Лекции о Достоевском

Поразительно, что именно только в эти 50–60-е годы 20 в., но уже в «советской России» (СССР), мы также встречаем редкие положительные философские удачи17. Например, нельзя не упомянуть весьма оригинальное исследование Э.Я. Голосовкера «Достоевский и Кант».18 В этом же году (1963) выходит и другая оригинальная работа о Достоевском – книга М.М. Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского»19. Работы нефилософского характера я оставляю без рассмотрения.

Вопрос: Что дал Ф.М. Достоевский русской и мировой философии?

Ф.М. Достоевский почти одновременно и независимо от С. Кьеркегора (1813–1855), закладывает основу такого мощного направления в философии 19–20 вв. как экзистенциализм.

Достоевский оказывает влияние на Ф. Ницше, Ф. Кафку, А. Камю, Ж.П. Сартра и многих, многих других.

В литературе можно встретить сообщение о том, что М. Хайдеггер с коллегами по субботам, во внеучебное время20, принимал участие в чтениях трудов Достоевского на русском языке.

У нас же в России ситуация прямо обратная: большевизм и необольшевизм буквально выпалывали память о Достоевском как мыслителе. В подтверждение этому достаточно обратиться к «советскому труду» по истории отечественной философии21. О Достоевском мы там находим всего несколько страниц.

Не лучшим образом обстоит дело и с современными «исследованиями», в большей части которых «научный коммунизм» заменен на «научную политкорректность» , «научную толерантность» и «научный мультикультурализм», характерные образчики чего уже приводились выше. Итог прежний: Достоевский, по-прежнему, изгнан из «прогрессивной» системы взглядов, как полновесный философ, за которым закреплена обтекаемая формула «мыслящего литератора».

Именно поэтому свою основную задачу я вижу не в том, чтобы вклиниться в стройные ряды «историков русской философии» с тем, чтобы эти ряды расстроить и предложить некий свой «новый» ряд. Отнюдь. Оставим стройность рядов историкам философии.

Моя главная и единственная задача – вернуться к Достоевскому и ещё раз продумать вместе с ним, уже однажды продуманное им самим. Ведь, поступая так, мы сделаем мысли Достоевского частью нашего собственного мышления.

Итак, какие идеи выдвинул Достоевский и сделал их предметом общего обсуждения? Их очень много, поэтому я остановился бы только на следующих:

1) Идея свободы (воли) человека

Я намеренно начинаю перечень идей Достоевского именно с идеи «свободы (воли) человека», поскольку она наибольшим образом затрагивает и основные ценности современной гуманистической эпохи, и самую суть гуманитарной науки – науки о человеке, «Человеке» с большой буквы – ибо этот человек и может существовать как таковой, только будучи и оставаясь свободным.

Человеческие «свободы» описаны в конституциях, хартиях, биллях и любых других документах, если только они касаются человека. Но, говоря о «свободе», что понимают люди под этим словом? Свободен ли человек? А если «да», то в каком смысле? Был ли свободен Дмитрий Карамазов? Мы знаем из романа, что он был безвинно осужден и отправлен на каторгу. Мы можем отметить, что внешние обстоятельства были так «подобраны», что все факты указывали против него. Мы можем найти развитие этой темы в работе Ф. Кафки «Процесс». Сюжет тот же: человек (и стоящая за ним «свобода») поражается в своих правах, причём поражается безвинно – человек подвергается аресту и помещается в заключение.

Другой разворот темы: был ли свободен человек «из подполья»?

Человек из подполья – это человек, отринувший сам себя от общества, – это человек, поместивший себя в «подполье»22

Поэтому оправдан вопрос: свободен ли человек на самом деле?

Тема свободы человека провоцирует новые вопросы и новые темы. Так, если человек абсолютно свободен и не руководствуется никакими внешними по отношению к нему регламентами и регулятивами, то он сам устанавливает эти регламенты, сам утверждает границы собственной свободы. Человек становится самозаконодательным и, следовательно, заступая на место Бога – сверхчеловеком.

2) Идея Сверхчеловека

Этот сверхчеловек может рассматриваться и как «социальная машина», которая самозаконодательна, то есть сама себе предписывает правила и нормы. Здесь мы прямо обращаемся к роману «Бесы». Кириллов строит умозаключение: «Если Бог есть, то вся воля Его, и из воли его я не могу. Если нет, то вся воля моя, и я обязан заявить своеволие».

Вывод Кириллова выражается лаконично: «Если нет Бога, то я Бог».

Далее Кириллов развивает тему самоутверждения человека: «Я обязан себя застрелить, – говорит он, – потому что самый полный пункт моего своеволия – это убить себя самому».

Но ведь суицид в современной цивилизации весьма распространенное явление23. Чем же самоубийство Кириллова отличается от других самоубийств? Тем, говорит Кириллов, что все самоубийцы кончают жизнь под давлением внешних обстоятельств, (это могут быть и материальные, и душевные (психические) обстоятельства). В этих обстоятельствах человек вынужден свести счёты с жизнью. Совсем другое дело с Кирилловым. Достоевский показывает, что самозаконодательное существо – сверхчеловек – сам определяет: когда – жить, а когда – умереть. По отношению к нему нет никаких внешних причин. Я, говорит Кириллов, закончу жизнь «без всякой причины, а только для своеволия». Петр Верховенский, социалист-революционер, возражает: «Но позвольте, ну, а если вы бог? Если кончилась ложь, и вы догадались, что вся ложь оттого, что был прежний Бог». Здесь Достоевский намеренно подчеркивает: мира без богов не бывает. Просто, на место «старых богов» водружаются «новые боги». Этот мотив мы потом найдем у Ницше.

Кириллов на это возражает, ссылаясь на то, что «своеволие – атрибут божества моего». Почему? Потому, резюмирует Кириллов, что: «Я убиваю себя, чтобы показать непокорность и новую страшную свободу мою». В этих словах можно было бы усмотреть пролог к нашим, сегодняшним событиям. Современный человек – понятый как родовое существо – стремится «самозаконодательно лишить себя жизни». Чего, например, стоит один только проект «2045».

Понятно, что идея «сверхчеловека», что называется, органично приобретает форму проблемы морали, в связи со сверхчеловеком. Как следует относиться к морали, вообще к моральным нормам сверхчеловеку? Должна ли быть у него своя – сверхчеловеческая – мораль или он , наоборот, должен подняться над моралью человека обычного? Говоря уже словами Ницше, не оказывается ли сверхчеловек «по ту сторону добра и зла»?

3) Идея свободы сверхчеловека от добра и зла

Глава «У Тихона» (Бесы). Достоевский выражает эту позицию устами Николая Ставрогина:

«…строго сформулировал про себя в первый раз в жизни: – что не знаю и не чувствую зла и добра, и что не только потерял ощущение, но что и нет зла и добра (и это мне приятно), а один предрассудок, что я могу быть свободен от всякого предрассудка, но что если я достигну той свободы, то я погиб».

«В каком смысле “погиб”?», – можем мы недоуменно спросить. Конечно же, в смысле «гибели обычного человека». Ведь переход из состояния «человек» в состояние «сверхчеловек», подобно фазовому переходу, сопряженному с кардинальным изменением субстрата, подвергающегося данному переходу. Например, как вода превращается в водяной пар или в лед, или как кокон превращается в бабочку и т.д.

Изменения, происходящие с человеком, охватываются Достоевским, что называется, по всему периметру. Достоевский наблюдает не только за тем как осуществляются перфекционистские трансформации – с повышением уровня организации – от «человека» к «сверхчеловеку», но и трансформации имперфекционистские – с понижением уровня организации – от человека к насекомому.

4) Идея трансформации инсектальной

В сознании нововременного человека прочно утвердилась некая лестница животного мира – отчасти навязанная библейско-христианской онтологией – на верхней ступени которой расположен человек, а на самой нижней – насекомые. То, что движение за пределы лестницы «вверх» вполне оправдано и закономерно – ясно каждому нововременному человеку. Для христиан это было стремление к «обóжению», для секуляризованного христианина – человека прогрессивного – это достижение состояния «сверхчеловека», ну хотя бы средствами современной генной инженерии.

Однако все описанные сценарии хороши для избранных – избранников божиих (святых) или для финансово обеспеченных прогрессивных людей.

Но как быть с теми, кто не дотягивает до шага «за» верхнюю ступень, кто слаб, наконец, кто финансово не обеспечен, т.е. как быть всем тем, кто несет на себе печать «бедных людей». Для них, имперфекционистов, жизнь человеческая так же невыносима, как и для перфекционистов. Для последних это только «ступень», «промежуточная фаза» для прыжка в мир совершенный – мир сверхчеловеческий. Для первых это «путь наоборот» – путь ещё ниже по указанной лестнице – путь в состояние «насекомого».

Когда человек раздавлен, унижен, оскорблен до крайнего предела, когда он видит, что выхода не видно, тогда он, стоя на краю этой бездны, готов стать насекомым, чем уж так страдать и так скорбеть.

Достоевский гениально подмечает это отчаяние имперфекциониста, говоря устами главного героя «Записок из подполья».

«Мне теперь хочется рассказать Вам, господа, желается или не желается вам это слышать, почему я даже насекомым не сумел сделаться. Скажу вам торжественно, что я много раз хотел сделаться насекомым».

Стремление отверженных, униженных и оскорбленных, стремление бедных людей, наконец, людей из подполья сделаться «насекомыми» – это ответ Достоевского всем тем, кто неустанно твердил в 19 в. о том, что человек – это звучит гордо, что человек – царь природы, что человеку отверзты ложеса Царства Небесного. Фёдор Михайлович показывает, а главное – осознает, что все эти призывы – пустой вздор, а перфекционистская идея рассчитана на 1 / 10, тогда как 9/ 10 уготовано стать насекомыми или почти насекомыми, в крайних выражениях – несостоявшиеся перфекционисты – оказываются в положении ещё более плачевном, чем положение имперфекционистов, ориентированных на инсектальную трансформацию, примером чего служит «провонявший» старец Зосима. Слова Ивана Карамазова, в этом контексте, звучат как приговор – «а что делать слабым и не попавшим в святые»? Неужели же им приуготована участь удобрения, то есть подготовительного (рабочего) материала для прославления перфекционистов – святых или на современный лад – трансгуманистов. Признаться, этот вариант развития событий я и сам не исключал24, уж больно соблазнительной кажется идея о том, что вся природа эволюционировала вплоть до человека. Здесь, по-моему, кроется какая-то ловушка, которую мы сами, без посторонней помощи, можем и не углядеть. Думаю, в эту проблему следует вглядеться внимательнее.

Как же тут быть человеку обычному? Человеку, для которого всё ясно. И может ли человек найти выход в сложившейся ситуации, опираясь только на свои силы, свой рассудок, свое видение мира?

5) Идея критики рассудка

Допустим, что мы поднялись над «наивностью» религиозного мировоззрения, поднялись подобно «сверхчеловеку» до «самого себя», следовательно, способного опираться только на свой ум, свои рассудочные способности. Если это произошло, то возникает естественный вопрос: принесёт ли человеку этот «рассудок», в терминологии Фёдора Михайловича, избавление от горестей и страданий? Здесь следует отметить, что Достоевский под «рассудком« понимает вообще умственные способности человека. Действительно ли только «сон разума» – здесь мы видим критический намек на «тёмное средневековье» – рождает чудовищ?! «А каких чудовищ может породить «бодрствование разума»?» – , словно насмехаясь над однобокостью первой сентенции, парадоксальным образом спрашивает Достоевский. И вообще, что приносит с собой этот «проснувшийся» нововременной разум (или «рассудок» в терминологии Достоевского)?

Что и сколько даёт нам наш рассудок? Даёт, соглашается Достоевский, но весьма немного:

«…рассудок есть только рассудок и удовлетворяет только рассудочной способности человека, а хотение есть проявление всей жизни, то есть всей человеческой жизни, и с рассудком и со всеми почесываниями».

Что же получается? Получается удивительная картина: то, на что возлагали такие надежды – рассудок – оказывается ограниченным, причём существенно ограниченным. В своих текстах Фёдор Михайлович неоднократно обращается к анализу способов, т. е. модусов аргументации, показывая, что рассудочные выводы очень часто зависят от наших убеждений, возможностей, от нашего знания и т.д. Другими словами, будучи глубоко проницательным человеком, Достоевский уделяет внимание даже нашим способам рассуждения или как сейчас бы сказали – модальной логике – предвидя многие трудности связанные с подобными типами рассуждений.

6) Идея модусов нашего рассуждения

В этом контексте интерес могут вызвать такие рассуждения Достоевского, которые он, например, приводит в «Бесах». Достоевский вкладывает в уста своего героя такое рассуждение:

«Ставрогин если верует, то не верует, что он верует. Если же не верует, то не верует, что он не верует»25.

По видимости, особенно для современников Достоевского, эта фраза может показаться «игрой словами». Но это не так. Фёдор Михайлович уже во II половине 19 в. понял, что модусы (способы) нашего рассуждения и их анализ могут иметь первостепенное значение для выводов, получаемых в результате этих рассуждений.

Напомним, что формализованные варианты модальных способов рассуждения возникли только в 30–60-е годы 20 века, созданные трудами К. Льюиса, Я. Лукасевича, А. Прайора, И. Бэнтама, Я. Хинтикки и др.

7) Идея космизма (русского космизма)

Подвергнув новоевропейский рассудок, Просвещение и гуманизм сокрушительной критике, Фёдор Михайлович, не мог на этой критике просто остановится. Другими словами, после критики должна была последовать положительная программа. И она последовала: Достоевский выражает свою позицию лаконичной и ёмкой фразой в романе «Идиот», которая после этого становится крылатой: «Красота спасёт мир!».

«Какая красота?», – спросим уже мы. Ответ очевиден: та самая красота, которая входит в качестве одного из значений слова «космос». Ведь «космос» – это и «порядок», и «красота», одновременно. Это та самая «красота», которая запечатлена ещё в одном русском слове – лѣпота26, уже почти ушедшим из разговорного языка и сохранившегося только в слове с отрицательным значением – «нелепость». Достоевский понимал, что именно это – эстетическое в своей основе – чувство прекрасного (лепотность мира) даёт надежду на улучшение человеческой природы. Фёдор Михайлович неоднократно указывал на то, что мысли чувствуют.

Вглядываясь в красоту мира (природы) – её благо-лепие – человек сам преображается27. Другими словами, человек настраивает себя на созерцание этой красоты и, следовательно, красота мира – это образец, которому следует подражать. Меня не покидает ощущение того, что этот строй мысли я уже где-то встречал. Так и есть: об этом же писал Платон в «Тимее». Получается удивительная картина: Достоевский воспроизводит ту же фигуру мысли, которая оплодотворила европейскую культуру почти 2400 лет назад. Именно совершенство мира (живой природы) оказывается объектом подражания и у Древних Греков, и у Великороссов. И именно это их объединяет. Именно это позволяет явиться в мире тому, что у нас на Руси испокон веков зовётся православием, то есть прославлением Прави, во всём её благо-Лепии . Правь – это и есть божественный мир, запечатленный в одном из своих обликов – «лѣпоте» (красоте).

Ведь ничего подобного мы не встретим ни в одной из глав библейской книги «Бытие», где всё дышит уничтожением мира и его служебной «предназначенностью» человеку, который будто бы его превосходит, в силу уже своего «богоподобия».

Достоевский говорит именно о том, что «красота спасёт мир», а не «благо», не «польза», не «ставка рефинансирования», не «прибыль» и даже – не «истина», с какой бы буквы не писалось последнее слово. Ему, при обсуждении предельных онтологических вопросов, внутренне не было близко морализаторство, равно как и любые другие формы интеллигентского мления по поводу «исправления человечества». Достоевский и здесь сказал своё слово, отдав первенство совершенству мира (космоса) перед несовершенством человека. Человек благоразумно помещён им во «второй ряд» общей системы ценностей, сколь бы неверным не казалось это утверждение для читателя, который всюду в его работах, по первости, видит именно «человека». Все рассуждения о человеке и его душе разворачиваются Достоевским на онтологическом фоне, они – буквально погружены в его онтологию. Лучшим доказательством этому может служить предложенная им легенда о «Затравленном мальчике» в «Братьях Карамазовых».

И ещё заметим одну чрезвычайно важную деталь, которая, что называется, «бьёт в десятку»: у Достоевского спасается не «человек», не «душа человека», но «мир»! Это ли не пощёчина господствующему в его время мировоззрению!?

Поэтому «русский экзистенциализм», инициированный Достоевским Ф.М. и «русский космизм», инициированный Н.Ф. Фёдоровым, К.Э. Циолковским, А.Л. Чижевским и другими, был реакцией русского самосознающего себя бытия – реакцией русских (православных) ценностей – на западноевропейский гуманизм (его главную догму: «человек есть высшая онтологическая ценность»).

Таким образом, я обрисовал лишь незначительный круг идей, которые провоцируют реакцию философа, заставляют задуматься и побуждают к со-размышлению. В действительности таких идей гораздо больше и, следовательно, в «Вводной лекции» упомянуть их всех просто нет возможности. Поэтому я целенаправленно переношу их рассмотрение в само тело лекционного курса.

Итак, после всего сказанного, позволю себе задать Вам и себе волнующий меня вопрос: кем же был Фёдор Михайлович Достоевский? Или несколько резче – был ли Фёдор Михайлович философом?

Ответом на него и будет всё представленное ниже.

Лекция первая

Рождение русского экзистенциализма. Человек из «подполья»

Вопрос: Свобода и воля человека

Вопрос о свободе, в целом, и свободе воли человека, несмотря на свою очевидность, является совсем не таким простым, как это может показаться на первый взгляд.

Первое, что приходит в голову – это его очевидность для нас. Но, резонно спросить: для кого, для нас? Кто это такие «мы», для которых этот вопрос является таким важным? Боюсь, что внешняя очевидность и соответствующий ответ – «для людей» – здесь не подойдет. Потому что «людей вообще» не существует. Ведь «человек» – это общее понятие. Уточню. Например, является ли настолько важным этот же вопрос для индусов, китайцев, японцев, латиноамериканских индейцев или, например, для аборигенов Австралии? Абсолютно убежден в том, что – нет. Тогда в чём же дело? Дело, по моему разумению, в том, что вопрос о свободе вообще и свободе воли человека является характерным именно для европейского человека. Именно европейский человек, утвердив разум (мышление) – homo sapiens – в качестве своей характеристики, нуждается в обосновании автономности и своего существования, и своего мышления. А без помощи разума, способного свободно мыслить, это сделать невозможно. Именно поэтому вопрос о «свободе вообще и свободе воли человека» так важен для нашего существования.

Именно на ценности «свободы разума», правда, специфически понятой, засеваются семена этой эпохи и появляются её первые всходы. Что это за эпоха? Ответ удивительно прост – это эпоха так называемого «гуманизма». Именно в анализе этой эпохи, анализе её ценностей, анализе её проектов я вижу ключ к пониманию творчества Достоевского. Если же дело поворачивается таким образом, то нам никак не обойтись без краткого рассмотрения сути этой эпохи, этих ценностей и этих проектов.

Вопрос: Что такое «гуманизм»?

Для ответа на этот вопрос потребуется обстоятельное исследование и значительное количество времени, которого нет в моем распоряжении, поэтому я ограничусь лишь выявлением существенных характеристик. А как это сделать лучше всего? Я предлагаю выявить существенные черты гуманизма, рассмотрев его с разных точек зрения.

2.1 Что такое «гуманизм» с мировоззренческой точки зрения?

К ответу на этот вопрос я уже обращался в работе «Теория и театр»28.

Поэтому сейчас позволю себе ограничиться лишь кратким наброском.

С исторической точки зрения, гуманизм в современном его, секуляризованном, понимании, возникает приблизительно в конце 15 века. За отправную точку можно взять появление тезисов Пико Делла Мирандола (1463–1494), впоследствии получивших название «Речь о достоинстве человека». Написание этих тезисов датируется 1486-м годом. Однако, в случае Пико, речь идёт о светском гуманизме, тогда как существует ещё и христианский гуманизм. По видимости они различаются, однако эти различия, с философской точки зрения, не так существенны.

Итак, что же составляет суть «гуманизма» с мировоззренческой точки зрения? Ответ очевиден – человек. Сказав так, мы по существу не сказали ничего нового, т.е. не прибавили ничего к тому, что уже содержится в понятии «гуманизм», лишь переведя латинский термин humanitas на русский язык как «человеческий».

Теперь попробуем избежать этого затруднения. Помощником может оказаться подсказка: фундамент любого мировоззрения составляют ценности, над которыми надстраивается остальное здание жизни. Если это действительно так, то у нас появляется выход. Теперь мы можем дать емкое определение гуманизма, данное с мировоззренческой точки зрения.

Итак, что такое «гуманизм» с мировоззренческой точки зрения?

Гуманизм – это такая система мировоззрения, которая в качестве высшей ценности рассматривает человека.

По видимости, для современного человека, это кажется настолько очевидным, что даже не допускается какое-либо другое объяснение реальности: а что, разве может быть как-то иначе?

Такая очевидность обезоруживается одним простым ответом: «не только может, но и было иначе».

Современному человеку, погруженному от рождения до смерти в ценности гуманизма, это невозможно представить. Но нам, в нашей лекции, это сделать не только позволительно, но и необходимо. В самом деле, если мы датировали возникновение эпохи гуманизма концом 15 в., то что было до 15 века? Какие ценности доминировали до этого периода?

Хорошо известно, что до наступления эпохи Возрождения существовала эпоха Средневековья. Этот период охватывает почти тысячу лет: с 5 по 15 вв.н. э. Что же было, с мировоззренческой точки зрения, доминирующим тогда? Безусловно, это был теизм. Теизм – это такая система мировоззрения, которая, в качестве высшей ценности рассматривает бога. В нашем случае библейского (христианского) бога. Отметим, что в библейском (христианском) мировоззрении абсолютной высшей ценностью является бог, а из сотворенных этим богом существ высшим является человек. Причём он является таким высшим существом, которому следует властвовать над всем остальным – животным и неживотным – миром. Ниже мы увидим как эта библейская (христианская) ценность трансформировалась в новоевропейский гуманизм.29

Но и эпоха Средневековья не была началом человеческой истории, ей предшествовала эпоха, которую принято называть Античностью. Она датируется приблизительно с 8–7 вв. д.н. э. до 5–6 вв.н. э. Мировоззрение, которое доминировало на протяжении этого периода, принято называть космизмом. Что же представляет из себя «космизм» с интересующей нас точки зрения? Космизм – это такая система мировоззрения, которая в качестве высшей ценности рассматривает «космос».30 Космос, или то, что мы сегодня называем «Вселенная», и был высшей ценностью для человека в античности. Античному человеку в голову не могло прийти, что эту высшую ценность следует «покорять и подчинять человеку».

Итак, что же мы видим? Мы видим удивительную картину: человек на протяжении почти двух с половиной тысяч лет менял свои ценности так, что сначала, преклоняясь перед космосом и богом, перед их величием, в конце концов, сделал объектом поклонения самого себя. Говоря проще: пришёл к самоутверждению.

Утверждение, хотя уж, скорее – норма, о том, что «человек является высшей ценностью», постепенно проникает во все поры жизни, становясь чем-то само собой разумеющимся. Чтобы это не казалось голословным, рассмотрим наиболее репрезентативные примеры.