Jazz-поэзия. Избранные произведения разных лет (1987–2019)

Открытка из Синтры

Эти бусы огней, уходящие в море с грудастых холмов.Мавританские башни – тиары, где небо в подсветках.Синтра спит. Плещет камень в разбеге веков.Ресторанные столики спят в одеялках салфеток.Это час, когда эльфы приходят с прогулокв садах Риголейра.Это время курительных трубокс бокалом портвейна.Португальское время эпохи смешенья времён.Всё, что было уже и ещё не случилось.Здесь клёнперемешан на склонах с хвощём и сосной.И тут воздух звенит колокольней и пахнет весной.Назначенье извилистых улицв расстановке дворцов.Мы коснулисьбруcчатки и стали причастны к листве.Дон и Донья, что из синих встают изразцов,чтобы выйти в кроссовках в рассвет.(08.09.14)

Аляскинские стансы

Количество воды, нас разъединяющейуже не измерить в литрах или бассейнах.Живущий здесь и постепеннотающийлёд постояннодобавляет погрешностьк любому числу. А рассеянный,мягкий светпамять о красках югасводит почти на «нет»,каждую малость градуса отсчитывая от полярного круга.Здесь корчмау дороги носит название «гранд-отель»,Но хозяин-повар не вызывает стряпней восторг.Как и почване прощает босой ноги,предпочитая ботинок, или, лучше, сапог.Тут, где злая метельпросто отошла, временно,и стоит, смотрит, сжав кулакивысоких гор,покрытых материалом, из которого изготавливаютзабвение.Здесь из норвылезающий по весне всякий зверьторопится размножаться,не знаячто есть «любовь»? И не понимая,почему я теперьгрущуо тебе, оставленной в других широтах.Всё, что отсюда ни сообщу,покрывается коркой льда,отчего тебе становится холодно в коротких шортах,а слова просто добавляются к расстоянию в никуда.(17.07.12)

Santa Сruz

1Под вечер солнце – пир для глаз над океаном.На радость телу – под ступнёй песок.Здесь пеликанывсходят караваном, и рванооблако лучом наискосок.Лесокприбрежный над коварнымспускомштормами погнут. Корни воздух плещут.А узкаятропинка по обрыву шепчетсерпантином между плечхолма.Тут можно устрицзацепить на пирсе рядом.Тут молодость и старость, обе пряморавняются на бронзовый закат, чья мглапрозрачна в долгом переходеиз света в тьму.И, неподвластна слову и уму,здесь гордость бытия сдалась природе.2На задворках вселенной и небо без туч,и вкуснее вода из ключа.Лучзакатного солнца смеется в твоих волосах.Не канючьни про театр, ни про интернет,пожимая загаром плеча,заказавши обедна дешевой посуде с отбитой каёмкой.Прими: здесь минута длиной в полчаса,здесь никто никуда не спешит,а за кромкойприбоя нет времени вовсе.О смятении душиты не комкайслова, лучше просто молчи.Пусть волна замывает оставленный след.За калиткою мира нет смысла в вопросе —альбатрос про ответ на закате кричит.(14.04.18)

Осенний этюд

Ранняя калифорнийская осень.Жёлто-красным подернут дальний вечнозелёный холм.Колосьяпожухлой травы, не пришедшиеся на корм,на переднем плане. Трос,брошенный при строительстве хором —на концах крюки.Пауки сидят в своей паутине.Вьюки,нагружены на авто-верблюда.Над блюдом маленькой пустыни —в зените солнце.Покоцаная, жмётсятень засохшего куста к краям картины.Переезд – негрустная разновидность похоронпрошлого.Пожившие, неспортивныеменяют дом, поплоше,на новый дом.Мои кисточкиустали рисовать расставание.Повествованиецвета лишь маскирует чёрно-белую сутьконтуров временной клетки.Цветные выточкиосенних красок на летнем фоне,как незнакомые люди. Не обессудь —это будущие голые ветки.Ничего потом не вспомнить.(28.10.19)

Вид на Руан

Соборная площадь. Дождь.В высоком окненапротив стоящего дома —Клод Моне.Он рисует дрожьрезьбы на камне.Холст весь в огне.От собора, по улице, лет за пятьсот доТого, катится телега.В ней девчонка.Оковы, зацепленные за дно.Смотрит волчонком.Затравили. Нет времени для побега.Так суждено.Рынок плещется вокруг развалин церкви.Новая стоит рядом. Крыша языками пламенистучит в небо.Создателя с тех пор давно отвергли.Лишь ангелы на карнизах – армиями.На базаре так же торгуют репой,томатами, рыбой и, конечно, сырами.Мы бредём, пробуем,один, другой, третий.Вокруг люди с торбами.оставляют отметинына времени, происходящем с нами.(25.10.14)

Сентябрь в Палмеле

Сентябрь в Палмеле.Стены замка над облаками тумана парятотдельно от его основы – крутой горы.Руки хватаются за объектив.Глаза, ища ракурс,на самом деле,находят аперитивиз мускателя,что обжигает рядиз мыслей о делах, забытых до поры,далёких, как тот парус,черкающий волну залива, на пределе,доступном взору.Сквозь гомон детворы,что оживляет вековые камни,вдруг ржание лошади —туристский фаэтон, бредущий в гору.Отдача эха в кельях бывшего монастыря.Я чувствую себя здесь в панорамевремен, как их хранитель,строго говоря,не потому, что помню прошлое,а потому, что я есть прошлое, зависшеена нитив настоящем,с надеждой, что не зря.Переживать о преходящем,не пропуская мимо стильный сарафан,подрезанный в капризе моды.Босую пару стройных ножеквниз к шлепанцам, к клюющим крошкигрязным голубям,слетевшим с ветки.Свиданья место – полосапод знак сигнала перехода.«Ах да, сеньор, – миндальные подняв глаза, —монеткине бросайте никогда в сухой фонтан».Природаумерла, улыбка сжалась в строчку.Я опускаю руку.Чем-то точнозападные побережья континентов схожи.Жара спадает. Прикуриваю трубку.Ветер перелистывает кожу.(08.09.16)

Lloret de Мar

1Где-то здесь разбивается на кусочкиприходящий с востока прилив языка.На солёные строчкиприбоя, на слова каблучковс удареньем неточнымпо замершим ночьюдорожкам,вдоль домов, потушивших бока.Где-то здесь, где векапротянулись от римлян, в беззвучье похожинепрочной надеждой на вечность,что камень хранит,распадается слог на тона загорелости кожи,первобытной волной набегая на ножкикрасавиц, и крошится на звук. Здесь беспечностьна солнце горит,отражаясь в очках Афродит,снявших пену, у пляжа порхающих крыльями бёдер,говорящих славянским растрёпанным сленгом.Здесь спадает культуры налёт с нужды продолженияродаи претитвсё, что логикой сшито, природе мгновенья.Когда нет языка – лишь одна нагота сотворенья.2Море на рассвете спокойнее моря на закате.Человек на закате спокойнее человека на рассвете.Я заметил это по детям,играющим на пляже,и по старикам, наблюдающимза ними из шезлонгов.По тому, как разглаживались их морщины, —так плывут на восход, раздвигая прибоя пряжу,так горы выполаживаются в лощины,так уходят из памяти прошлого эшелоны.(25.09.19)

Партитура пейзажа

Джаз-кафе

Что тебе расcказать про джаз-кафе?Одно из последних, дышащих на ладанстрокой саксофона.В местах, где, законне нарушив, нельзя покурить.Да и ладно.Открыто в weekend. На ковре —следы пятен.Пожилой пианист – в пальцах прыть,знаменитый ударник, певица, тромбон (чуть невнятен.)скромно делают джаз на малюхонький зал.Из сифоназа барною стойкой, за стенкой, в бокалразливается эль и патроны,смеясь и качаясь в синкопах,ногами стучат по паркету.В душном зальчике лето.Вот девчушка из прошлого века,забросив за спинку пальтогонит воздух салфеткой.Тот веер еёраздувает туман Миссиссиппинад воронкой трубы,чтобы он поднимался под люстру.Её кавалер, неуклюже рассыпавзакуску,подначит в пространство: “Играй, не вникай!”Низкой крыши опоры-столбыизогнутся стволами.“Summertime”поплывет. А он вспомнит теченье Невы.Время, место, где дым и туман в пополамепокрывают буксирный тягач.Как похоже дрейфует в стаканемартини маслина, проплывая от стенкидо стрелки,где остров из кремня.То же синее небо и ясноесолнце. То же «Летнее время»,в котором и папа богач,да и мама прекрасна,и ты, моя бэби, не плачь.(03.03.19)

Халф Мун Бэй Блюз

А в воскресенье мы поедем на океан.Простыня штилязаблестит, отражая свети заставит надеть темные очки.Караванпеликанов, вздымающих крылья,протянется пунктиром,подчеркивая заходящее солнце.А один пеликан —задира,вдруг сорвётсявниз, задевая за клочкипены, нырнет за рыбой.Птицы уйдут за рифы.Пучкисвета, бьющие через щели скал,будут смешить твои волосылибо,пронизывая сарафан,простосбивать меня с дыхания,перемещая в раннееутро из другого мира.Где живёт круглолицый очкарик —улыбка, косички до плеч,коленки в царапинах, загорелые ноги.Где квартирой —пляж. За окном расторопная речьморя. В языках волн шарикигальки.И вся жизнь на пороге.При переносе с калькина полотно,копии всё равноискажаются. Величина времени —это количество отличий,которое найдётсяна всём, что уже дано:Прерывистый гудок маяка,птичийкрик над заливом в обрамлениигор, одетых в низкие облака,заслоняющая от солнца,приподнятая твоя рука.(18.03.15)

Джаз в Одессе

Я считаю ступени, ведущие к Дюку.Раз, два, три.Я делаю вид, что набил себе руку,чтобы лихо вести удачную жизнь.Четыре, пять.Черноморский бриззавернул мои брюки,дышит в спину —не поверни.Если придется сбежать вниз,то тогда половинукамней ноги сами смогут узнать.На эти я капал мороженымЗа девятнадцать копеекв первом классе.Семь, восемь, девять.А на этих поссорился с другом из-за корма для его канареек.Что поделать. Мы помирились гораздо позжев очереди к кинокассе.Четырнадцать, пятнадцать.Вот тут я споткнулся, чтобы схватиться за твою руку,и пальцы,вздрогнув, переплелись. С тех пор запахом твоей кожиили звукомголоса загорается память.Шестнадцать, семнадцать, двадцать.Я не знаю, как я прожилчерез пустоту, когда ты уехала в эмиграцию.Возможно,я поехал за тобой – догнать и оставить.Я в туристской толпе на пятидесятой ступени.До верха ещё далеко.Я грызу семечки из газетного кулёчкаИ теникаштанов соответствуют точномоему росту.Легкои быстро мимо поднимаются не наши дети.Шестьдесят, семьдесят, девяносто.К залитой солнцем последней площадке,откуда можно заметитьпесчаныедюны вдоль фривейной дороги.Одноэтажный домик.Сто десятая, сто девяносто вторая.Всё. Мостовая —черта.Пологийпляж. И томикстихов на языке, что больше не прочитать.Из другого края.(01.06.15)

Чикаго блюз

Зачес туристского парикана черепе 20-го века трущоб Чикаго.Улыбка заката на вершинах готикинебоскребов.Взгляд на стеклянное небо снизу, издалека,жителю бетонного саркофагаслегканапрягает шею.Ноликиподавляющего богатства вжимают пришельцав асфальт тротуаранедостижимостью такой мишени.Июнь в Чикаго.Сирена неслучившегося пожарапрерывает разговори мешает мысли в салат эмоций.Рука тянется к пистолету, которого нет.Суета споткнулась. В её отливе просторулицы.По ней, пожарной в пару,сзади, как куцыйпес, полицейская с обиженным визгом.В остальном, трафик всегда плетется —ремонт дороги или красный свет.Я вдыхал жару,перемещаясь от бара к бару:кондиционер, столики, сцена,хрипит труба,перехватывая виолончель;параиз двух девчонок, смешанная пара,рубаха —бомж под мостом – тряпьё, постельиз спальника, бутылок пластик.Прокрасться мимона побережье, там, где мельот озера приходит в пляж. Затылокоднополой пары.Дом старый.На фасаде подсвечены грифоны.Взмах роскоши другого мира —от пола окна,потолок журчащий красками мозаик,плафоны«тиффани», фойе, квартирыи стайка чаек,пролетающих на этом фоне.Ночь в Чикаго.Снаружи лестница, в ней стонетветер, сбивая с шага.Гостиница, этаж шестой.Одноэтажный житель – я бездомен.Пейзаж прекрасен, холоден, жесток.(26.06.18)

Блюз с дождем

Есть грусть.но нету формы для неё.Я научусьвеселью днём,лишь он закончит серый круг.Начнусьиз рук,из детских слов.Еще не радость – запах, миг,рванусьиз них,из голосов.Есть грустьи память от неёне устаёт —один, вдвоём.Строка – ручьи.Опять тоска.Опять ничьиглаза – рассказ,цветы, не знающие ваз.Три штуки, как размер на вальс, —оркестр – дождьпо сцене лужи кружитлист, чернила, тушь,бумаги нож.Тоскаи мокрый запах – влёт.Пускайпоётлуч-саксофон и соло-свет.Сон туч, ветвь.(05.88)

Пивной блюз

Ну вот, и закончилось лето. На добрую память.Коричневый эль примиряет с эпохой работы.Чуть-чуть тормозит. Можно в паузу точку поставить.И уж точно избавиться временно от икоты.Кто-тонас вспоминает. Ничего, подождёт.Вот отключен мобильник.Да холодное пиво под тихую речь разговора.Под трубочный дым.О намотанных миляхмы с тобой промолчим.Нам ещё расставаться нескоро.Мы расскажем друг другуо жизни и детях, мешаявремена и событья. С перерывом на вздох.на глоток.Где осевшая пена чуть-чуть уменьшаетразлукудо простого прощанья,что так неизбежно, не вруку.Ты глядишь на восток.Ты чуть-чуть пожимаешь плечами.Здесь, куда ни взгляни,то ли Дальний, то ль Ближний востоки.Мы на западном крае,где скала расправляется с пеной,чтоб стекала она, размывая пески-новостройки.Мы живём в них пока.Ну, нужны же какие-то стены?Ну хотя бы стеклом ограничить от мира пространство,где холодное пиво уже в обрамленье седин.Где мы тихо сидим.И, наверное, в этом есть ещё постоянство.(07.10)

Блюз прощанья

– Раздевайся,снимай ветер!– Сколько?– Рассвет заплатит!Плетьюпо краю платья.Вестьюо чашке кофе.Высью,заклятьем кровельРано глаза итожить.Звездыслагают память.Бал кожироздан.Одна наледь —паркету вровень.Что дождь по сценена пальцах пауз?Расцепимруки.Не нам Штраус —покупки,грохот.Сорвать пояс!Похоть…Поезд.Ветер.– Как холодно нынче!Вечер на плечи.Оставим приличья,Вчерне набросаем.Отдай расставанье!Нам нет расстоянья.Мы самипричуда, наречье, начало.мы – старая стая.Нас жизнь промолчала,уста не листая.– Как холодно!– Помнишь дорогу обратно?И логово годно,там пятна невнятны.А призрак ушёл,не мешая разбегу…смешок —это воздух к ночлегу,к дождю до рассвета.Стишок.На экспромте кроватиотбрасывать ветери кутаться в платье.Из снега.– Не надо! Не надо!Идущее лето.Беспечное «ладно».И ЭТО…И тема трамваяот струнных по залу.Молчала,ответ разрываяруками.Безденежье словобретя на коленях.(06.88)

Ривьера Майя

древние Майя верили, что человек был сделан из кукурузы

Из рюмки тянет запахам агавы.Февраль над Мексикойсклоняет пальмы в пояс.И проискальбатроса над тарелкой,где стол накрытый,упрощает нравы.(По телефону текстикибезделья.Здесь южный полюсв представлении сеньоритыиздалека, залетом на неделю,с его жарой, что нравится кокетке.)Луны дорожка, приходящая на конус,в барашках волн светящиеся клетки.Здесь танец с карточкойзаводят официанты,не по ранжиру барина представив.(Под ветром кофточкана девушке взлетаети вновь пристанет,лишь порыв утихнет.)Мы – меценаты,если так прикинуть,нельзя нечаянноошибаться с чаевыминичем не выйдя,ни лицом, ни телом грузным,у барной стойки над салфеточным молчаньем.(Шаг вдоль, шаг в сторону, вращение плечами.)Лишь пеликан, пикируя отважно,стал однозначно понимать по-русски.Потомок Майя ест початоккукурузы —una сervezaили dos – уже неважно.Гитара под сомбреро. Джаз ночами.Ривьера Мексики, исполненная песо.(01.03.18)

Армянский пейзаж

Путешествуя по Кавказу,вспоминаешь правило торговли:внешность продавщицы – движитель успеха.Приятная глазу,она – помехадля проходящих мимо.Так запятая тормозит фразу,выделяя заранее подготовленнуюмысль, что с контекстом не совместима.Так же, паузой среди гор,лежит череда долин – перебортонов от ночного до снежного,в городочках, что в шрамах от древних эпохи от эпох других,с историей, прослеживающейвыживание, тем не менее,наперекорвсему. Здесь церкви восходят с обрывов,чтобы их лучше услышал Бог.Северная Армения,слепленная из острых углов,из помятых зданий,где путник незваныйесли посмотрит, глаза в глаза,то обретает кров.Здесь подставлены взгляду колоколов голосаиз рёбер старых церквей молчаниемнад рекой, насупившей бровиутесов.Внизу бурлит вода оттенка скализ камня цвета старой крови.Земля тут взрослыминечаянносвоих детей рождает.Здесь туча над хребтом всё ожидаетветра,чтоб редко плакать каплями печали,промахиваясь то по лягушкам в речке,то по корове,жующей зелень медленно, в начале,где на плато бугрится крепость «Лори-Берд».Её останки вечностьпоглощает,ровняяконтуры травой по стенам,землей по крышам сохранившихся строений,чтоб, заслоняя свет,в дыру от купола корнями дуло время.На западе долины – красный крест,а на скале с востока – белый.И тысяча минула лет.Кому вот только —остаткам ли от этих стен или скотине?Она всё так же спелыйщиплет корм,довольномотая головой,и плоть её не поменяла формув картинепастбища (не прав был Дарвин).Чего нельзя сказать о камне;он так пророс травой,что взгляд от местности его не отличает.Нога, нечаянноспоткнувшись о булыжник,скорей заметит старую дорогувниз по каньону от моста, что гордонад потоком ещё вздымаетарку. В подмогупамяти на ближнем поворотеврос хачкар,ушедший по плечокреста в коричневом оттенкекружев.История взимает дань, сжимаязрителя в размеры точки.Парподнимая, солнце смотрит точнов душув церквях, прямой лучасоединяя окна в разных стенах.(06-29.05.19)

Джазовое адажио

А когда-нибудь мы остановимсяи накроем время салфеткой.И я возьму твои руки в свои обе.И поцелую твои глаза.Сначала левый, а потом правый.Ветер запутается в твоём платье. Смоковницараспластает над нами ветки,защищая от солнца. И глобуспокатится из под ног назад.А потом нас укроют первобытные травы.Переломится и распадется,Сгнившая давно, твоя клетка.А главынедописанного романа сдует в прошлое,где было ничего нельзя.И ты мне расскажешь про себя всё-всё.Не останется в нашей истории тёмных пятен.И мы поднимемся и пойдём,и узнаём, что ещё не истёкнаш срок.А значит, конец дороги пока ещё не понятен.А значит, можно жить и держаться друг-друга.И пускай суета нас, как щепки,то сводит, а то разводит.Мы когда-нибудь опять остановимсяИ, уже без испуга,снова выдернем из розеткивремя. И не важно,что за окном бушует по нас осень.(07.02.12)

Шотландская сюита

Здесь богу гор поставлен обелиск.Здесь богу ветра поднята волна.О бесконечном мысльотчётливо виднас закатом солнца за далекий мыс.Тут звери разные когда-то бороздили лесов просторы;теперь из фауны – лишь чаек разговорынад рекой,многоголосьем в окна, ночь насквозьлетающих толпой по улицам, над мостовой,вдоль стен соборана бреющем полете,чтоб врозьрассыпаться в начале подворотни.Из флоры – есть на оборотестесанного камня синий мох,на памятниках – он же, коих сотнирасставлены – пойди, прочти кому.Аванс Малькольму ли за смерть, что ждёт Макбета?Прили-отливом дышит океан в кормупарома, что пыжится на нём оставить след и потомупока ещё плывёт. Под ветромвремени так движется волна, вздымая пенный перст,то вверх, то вниз, как якобитский бунт.Здесь в летописи нету плоских мест,где можно встать, подумать, осмотреться.Земле ли выбирать – кого в неё кладут?Какая разница, какую форму примет крест,когда уже не бьётся сердце?Утёс, отвес,да памятник сраженью.Дворец, сожжённый, как бы по ошибке.Убийством красится эпоха совершений,и, зритель, я, в ошейникпамяти засунутый по шею.Я жидкимхлебом упиваюсь, чтоб не казаться взрослым —жить без милосердия трудно.А так, чуть спотыкаясь, – легка прогулка,по следам вождябылого клана.Шотландский островв бесконечности дождянад маяком, над серыми волнами,вздымающими брызги в кручах рифов.Ишак, коровы, пони, щиплющие криворастущую круглогодично зелень. Зданиеразрушившейся фермы,за поворотом у, наверное,заброшенной дороги.Отрогигор,сбегающие в пляжи,чуть тронуты кустами вереска – цветёт межа.Да, в розовый узорзелёно-чёрная на холм одёта пряжав полоску белых лесок ручейков, что водопадами спешатк большой воде в порыве взноса.Песок, обломки вёсел,части сети —всё моет дождь, но, странно, без тоски.Вот альбатрос,какую дичь приметил,ныряет камнем. Стекают белые вискиприбоя по щекам скалы у входав бухту.И светит мягкий свет, что долго так не тухнет.Я жил бы здесь, когда б к какому родупринадлежал. Или в другой эпохе народился.Быть может, в менее паршивой.Молилсяб на рассвете, любил подругу,мерил время с точностью недели,глотая скотч иль воду,но больше греясь ожиданьем солнца на панелях,поставленных на небольшой вершинеи обращенных к югу.Тогда, в конце несметного количествазабот, вдруг всё, что медлилиобнять своей любовью,как этот край, под кожу б пробиралось.Ни электричества,ни интернета. Фонарик в изголовьешаткой койки. И красота, смывающая старость.(20-31.07.19)

Букет

Середина печалиещё не цветок «до свиданья!»,а только молчаньеплечами.Ещё не мотив незабудок,но тайнанесказанной розы.Окраина,где ромашек изгиб,да бесхозностьпыльцы.Тополей одночасье,как сыпь.Середина печали.Концыне видны —гладиолусов нотная запись,да клавиши – сны.И бесстыдство тюльпана,да отнятый запах гвоздик.Незнакомые страны,как южных цветов перепев.Между книг —ностальгия полыни,и в ней далекоапельсиновый запах чужбин.Неуспевшие спины.И маковый бреднад горбами равнин.И покой.И приторный вырез фиалки.(04.88)

Времена Года

Ветер меня разбавляет водой из неба.Нечего и подумать, что соберусь и встану.Зимний сезон, где всё, что не бело, —чёрно.Контрастные краски. Природа – и та устала.Кристаллыкружащего снега под ветер и холодчеткоВыстраиваются в сугробы, как на парадприветствий.Из чрева застывшего мира, кто как придётся,под дрожь, в мурашках,слова, сотворенные ночью,выходят голы.Кривая живого, резконабравшискорость, проходит начало координати вновь плетётся.До самых мочекушей закутываясь, приходится одеватьсяво что попало,отваживаясьвыйти в люди.Полночь —никак не в двенадцать.А то ли часы врут, то ливообще неважно.Тьма – безразмерное одеяло.В студеньпревращается тело,Начальная форма уже несохранима.Отчаянно хочется спатьбесконечный срок.Это зима в отметках мелана волосах любимой,это несмелыйвзгляд назад, как учили летатьпрошлой весной – все кто мог.Как разбегаться и, подпрыгивая, скользить.Я больно разбивал лоб,коленки, ломал ребра,но научился лишь не тонуть в грязи,да как, вылезши в темноте, смотря в оба,начинать опять.Позже, к лету, уверенно стал ходить.С тех пор так пешкоми живу.Нитьнеторопливых маршрутовпротянулась стежкомнеровным там, где не круто.Например, пронося кулькибережкомосторожных днейпо-над проймой сухой реки(дорога безопаснее, когда вода не течет по ней).Со временем, к осени,постепенно к холодам привыкая,я легко проходил по проймес грузом, тянущим профиль плеча,рукой помогаядержать равновесие на осыпи,где нет ничего, кромеусталых дней.Мне встречались люди, навязывались.Только вот в русле ручьянет необкатанных камней.Много поскальзывался,сбивался с поступи,давая дорогу —всё же острым ситуациям предпочтительнее ничья.Главное – поспевать к сроку.Главное – не выходить за рамки.Можно от обиды надувать губы,но сдерживаться и не кричать,если с тобой грубы.Так, вспениваясь,летняя гроза вдруг затопляет ямки.Вода впитается. Я пробовал прощать,и вот мечусь нетвердойпесенкой трубы по джазу жизни – кто его задумал?Кто? Потому что этой зимоймне опять снился город,в котором я не был вечность.Большие дома и небольшой мой.Улицы резкий крен.Пешеходы, спешащие куда-точерез морось,в короткий световой день.Я ждал тебя под буквой «М».В те встречимне запомнилась заплатана твоем пальто,Да долгий вечер,что был как поросльвесны-травы, и вне сезона.Сонные,мы потомвыползали в мир.Восходила луна над крышами,над лесом из необитаемых квартир,что обступил нашу полянуи шумел клаксонамиавто.И не было ничего тишетвоего дыхания, ненаглядная.Кофта,(ничего кроме),наброшенная прямо на кожу,промокла и прилипла.От сырости била неуемная дрожь,когда мы курили «филиппа-мориса» на балконе.Этот город мне никогда не снится летом,но всегда в ознобе от сплошьчавкающей слякотикругом,особенно вдоль набережной серой речки.Или моя память, покрытая белым налетом,не удерживает ничего, кроме этого?Да ещё света – пламя свечекв мякотинад праздничным пирогом.И нет очевиднее загаданного желания.Оно про бабье лето.Оно про отражениетвоего счастья в моём,когда уже ничего не надо.Это осень, если запоминаешь не лица,а только прощание.По ещё мокрой траве, лугом,мы наконец-то бежим бегомза мечтой – ланью.И это скольжение -почти полёт над землей, потому и круглой,чтобы на неё бесконечно падать и падать.И никогда не разбиться.(01.18)

Эпистолярная пастораль

Вот опять наступает срок,и человек сжимается до набора строкв электронной почте.То живёт в письме, то ли ждёт письмаи листает жизнь, что пуста весьма,между дел и прочего.Электронный почеркне шутит наклоном букв,его линия слов не кривит от пота.Убедительность на любой бумагеему сходит с рук.Он не требует выхода в звук.И только фалангипальцевцокают по мостовой кнопок,когда автор ими кричит в пространствос одной дыройкуда ушел человек дорогойили ещё какой.Ну куда деваться?Мы с тобой обезьянкиБрейгеля, прикованные цепочкамиза обручальноекольцо.Там за окном без ставней -Антверпен,машет стягамис башен, он в блесточкахптиц, в шуме причалов,в домиках по лощинам.А над ним такое небо,что светится подоконник, как пыльцойподернутый пылью.Только мы не видим. Это нелепо,что любовь взрослеет морщинамирасставаний.Снова пахнет мимозой конец января,бурей, а потом штилем.Это время листьев, развеянных по газонуузором тайным.Дело рук дождей, ведущих сон на расстрел,как положено, по сезону.А мы всё ковыряем компьютерного упыря,позабыв про птичью трель,заключенные в электро-зоне.Ужели думал в сонмеангелов Создатель,что эта вот компьютерная блажьв пассажиз строк не впустит выдох платья,походку, взгляд? Миражконтакта из клетки в клеткуне выдаст шум касания руки,не передастпейзажни, вопрекипопытке, даже фонане донесет?Там фиолетовой магнолии бутонычто чайный императорский сервиз накрыт на ветках.Зачем нам всёгуденье мировое,когда не им взволнована душа?Пришло письмо, что плыло не спеша.Там, незаточенного,след карандаша.Там почерк,Там ошибки, там живое.Не оцифровывая и не потроша,как безразмерную любовь числом означив,упаковать, послать, принять, обнятьна том конце и не замерзнуть?Не глядя в небо и не видя звёзды,компьютерный палачза неименьем совести свой алгоритм запрячет.Играет мальчик:кажется, так просто —купание на розовом коне.Земля ли, Марс,забытый материк в начале лета —экран анфас.Я научился говорить о том, что спето.Но как пропеть о том, что не?(21.01.19)