Полная версия
Миграция и эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы XVIII-XX вв.
Миграция и эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы в XVIII–ХХ вв. Сохранение национальной идентичности и историко-культурного наследия
Предисловие
Во второй половине XIX – первой половине XX вв. на территории стран Центральной и Юго-Восточной Европы шли процессы массовой миграции и эмиграции как целых групп населения, так и отдельных граждан, связанные с глубокими социально-политическими трансформациями как в России, так и в соседних с ней странах: последствиями войн, территориальными переделами, изменениями границ между государствами.
Следствием массовых миграций являлось появление инонациональных сообществ на территории стран Центральной и Юго-Восточной Европы, имевших ранее моноэтническую структуру, и формирование здесь национальных меньшинств и этнических диаспор. В результате, наряду с позитивными явлениями, обусловленными миграцией (притоком новой рабочей силы, расширением экономических сфер деятельности, развитием образования, культуры) возникает множество проблем как для самих мигрантов, так и для стран-реципиентов.
Крупнейший этап миграционных процессов напрямую был связан с развалом российской империи. Только за период 1917–1923 гг. за пределами России оказались более двух миллионов россиян. На первых порах эмигранты и беженцы из России оседали в пограничных с Россией государствах. Впоследствии многие из российских эмигрантов мигрировали в страны Западной Европы.
Представляется вполне логичным выделить в предлагаемой читателю книге два раздела, первый из которых посвящен особенностям миграционных процессов на территории восточноевропейского региона, а второй – российской эмиграции послереволюционного периода.
В связи с процессами массовой эмиграции российских граждан в 20-е гг. ХХ века в центре внимания российских участников труда находилось изучение особенностей адаптации российских граждан к конкретно-историческим условиям развития различных стран региона, анализ далеко не простых проблем «вживания» в новые социально-экономические и политические условия их существования, различных сторон их жизнедеятельности и личного выбора (образование, культура, церковь, сфера деятельности, положение в обществе, отношения с властями и местным населением). Во взаимосвязи с этими процессами изучались проблемы сохранения национальной идентичности, историко-культурного и духовного наследия своей Родины.
Оказавшись на чужбине, разнородная по своему социальному, профессиональному уровню российская эмиграция пыталась сохранить свою национальную культуру, язык, православную веру, образование на родном языке, национальные и духовные ценности. Десятки, сотни, тысячи представителей русской культуры, искусства, науки, инженерно-технических профессий, православной церкви составили значительный интеллектуальный потенциал в странах их расселения и внесли неоценимый вклад в сохранение национального достояния России за рубежом.
До настоящего времени отдельные сюжеты рассматриваемой темы не раз становились предметом исследований отечественных и зарубежных историков. Однако комплексное исследование в рамках восточноевропейского региона отсутствовали. Наблюдалась явная неравномерность изучения проблемы по отдельным странам Центральной и Юго-Восточной Европы.
Первой попыткой нового комплексного подхода к изучению проблемы явилась публикация сборника статей «В поисках лучшей доли. Российская эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы (вторая половина XIX – первая половина ХХ века)». М.: Изд-во «Индрик», 2009. Предлагаемая читателю настоящая работа продолжает развивать проблемы, поднятые в предыдущем труде.
При подготовке коллективной работы авторами данного труда использовался широкий круг источников: ранее опубликованные новые архивные материалы, мемуары, корреспонденция, русско язычная и национальная пресса, издаваемая в рассматриваемый период в странах Центральной и Юго-Восточной Европы.
Основное внимание было сосредоточено на работе по выявлению документов из фондов по эмиграции Государственного Архива Российской Федерации (ГА РФ), работе с материалами коллекции трофейных документов, находящейся в настоящее время в Российском Государственном Военном Архиве (РГВА), а также с документами из фондов Российского Государственного Архива социально-политической истории (РГАСПИ) и Архива внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Кроме того, участники проекта продолжали работу в зарубежных архивах, в частности, Центральных государственных архивах Румынии, Венгрии, Словении, Франции, а также вели обработку полученного ранее материала из архивов Сербии и Болгарии.
Анализ документов позволил выделить основные направления и сферы деятельности эмигрантов, в которых особенно проявилось русское влияние, сохранились отечественные традиции и наибольший творческий потенциал, рассмотреть проблемы, связанные с ключевой ролью православной церкви, показать вклад российских ученых в развитие науки и образования, раскрыть значительное влияние на динамику изменений в общественной, этноконфессиональной, социокультурной жизни общества большинства стран их пребывания.
Совместная работа авторского коллектива, сформированного из специалистов стран восточноевропейского региона (Албания, Югославия, Болгария, Румыния, Венгрия, Чехословакия, Польша), позволила создать комплексный труд, который может стать основой для дальнейшего изучения Русского Зарубежья и проблем миграции и эмиграции в странах Центральной и Юго-Восточной Европы.
В современных геополитических условиях изучение проблем, связанных с миграцией населения, особенностями формирования и положения различных диаспор, адаптации мигрантов к конкретно-историческим условиям развития стран и регионов, вопросы их интегрирования и вживания в новую среду, сохранения национальной идентичности и наследия родины остается весьма актуальным.
Часть I
Миграция и эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы.
Адаптация и сохранение национальной идентичности
Б. Й. Желицки
Центральная Европа: проблема общности исторических судеб и региональной идентичности её народов
(в свете исторического опыта венгров и других народов восточноевропейского региона)
В понятие «Центральная Европа», – под которым подразумевается один из географических или исторических регионов Европы, – вкладывается различный смысл. С середины 40-х годов прошлого века этот термир вообще встречался разве что в трудах историкой-исследователей, занимавшихся изучением Центральной (Серединной) Европы. Сложившаяся ситуация обясняется, прежде всего, наступившими в Европе после войны геополитическими переменами, а также тем обстоятельством, что понятие «Центральная Европа», если и не отождестлялось, то во всяком случае ассоциировалось с небезызвестной германской концепцией «Mitteleuropa» («Миттель-Европа») и гитлеровской попыткой расширения имперского жизненного пространства (Lebensraum) для Германии. На самом деле такие понятия, как «Центральная Европа», «центральеноевропейский регион», «центральноевропейская идея», «центральноевропейская идентичность» имеют более обёмное и богатое содержание.
В геополитическом смысле Центральная Европа в условиях существования Потсдамской системы будучи разделенной на две части, практически войдя в состав соответственно Западной и Восточной Европы, на время утратила свое былое значение самостоятельнеого региона Европы, а термин оказался вытесненным из обихода, из и политической литературы.
Процесс размывания границы между двумя политическими системами, – которая десятилетиями именовалась «железным занавесом» и находила символическе выражение в возведении берлинской стены, – начался, как известно, еще в конце 1970-х годов, а в условиях второй половины 1980-х по мере смягчения международной напряженности он усиливался, завершившись в 1989 г. уничтожением берлинского символа разделенности Европы. Процесс преодоления противостояния и сближения стран с различными общественными системами призвал к жизни и тлеющую центральноевропейскую идею. Именно в те годы и заговорили тогда в постсоциалистических странах Центральной Европы о региональном союзе государств, а затем о «возвращении» в Европу, об «общеевропейском доме» и т. д.
Таким образом, в отличие от геополитического, более стабильным и постоянным, но в то же время специфическим можно считать фактор региональной принадлежности, идентичности проживающего в регионе Центральной Европы населения. Следут отметить также, что в общей системе идентификационных ценностей, как на то справедливо указал известный российский специалист М. Н. Губолго, важнейшая роль принадлежит трем идентичностям – национальной, региональной и конфессиональной. Региональная идентичность, по его определению, означает «привязанность населения к месту (региону, стране) проживания и лояльность к установившемуся на этой территории (в этом регионе) государственному устройству и к национальному составу его территории»1. Данное определение региональной идентичности вполне приемлемо и в отношении Центральной Европы, с тем уточнением, что в национальном и конфессиональном плане этот регион остается стабильным, независимо от изменений государственно-политического устройства на протяжении столетий.
Определенный ренессанс центральноевропейской идеи на рубеже в 80–90-х годов ХХ века явился новым выражением региональной самоидентификации ряда народов, населяющих страны географической Центральной Европы. Конечно, самоидентификация народов – понятие многоплановое, имеющее различные уровни, однако, оно так или иначе выражает, прежде всего, принадлежность людей к определенной исторической общности, которая складывалась веками и возрождается в изменившихся исторических условиях. Для того, чтобы понять исторические корни центральноевропейской идеи, осознать, почему в европейских странах «реального социализма» на новом историческом витке вновь вернулись к понятию Центральная Европа, к центральноевропейской идее, целесообразно обратиться к конкретному историческому опыту, хотя бы на примере одной из стран этого региона, Венгрии. Ведь ренессанс центральноевропейской идеи, её возрождение, безусловно, связаны с общностью исторических судеб живущих в этом регионе народов.
Проблемы определения центральноевропейской региональной принадлежностиПрежде чем подойти к конкретному анализу поставленной проблемы необходимо подчеркнуть, что в географическом смысле издавна существовало традиционное региональное деление Европы на Западную, Центральную и Восточную. Однако, определение чётких границ региона Центральной Европы, как и составление исчерпывающего перечня этносов, населяющих это пространство (ввиду его узкого или расширительного толкования), в равной мере остается затруднительным, проблематичным, ибо существуют различного рода подходы к регионализации европейской части континента.
Определение границ Центральная Европа не имеет чётких природных рубежей, а имеющиеся редко совпадали с политическими границами даже в прошлом. В историческом развитии были периоды, когда Центральная Европа в условиях столкновения интересов великих держав играла роль буфера между ними либо становилась ареной их соперничества, но случалось, что, как уже отмечалось, часть её территории была интегрирована в более крупные государственно-политические образования.
Для региональной идентификации особую сложность представляют, естественно, периферийные районы Центральной Европы, т. е. образующие своеобразную пограничную полосу, примыкающую к Западной и Восточной Европе. Они временами не просто оказывались в буферном состоянии, но и вынуждены были адаптироваться к существованию с титульными народами, что вызывало у населения таких районов Центральной Европы чувство незащищённости, нестабильности, придавало их жизненным условиям черты переходного периода и вызывало соответствующие идентификационные проблемы как национально-государственного, так регионального характера.
Более четкими для опредения границ Центральной Европы могут показаться религиозно-культурные, языковые, исторические признаки. Но они достаточно условны, о чем писал венгерский литературовед Чаба Д. Кишш в одном из аналитических работ, посвященных Центральной Европе 80-х годов ХХ века: «Одной из характерных черт Центральной Европы является то обстоятельство, что нельзя точно знать, где находятся её границы. С языково-культурной, следовательно литературной точки зрения точно известно лишь то, что она имеет одну немецкую половину, а её вторая часть связана с судьбой средних и малых народов, начиная от поляков, чехов, словаков, венгров до словенцев, примыкающих к хорватам, сербам, румынам и болгарам, а на серере, востоке и юге и к другим переходным зонам, начиная от финнов и прибалтийских народов, продолжая белоруссами и украинцами, заканчивая греками»2. Анализируя высказывания писателей Центральной Европы о своем регионе, он обратил внимание, как на трудности определения границ этой серединной части Европы, так и на многоязычие центральноевропейской культуры, одним из духовных центров которой в прошлом обоснованно называет Вену, дополняя список также Прагой, Будапештом, Краковом и Триестом.
Другой венгерский исследователь, историк Петер Милетич, касаясь политической географии Центральной Европы и отмечая сложность проведения её чётких границ, также обратил внимание на этническое и языковое многообразие региона. Он с «географической и политической точки зрения» к Центральной Европе причисляет Австрию, Венгрию, Германию, Чехию, Польшу, Словакию, Словению, Швейцарию и Хорватию, исключая из этого списка Румынию3. Свою позицию этот ученый, занимающийся исторической географией, мотивирует тем, что нынешняя Румыния разделена Карпатским хребтом на две части, а по своим историческим традициям тесно связана с Балканами, тяготея к ним цивилизационно. Вместе с тем он считает, что с учетом отсутствия чётких естественных географических границ существуют также примыкающие пограничные зоны, которые позволяют расширительно толковать границы центральноевропейского региона. Такими переходными территориями на юго-востоке могут считаться Румыния и Сербия. В отношении постсоветских прибалтийских государств, которые сегодня многие также причисляют к Центральной Европе, автор отмечает, что они в прошлом функционировали как буферная полоса и представляли собой специфическую периферию между северным, восточным и центральноевропейским регионами Европы. Он, хотя не оспаривает традиционные связи этих государств с центральноевропейским пространством, не считает их принадлежащими «к континентиального характера Центральной Европе». несмотря на их приобщение к Евросоюзу. Согласно проведенным им подсчётам из 169 млн. 197 тыс. 508 жителей Центральной Европы 52,92% составляют немцы, 34,96% славянские народы, 5,75% венгры, 6,37% представители прочих народов4, которые с полным правом могут претендовать на центральноевропейскую региональную идентичность. Очевидно, что наряду с территориальными, экономическими и геополитиическим факторами в определении центральноевропейской принадлежности в данном случае не последнее место принадлежит историко-культурному и религиозному критерию, так каа все перечисленные П. Милетичем группы населения региона относятся к христианской ветви европейской цивилизации.
Если попытаться определить какие основные центральноевропейские модели или проекты существовали в прошлом, то, следует обратить внимание на германскую и австрийскую школы, а также на венгерские и польские подходы к изучению проблемы, не забывая при этом об американском толковании еврорегионов.
Германская политико-географическая школа с 40-х годов XIX века, пытаясь легитимировать растущие великодержавные устремления Германии, определяла как ведущую роль германских народов, немецкого языка и культуры в центральноевропейском пространстве, подразумывая под этим в узком толковании Германию и территорию Австро-Венгрии. Несомненный приоритет и организующую роль немецкой культуры в этом пространстве обосновал ещё в 1841 г. Ф. Лист. Вслед за ним появился план Ф. Неуманна («Миттель-Европа», 1915 г.), основой которого оставалось то же самое пространство, однако в расширенном варианте: границы региона предусматривались, исходя из экономико-политических и властных интересов Германии5.
Впрочем, родоначальником плана «Миттель-Европа» считается всё же генерал К. Ф. фон Кнесебек (1768–1848), который ещё в 1814 г., после победы над Наполеоном пришел к выводу, что для установления баланса сил в Европе необходимо создать Центральноевропейский союз из немецких государств, а также Австрии и Италии, при поддержке Великобритании. Реализация этого замысла, с учетом существования Оттоманской империи, по мнению генерала, позволила бы помешать сближению России и Франции и изолировать Россию, на которую смотрели как на великую державу, стремящуюся к мировому господству. То есть, создание такого союза предполагало «защиту Европы от Востока»6. План фон Кнесебека не учитывал интересы народов Центральной Европы, а следовательно, не мог стать объединяющей идеей для стран и народов региона несмотря на то, что мысль об общности судеб и культур, о необходимости сплочения сил была и оставалась им близкой.
Несостоятельность вышеназванного плана выявилась сразу же после Венского конгресса 1815 г., когда попытка известного австрийского политика К. Л. Меттерниха создать новую систему безопасности в Европе путем объединения германских государствах под эгидой Вены встретила сопротивление со стороны великих европейских держав. После революции 1848 г. Австрия (заметно ослабевшая, потерявшая итальянские земли) уступила Пруссии в споре за право выступить в качестве собирателя немецких земель. Они были, как известно, объединены в 1871 г. О. Бисмарком, так что в итоге именно имперская Германия стала носительницей идеи по реализации плана «Миттель-Европы». В окружении канцлера большое внимание уделялось созданию единой таможенной политики Германии, Австро-Венгрии, Италии и Франции. Эта политикапреследовалацельпереориентацииторгово-экономических отношений четырех стран на взаимное сотрудничество.
Если поначалу интересы великих держав в Центральной Европе регулировались международными договорами, гарантировавшими стабильность и равновесие в регионе, то позже такая функция перешла к Австро-Венгрии, а затем все больше – к окрепшей Германии. Немецкие экономисты с конца 70-х годов XIX в. от идеи протекционистской таможенной политики эволюционизировали к глобальной геополитической концепции «Миттель-Европы», в основу которой легла идея тесного экономического сотрудничества всех государств региона. Они считали, что если Германии не удастся объединить центральноевропейское пространство под своей эгидой, то в мире со временем утвердится господство трех империй – Великобритании, США и России. Австро-Венгрия, которой эта идея в случае реализации обещала прекращение конкурентной борьбы с Германией и определенную изоляцию России на Балканах в политической и экономической сферах, сочла возможным пойти на такую интеграцию с немцами.
Мирные условия, экономический и культурный подъем 70–90-х годов XIX в. способствовали укреплению регионального сознания центральноевропейцев, однако последующее ослабление Австро-Венгрии, раздираемой межнациональными противоречиями, вскоре привело к усилению германского влияния во всем регионе. Начались известные потрясения, в итоге вылившиеся в две мировые войны. Уже с началом Первой мировой войны в планах Германии произошли качественные сдвиги от чисто экономических устремлений к великогерманским идеям создания «Великой Центральной Европы»7. Впрочем, их реализация также имела экономический аспект, предполагая образование единого экономического пространства, к ядру которого предполагалось постепенно привлечь (наряду с Австро-Венгрией) также Голландию и Швейцарию, четыре скандинавских государства (в том числе Финляндию), а также Италию, Румынию и Болгарию.
Логическим дополнением, а точнее своеобразной альтернативой «миттель-европейскому» плану, в конце 1920-х годов стала идея «пан-Европы»8. Она предполагала не немецкую, а французскую гегемонию на континенте. Однако Германия снова включилась в борьбу за регион, обновив центральноевропейскую идею, что по сути означало установление экономического господства над должниками – малыми государствами региона, оказавшимися без должных рынков сбыта аграрной продукции. Это и дало Германии возможность вовлечь их в свою сферу.
На рубеже 1920–1930-х годов появилось немало других, созданных французской и английской дипломатией планов, нацеленных на установление экономического сотрудничества отдельных стран в Дунайском бассейне (план чехословацкого политика Э. Бенеша относительно чехословацко-венгерско-австрийского сотрудничества; французский план, предполагавший последующее присоединение к трем вышеназванным государствам Румынии и Югославии). Все эти планы так или иначе преследовали цель отстранить Германию от вмешательства в дела региона и помешать ей использовать центральноевропейские страны в собственных интересах9.
В 1933 г. открылись возможности для реализации плана «Миттель-Европа», несмотря на то, что вариант, предложенный Ф. Науманном, казался Гитлеру слишком «демократичным» и ограниченным. Устремления фюрера были направлены на создание «великого экономического пространства», что, естественно, предполагало полное установление германской гегемонии над странами Центральной и Юго-Восточной Европы. Но даже самый умеренный «миттель-европейский» вариант германской гегемонии, по определению венгерского историка-экономиста Д. Ранки, создавал для малых народов, живущих между русским и германским колоссами двойственную ситуацию: Германия была как стимулятором, подталкивающим к экономическому развитию, так и силой, экономически эксплуатирующей и политически подавляющей этот регион10. Не только прогабсбургский (связанный с господством Австрии, а потом Австро-Венгрии), но прогерманский («миттель-европейский») вариант центральноевропейской идеи оказались чуждыми для большинства народов региона. Реализация последнего варианта предполагала экономические выгоды и процветание, но в итоге он превратился в корыстное использование германскими имперскими кругами природных и экономических ресурсов региона, что влекло за собой немало отрицательных последствий.
В 1930-е годы традиционная политичкская карта «Миттель-Европы» была, как известно, официально расширена за счёт т. н. «Междуевропы» («Zwischrneuropa») – малых государств, расположенных между Германией и Восточной Европой: Центральная Европа граничила с СССР, примыкая к Балканскому полуострову, который в германском толковании именовался подрегионом «Südostraum» («Юго-Восточное пространство»). План Неуманна в дальнейшем послужил основой для идеологического обоснования гитлеровского похода против Совесткого Союза. В 1936 г. немецкий исследователь В. Бауэр опубликовал работу под названием «Центральная Европа», в которой границы региона на юге и востоке были обозначены уже до линии Констатнинополь–Одесса включительно11. Такое расширительное толкование региона, появившись в кризисных условиях, сделало Германию центром столкновения западной и восточной цивилизаций, тем самым предусматривая и обеспечивая ведущую роль этого государства.
В представлении новой австрийской геополитической школы (А. Мок, Э. Бушек, А. Пеликан, У. Альтерматт) Центральная Европа и центральноевропейская идея в 80-е годы ХХ века пережили свой ренессанс. При этом австрийские подходы основывались на географичеком факторе и исторической роли Австро-Венгерской монархии, что давало возможность Австрии стать объединяющей силой в регионе. Однако отдельные представители школы считают ошибочными попытки сделать Австрию центром нового сплочения региона, ссылаясь на уроки 1848, 1918 гг. А. Пеликан, в частности, подчёркивает, что после 1918 г. Австрия была исключена из состава Восточно-Центральной Европы, и лишь после 1955 г. окрепла её западная ориентация и в стране укоренилась австрийская идентичность малого государства. Альтерматт определяет границы Центральной Европы во времени и пространстве на основе географического принципа, отмечая, что географические рамки Западной Европы окончательно установились между 1000–1300 годами, а Восточная Европа возникла лишь после упадка Византии. Промежуточное пространство между ними он и считает Центральной Европой, которая по его мнению является экономической периферией Запада, в ХIV веке подвергшейся геополитическому давлению Оттоманской империи12.
