Шерше ля

Камера постепенно отъезжала назад, показывая весь стол, за которым сидели гости, внимательно слушая профессора.

– Что будет? – продолжал тот. – В дисгармоничном варианте все эти изменения происходят насильственно, новаторы рассматриваются как злостные бунтовщики, с ними жестоко расправляются. Другой вариант, гармоничный, – возможность для человечества пересмотреть типы отношений отдельных коллективов и человечества в целом с тонким миром, развязать очень древние кармические узлы и более осмысленно вести эволюцию на Земле и космическое сотрудничество. Это положение Плутона открывает новый цикл самопознания человечества, как части единого космического братства.

– Все как я и сказал! – политик звонко шлепнул ладонью по столу. – Изменение традиций, конфронтация, свержение существующей власти и насилие! Я же говорю: антисистема!

Профессор повернулся к говорившему.

– И, судя по всему, существующий государственный эгрегор не намерен выбирать гармоничный вариант развития событий, – сказал он.

– Профессор, – обратился к нему целитель, – эти люди со сверх способностями… Среди них есть те, чьи силы могут способствовать выбору гармоничного пути развития событий?

– Почему только люди со сверх способностями? – старый философ снова изображал из себя еврея. – Выбор пути – дело всего человечества. Всех его представителей. И да, такие люди есть. Например, люди, способные побуждать других смеяться над низшим человеческим началом. Существует народная мудрость: хочешь, чтобы зло ушло, посмейся над ним – оно не будет злом. Чувство юмора – это самая надежная защита от невежества.

Профессор задумался и заговорил тоном лектора, читающего лекцию студентам.

– Или, к примеру, талант вдохновлять людей, внушать им оптимизм и уверенность в себе, умение подбирать такие слова, чтобы одной фразой помочь им развязать кармические узлы прошлого. Такие люди тоже есть! И они усердно работают во славу Абсолюта, вне зависимости от того, осознают они это или нет.

Он коснулся стола кончиком указательного пальца, обозначив несколько «точек».

– Есть те, кто умеет чувствовать тонкий баланс между предметами и явлениями, видеть суть противоречия и устранять его. Они способны экологично разрешить самый запутанный конфликт. И все будут довольны! И это обычные, как вы говорите, люди.

Старик прищурился, отчего вокруг глаз собралось множество морщинок.

– Что касается сверхъестественных способностей. Да, военных сильно интересует развитие таких способностей, как левитация, телекинез, внушение, телепортация. Наличие их у потенциального противника внушает ужас тем, кто верит, что после смерти их ждет ничто. А как насчет таких сиддх, как способность видеть карму людей? Вспоминать прошлые жизни или видеть волю Абсолюта? Такие проявления силы военных интересуют?

Он посмотрел на политика. Тот отрешенно смотрел прямо перед собой.

– Сомневаюсь, что они видят пользу от них. Тем не менее, люди, обладающие этими сиддхами способны значительно продвинуть человека на пути к Богу, при условии, что человек к этому стремится.

– А у этих людей есть лидеры? – поинтересовался ученый-психолог.

– Есть, – растягивая слова, ответил профессор. – Те самые пассионарии, по теории Льва Гумилева. Они обладают сильной волей и способны изменять пространство и время. А главное, они несут человечеству знание, прекращающее влияние чувственных желаний, ложных взглядов и тьмы невежества.

* * *

– Это он?

– Угу.

Два молодых врача, один высокий и хорошо сложенный, другой тощий и короткий, в белых (ну, почти белых) халатах, заинтересованно разглядывали молодого человека, лежащего за стеклянной перегородкой в отдельной палате люкс.

Мужчина в «чепчике» из бинта, с тесемочками под подбородком и торчащими из-под «чепчика» каштановыми волосами, меланхолично разглядывал стенку палаты напротив себя. Его карие глаза лениво наматывали круги вокруг розетки, находящейся как раз напротив его глаз.

– В КамАЗ? – спросил тощий.

– Угу.

– На джипе?

– Ммм, – подтвердил высокий.

– Шикарно! – тощий расплылся в улыбке, отчего маленькие тонкие шрамы на его щеках удлинились и поднялись вверх, повторяя движения губ.

Угукающий и мымыкающий доктор вынул трубочку от сока изо рта и кинул маленькую пачечку в стоящую неподалеку урну, но трубочку оставил и снова сунул в рот.

– Виктор говорил, что джип всмятку, – с тихой угрозой сказал он.

– Ещще бы!

– Джип перевернуло и со всей дури к столбу железобетонному придавило.

– Ай-яй-яй!

– А у него царапины! – доктор зло выплюнул кусочек отгрызенного полиэтилена мимо урны. – Сотрясение небольшое… Спину, правда, серьезно порвал, 52 шва наложили.

– Ерунда!

– И палец поломал. Мизинец на руке! Представляешь?

– Герооой! – смачно протянул тощий. – На джипе против КамАза! Конечно всмятку!

– Да, герой. Он же за-ради детей подставился под КамАЗ то.

– Каких детей? С ним шо, дети в джипе ехали?

– Да не! – рассердился высокий доктор. – Каком джипе! В автобусе… дети… рядом… в лагерь ехали, – пояснил он, продолжая рассматривать пациента в «чепчике».

– Да ты шо?

– Ну! Полицейский рассказывал! Пришел показания у него в скорую снимать и рассказал походу как дело было, – еще один отгрызенный кусочек соломинки полетел с плевком на пол. – На светофоре, говорит, стоял, – он кивнул головой в сторону палаты, – рядом с автобусом этим, с детьми, а тут КамАЗ на мигающий зеленый решил проскочить. И на перекрестке возьми да и затормози! Его на лужах то и занесло.

– Да, погода – ужас! Вторую неделю льет как из ведра! – с чувством подтвердил доктор со шрамами. – Ноги все время мокрые… Ну?

– А этот, значит, – продолжал рассказчик. – Увидел, что КамАЗ сейчас в автобус врежется… ну, не врежется, а заденет, по касательной… вот. По газам врезал и КамАзу наперерез!

– Да ты шо! – повторил его собеседник, с интересом разглядывая молодого мужчину в палате продолжавшего свое меланхоличное путешествие глазами вокруг «пятачка» розетки. – То-то его в люкс положили.

– Вот тебе и «да ты шо»! – зло сказал высокий, сминая остатки соломинки в кулаке. – Детей, значит, спасал.

– Ну?

– Что ты нукаешь? «Ну-ну!» Ты бы вот так смог? На джипе против КамАЗа?

– А джип какой марки?

– Тю, блин! Я тебе про детей, а ты мне про джип!

– Не… ну, я к тому, что джипы разные ведь бывают! – сказал короткий примирительным тоном. – Вот у соседа моего, например, джип как танк! Он когда садится в него, так ногу задирает, что я ему говорю: «Семеныч, пах порвешь!» А тот только ржет!

– «Семеееныч»! – перекривил его товарищ. – Эх ты!

– Не, ну, я это… Не знаю я, Яков. Дети, оно, конечно, хорошо… хорошо все это… Токо… Жизнь ведь своя дороже, наверное, – неуверенно промямлил он. – У меня ведь тоже дети… могут быть… когда-нибудь. Я о них должен беспокоиться, – добавил он уже увереннее. – В своем лице.

– Ммм, – Яков с отвращением посмотрел на коллегу и отвернулся, – судя по твоему лицу, детей у тебя никогда не будет, Миша, – убежденно сказал он. – Какая ж баба на такую рожу клюнет!

Миша обиженно задышал носом.

– Это мы с пацанами в детстве…

– Да знаю я! Рассказывал ты! С пацанами в детстве вы по кустам там каким-то бегали в своей деревне. И ты об иголки акации поцарапался!

На лице Миши, покрытом мелкими шрамами, проступили капельки пота.

– Скажи еще, что тебя комары с речки за лицо покусали, и ты его об асфальт чесал! Или о битое стекло. Скорее всего, пацаны эти тебя отлупили за что-то…

Миша засопел, всхлипнул и отвернулся.

– Ладно, – примирительно сказал Яков. – Извини меня. Вторую смену ж дежурю! Устал, как задница студента, – он похлопал коллегу по согнутой спине. – Акация так акация.

Оба помолчали.

– Я вот что думаю, – задумчиво сказал Яков. – Я бы… смог как он?

– «Как ооон!» Дурак он, а не герой! Если все будут добрыми и жертвовать собой ради других, так ни одного доброго в живых не останется! А ты, что же, героем хочешь быть? – ядовито поинтересовался все еще уязвленный тощий Миша.

Яков не обиделся.

– В том то и дело, что между героем и дураком разница только в знаке: плюс, минус. Поступаешь вопреки логике и здравому смыслу, иными словами делаешь глупость, но правильную с точки зрения морали. Вот тебе и подвиг! В нашем обществе две системы оценки: здравый смысл и мораль. И некоторые пункты в них противоречат друг другу.

– «Человеку свойственно ошибаться», – изрек Миша на латинском, – «но глупо есть в ошибке упорствовать».

– В том то и дело, что нас с детства учат сожалеть о своей глупости. А чтобы подвиг совершить, нужно на глупость решиться, понимаешь?

Помолчали.

– Ты бы, Яков, наверняка, подставился… ну, под КамАз то. Ты… смелый…

– Как раз наверняка я и не знаю. Человек истинное лицо свое показывает только в стрессе, страхе там, опасности. Говорить можно что угодно: подставлюсь, не подставлюсь. Это надо попасть в ситуацию соответствующую, понимаешь? Жизненную. Как вот он. Когда тебя жизнь к стенке прижимает и выбор заставляет делать. И на все про все – один миг! И вот там и тогда только и будет ясно, как бы ты действительно поступил. И что ты за человек. Кто ты: герой «на танке» или так только, ногу задираешь, боясь «пах порвать».

Яков хмыкнул.

– Вот ему повезло. Он знает кто он.

* * *

Красавица администраторша за белой пластмассовой стойкой как раз была в процессе зевка, когда в больницу ворвался очень грузный и очень высокий мужчина лет сорока.

Коротко остриженный, почти бритый, с черными, глубоко посаженными, маленькими глазками и толстыми губами, как будто намазанными маслом. Мужчина был одет в огромных размеров черный деловой костюм. Белая рубашка выворочена из брюк наружу огромным пузом. Всем своим видом он напоминал мафиози из фильмов об американской мафии 30х годов. Ну, или папу-медведя из мультфильма «Маугли».

Его взгляд пробежался по приемной и остановился на лице администраторши. Та приободрила себя, выпрямив спину.

– Где!? – густым басом вопросил толстяк, грузно приваливаясь к заскрипевшей стойке.

– Что?

От мужчины сильно пахло перегаром и еще чем-то шоколадно-ванильно-феромонным, напоминавшим женские духи.

– К вам привезли! Он, это… эээ, сидим, значит… подписываем, то есть, обмываем б… Раз, он! И в джип! 150 тыщ баксов! – заныл мужчина. – Черный лаковый! П… эээ, вот! Где? – дыхнул он на женщину зловонием.

– Что вы ищите, мужчина? – деловито-шаблонно-натянуто поинтересовалась администраторша.

Она была уверена, что вместо пауз и неоднозначных звуков должны были прозвучать неприличные слова, и она даже знала какие, и это ее оскорбило.

– Да говорю же! Непонятно, да? – лицо мужчины растянулось в глупой улыбке. – Рыбонька, извини, дорогая! Человека я ищу. Привезли, значит, его на скорой. Должны были. Мент сказал, сюда повезли. На-ско-рой! – по слогам, для пущей убедительности, произнес он.

– Как его фамилия?

– Фамилия? – мужчина подозрительно засверлил женщину глазами.

– Ну, да, зовут его как?

– Йэй, – осклабился мафиози-Балу, показав огромные белые зубы, – вот вы меня не поняли опять! Юрий его зовут. Друг он мой. Взял джип покататься, а тут КамАз… Такой джип был! Неделю всего на нем покатался! Убью его, паск…

Мужчина с чувством дерябнул огромным кулаком по пластмассовой стойке. Девушка напряглась.

– Не-не, рыбонька, не убью. Это я так… эээ, расстроился! Друг он мне!

И, перевесившись через стойку, насколько позволял ему его огромный живот, придвинув лицо как можно ближе к отпрянувшей администраторше, мужчина поинтересовался «задушевным» басом:

– Где тут у вас скорая?

Через несколько минут он уже несся ледоколом по просторам больничной «Арктики».

Раскидывая на своем пути стулья, сдвигая с места столы, задевая плечом на поворотах профилактически-информационные стенды, он заглядывал во все палаты у себя на пути и спрашивал:

– Это номер 6?

– Нет, – отвечали ему изнутри.

Он не извинялся, бежал дальше, открывал и снова спрашивал, полностью игнорируя золотистые номера на дверях палат.

– Вот ты где! – гаркнул он, забегая в очередную комнату. – Юра! Я тебя нашел!

Голос у него был как труба. Казалось, даже пластиковые окна в палате люкс задрожали, то ли от страха, то ли от возмущения.

Врач, стоящий у кровати больного и записывающий что-то в наподобие блокнотика с железной прищепкой, поднял голову и серьезно посмотрел на вошедшего.

– Кто вы? Как вы сюда попали? Вам сюда нельзя, – спокойно заявил он и снова углубился в блокнотик.

– Я Коля… эээ, – смущенно промямлил вошедший и попробовал натянуть штаны на живот.

Наверное, при виде врача в белом халате в нем проснулись детские воспоминания о школьном медпункте.

– Как вы сюда попали? – спокойно повторил врач.

– Вы не поверите, доктор… пришел по коридору! – Коля широко развел руками и по-детски улыбнулся.

Доктор поднял на него взгляд и оба рассмеялись.

Вообще то, доктор не собирался смеяться. Наоборот, он собирался сказать что-то язвительное. Но глядя на широкое улыбающееся лицо этого толстяка, на трясущиеся от смеха два с лишним подбородка и широко расставленные в стороны руки, как будто он собирался обнять все вокруг, доктор не смог удержаться. Было что-то подкупающе доброе и по-настоящему сильное в фигуре, нет, не в фигуре, в самой сути этого здоровяка. Когда рядом есть кто-то добрый и сильный, поневоле расслабляешься.

– Это ваш друг? – спросил врач, указывая на своего пациента.

Мужчина на кровати по-прежнему смотрел в противоположную стенку, изредка медленно и выразительно мигая.

– Да! – радостно заявил Коля. – Это Юра, мой друг! Мы, понимаете, доктор, – вдохновенно продолжал папа-медведь, тщательно подбирая слова и медленно комплектуя из них предложения, – подписывали сегодня контракт… эээ. Ну, и, как полагается… эээ… после этого дела…

Доктор понимающе кивнул.

– Так вот! Вдруг Юра вскакивает, хватает ключи и вон из ресторана! Никому ничего не сказал, будь он не ладен. Мы… эээ… перепугались, конечно, да. А тут, через полчаса примерно звонят из полиции и сообщают о том, что мой джип нашли… – Коля горестно скривил губы, вновь переживая недавние ощущения от полученной новости.

Нижняя губа у Коли затряслась, и он уничтожающим взглядом посмотрел на виновника своего горя.

– Так он что, пил? – подозрительно спросил доктор.

– Нет, что вы, доктор! Юра не пьет! Клянусь вам, – уверял он с недоверием взглянувшего на него эскулапа.

– Мы уже взяли у него анализы, – сказал врач. – Так что все равно узнаем точно. Случай серьезный. Полиции нужна вся возможная информация.

– У него что-нибудь серьезное? – спросил Коля. – Ну, со здоровьем?

– Нет, со здоровьем все вроде бы в порядке. Можно сказать, он в рубашке родился. Так, царапины.

Коля соглашался, кивая головой.

– Не беспокойтесь, доктор, – сказал он. – На нем все как на собаке заживает, даже лучше.

– Ну, он все-таки не собака, поэтому полежать в больнице ему все-таки придется, даже если анализы будут в порядке.

– Угу, – согласился друг Юры, глядя на лежащего в кровати приятеля. – А что это он такой, вроде бы как… пьяный? Или под кайфом.

– Под кайфом, – подтвердил доктор. – Ему дали лошадиную дозу успокоительного и обезболивающего. Рана на спине довольно болезненная.

– Угу…

– А вообще, можно сказать, он буквально с того света живым вернулся.

– Это он может, – пробормотал Коля.

От его хмеля не осталось и следа. Так же как от его неуклюжести. Он внимательно осматривал помещение палаты-люкс.

– Что вы сказали? – переспросил доктор.

– Я говорю, умереть он не может?

– Нет, что вы! Повреждения, в принципе-то пустяковые, я же говорю. Я только вот не пойму, почему он не спит, – врач прижал свой блокнот к груди и уставился на пациента. – От такой дозы успокоительного и обезболивающего он должен спать как убитый.

И принялся рассуждать сам с собой:

– Быть может его сознание продолжает переживать произошедшие с ним сегодня события, пытаясь осознать, квалифицировать и, что называется, убрать на сохранение в память. А так как события были не из ординарных, на это нужно время. Ну, или он чего-то подсознательно ждет. Что-то должно произойти и помочь ему во всем разобраться. Я, знаете ли, факультативно проходил в университете курс психотерапии, – признался он, поворачиваясь к своему собеседнику.

Коля очень внимательно слушал его, подавшись вперед.

– Кстати, у вашего Юры есть семья? Жена, родители? Им нужно сообщить. При нем не было никаких документов. Как его фамилия?

«Операционная система» Коли зависла. Он молча глядел на врача. В этот момент в палату вбежала молодая женщина.

– Юрочка! – и кинулась в объятия пациента.

Повисшее молчание, казалось, можно было пощупать рукой. Колины маленькие черные глазки впились в женщину колючим мафиозным взглядом.

– Кто это? – спросил доктор.

Коля молчал. Больной оторвал взгляд от стены и уставился на лежащую у него на груди светловолосую особу. Напряжение росло. Эскулап медленно выдвинул вперед челюсть.

– Я его жена! – всхлипнув, сообщила женщина, умиленно глядя мужу в лицо.

– Ты… – медленно сказал тот.

Женщина впилась ему в губы страстным поцелуем.

– Ах, ну очень кстати! – с облегчением сказал доктор. – Теперь ничего никому не нужно сообщать, – и с улыбкой посмотрел на Колю.

Тот с интересом наблюдал за целующимися.

Со звонким чмокающим звуком женщина завершила поцелуй и повернулась к мужчинам. Красивое лицо ее выражало скорбь и радость одновременно. На щеках горел румянец.

– Не могли бы вы нас оставить на некоторое время, господа? – звонко и с вызовом заявила она.

На такой призыв к уединению, нельзя было ответить отказом. «Господа» почтительно «звякнули шпорами» и двинулись к выходу.

– Как его… ваша фамилия, милая дама? – спросил доктор в дверях. – Мне нужно отметить у себя в записях.

– Громова, – быстро ответила дама. – Моя фамилия Громова.

– Вот видите, – с чувством сказал врач, – я же вам говорил! Ее он и ждал!

Коля молча кивнул и оба вышли.

– Эй, – жена Юрия Громова тормошила мужа, снова впавшего в транс. – Эй!

Наконец, ей это удалось.

– Ты… – снова сказал он, медленно моргая, – … кто?

– Моя фамилия Лютикова. Я журналист. Работаю в журнале «Эзонаука», пишу статьи на популярные темы, – затараторила женщина. – Меня… т. е наших читателей, интересует тема «героев нашего времени», ну, знаете, тех, что…

– … шныряют повсюду с фотоаппаратом в поисках остренького, проникают обманом в палату, бля, целуются с незнакомцами, чтобы получить от них автограф и интервью!

На пороге стоял Коля. Губы его скривила злая улыбка. Женщина выпрямилась.

– Мне не нужен автограф, – с вызовом заявила она. – А интервью… Да, я бы хотела взять у вас интервью! – она повернулась к лежащему. – А что здесь такого? Вы как раз тот, кто нам нужен!

– То есть тебе.

Коля, сузив глаза, сделал шаг вперед. Словно охотник, который выследил свою жертву, и теперь поднимал ружье для прицела.

– Хочешь выслужиться, чтобы шеф тебя заметил? На чаек к себе на дачу пригласил и премию из своих штанов подарил!

– Что? Что вы такое говорите! Да я… да мне только…

– Не угадал? Извини! – не унимался Коля. – Значит, ты хочешь быть лучшей, не замечают тебя в офисе, б… А статейку о герое напишешь, эксклюзивную, и опа! Заметили! Как эрекцию у подростка в бассейне.

Лютикова покраснела.

– Или нет! Я понял! Тебе нужна его слава! – Коля, казалось, даже увеличился в размерах, как будто его раздувало горячим воздухом. – Он же герой! А если ты о нем напишешь, то и тебе чего-нибудь от его славы перепадет…

– Коля… – тихо сказал лежащий на кровати мужчина.

Толстяк сник. Словно проколотый иголкой надутый полиэтиленовый мешочек.

Женщине понадобилось секунд пять, чтобы прийти в себя после агрессивного нападения «злобного хищника». Затем она, как курочка, отряхнулась и поднялась с постели.

– Я действительно ищу славы, – сказала она. – Только не себе и не ему, а тому, что он сделал, вернее мотиву его поступка. У каждой эпохи есть свои герои, понимаете? На них равняются, мечтают быть похожими.

Коля вздохнул, представив себя на митинге студенческой молодежи.

– За поступками героев, как и любого человека, стоят ценностные мотивы, что-то важное, для чего человек живет, и что реализует в результате своего поступка, – голос Лютиковой был высокий, но не визгливый. – Ну, кто герои у наших детей и подростков? У мальчиков – мачо с гранатометом, олигарх с полными карманами денег и политик хапуга! У девочек – жена или любовница этой современной «троицы».

Коля хмыкнул.

– Какие у них мотивы? Власть, статус, комфорт и деньги! Такие мотивы стоят ниже жизни. Без нее они бессмысленны. Зачем нужна власть, если ты мертв? Я хочу прославить героя, за которым стоят вечные ценности: справедливость, свобода, любовь, вера! Я хочу, чтобы мальчишки и девчонки мечтали о том, что останется после них потом, а не для них здесь и сейчас. Нам легче поверить в то, что мы видим своими глазами, так пусть они увидят…

– Я дам вам интервью, – Юра посмотрел на женщину.

Та перевела дыхание.

– Хорошо. Тогда я приду завтра.

– Нет, я… найду вас сам.

– Обещаете?

– Да.

– Договорились, – согласилась журналистка. – Вот моя карточка, – она положила карточку на край прикроватной тумбочки. – Я буду ждать.

Она с упреком посмотрела на Колю и вышла из комнаты.

– Коля, – тихо позвал больной.

Толстяк подошел к кровати.

– Вытащи меня отсюда.

В следующий миг он уже крепко спал.

* * *

Ему снился сон.

Он взбирался на гору. На нем был меховой плащ и боевые доспехи. От боли в спине и левой лодыжке сводило зубы. Сверху вниз дул холодный ветер. От мороза занемели руки и щеки.

Он посмотрел вверх. Там, на вершине, была его цель.

– Нэбо…

Прошлой ночью его армия разбила лагерь внизу, в долине. Когда он вышел на рассвете из своей палатки, то сразу узнал эту гору, потому что видел ее во сне.

«У подножия гор ютятся демоны, карлики и подобные им существа, а на вершинах пребывают боги и герои», – вспомнил он слова своего учителя.

Его вызвался сопровождать один из его верных генералов. Огромный и суровый, он молча шел за своим господином, поднимаясь на вершину горы-призрака.

Когда они дошли до самого верха, ветер внезапно утих, и стало светло. Небо было чистым. Холодным огнем горели звезды. Огромная луна освещала противоположный отвесный склон горы и ее вершину.

Боль в ноге утихала, пульсирующими ослабевающими волнами. Боль в спине никогда не покидала его. Он привык жить с болью. То, что не важно и мешает важному, можно игнорировать.

Рядом, молча и неподвижно, встал его спутник, будто превратившись в каменную глыбу. Луна осветила жесткие черты его лица.

– Мы на месте, Ата, – сказал он, повернувшись к генералу.

Тот едва заметно шевельнулся.

– Да, государь.

Он снова повернулся к луне и медленно моргнул. Словно смаргивая какую-то завесу.

Перед ним было огромное ущелье, залитое лунным светом. Он сидел на краю, на громадном валуне. За его спиной стоял генерал. Темная тишина поглотила его сознание.

В следующий миг перед ним было все то же ущелье, только залитое ярким холодным солнцем, а рваные кусочки белых перистых облаков медленно плыли внизу, отбрасывая на дно ущелья огромные тени. В ушах шумела тишина, затопляя мозг мягкой легкой пеной.

Какая-то незнакомая, совсем малюсенькая часть его пела тихо и заунывно, повторяя одно и то же: эу, эу, эу. Он слышал эти звуки всем своим телом, которое уже давно перестал чувствовать. И откуда-то он знал, что эти звуки были его болью в спине.

Он моргнул еще раз, и все изменилось.

Словно огромная «вертикальная пасть», открывшись, захлопнулась вокруг него. Он с поразительной ясностью вдруг осознал себя тем, на что так долго смотрел все это время, в миг ощутив, увидев и услышав себя каждым камешком, травинкой, каплей росы и кристаллом снега этого огромного ущелья. Он был частью и целым одновременно, непосредственно и без сомнений воспринимая то, что его окружало, и чем он не был.

Он не был тем, что было на самом верху, – маленьким неподвижным человеком в ярком шлеме и плаще, смотрящим на него застывшим взглядом.

И в этот миг осознания «вертикальная пасть» снова открылась и захлопнулась вокруг него. И он снова стал человеком, глядящим на ущелье. Когда человеческое осознание наполнило его, «пасть» снова разверзлась, и он вновь смотрел на человека в шлеме, сидящего на вершине горы.

Ущелье – человек – ущелье… Он становился то одним, то другим, каждый раз меняясь, как только осознавал себя не тем, кем был до этого.