Краденое счастье

ПРОЛОГ

– А говорила, что муж есть.

Этот акцент сводит с ума, как и тембр его голоса. Нервно сглотнула и вся сжалась, когда он обошел меня по кругу. Словно зверь, обнюхивающий свою добычу и прикидывающий, когда на нее наброситься. Соблазнительный, как сам дьявол, распущенный, искушенный и циничный. Не высокий, но очень мускулистый, с довольно смуглой золотистой кожей и глазами медового цвета, которые умели темнеть, превращаясь в угли. Обманчивая едкая красота, скрывающая нутро жестокого подонка, которому позволено абсолютно все. И это читается в циничном, откровенном взгляде.

«Кровавый король» – под этой кличкой его узнал весь мир. Арманд Альберто Альварес. Внук русской эмигрантки княжеского рода, которая вышла замуж за португальца и говорила с сыном своей единственной дочери только по-русски, отправила его учиться в Россию и отдала в большой спорт. Знаменитый футболист, звезда, порочный зверь, жестокая тварь, от которой женщины сходили с ума, бежали без оглядки и приползали обратно, как побитые собаки ползут к хозяину. Да, теперь я знала о нем все. И, нет, мне не стало от этого легче. Я пришла сюда себя продать… я – шлюха и подстилка, и со мной все можно. Замужняя шлюха и подстилка. А он – покупатель. Аукцион только начался, и продать мне придется так много, что от меня может ничего не остаться, но, если я этого не сделаю..... И я согласилась. Теперь поздно отказываться. Да мне никто и не даст – ведь часть денег я уже получила.

Мужчина рывком привлек меня к себе, и, тихо всхлипнув, я оказалась в его крепких объятиях. В руках, о которых мечтали женщины всего мира… И я могла бы мечтать, но не так, не здесь, не в этой гостинице, не за деньги.

Провел ладонью по моему позвоночнику, опускаясь к ягодицам. Мне хотелось отстраниться, хотелось оттолкнуть его, закричать, что я не такая. Что мне пришлось, что меня заставили обстоятельства… Но мужская рука сжала меня еще сильнее, и говорить расхотелось.

– Муж знает, чем ты зарабатываешь на жизнь?

Ладонь ласкает мои волосы, почти нежно, заставляя млеть и, запрокинув голову, смотреть на его красивое, смуглое лицо. Завораживает красотой, подкупает ею, дурит мозги. И уже кажется, я не могу поверить, что этот человек способен на самую изощренную жестокость. Это вранье – все, что о нем говорят, этого не может быть. Разве эти руки могут причинить боль?

– Знает, что ты берешь деньги за то, что тебя имеют во все дырки? М?

Рука задрала мое платье вверх, грубо сжав ягодицу, до боли и до синяка. Правильно. Шлюху можно не жалеть.

– Нет.

– Нет? Нет, не знает?

– Не надо так.

Мое «нет» было о другом, и он это понял, прочувствовал инстинктивно.

– А я спрашивал твое мнение? У шлюхи мнение не спрашивают. Ее еб*т. Когда я захочу, чтоб ты открыла рот, я скажу тебе об этом.

Сдавив меня за талию, так что дышать было трудно, толкнул вперед к кровати. Из глаз чуть не брызнули слезы. Закусила губу и опустила веки, вцепившись в деревянную спинку широкой постели.

– Красивая. Идеальная. И такая порочная… испачканная… жадная шлюха. Я буду рвать тебя на части. Ты будешь кончать и плакать. Обещаю.

Снова исследует мое тело, едва касаясь кожи, по позвоночнику вниз, удерживая за волосы, собрав их в кулак. Резко повернул в бок мою голову и впился в мой рот губами. С такой силой, что я чуть не задохнулась. Не смогла удержаться и, вскинув руку, обхватила его за шею. Ощущая, как язык глубоко скользит внутрь, как играет с моим языком, как жадно лижет мое небо, мои десна. Углубил поцелуй и, отодвинув в сторону трусики, он резко вошел в меня пальцами. Поглаживая, растягивая, раздвигая плоть, протискиваясь внутрь так глубоко, как только можно, так, что я ощутила себя насаженной на них до упора, как на крюк. Вышел и тут же снова резко вошел. С характерным гортанным выдохом мне в затылок. Он оставил меня, когда мой рот приоткрылся перед тем, как из груди вырвется стон. Дернул за волосы и безжалостно заставил выпрямиться во весь рост. Хриплый голос прошептал мне в ухо.

– А теперь ко мне повернись. Стань на колени и открой рот.

Глава 1

– Васильева, у тебя недостача – тысяча пятьсот рублей, понимаешь?

Он навис надо мной с запахом удушливого и сладкого до тошноты парфюма. В глаза не смотрю, только на его шею в вырезе свитера. На ней дергается кадык и видны светлые волоски, которые он не добрил. Модный воротник розовой рубашки настолько же чистый, насколько грязный и мерзкий его хозяин. Возомнивший себя Богом сукин сын.

– Не может быть. Я всегда пересчитываю. Всегда до последней копейки, Борис Алексеевич. Может, заново пересчитать?

От неожиданности у меня затряслись руки и стало першить в горле. Неужели они, и правда, думают, что я украла деньги?

– Нет, вы это видели? Она отрицает! Ты со мной спорить будешь? Воровка! Так и скажи, что взяла деньги!

От обиды тяжело дышать, и кажется я сейчас расплачусь, только мне не хочется доставить им такое удовольствие. Это нарочно… Зарплата должна быть после этой смены. Он нарочно, чтоб не платить. Не хочет, потому что я ему отказала, не приняла ухаживаний.

– Я и вчера ста рублей не досчитался! Вчера смолчал, и ты решила, что можно и побольше взять?

– Я вам сразу говорила, нечего брать эту …, – начальница смены смерила меня презрительным взглядом и поправила тонкий шарфик. – Она мне еще тогда не понравилась.

Только за что не знаю. Точнее, знаю – она с ним спит… с нашим женатым хозяином небольшого модного бутика «Ла Рошель» с одеждой из Турции и фальшивыми бирками от брендов. Спит и боится, что он западет на одну из новых кассирш и вышвырнет ее саму. Как это было с ее предшественницей лет пять назад. И с первого дня Виолетта меня подсиживала. То я медленно товар отпускаю. То кассу закрыла позже, то раньше. То на перерыв часто бегаю.

– Значит так, Васильева, ты уволена. Собирай свои вещи и можешь идти домой.

– Как домой?

– Давай вали, сучка наглая! Думаешь, никто не видел, как ты трусы на себя натягивала в отделе нижнего белья и прятала упаковки между ящичками?

– Это ложь! Я никогда такого не делала! По себе не судят!

– Заткнись! А то засудят тебя!

У меня все внутри похолодело. Они сговорились. Оба. Нарочно, чтоб не платить. Смотрит на меня, тварь, своими подведенными «а-ля Клеопатра» глазами и дергает гиалоурановыми губами.

– Я подожду. Ведь вечером зарплату должны дать.

– Какую зарплату воровке? Скажи спасибо, что я полицию не вызвал! Наглая дрянь!

– Я ничего не брала! Это ложь! Посмотрите в камеры!

Меня трясло от обиды и от ужаса, что мне не заплатят. Я же ради этих денег месяц пахала по четырнадцать часов. Дома с ног валилась. На ступни стать не могла, зудели так, что выть хотелось. Как я вернусь ни с чем? Как? Мне надо за коммунальные сегодня заплатить, мне надо еду купить. Димке тоже уже месяц не платят на его фирме, в которую мы вложили кучу денег. Выплаты за ипотеку уже четыре месяца не вносили. Я хотела внести хоть какую-то часть уже завтра.

– Какие камеры? Совсем обнаглела! Тут никого не было кроме тебя.

– Вот ее сумка! – Виолетта поставила мою сумочку на стол хозяина магазина, и ее тяжелая большая грудь колыхнулась в вырезе блестящей кофты.

– Я уже заглянула – там в кармане полторы тысячи лежит!

– Ах ты ж гадина! Все видели? У нее в сумке деньги ворованные!

– Как… вы мне их подбросили. Как же так?

– А ну пошла вон отсюда! Вон пошла! Не то я сейчас полицию вызову и посажу тебя, дрянь! Охрана!

Борис Алексеевич схватил меня за локоть и потащил к двери.

– Не надо было ломаться и целку из себя корчить. Была б тебе и зарплата, и все остальное. Ничего б не отвалилось от тебя. А так… вон пошла.

Меня вытолкали за дверь магазина под самый дождь, который стеной обрушился мне на голову. Я постучала в дверь магазина, пнула ее ногами, но мне никто не открыл, а наглый ублюдок показал свой сотовый.

Сволочи! Какие же твари! Я достала старенький сотовый из сумочки и набрала Диму. Длинные гудки – никто не отвечает. Наверное, занят, как всегда. И что мне теперь делать? Где деньги брать? Потрясла сумочку – только мелочь на автобус. И все! Все! Больше нет ничего!

Еще и коллекторы вчера звонили, Дима сказал. Угрожали опять. Где только нашли новый номер телефона. Я шла по мокрому асфальту к остановке и изо всех сил держалась, чтоб не расплакаться. Бросила взгляд на часы – через три минуты последний автобус. Ступила на пешеходный переход и услышала визг тормозов, а потом меня опрокинуло на асфальт с такой силой, что я проехалась вперед, счесала колено и щеку.

– Божеее!

– Вы это видели?

– Девочку машина сбила!

– Ни хера себе тачка! Мазерати!

Я попыталась приподняться, но меня подхватили чьи-то сильные руки и встряхнули.

– Дура! Она не еб***т, она давит! Какого хрена прыгаешь под колеса? Бл*дь, они все здесь неадекватные? Эй! Ты в порядке?

Ругается матом с акцентом. Но грубо и очень едко. И волосы с моего лба быстро убирает. Встретилась с ним взглядом и замерла. Дождь хлещет, течет по щекам, а я смотрю в светло-карие глаза с длинными ресницами, в очень красивое лицо… красивое и чем-то знакомое. Я словно где-то видела этого мужчину, но не помнила где. Меня выбило из реальности. Я зависла.

– Давай садись в машину, а то здесь уже зрители собрались.

Легкий акцент, едва заметный. Как у человека, который провел долгое время за границей.

– Я никуда не поеду!

Но меня не спрашивали, затолкали в черную, блестящую тачку. И та сорвалась с места. Оторопевшая, ничего не понимающая и насквозь мокрая, я почему-то дернула ручку двери, но та не поддалась.

– Выпустите меня отсюда. Немедленно! Мне домой надо!

– На ходу прыгать будешь? Прыгай.

Блокировка щелкнула, и я как раз дернула ручку, глаза округлились, когда асфальт в виде обсидиановой крошки промелькнул перед глазами. Незнакомец наклонился и силой хлопнул дверью.

– Успокойся, истеричка. Кофе со мной попьешь, договоримся и поедешь домой.

Уверенно держит руль и смотрит вперед на дорогу, а я смотрю на его профиль и вспомнить не могу, где я его видела. Эти черты лица, короткие жесткие волосы, резко очерченные скулы, чуть скривленный нос. Волосы со лба убрал, а меня током прошибло от этого жеста. Ничего ведь особенного… но взгляд на запястье, на сплетенные вены и сильные пальцы, и в горле пересохло. Рука вернулась на руль, несильно сжала. И в голове пульсирует его пошлое «она не еб***т, она давит». Никогда не позволяла себе ругаться матом, но и никогда не думала, что это может вызвать дрожь во всем теле. Меня пронизывало одновременно и возбуждением, и страхом.

– Я не хочу кофе. – пробормотала, чуть тряхнув головой. С такими нельзя куда-то ехать. С такими даже здороваться нельзя. Сожрет и не подавится. И… и меня Дима дома ждет. Наверное. Тем более, что он знает, что я ключи забыла.

– Я хочу.

Завернул куда-то в переулок. Явно неплохо знает город. «Я хочу»… сглотнула и отвернулась к окну. Дима никогда так не говорил. Он был мягким и не настойчивым. Скорее, спрашивал «ты хочешь, киса?»… Киса… Как-то омерзительно пошло и в то же время подходит мне и Диме. Но никак не этому в дорогом худи с капюшоном и мягкой, спортивной кожаной куртке.

– Мне домой надо. Меня ждет муж.

– Подождет.

Стало страшно, стало не по себе от этих безапелляционных ответов и наглой самоуверенности. Бывают мужчины, рядом с которыми сразу становится очень неуютно, тяжело, нервно. Как будто ты уже голая.

Глава 2

От мысли об этом стиснула колени и сжала пальцами сумочку. В зеркале увидела свое отражение и ужаснулась – мокрая, волосы к лицу прилипли, с размазанной тушью. Рядом с ним, как пугало огородное.

– Пожалуйста, отвезите меня домой или отпустите – я поймаю такси.

– И на каждом углу будешь орать, что тебя сбила моя машина?

– Ваша? – я не понимала, что он имеет в виду, и в машинах совершенно не разбиралась. – Какая разница, чья? Господи! Да не буду я ничего орать! Мне домой надо!

– Сильно надо?

– Сильно. Ждут меня.

– Это я уже слышал.

Усмехнулся как-то по-мальчишески задорно, и на смуглой щеке ямочка появилась. Он не русский. Я бы сказала, похож на испанца или итальянца… и акцент этот. Легкий, мягкий, но заметный. Все в нем обескураживало, искрилось, он горел. Человек-огонь. Гипнотизирует, завораживает, притягивает. Эти глаза с наглым блеском, эти губы в постоянной усмешке. У меня Дима. И я люблю его… Дима…Дима…Дима… Боже! Ну где я его видела? Гдеее?! Как будто только вчера и очень отчетливо.

– Плохо слышали, – сказала я и отодвинулась еще дальше, прижимаясь к окну.

– Проехали. Адрес говори.

Я бросила на него опасливый взгляд и не поверила, что все так быстро и просто сейчас закончится. Как будто стою на крыше высотного здания на самом краю и вот-вот полечу вниз. Продиктовала адрес. Какое-то время мы ехали в тишине, только музыка орала на весь салон. Прислушалась к модному хиту, прислонившись лбом к стеклу. Начала согреваться…

Ты пишешь мне письма, такие печальные…

И в каждой странице сплошное молчание…

Простые ответы, увидимся снова,

Заклею в конверты я каждое слово.

Ты уйдешь и не посмотришь вслед,

а я бегу на красный свет…

Так манят облака, в чужие берега,

А я поранилась тобой нечаянно,

А я сама себя сломала пополам…

– Нравится?

Не сразу поняла, о чем он.

– Трэк нравится? Кто поет?

Знает город и не знает модные хиты?

– Светлана Лобода.

Не отреагировал. Зачем спросил, не понятно. Въехали на мою улицу – темень беспросветная. Ни одного фонаря.

– Твой муж не мог тебя забрать или встретить?

– Он допоздна работает, – огрызнулась и старалась на него не смотреть, – а у меня есть ноги.

– Я заметил. – приподнял черную, резко очерченную бровь и усмехнулся, поглядывая на мои колени и порванные колготки.

Невольно поправила юбку, которая порвалась по шву сбоку при падении. Каждое его слово резало нервы. Казалось, что любое из них имеет какой-то подтекст и намек. Все в нем орало об уверенности, что он лучший. Во всем. Это чувство превосходства читалось в каждом жесте. И взгляд колючий, цепкий.

– Коленку намазать надо. Аптечка в бардачке. Достанешь – я обработаю.

И продолжает на ноги смотреть таким взглядом, что меня от него в дрожь бросает, и щеки разрывает от прилившей к ним крови.

– Дома намажу. Как раз приехали. Остановите возле первого подъезда.

Затормозил рядом с бордюром, выхватывая фарами старое здание. Я пулей выскочила из машины. Ни спасибо, ни до свидания. Лишь бы в подъезд заскочить, и чтоб дверь закрылась. Там домофон, и он просто так не войдет. Не оглядываясь, не благодаря. Просто сбежать, скрыться, исчезнуть. У меня муж дома, я счастлива, я любима.

Я счастлива и любима. Счастлива и любима. Уже лет семь счастлива и столько же любима. Считая про себя ступеньки, спотыкаясь и чувствуя, как знобит и покрывается мурашками кожа. Скорее переступить порог квартиры и… Руку в сумку, пошарила по дну – нет ключей. Где они? Чееерт. Я же их забыла. Дернула ручку. Позвонила. Никто не открывает. Постучала – тишина. Снова набрала Диму – сбросил звонок. Или это связь такая. Не мог сбросить. А вдруг что-то случилось?

Прислушалась, но за дверью звонок не раздался. Димы нет. Он не дома. Выглянула в окно подъезда – незнакомец еще не уехал. Говорит по сотовому и ходит возле бордюра. Я набрала Нюрку.

– Прости, что поздно. Дима не звонил твоему Сашке?

– Таткааа. А он у нас. Они поздно пришли и спать завалились.

– Черт. Я же ему говорила, что ключи забыла! И телефон отключил!

– Приезжай к нам. Я думала, ты знаешь, что они вместе с Шуриком ходили пиво пить.

Да уж. Приезжай. Транспорт в это время не ходит, а у меня нет ни копейки, и стыдно просить ее такси оплатить, сами еле концы с концами сводят. Только недавно малыш родился… А Дима пока что детей не хочет. Говорит, сначала надо на ноги стать. Семь лет уже говорит. И он прав. Наверное…. только когда станем, мне неизвестно. С каждым днем кажется, что мы их скоро протянем.

Снова посмотрела в узкое окно – все еще стоит внизу, болтает и пинает камень. Можно сказать, «гоняет» его по асфальту. Похож на дикого шакала. Юркий, приземистый, мускулистый и такой же опасный.

Сама не поняла, как спустилась вниз и толкнула дверь подъезда. Парень поднял голову и посмотрел на меня пронзительным взглядом. Вздернул одну бровь и отключил сотовый.

– Что такое? Тебя не дождались? Или муж выгнал?

И снова эта наглая ухмылочка с ямочкой на щеке. Зубы белые сверкают, и татуировка на пальцах притянула взгляд, когда он хрустит ими, сложив вместе и выгибая назад.

– Нет… На работе задержался, а я ключи забыла. Вы не могли бы подвезти меня в другое место?

– Такси вызови.

Выдохнула и отвернулась.

– Кошелек дома забыла.

– Он у тебя в сумке.

Стиснула открытую сумку. Глазастый и наглый черт.

– В нем пусто.

Прозвучало жалко и ничтожно.

– Ясно. Садись.

Открыл дверцу, впуская меня в теплый, пахнущий новенькой кожей салон автомобиля, стоимостью с десять моих мечт. Села на переднее сиденье и выдавила из себя:

– Спасибо.

– Адрес говори.

Пока ехали, молчал. Только один раз спросил:

– Замерзла?

– Нет.

Соврала и постаралась не дрожать. Он включил обогрев и сделал громче музыку. Постукивает пальцами по рулю. Кивает в такт ритму. Челка падает слегка на лоб. Скулы сильные сжимаются и разжимаются, смуглая кожа поблескивает в слабом освещении салона. Пока ехали, ему несколько раз позвонили. В последний это была девушка. Я не слышала, что она говорит, но слышала женский голос.

Он ответил очень раздраженно на другом языке. Действительно или испанском, или итальянском.

– Адьос! – отключился и, бросив на меня взгляд, крутанул руль. – Диос! Ла идиота!

Отшвырнул сотовый на заднее сиденье. Тот еще несколько раз зудел, но незнакомец не обращал на него внимание. Смотрел впереди себя.

Остановился у подъезда Ани, и я распахнула дверцу, чтобы выйти, но незнакомец удержал меня за руку.

– Может, встретимся завтра? Покатаемся! – выразительно посмотрел в вырез моего платья, и я сжала воротник куртки, прикрывая грудь, выдернув руку из его цепких длинных пальцев.

– Я замужем!

– Да… точно. Замужем. Как я забыл? Тебя же ждут.

Его ухмылка заставила меня задохнуться от злости. Со всей силы шваркнула дверью и зашла в подъезд. Щеки горели и жгли, и мне казалось, что меня только что по ним отхлестали.

***

– Ох ты ж бл***! Воу! Мазерати! Это Мазерати! – Аня смотрела в окно, приоткрыв рот. – Ох-ре-неть!

– Этот Мразерати сбил меня на перекрестке. А потом домой подвез.

Я склонилась, чтобы рассмотреть счесанную коленку.

– Сильно ободрала. Давай перекисью промою.

– Че не спим?

Резко подняла голову и увидела Диму в дверном проеме. Стоит без рубашки с пустой бутылкой из-под пива в руке, облокотился о косяк.

– Привет, киса. – виновато улыбнулся и помахал мне рукой. – Он тебе денег дал, да? Или нет? – улыбка пропала, и он прошел на кухню неуверенной походкой. – Надо было бабла с него срубить, ты че протупила?

Глава 3

Дима подошел к окну, распахнул его и закурил. Даже в полумраке было видно насколько красивое у него лицо. Когда мы познакомились, мне было семнадцать, и девушки сходили по нему с ума. Все, кого я знала, тяжело вздыхали, когда произносили его имя. Димка крутился и умел заработать деньги. Тогда мне именно так казалось. Развлекал толпы гостей по клубам, был знаком со всякими интересными людьми. Когда мы начали встречаться, у меня глаза широко распахивались и открывался рот от той жизни, что он вел. Вечный праздник. Днем какая-то работа, на которой он что-то там продавал несчастным покупателям по телефону и умел продать все, что угодно, вплоть до старых поношенных трусов. Подвешенный язык и харизма заставляли людей ему верить. Иногда он говорил, что его могут поймать и оторвать ему яйца за то, что он делает. И я считала, что он храбрый и ужасно рисковый.

До того раза, когда его просто уволили за то, что он обманывает клиентов, и он не ушел в запой на неделю и не проиграл все свои деньги в казино. Потом таких работ были сотни, и на каждой находился подсидевший его коллега, ужасный начальник, сволочь-клиент. Деньги вроде зарабатывались, но тут же исчезали. Как и те, что нам подарил мой отец перед свадьбой, продав свою машину. У Димы тогда были очередные плохие времена – подарок пришлось вложить в какое-то дело. И мы поженились спустя полгода. Просто расписались без гостей. А потом отец умер от инфаркта. Мама прожила после него полтора года и ушла следом за ним. От горя я выла по ночам и кусала свои пальцы. Дима закрывал какие-то вопросы по работе в столице. Иногда приезжала Аня. Мы продали квартиру родителей в пригороде (так как кому нужна халупа в жопе мира, как говорил муж) и вложили эти деньги в покупку квартиры в центре. Диме так было ближе к работе, ну и он любит центр.

– Что ты такое говоришь, Митька? Ее машина сбила, коленка опухла, а ты про деньги.

Смотрит в окно, не поворачиваясь, и я уже чувствую себя виноватой. Как будто что-то натворила. За семь лет нашего брака к тридцати годам он немного изменился, набрал вес, округлился. На тренажерный сейчас денег особо нет, а меня его чуть отросший живот не смущал. Не во внешности дело, да и на лицо он очень красивый до сих пор, если не обращать внимание на мешки под глазами. А в голове картинки одна за одной – спортивная, подтянутая фигура того незнакомца с Мразерати (да, я нарочно эту супер-дупер тачку так называла) и его мускулистые руки, сильная шея, гладкая и смуглая кожа… И то, как смотрел на меня, когда я выходила из машины. Дима уже давно на меня так не смотрит.

– Понятно. Значит, надо пожалеть? Меня тоже избили, я ж не ною.

– Как избили?

Вскочила со стула, отодвигая руки Ани, и подбежала к мужу. Хотела отодвинуть его волосы с лица, но он дернулся, и я заметила у него на щеке огромный синяк.

– О Боже! – прижала руку ко рту.

– Ты зарплату получила?

Спросил, отодвигаясь от меня ближе к окну и не давая к себе прикоснуться.

– Нет… меня уволили. Виолетта, дрянь, подбросила мне деньги в сумочку, и…и они меня уволили.

– Как это уволили?

Он обернулся с искаженным лицом и уставился на меня расширенными голубыми глазами, сводящими меня раньше с ума.

– Вот так. Уволили.

– Ты…ты понимаешь, что будет? – он схватился за волосы и судорожно их смял. – Ты! Ты понимаешь, что они меня убьют? Эти…эти твари!

– Боже! Какие твари?

– Я денег должен! В бизнес вложился, ты разве не знала? О будущем нашем заботился, позанимал на черном рынке. Ради тебя! Чтоб кольцо и шубу тебе купить, как ты хотела… а оно прогорело! Пыф! И нет денег! И меня убить хотят, ясно тебе? Я думал, что хоть с твоей зарплаты им что-то дадим!

Он орал истерически так, что Аня прикрыла дверь на кухне, чтоб он не разбудил своего шестимесячного племянника Гошку. Не помню, чтоб я просила кольцо и шубу, но разве это имеет значение, когда моего Диму хотят убить?

– Димочка, родной. Ты не нервничай… не нервничай так. У нас есть отложенные деньги на выплату по квартире. Внесем на месяц позже… возьми их и расплатись.

– Ты идиотка, да? – взвизгнул и отшвырнул мои руки. – Какие деньги? Их нет давно!

– Как нет? – я смотрела на него и хлопала глазами. – Ты же сказал, что они у тебя на бизнес-карте.

– Нет там ничего! Ясно тебе?! И даже если б и было, этого не хватит! Меня растерзают!

Я попыталась успокоиться, унять сильное сердцебиение. Ведь всегда есть выход. Всегда можно как-то выкрутиться и что-то придумать.

– Я что-то придумаю. Обещаю.

– Что ты придумаешь? Самая умная? Могла у чувака этого бабла взять. Нет. Мы гордые! Бабки не пахнут!

Развернулся и выскочил с кухни. Услышала звон ключей, и хлопнула входная дверь. Я едва сдерживала слезы, глядя ему вслед. Аня подошла ко мне и обняла за плечи.

– Тшшш, моя хорошая. Ну они, мужики, все такие, когда денег нет, переживают. Он днем пришел с Сашкой уже взвинченный. Я еще скулу ему мазала и к ребрам лед прикладывала. Испугался он сильно.

– Это я… я виновата. Надо было не ругаться на работе, а просить, чтоб заплатили мне. Что теперь делать, Ань? Те люди не успокоятся, да?

Она пожала плечами и налила мне в чашку чай.

– Саша говорил ему не брать деньги на черном рынке, но ты ж знаешь Диму…

– Знаю. – я в отчаянии сжала ладонями чашку. – А что если его, и правда, убьют?