Эндимион. Восход Эндимиона

Дэн Симмонс поставил очень сложные задачи, в первую очередь перед самим собой.
Но, кажется, за девятьсот семьдесят страниц сумел-таки с ними справиться. И доказать кое-что, если не всем, то хотя бы немногим.
Попробуем поговорить о свободе.
О той полной стопроцентной во-все-тяжкие свободе, которая всегда знаменует собой ущемление свободы кого-то другого, просто потому что тот другой оказался на пути. Если рассуждать на макроуровне популяции в целом, то человечество до сих пор так и не научилось сдерживать распирающие его порывы свободы так чтобы не задевать ими близлежащих, которых зачастую от запахов этих свобод заранее начинает мутить. Популярный исторический персонаж Каин как-то раз почувствовал в себе неописуемую свободу, прямо-таки освобождающую его от всех рамок и скреп и совершил убийство. За всю последующую историю развития человечества ситуация только ухудшилась. Свободу навязывают, ею угрожают, ей потрясают, к ней принуждают. При сохранении такой тенденции когда-нибудь это приведёт к полному самоуничтожению человечества. Человечество обречено на деградацию и вымирание именно из-за своей неограниченной свободы, плюс ко всему ещё и усугубленной нетерпением. "Я волен поступить так и сделаю это немедля, ибо я свободен"Чего не хватает в такой неограниченной свободе, чтобы хоть немного её усмирить и привести в мирное русло? Наверное сострадания к ближнему. Банальной эмпатии.
Попробуем поговорить об эмпатии.
Почему так повелось, что в человеке зачастую эмпатия не присутствует по умолчанию, а если и присутствует, то только в детстве, и с возрастом исчезает? Попробуем рассмотреть простой пример: пошла бы история человечества другим путём (не путём кровавой бани с редкими всплесками перемирий), если бы, скажем, Иисуса как историческую личность не убили козни римлян и фарисеев. Допустим вариант, что Пилат не убоялся бы толпы, не умыл бы руки, а приказал пощадить Иисуса в пику толпе, свободной казнить и миловать. И допустим Иисус стал бы если не царём, то наиглавнейшим философом при Пилате, массово продвигая своё учение самостоятельно, без мучений, вознесения, преследования христиан и дальнейших событий. Я понимаю, что строю ситуацию скорее в эзотерических, нежели в исторических терминах, но это нужно для примера. В таком случае история Иисуса стала бы первым всемировым примером преобладания сострадания над бессовестной свободой и, возможно, навсегда повернула бы ход истории в другое русло. Иисус с Пилатом стали бы символами эмпатии, преобладающего сострадания к ближнему. И возможно за пару тысяч лет человечеству бы привилась эмпатия как нечто необходимое и единственно определяющее ход жизни. Но такого не произошло.
(Другая сторона медали: есть такой роман Яцека Пекары "Слуга Божий", там Иисус, будучи распят, сошёл с креста, взял в руки меч и пошёл карать, тем самым поспособствовав превращению последующей истории человечества в ещё больший кровавый фраш, чем мы наблюдаем сейчас)И тут в игру вступает Дэн Симмонс.
"Эндимион" как роман содержит в себе мало подобной философии, это скорее приключенческий роман взросления для старшего школьного возраста, но выполненный на исключительно высоком уровне. А вот в "Восхождении Эндимиона" Дэн очень медленно, постоянно "отвлекаясь" на злоключения героев и описания красот множества обитаемых миров, сквозь добрых пятьсот страниц ведёт нас к своей главной идее - идее эмпатии и любви как главной движущей силы развития человечества, да и вообще всей жизни во вселенной. Звучит опять как дешёвая эзотерика, но он чертовски увлекательно и последовательно это доказывает. Крестоформы, известные ещё читателям "Гипериона", означают у него ту самую мерзкую свободу как осознанную необходимость: свободу умирать и воскресать когда пожелается, свободы шантажировать других этой своей свободой и угнетать других своей вседозволенностью. А на стороне эмпатии остаётся только одна маленькая девочка Энея, которой в конце концов удастся доказать всему человечеству, что путь сострадания и любви в противовес пути насаждения крестоформов - путь на самом деле единственно верный и возможный для перехода человечества на дальнейшие ступени развития.Но. Вывод Симмонса неутешителен. Что для двадцатого века, что для далёкого будущего вывод один: необходимая эмпатия не придёт откуда-то изнутри как результат воспитания или как само собой разумеющееся. Человечество достигло уже таких ступеней насильственного разврата, что неоткуда ей взяться, ни один пастырь теперь не приведёт этот хоровод воль в должное состояние. Симмонс видит путь только в прививании эмпатии химическим путём. Сывороткой, хакслиевской сомой, мутацией надлежит исправить деструктивную человечью природу, которую ничто не смогло исправить за все минувшие тысячелетия. Человечеству надлежит причаститься "крови Иисуса", найти тот самый Грааль, в котором заключено спасение: перестройка мерзкой человеческой породы. Так чтобы человечество как Алекс из "Заводного апельсина" начинало блевать и кататься в корчах по земле при одной мысли о собственном превосходстве и собственной правоте.
По-другому человечью природу уже не поправить. Нужно лекарство.

Мне не хотелось ставить дилогии об Эндимионе две звезды. Правда. Однако поставить больше рука так и не поднялась. Ползвезды — за последние главы, за то, что Симмонс всё-таки завершил эту невыносимую, утомительную — миллион раз скучную — эпопею. За избавление от Рауля и Энеи, за прекращение бессмысленной скачки по мирам бывшей Сети, за точку — в общем, за точку. Потому что в этой истории она как ни крути — лучшее. Итак, что у нас есть? Вселенная "Гипериона" через 300 лет после Падения Гегемонии Человека. Нуль-порталы разрушены: некогда тесно связанными, а теперь разбросанными по бескрайним просторам Вселенной мирами правит Церковь во главе с бессменным Папой. Люди больше "не умирают навсегда", точнее не умирают те люди, что добровольно принимают крестоформ, способный раз за разом возвращать своего носителя к жизни. Правда, если раньше крестоформ лишал человека разума, то теперь с этой проблемой покончено. Как? Неизвестно. Разгадка будет, но чтобы до неё добраться, читателю придётся окунуться в такую тягомотину, что, честно, ну их к чёрту, и крестоформы, и Церковь, и Папу, и их главную угрозу —новую Мессию с её возлюбленным. Новая Мессия, кстати, — дочь Ламии Борн и кибрида Джона Китса Энея, рождённая на Гиперионе и шагнувшая в Гробницы Времени, чтобы появиться в "прекрасном новом мире" и завершить начатую паломниками к Шрайку борьбу против вездесущего искусственного интеллекта в лице ИскИнов Техноцентра, не уничтоженных, а по-прежнему плетущих свои хитрые сети и продолжающих паразитировать на человечестве, только уже по-другому. Ей помогают некто Рауль Эндимион, уроженец Гипериона, молодой, не отличающийся особым умом и сообразительностью парень, воспитанный на Песнях Мартина Силена и отказавшийся от святого крещения, а также уже знакомый нам по "Гипериону" синекожий андроид А.Беттик. Отчаянная троица отправляется в странствия по мирам бывшей Сети, прыгая с планеты на планету, скрываясь от посланной Церковью погони и явно преследуя какую-то великую цель, вот только какую — не ясно до самого конца первой книги. В результате вся первая часть дилогии воспринимается как бессмысленный и беспощадный по отношению к читателю квест — и даже описания дивных новых миров, восполняющие пробелы в визуальной картине Вселенной "Гипериона", не спасают ситуацию. Герои бегут, бегут и ещё раз бегут: Рауль ни черта не понимает, Энея вроде бы знает что к чему, но объяснениями себя не утруждает, А.Беттик по большому счёту молчит, наблюдает и помогает друзьям чем может. Ску-ко-ти-ща, в общем. И даже появление персонажа, явно позаимствованного из мира второго "Терминатора", как, впрочем, и общая концепция противостояния двух мыслящих машин, не вдохновляет и не притягивает — слишком узнаваемо, слишком просто, слишком пафосно. Так что по окончании первой книги радует только то, что персонажи наконец-то добрались из точки А в точку Б, а значит, можно надеяться, что в будущем история наберёт обороты и реабилитирует себя. Однако не тут то было. "Восход Эндимиона" оказывается ещё скучнее, продираться через него ещё тяжелее, желание захлопнуть книгу и никогда больше не открывать — ещё острее. Всё те же путешествия по мирам бывшей Сети, всё тот же бесконечно ноющий, несчастный Рауль Эндимион, страдающий то из-за камней в почках, то из-за приступов ревности. Всё та же Энея, выросшая и ставшая вдвойне загадочной, потому что теперь на все вопросы своего недалёкого возлюбленного научилась отвечать "я объясню позже" и "сейчас не время". Плюс отвратительная до тошноты любовная линия — секс, неприятный и липкий, постоянные недомолвки и подозрения, розовые сопли, размазанные по щекам слёзы... любовь, в общем, о которой будут слагать легенды. Фу.Философия? Есть, конечно. Энея ведь Мессия, ей открыто тайное знание, о нём она и говорит ближе к концу истории. Когда сама история надоедает до зубовного скрежета. А потому и концепция выбора, сдобренная отсылками к классическому дзен-буддизму, и откровения о сущности Техноцентра, об истиной природе ИскИнов и тайне крестоформа проходят как бы фоном и — увы — не цепляют и в сознании не откладываются. "Гиперион" (я имею в виду оба романа) прекрасен, совершенен как в плане формы, так и в своей сюжетной составляющей. По сравнению с ним "Эндимион" и "Восход Эндимиона" кажется сплошным недоразумением. Право слово, зря я это читала.

Как бы получше описать ощущение после завершения цикла и последней прочитанной части? Подходящие слова находим в самой книге:
Я проснулся, ожидая, что почувствую просветление, сатори, мне казалось, выпив вино причастия, за ночь я должен преобразиться, ну хотя бы постичь Вселенную. А проснулся я с переполненным мочевым пузырем и легкой головной болью, правда, еще и с приятными воспоминаниями о прошедшей ночи.
Именно так. После тех самых “приятных воспоминаний о прошедшей ночи” в компании первой условной дилогии этой эпопеи справедливы ожидания на некий грандиозный финал. Увы, ему не суждено было случиться. "Восход Эндимиона" страшно утомителен и объем тут ни при чем. Несомненное мастерство Симмонса будто бы дало сбой: ключевые события выведены сжато, зато не в пример пышнее описано что-то уж вовсе третьестепенное. Но обо всем по порядку. Первая часть книги напоминает “Эндимион” с его межпланетным марафонским заплывом, по сути продолжая его. Читатель следит за воссоединением уже знакомой троицы – Рауля Эндимиона, повзрослевшей Энеи и андроида А.Беттика. Как говорится, ничто не предвещало…
Но во второй трети Симмонс обрушивает на читателя лавину из труднопроизносимых имен и названий жителей и мест планеты Тянь-Шань. В глазах рябит от Лобсангов, Цыань-кун-Су, Куртыки, Лхомо Дондрубов, Дзипонов Шакабл, Римси Кийлу, Цваронгов, Джигме и многих других. Подавляющее большинство из них не имеет значения для сюжета, но эти языколомки повторяются раз за разом. Венец им – Громомечущая Мать-Свинья. Конечно, если бы вышеописанное было главным недостатком, то впечатления от “Восхода” были бы куда как ярче. Увы – это лишь прелюдия. Неприятно поражает главный герой – Рауль Эндимион из персонажа-недотепы прямо на глазах деградирует в персонажа-болвана, персонажа-идиота и, наконец, в персонажа-так-бы-и-прибил-тебя-уже. Всякий раз, когда этот человек появляется на страницах, трудно подавить желание изрыгать на его голову проклятия. Поразителен талант, с каким он нескончаемо ноет, аки больной зуб, да переливает из пустого в порожнее, предаваясь жалобам о себе несчастном в то время, как с ним-то все отлично! Камень преткновения – его возлюбленная, Энея, в своем мессианстве ставшая до того таинственной, что Эндимиона это выводит из себя. По авторскому замыслу это должна была быть любовь, «о которой будут слагать песни», но амурная линия вышла на деле неприятной, в ней упорно проскальзывает нечто собственническое, полное недомолвок и перемежаемое ненасытными любовными утехами.Дэн Симмонс снова взялся пофилософствовать устами главной героини, что не могло не порадовать. Правда, к моменту, когда Энея разражается потоком своего учения, общее впечатление настолько блекло, что спасти его может только чудо. Рассуждения “философии выбора” с проглядывающими чертами дзена проходит как бы под шумок. Тон задает пафос, зашкаливающий по всем фронтам. Видимо, чтобы сжечь все мосты к разумному отступлению, на банкет приглашены старые знакомцы аж из “Гипериона”, правда, от прежних ярких, глубоких личностей осталось лишь имя, и выступают они исключительно в качестве декораций. По сути в них и находит отражение квинтэссенция “Восхода” – шумная, напыщенная, торжественная мелодия, лишенная глубины, чувства и не вызывающая желания сопереживать ей.