю, командир! Последним пацан с клеймом был. Я, значит, слежу, чтобы ничего такого не случилось, рука лежит на эфесе. А Зел только цепь снял, как этот мелкий ублюдок резко вывернул ему руку – да так, что хрустнуло! Зел, крича, скатился по стене… Когда я пришел в себя, пацан на улицу выбежал и скрылся в переулке.

Командир охранников грязно выругался и едва не сплюнул под ноги.

– Ничего вам, остолопам, доверить нельзя! Ведь чувствовал же: надо собственнолично говнюка заковать! А теперь его пойди разыщи! Ты хоть понимаешь, дурак, чем это грозит настоятельнице? Деньги ты ей вернешь? Хочешь, чтобы я взыскал с твоего жалованья? Будешь до конца жизни у меня нищим ходить!

Хара хмыкнула. Будь на месте клейменного обычный раб, Дживат уже бы обежал вместе со своими людьми весь город, но вместо этого намеренно тратит драгоценное время на бесполезные препирательства. Пора взять ситуацию в свои руки.

– Хватит разговоров, – спокойно сказала она. – Нам нужно отыскать мальчика – и как можно быстрее. Вряд ли он далеко сбежал. К тому же улицы хорошо освещаются. Поэтому, Дживат, возьми всех охранников, кроме Зела, и прочеши местность. Говорю сразу: без мальчика мы в путь не отправимся. Приложи максимум сил.

Кивнув, командир направился к выходу. У порога Хара бросила:

– Я пойду с вами.

– Это может быть опасно, настоятельница, – обернувшись, сказал он.

– Как-нибудь переживу. И чтобы ни один волосок с головы мальчика не упал!

Дживат и его люди разбежались по переулкам. Она и не думала гоняться наравне с другими охранниками, поэтому, приказав Ниайю идти вместе с ней, направилась по центральной дороге, не надеясь встретиться с рабом. Остается только ждать. Хара в который раз мысленно прокляла богов за то, что не может рассказать детям-невольникам об их истинной судьбе. Они-то считают её недалекой купчихой, которая собирается подороже продать живой товар богатым купцам, охочим до сладких утех.

Придется терпеть, дорогая. Обо всем расскажешь в Геткормее – сейчас же нельзя рисковать. Ну разболтаешь ты им всё – и станешь этакой доброй мамочкой, но, во-первых, они все равно не поверят и будут обозлены – не в первый раз путешествуешь, а во-вторых, вдруг кто-то из местных узнает правду? Меня повесят на глазах у всего честного народа. Нет, я не могу, надо отыгрывать роль, а клейменный найдется.

Их шаги повторяло громкое эхо, дробило по узкой улице и возвращало странно искаженным. Дорога, вымощенная мрамором, пуста – несмотря на яркое освещение, все горожане попрятались в домах. Можно лишь заметить вдали стражника, поджигающего потухшие масляные светильники. Ни тебе ночных пьянок, ни сомнительных бродяг, проворачивающих свои темные делишки – скука! В Геткормее даже в самом захудалом городишке жизнь кипит в темное время суток.

Вдохнув влажный воздух, Хара расправила плечи. В проклятущих шароварах всё время кажется, будто ноги голые. Одежда дикарей, но иначе нельзя: в долгих путешествиях платья непрактичны и неудобны, к тому же местные женщины носят просторные штаны и длинные рубахи – пытаются походить на мужчин.

– Только не забывай про легенду, – напомнила она Ниайю.

Тот лишь быстро кивнул. Храбрится, пытается выглядеть орлом – плечи расправлены, голова гордо вскинута, брови нахмурены. Однако это всё показное, на нем ощутимо висит тяжелым ярмом вина.

– Не переживай ты так – всё будет хорошо.

– Да… госпожа, – дрогнувшим голосом сказал он.

Ладонь юного охранника легла на эфес меча, болтающегося в ножнах на поясе.

– Я не виню тебя.

В ноздри ударила волна отвратительного смрада. Из-за угла вылетела тень, набросилась на спину Ниайя. Вскрикнув и едва не распластавшись на дороге, Хара отскочила. Клейменный мальчик вцепился в шею охранника и, грозно крича, высоко вскинул руку. В его ладони что-то ярко блеснуло.

– Нет, не надо! – выкрикнула настоятельница.

Чавкнуло. Острое прямое лезвие ножа по рукоять вошло в горло Ниайя. Кровь бурным потоком полилась из раны, пачкая одежду и плиты. Раб откинулся назад и повалился вместе с молодым охранником в пыль. Скованная ужасом, Хара попыталась закричать, но легкие будто заткнули пробкой. Взгляд застыл на страшной картине: охранник дергается, хрипит, хватается побелевшими пальцами за эфес ножа, тогда как клейменный безумно хохочет.

Через несколько мгновений Ниай затих.

Перемазанный чужой кровью раб вскочил, повернулся в её сторону. Его грудь быстро поднимается и опадает. Чужая кровь вперемешку с грязью стекает с плеч, оставляя темно-бурые разводы на коже. Длинные пальцы сжимают костяную рукоять кинжала. Хара за долгое время мысленно поблагодарила богов за проклятие – нечеткое пятно лица не дает рассмотреть в деталях его выражение.

– Прекрати, – как можно спокойнее сказала она. – Опусти оружие. Не усугубляй ситуацию… Ты все равно не сбежишь.

Мальчишка не ответил.

Он шагнул к ней… И вовремя подоспевший Дживат врезал ему по макушке тяжелым эфесом меча. Клейменный кулем с мукой рухнул на дорогу – живой, но без сознания.