Лекарство (#1)

В целом все не так плохо. Бóльшая часть группы относится ко мне дружески (кроме Гарсии, которая почти ни с кем не общается), а вот со Скретчем приходится нелегко, не говоря уже о Блэквуде, который меня на дух не переносит. И не меня одну. Человеческий род ему противен в целом. Один раз после привала Раквелл складывал рюкзак и забыл метательную звездочку (сюрикэн, как мне позже объяснил Уилл). И вот что ему сказал Блэквуд:

– Оружие – сущность сиринити. Тем, кто не умеет с ним обращаться, не место в отряде.

Я тогда еще долго метала в него укоризненные взгляды.

– Можно было и повежливее.

На лице Мирилин мелькает кривая ухмылка.

– Можно подумать, ему известно, что это. Он Верховный Жрец и не должен заморачиваться такими мелочами.

Ее голос отдает металлом, будто она не о родственнике говорит, а об отъявленном разбойнике.

– Ты не одобряешь того, что твой брат Верховный Жрец?

Слово «брат» вызывает у нее странную реакцию. Если бы словом можно было дать пощечину, уверена, на ее щеке остался бы алый след.

– Это не мне решать.

– Зачем он тогда с нами пошел? Уверена, в поместье есть и другие лидеры.

– Есть, но только один из них был на Другой стороне.

Блэквуд бывал за стеной? Моему удивлению нет предела. Я-то думала он здесь по приказу Кристиана. Оказывается, он единственный, кто знает дорогу. Сколько же ему лет? Как он еще не рассыпался в прах. Ну почему из всех в поместье это должен быть именно он? Будто судьба насмехается надо мной, сталкивая нас спинами друг к другу.

– В любом случае я не могу ничего изменить.

Необычно слышать подобное от единственного человека, способного повлиять на Блэквуда. Способного, но не желающего. Похоже, ей вообще плевать. Это странно. Он ведь ее семья как-никак. Как бы сильно я ни ссорилась с Эми, она останется моей сестрой. Другой у меня нет и не будет как бы сильно ни было мое желание. Пока одна мысль тянет за собой другую, я изрядно отстаю от группы. С трудом могу разглядеть спину Уилла. Пытаюсь их догнать, но что-то не дает мне покоя. Мирилин. Я не видела, как она меня обгоняла. Решаю повернуть назад и проверить, когда за первым же холмом вижу ее, скрюченную на снегу. Тело занемело, ладонь судорожно вцепилась в куртку.

– О боже… Помогите! Сюда!

Впереди лишь размытые силуэты. Слишком далеко.

– Мирилин, ты меня слышишь?

Ее кисть дрожит, пальцы скрутило в болезненном спазме. Горло сжимается, выдавливая сиплый хрип. Она не может дышать!

– Скажи, мне что делать?

Рука тянется по земле, словно пытается мне что-то показать. Прослеживаю за ее взглядом и понимаю, чего она хочет. Сумочка! Она висит на краю обрыва. Наверное, там шприцы. Бегу к ней, но сбавляю скорость. Так скользко. Одно неловкое движение, и я могу оказаться на дне оврага. Аккуратно ползу к краю, тянусь к кожаному ремню. Почти, еще чуть-чуть. Нога соскальзывает. Сумка катится вниз, а я еле успеваю удержаться на краю. Черт! Бегу обратно к Мирилин и нахожу ее изнывающей в конвульсиях. У нее судороги! Она хватает ртом воздух, но тот бесследно испаряется. Что же делать? Она ведь задохнется! Стоило только над ней склониться, как что-то откидывает меня в сторону. Блэквуд появляется из ниоткуда, вытаскивает из кожаного футляра вытянутый металлический предмет, похожий на ручку с длинным шипом. Шприц для инъекций, соображаю я. О нем рассказывал Кристиан. Он действует быстро, как машина, механизм, который оттачивался годами. Закатывает рукав, вонзает иглу, и багровая жидкость испаряется из ампулы. Минута, и рот Мирилин вдыхает воздух. Она дышит! Слава богу!

– Что ты сделала?

Не успеваю стряхнуть снег с куртки, как руки Блэквуда впиваются в нее.

– Ничего.

– Что ты сделала?

– Я ничего не делала! Я пыталась ей помочь!

– О любой опасности сообщать мне! Никогда не пытаться решить проблему самостоятельно. Это ясно?

– Я просто…

– Я спрашиваю, это ясно?

– Да! Я… поняла.

Собираюсь извиниться, но Блэквуд даже слушать ничего не хочет. Просто уходит, а я еще долго не могу поверить в то, что видела. Ее взгляд, раскрытый в немом крике рот, перекошенная челюсть. Такое лицо бывает у человека на грани смерти. Застывшее, серое, как воск старой, выгоревшей свечи. Она не боялась боли. Она боялась умереть и, похоже, не без причины. Теперь я знаю, что собой представляет приступ сангвинаров, и с уверенностью могу сказать: ничего ужаснее в жизни я еще не видела.

****

Мы разбиваем лагерь, хоть это и не входило в наши планы. Блэквуд предусматривал устроиться на вершине горы до наступления темноты, но из-за непредвиденной задержки придется остановиться прямо здесь. Зверский холод, разыгравшийся к ночи, выбивает меня из сил. Ложусь спать, даже не ужиная, хотя и проголодалась. Не столько из-за усталости, сколько из-за нежелания встречаться с коннетаблем. Увидеть еще раз этот взгляд, разделывающий меня на кусочки без ножа? Нет, спасибо. Одного раза на сегодня хватит. Позже что-нибудь перехвачу. Утро встречает нас снежным ливнем. Когда мы собираем вещи, замечаю одну странную вещь – замшевую кобуру со шприцами на подушке Мирилин. Еще вчера ее не было. Она сказала, что это, наверное, запасная порция Лима или Уилла, хотя те даже не поняли, когда она спросила.

Наивысшая точка скал достигнута, теперь курс вниз. Погода меняется, как только мы начинаем спуск. Чем больше мы углубляемся внутрь скалы, тем слабее становится вой ветра. Горы накрывают нас с головой, подарив недолгую, но такую блаженную передышку. Так было, пока мы не вышли к ущелью глубиной не меньше километра. Вид небывалой пропасти под ногами заставляет картинку перед глазами расплыться, как кусочек масла на солнце. Не стоит даже представлять, что будет, если кто-либо из нас свалится вниз. Перебраться на другую сторону можно через подвесную переправу, но я сомневаюсь, что это реально. Мост выглядит не просто старым, а допотопным. Доски прогнили, сдвинулись, местами провалились. Ни у одного человека язык не повернется назвать эту затею безопасной. Но Блэквуда это не смущает, и, так как другого перехода поблизости нет, деваться некуда.

Я буквально перебегаю на другую сторону. Так быстро, что на последней доске спотыкаюсь и чуть не кувырком вываливаюсь на землю. К счастью, этого никто не замечает, потому что внимание всех направлено на Лима. Пока я пыталась не упасть лицом в грязь, стражи уже разложили рюкзаки и сели вокруг костра. Правда, что они делают и зачем Лиму горстка камней, я не понимаю. Вначале мне кажется, что он просчитывает маршрут или что-то в этом роде, но когда спина Гарсии отодвигается, я понимаю – к путешествию это не имеет никакого отношения.

– … ни одного. Кто следующий?

Скретч бросает в центр пригоршню булыжников.

– Пять.

– Ха, – хмыкает Лим, растягивая губы в насмешливой ухмылке, – твои пять с моей восьмеркой и рядом не стояли. Но так и быть. Ставка принята.

Гарсия мнется на месте.

– Я… У меня три.

Ее рука тянется к центру, но не успевает разжаться, как Скретч подается вперед.

– Кого ты пытаешься надурить?

– Я… я не вру. У меня трое!

– Ты и одного завалить не сможешь. Уж лучше сиди и помалкивай, раз поставить нечего.

Гарсия оседает, как сдутый шарик. Пятеро, трое… интересно, о чем они говорят? И причем здесь камни?

– Это какая-то игра?

– Вроде того, – кивает Лим. – Мы называем ее Дрогни.

– Можно с вами?

Скретч взрывается заливистым смехом.

– Понимаешь, – Лим неловко потирает шею, – для игры важно, сколько моровов ты погубила. Это твое ставочное число. А поскольку на твоем счете ни одного, тебе и нечего ставить.

– А в чем смысл игры?

Этот вопрос заставляет его воодушевиться. Видимо, игра ему по душе.

– Правила придумали мы сами. Каждый из игроков ставит на кон сумму убитых им моровов за последнюю неделю. В качестве фишек мы используем камни, так как они всегда под рукой. Ставки принимает ведущий (кстати, это я) и скидывает в банк, – он указывает на кучку гальки в центре. – Затем бросается жребий. Для подачи используется горстка палок, количество которой равно количеству игроков. Ведущий чертит круг на земле, перемешивает прутья и высыпает в центр. Число пруток, попавших в центре указывает на победителя.

Разговор о истреблении моровов выводит меня из колеи. Понимаю, они монстры, но жалко их убивать, когда можно вылечить. Правда, не всех. Уилл рассказывал мне, что есть моровы, которые перенесли обращение с минимальными потерями и те, кто полностью потерял человечность и всякую связь с живым миром. Таких стражи называют дикими. Их уже не спасти.

– А что, если у нескольких игроков одинаковое количество убитых?

– Тогда начинается самая интересная часть игры – поединок. Участники с одинаковым числом должны сразиться друг с другом, чтоб отвоевать право на победу. Победителем объявляется лучший боец.

Сражаться друг против друга? Это же варварство. Даже если выпадет борьба со Скретчем, который не нравится большей части компании. Он ведь свой и драться с ним было бы в некотором роде предательством. Но, видимо, для стражей это достойное развлечение. Что ж, хлеба и зрелищ.

– Сейчас увидишь, – Лим засчитывает ставки Тори и Уилла, который, оказывается, убил на прошлой неделе аж пять моровов (браво, Уилл).

– Ставки приняты, переходим к жребию.

Лим чертит на земле дугу прутиком. Затем ломает его на восемь частей (Мирилин, Гарсия, Блэквуд и я не участвуем), трясет в зажатых руках и разжимает. Три ветки выпадают за пределы земляного кольца, пять – остаются внутри. Выигрышное число – пять. Сегодня это число поставило три участника – Скретч, Раквелл и Уилл. Значит…

– Три участника будут сражаться в честном бою. Да начнется турнир!

Боевая тройка становится стойку и по сигналу ведущего начинается зрелище. Первым атакует Уилл. Хочет застать Скретча врасплох, но тот уклоняется и набрасывается на Раквелла. Два клинка встречаются в воздухе клубком искр. Раквелл хорошо держит защиту, но Скретч гораздо сильнее. Каждый его удар отодвигает противника на пару сантиметров. Удар справа, и тот оседает, слева – падает на колено, сверху – роняет оружие. Лим подает сигнал – один игрок выбыл. Осталось двое. С таким же запалом Скретч бросается на Уилла. Чувствую, как напрягаются мои плечи. Взмах кинжала – мимо, выпад – металл о металл. Уилл отлично держит позицию и по силе удара не уступает Скретчу. Боковой выпад, переворот, вихрь лезвием. Переживание нарастает с каждым скрежетом железа. Поворот – и лезвие Скретча отрезает прядь серых волос, оставляя на щеке Уилла царапину. Сама не замечаю, как оказываюсь на ногах. Внутри все сжимается. Только сейчас понимаю, как сильно я переживаю за Уилла и за то, что с ним может сделать Скретч. Знаю, он его не убьет, но ранить может. Это же Скретч. Он может и руку отрезать, списав это на неловкость противника. Волнение усиливается, когда рука Уилла дрожит под напором клинка и вспыхивает пороховой бочкой, как только тот чуть не оступается.

– Давай, Уилл. Ты сможешь!

Клинок Скретча врезается в рукоять кортика Уилла, но момент, когда из моего рта вырывается клич, становится роковым. Скретч пользуется секундным промедлением Уилла, выбивает оружие на землю и сбивает с ног. Уилл не успевает сориентироваться, как в его горло упирается сверкающее лезвие.

– И наш победитель, – Лим подходит к Скретчу и вздымает его руку, – Скретч Пендлтон!

Жиденькие аплодисменты дают понять, что никто особо не рад такой победе. Думаю, не одна я болела за Уилла. И нужно было закричать? Чего я только переживала. Это ведь не настоящее сражение, а игра. Но почему-то мне казалось, если Уилл оступится, Скретч снесет его голову с плеч. Хвала богам, этого не произошло.

– Извини, что отвлекла.

На лице Уилла расцветает довольная улыбка. Видимо, царапина на лице его не сильно волнует.

– Приятно знать, что у меня есть болельщики.

– Правда, слегка импульсивные и не всегда вдумчивые. Но ведь это в…

– … всего лишь игра.

Каждый раз, когда он так делает, меня охватывает чувство, что мы похожи и мыслим одинаково. Не нужно даже объяснять. Это так странно. Мы ведь только неделю как знакомы.

– Ты полегче с ним, ладно?

– С кем?

Прослеживаю за его взглядом и тут же понимаю, о ком идет речь. Блэквуд. Следит за нами со своего темного угла, как хищник, выслеживающий свою жертву.

– Может, тебя это не сильно утешит, но он так со всеми.

– Ты прав. Не утешает.

Он стряхивает грязь с колен.

– Однажды, когда мы выслеживали моровов в лесах Алабамы, нам нужно было перейти через реку. И он заставил меня прыгнуть первым.

– И что?

– Я не умею плавать. Помню, тогда Лим меня еле откачал.

– Боже… Зачем он это сделал?

– Потому что я ему не нравлюсь или чтобы продемонстрировать власть, или он просто любит мучить людей.

– Зачем ты мне это рассказал?

– Не знаю, – его пальцы пробегают по беспорядочным волосам, – подумал, ты должна знать, с кем имеешь дело. Постарайся не выводить его из себя, ладно? И вообще, держись подальше. Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Его забота – бальзам для моего исцарапанного самолюбия. Но почему-то мне кажется, что он говорит это не просто так.

– Ты что-то знаешь?

– С чего ты…

– Лгун из тебя никудышный. Давай, рассказывай.

– Не думаю, что могу делиться подобным.

– Я должна знать, с кем имею дело. Разве нет?

Он почесывает затылок, тянет время, как резину, но все же уступает.

– Ладно, только я тебе ничего не говорил.

Киваю и жду продолжения.

– Знаешь, о Верховном Жреце много грязных сплетен ходит. Всем известно, что он ничем не побрезгует ради достижения цели.

– Не тяни.

– Словом, в поместье уже давно закрался слух о том, как именно он заполучил этот пост. Давным-давно, еще до возведения стены, он… убил свою семью. Конечно, его не поэтому назначили, но говорят, это сильно повлияло на решение Старейшины, который искал жесткого и непоколебимого помощника, готового на все ради общины. Именно он назначил его в Верховный Совет.

– Что за чушь. Как на такое можно пойти?

– Не знаю. Времена тогда были жестокие. Сиринити жили на улице, как беглецы. Тем, кто стремился пробиться в Верхориат, приходилось выжимать из себя все соки.

Едва могу закрыть рот от удивления. Такого я точно не ожидала.

– Каким зверем нужно быть, чтобы убить свою семью?

– Не всю, – смущенно опускает он глаза, – только родителей и брата.

– И ты в это веришь?

– Раньше не верил, – он присаживается на рюкзак, – но глядя на Верховного Жреца, это не кажется абсурдом. Думаю, он на все способен.

– Кто еще об этом знает?

– Все. Но молчат, потому как знают, что с ними в противном случае будет.

Не верю ушам. В последнее время они часто меня подводят, но это выходит за всякие рамки.

– А что говорит Мирилин?

– Ничего, – выдыхает напряжение он, – Она делает вид, что у нее нет брата. Притом сколько я ее помню.

– Это странно.

– Может, но это лишь доказывает правдивость слухов. Какая сестра будет поддерживать брата, погубившего их родных?

Потираю лоб, словно хочу стереть с него стресс. Не верится. Блэквуд, конечно, до жути неприятный тип, но убить своих родителей, да еще и брата… Для этого нужно быть либо серийным убийцей, либо чокнутым, а то и все вместе. То, что он стражей до смерти запугал, ничего не доказывает. В конце концов, для страха много не нужно. А вот убийство – уже серьезное обвинение.

Привал окончен. Пора отправляться в путь. Небо окрашивается в сине-сиреневые цвета, а, значит, ночь не за горами. У нас есть пара часов, чтоб добраться до стены. Если не успеем до темноты – придется возвращаться к ущелью. По словам Сэта, оставаться на ночлег возле границы – самоубийство. Никто не знает, какие напасти нас могут там поджидать. Поэтому лучше не медлить. Чем дальше уходим в скалы, тем непонятнее становится дорога. Сначала мы углубляемся вниз, потом спускаемся со склона, затем снова взбираемся наверх по узким проходам на краю скалы. Темнеть начало гораздо раньше предположенного. Мне это не нравится. Это как-то ненормально. Солнце только начало садиться, а в воздухе уже веет ночной прохладой. Всплеск ветра отдается шорохом за спиной. Что это? Я снова что-то слышала или… Не пойму. При такой погоде сложно вообще что-то сказать наверняка. Может, это животное или птица, или… трусишка-Сильвер придумывает оправдания, чтоб быстрее отсюда убраться. Неправда. Я не трушу, но все же подхожу ближе к Уиллу. Так, на всякий случай. Это всего лишь предосторожность, ясно вам?

Мы покинули лагерь не больше часа назад. Тогда почему так темно, словно уже далеко за полночь? Спрашиваю об этом Уилла, но он только кивает куда-то вверх. Впереди скала, нависла над нами, как огромный каменный зверь. Настолько необъятная, что деревья на ее фоне кажутся игрушечными фигурками. До того высокая, что перекрывает собой солнце. Ее вид вызывает у меня ступор. И не у меня одной. Последний выступ. Мы обходим гору по тонкой полоске земли. От ощущения близости с высотой внутри поднимаются все потаенные страхи, и вот я уже лечу вниз, слышу хруст своих костей, душераздирающий крик стражей наверху, осыпающих меня камушками из-под мешкающих подошв. Чувствую, как тело разрезает на части порывистый ветер, а костюм мокнет от крови. К счастью, ничего такого не происходит. Мы благополучно перебираемся на другую сторону, и я с удивлением понимаю, что перед нами и есть та самая стена, о которой столько говорили сиринити. Глазам своим поверить не могу! Издали она кажется громадной, но вблизи еще больше, будто непомерных размеров скала, чей пик утопает в дымке. Словно нет ей конца, а если есть, то так высоко, что врезается в само небо. Человеческим взглядом его разглядеть невозможно. Это пугает и будоражит одновременно. Не представляю, каким масштабным было строительство. Как человек вообще может построить подобное? Это невероятно. Шаг за шагом мы подступаем ближе, осторожно, словно боясь спугнуть дремлющее зло. Вблизи материал точь-в-точь горная порода, только гладкая, полированная, будто выточенная прямо из скалы. Если бы не знала, то подумала бы, что это и есть гора. Вот только металлическая арка с двустворчатым дверным полотном в два раза больше меня разрушает эту иллюзию. Врата. Так вот, какие они. На металле инкрустированный витиеватый узор. В центре – круг со странными отверстиями. Двенадцать, как чисел на циферблате. По обе стороны – вышки из такого же материала. Под ними какой-то механизм. Куча рычагов и шестеренок разных размеров, а на них цепь, обвивающая проход по всему периметру. Вышка слева соединяется железным тросом с вышкой справа. Не представляю, что с этим всем делать. Было бы настоящей удачей, если б кто-то знал, как устроен это древнее приспособление. К счастью, этот «кто-то» среди нас.

– Передышка десять минут, – Блэквуд сбрасывает вещи на землю. – Соберите необходимое снаряжение, остальное оставьте здесь.

Все одновременно снимают рюкзаки. Достают кинжалы, прячут в ножны мечи, скручивают веревки… и это все? Никаких тебе объяснений? Развернутых изложений, деталей, в конце концов? Да уж, многословным Блэквуда не назовешь. Пока наш коннетабль разбирается с круглой пластиной в середине врат, а стражи перебирают снаряжение, решаю немного передохнуть. Что-то не дает мне покоя. Мне все время мерещится, будто за нами кто-то наблюдает, хотя это невозможно. Скрежет, хруст веток. Я слышала это всю дорогу от начала подъема, слышу и сейчас. Наверное, это усталость. Делаю вдох, медленно выпускаю воздух, но это не помогает. Треск не прекращается. Призрачный шелест, шум падающих камней. Такой тихий, но такой реальный. Будто и не в моей голове.

– Назад!

Крик одергивает меня, прежде чем успеваю посмотреть вниз.

– Беги!

Что такое? Все вдруг мчат к обрыву, отталкивают меня назад, а я до сих пор не понимаю, что происходит. Пока из-за края ущелья не показывается когтистая рука. Ужас становится настолько явным, что спускается мурашками по онемевшей коже. Этот шум. Мне не показалось! Это моровы! Стражи бросаются в атаку. Визг металла, вой, человек с залитыми кровью глазами валится на землю прямо у моих ног. Лим делает переворот, и перерезает морову глотку. Чувствую солоноватый-ржавый привкус на губах. Боже, кровь! Везде! Плещет в стороны, омывает землю. Увиденное парализует не только мозг, но и ноги. Самым разумным было бы спрятаться, ведь я стою в центре бойни, но я не могу. Тело словно окаменело. Они здесь. Не могу поверить даже сейчас, наблюдая, как они цепляются стражам в шеи. Неужели они всю дорогу следили за нами? Вот что это был за шорох. Взвизг справа отдается в висках. Такой громкий, будто кусок сырой древесины откололся. Тварь переламывает шею Гарсии также легко, как ветку. И теперь направляется ко мне. Вид ее окровавленной пасти приковывает меня к месту. Нас отделяет всего шаг перед тем, как она замертво валится на землю. Кто-то толкает меня в спину, маячит перед глазами, но я его не вижу, только слышу звуки разрывающейся плоти. Они въедаются в голову, словно кислота, разъедая мысли. Еще один толчок, и кадры происходящего вмиг проясняются, словно тот, кто теребит меня за руку, настроил четкость линзы на фотоаппарате. Это Уилл.

– Спрячься!

Он пихает меня в спину, и я беру контроль над ногами. Бегу назад. Разорванные тела, головы… не могу на это смотреть. Чувствую, что меня в любую секунду может стошнить. Не останавливаюсь, пока не достигаю вышки и не прячусь за ее край. Только тогда даю себе возможность вдохнуть. Воздух тяжелыми клубками проталкивается по горлу, но так и не попадает в легкие. Господи, что это? Справа, слева творится что-то невообразимое. Скрежет, крик – жуткие вещи, слишком невероятные, чтоб о них кричать, и так похожие на правду, что хочется плакать. Чавкающий звук перебивает визг металла. Такой громкий, будто звучит не снаружи, а внутри моей головы. Прислоняюсь щекой к шестеренке, чтоб хоть как-то его приглушить, но это не помогает. Металл только делает его звонче. Сжимаю виски с такой силой, что в глазах появляются кляксы. Когда это закончится? Я хочу, чтоб это закончилось! Хочу! Пожалуйста…

И все стихает. Словно шум превратили в осязаемый кусок провода и перерезали одним махом. Тишина оседает на плечи подобно придорожной пыли, которую вытряхнули из окна чьей-то спальни. Я все еще не убираю руки с висков. Кажется, только сдвинусь с места, свора тварей набросится на меня, как голодные гиены. Но время идет, а затишье все крепнет, упрочняется, разрастается, словно стремясь достать до злополучной вершины стены. Медленно опускаю руки, медленно разгибаю колени. Вообще все делаю медленно, не только из-за шока. Мышцы одеревенели. Боюсь, что-то сделаю не так и сломаю окаменелую часть сухожилий. Звенящее безмолвие после такого боя бьет камнем в уши.

В голове мелькает ужасающая мысль. Что, если все мертвы? Тогда я останусь одна, посреди скал, в богом забытом месте. Нет, только не это. Лишь бы они были живы. Шаг вправо, движение вперед и снова оцепенение. То, что открывается перед моими глазами, убивает всякую возможность двигаться. Кровь, ошметки одежды, обрывки чужой плоти… Это даже телами назвать сложно. Просто куски мяса, конечности. Боже. Это просто ужасно! Так много стражей и все мертвы. Сколько же здесь? Не могу сказать, сложно даже опознать, кто есть кто. Только по головам. А вот и одна из них, голова Сэта. Чувствую, как желудок выворачивается наизнанку. Замечаю Уилла возле стены. Хвала небесам, он жив! Это один. Сколько еще? Вижу Марену – два, Лима – три, Мирилин сидит на камне – четыре. У нее странно свисает рука, похоже, вывихнута. Недалеко Скретч, вытирает кинжал о рукав – пять. Блэквуд – шесть, стоит с рюкзаком у ворот. Шесть человек из дюжины!

– Время на исходе, – начинает Блэквуд. – Соберите кровь. Пустые ампулы в рюкзаках. Возьмите образец каждого, пока она не свернулась.

Это меня настолько бесит, что я не выдерживаю. Подхожу к нему и толкаю в грудь.

– Как ты можешь? Пятерых твоих человек разорвали на куски, а тебя интересуют только врата?

– Если их кровь свернется до того, как мы ее соберем, все будет напрасным.

Скретч и Лим нехотя достают пустые пробирки. Уилл с Мареной присоединяются к ним. И только Мирилин молча сползает на землю. Кажется, только она понимает, что я сейчас чувствую. С отвращением наблюдаю, как Скретч набирает в емкость алую жидкость с того, что даже рукой не назовешь. Желудок скручивается морским узлом. Я этого не выдержу. Отбегаю к вышке и позволяю ему вывернуть наружу все, что скопилось внутри: злоба, отвращение, страх и обед. В этот момент я рада, что не доела куриную тушку. Боже! Как такое может быть? Гарсия, Тори, Раквелл, Шрадрик, Сэт. Они же шли с нами. Мы с Гарсией спали в одной палатке. Только вчера они играли в Дрогни, а теперь от них остались лишь ошметки. Неужели никому нет дела?! Не могу подняться. Отчаяние так и сгибает меня пополам, будто это я превратилась в кровавую жижу, впитывающуюся в сырую землю, а не они. А вот Блэквуду все равно, даже если нас всех сожрут. Все, что имеет значение, – это лекарство. Ненавижу, черт бы его побрал.