Полная версия
С ба-а-льшим приветом!
Ну, Вась, не блеск?! Каких-то полтора-два-три часа в тихой обстановке наедине с табло – и полная ясность:
«Пошёл вон!» и… с приветом.
Но не всегда, по слухам, чиновники у них так системно работают. Может, и вовсе иной раз не дождёшься от бюрократа внимания… Не знаю. Со мной такого не бывало пока. Наоборот, Вась, повышенное внимание ощущаю к себе то и дело! Вот на той неделе, например, сразу два официальных письма получил из двух разных амтов, причём по одному и тому же вопросу. И оба такие чёткие, на компьютере, по-немецки. И оба – с вежливым требованием ко «многоуважаемому мне» уплатить штраф 30 евро за неправильную парковку…
Нет, Вась, тут-то как раз всё правильно: парковался я неправильно. Всё законно, но, думаю, – почему же два штрафа за одно нарушение?.. Не успел я в ответ на первое письмо эти 30 евро уплатить, как вслед приходит второе письмо и напоминает о том же… Ну, делать нечего, 30 евро на дороге-то не валяются, звоню в первый амт:
– Вы, битте зеер, получили ли мой штраф за неправильную парковку?
– Получили, генау, кайн проблем!
– А почему же тогда второй амт тоже требует с меня штраф за то же самое?
– Не знаем, – чётко отвечают.
– А вы что же, с ними не связаны?
– Никак нет. А к вам у нас претензий нет. Привет!
Привет… Звоню тем, вторым:
– Вы, битте шён гутен морген, требуете уплатить штраф, но я уже его оплатил первому амту.
– Нам об этом ничего не известно, – чётко отвечает чиновница. – Принесите копию чека об уплате.
– А вы разве не можете с ними сами созвониться и уладить вопрос между вами?
– Нет, порядок такой, что вы сами, лично, должны представить нам доказательства. Привет!!!
Привет… Что ж, раз такой порядок… Поехал в амт и за какие-то полтора часа привычного уже мне гипноза в тамошней «Wartezimmer» чётко и отлаженно решился мой вопрос – вторые 30 евро остались, слава богу, при мне! Ну, Вась, скажи, не счастье ли!?
Я вот и говорю тебе: люблю здешних бюрократов! За их чёткость и системность. А издержки… Они ведь есть в любой работе. Главное при этом, Василий, – чтоб было здоровье, правда ведь? Ну, бывай! Твои я и Люба, и оба с приветом.
«Все – к замочной скважине!»
Письмо пятое
Доброе утро, друг Василий! «Гутен Морген!». Нет, просто «Морген!» Не думай обо мне плохого: я не ошибся, именно так и говорят тут коренные граждане, со всех сторон периодически окружающие нас с женой Любой. Мы ж на шпрахкурсах усердно штудируем немецкий, чтоб не сразу в грязь лицом ударить. Но, Вась, главное не это. Главное – что мы ещё с Любой, увы, в нюансы ихнего менталитета не с ходу врубаемся. И от этого иногда с нами всякие казусы то и дело случаются.
Вызвали меня на днях в социальный амт зачем-то. Ну, Вась, «амт» – это тебе, не владеющему свободно немецким со словарём, не понять. Это – по-нашему если, по-простому – ведомство. Ну, прихожу, говорю чиновнице вежливо: «Здрасте, мол, Гутен Морген!». А она мне, не отрываясь от бумаг, правда, тоже любезно: «Морген». И продолжает что-то в своих бумагах писать на чистом немецком. Ну, думаю, «морген» так «морген». Битте, мол, времени у меня навалом, приду завтра. Это, Вась, нас с Любой уже на тот период на шпрахкурсах научили, что «морген» означает «завтра». А «гутен морген» – «доброе утро». Прихожу, как сказано, назавтра в тот же кабинет. Вхожу, как полагается, с улыбкой: «Гутен Морген!». А она, опять вся в своих бумагах, отвечает, как и вчера: «Морген»… Ничего себе, Вась, думаю, бюрократия! Почище нашей, верно? «Приходите, мол, завтра». Как в одноимённом кино, помнишь? Ну, поворачиваюсь, чтоб прийти завтра, хотя… Вспомнил, что завтра-то – суббота. Выходной то есть… А она мне вдруг, опять же на чистейшем хох-дойче: «Куда же вы, Герр Федор?.. Немен зи битте платц»… Ну, мол, раз припёрся, дебил, чего ж сваливаешь? Я и сел. Оказывается, Вась, нюансы языка я ещё не вполне догоняю: в бытовой речи они в качестве утреннего приветствия вместо «Гутен морген!» бросают небрежно так: «Морген!». И им ясно, о чём речь. А я-то перевёл про себя строго по грамматике, как на шпрах-курсах учили:
«Завтра». Так и ходил бы до скончания века «завтра», если б чиновница не остановила… Век живи, Вась, век учись.
И ещё что я понял тут: ох и дурили нас с тобой в нашем соцлагере! Ненавязчиво так, ты же помнишь, внушали стойкое отвращение к загнивающему капитализму: дескать, в ихнем каплагере человек человеку волк в том смысле, что один волк напрочь не интересуется личной жизнью другого волка, соседа. Не то что у нас: каждый ведь всё знал про другого такого же… А у них, мол, на Западе… Бездуховное, мол, общество чистогана, где все ко всем равнодушны. На соседа или там русского прохожего, тем более случайного – начхать…
Ой, Вась, дури-и-ила нас семья и школа! Оказывается, ещё как не начхать-то!!.. Вот свежий случай со мной:
– А-а, гутен та-аг! – улыбкой во всё лицо встречает меня посреди улицы немка из соседнего дома (кажется, я видел её пару раз, когда она выносила мусор в контейнер). – Как дела? А? Ха-ха-ха! Погода сегодня прекрасна, не правда ли? Ха-ха-ха! – И, так и не дав мне вызвать из памяти подходящие немецкие слова, чтоб поддержать интересный разговор про погоду, сразу: – А вы, что, уже работаете?..
Мне стало, Вась, не по себе: а откуда она вообще-то в курсе, что я не работал?..
– А то я смотрю, битте шён, вы каждое утро куда-то идёте в одно и то же время. А?!! Ну-ну, аллес гуте!
…Не-ет, прав один писатель-мудрец, который написал: «Человек не одинок! За ним обязательно кто-то следит»… Смотрю: ещё одно знакомое лицо, как назло, приближается, собаку выгуливает… Где же я его видал-то с этой собакой?.. Вот, с-собака… А он уже мне:
– Ха-ха-ха! Она вас не тронет, она и меня-то трогать боится! Ха-ха-ха!!!.. Как дела? Сегодня пого-о-одка, а?! Да не тронет она вас, не бойтесь, куда же вы?!.. Ха-ха-ха, она добрая псина! Просто соседей терпеть не может… Шучу! Кстати: что это вам за пачки два дня подряд в почтовый ящик кладут? А?.. Торгуете, что ли? Ха-ха-ха!.. (А-а, вспоминаю с трудом, это же сосед по лестничной клетке… Опознал его по собаке…)
И узнал я, Вась, потом, что по наводке любознательных соседей и вызывали меня в тот «амт»… А вообще-то – всё правильно. За такими, как мы тут, нужен глаз да глаз. Мало ли. Прочёл тут я недавно со словарём в одной из газет, что в правительстве всерьёз обсуждают проблему – как учредить специальный институт соглядатаев за маловысокообеспеченными гражданами, удачно отлынивающими от общественно-полезного, то есть практически бесплатного, труда. Сейчас-то, эти активисты – добрые соседи сигналят на свой страх и риск, то есть только из любви к искусству. А хотят, чтоб всё было на законной и профессиональной основе, за зарплату: на скольких настучал, за стольких и получи в кассе сумму прописью. Один из политических боссов, подсчитав в столбик, что содержать такой штат стукачей из числа сознательных граждан для государства значительно выгоднее, чем оно теряет от отлынивающих, обратился с печатных страниц по-немецки: мол, граждане, проявляйте бдительность, выявляйте злостных тунеядцев, закоренелых «иждевенцев-социальщиков», «чёрные заработки» и прочая, и прочая… Словом, новый почин под лозунгом: «Все – к замочной скважине соседа!»… Ну, конечно, лучше бы тотальную осведомлённость по принципу «все – про всех» поставить на солидную, общефедеральную почву, подкреплённую законом. И, что ты думаешь, – в здешнем сильно демократическом обществе это уже делается! Недавно депутаты в бундестаге бурно обсуждали проект закона, разрешающего, представь себе, Вась …прослушивать частные квартиры. Что тут скажешь? Мо-лод-цы! Шай-бу!..
Правда, слава богу, остаются ещё кое-какие сдерживающие трудности в благородном деле вмонтирования подслушивающих «клопов» в квартиры налогоплательщиков. Во-первых, надо будет слегка подправить кардинально конституцию страны, чтоб раз и навсегда покончить с гарантируемой ею сегодня гражданам «неприкосновенностью жилища»… Во-вторых, требуется ещё такая «мелочь»: желательно, чтоб всё это подслушивание личной жизни граждан одобрили… сами граждане! А они – не все ж такие сознательные, как политические боссы. Да и политики не все: один из таких маловысокосознательных, бывший вождь «либералов», однажды крепко выразился вслух: «Я не желаю в своей спальне видеть клопов – ни технических, ни живых»… Вот такая клопиная возня. Но пока тут, Вась, вроде ещё спокойно: человек человеку – друг, товарищ и волк. Одновременно. Как в жизни. В общем, «морген», Вась. Твои Федя и Люба с приветом.
…Закон не писан
Письмо шестое
Друг Василий, приветствуют тебя друг Фёдор с женой, как всегда, Любой! Вот не устаю, Вась, изумляться окружающей нас тут со всех сторон коренной публике. Ну, ужас какой смешной народ нам здесь попался на этом модернизированном диком Западе! И вправду дикий вполне. Нам-то с тобой, нормальным, не понять. Глядишь, иногда из-за такой ерунды горшки бьют… Прямо обхохочешься. Как будто нет достойных поводов для битья посуды…
…Как-то – конечно, не по своей воле, Вась, а вынужденно, по домашнему заданию на шпрах-курсах – вычитал я на чистейшем немецком в местной прессе: оказывается, один небольшой конфликт разгорелся нешуточный. Хотя, между прочим, как раз между шутами. Этакая слегка леденящая душу повесть о том, как поссорились «комические персонажи» двух главных земельных населённых пунктов, традиционных соперников – Дюссельдорфа и Кёльна. Вернее, как потом выяснилось, их непосредственные начальники. А по-нашему, Вась, на поверку-то, ты дальше поймёшь – абсолютно посредственные…
Что же такое серьёзное, ты спросишь меня, не поделили меж собой эти комические должностные лица? Из-за чего, собственно, весь сыр-бор на глазах у скучающей общественности? Может, думаешь, из-за полугодовой невыплаты получки одним по вине других?.. Или выплаты, но не в тех купюрах: скажем, шутам охота теперь не в надоевших центах да евриках и, упаси боже, не в долларах да фунтах каких, а исключительно в новеньких, только-только из машины, российских конвертируемых рублях да копейках?.. Либо – из-за неравных привилегий: может, дюссельдорфским клоунам, как столичным штучкам (напомню, Вась: Дюссельдорф – столица земли, хотя и не всей Земли, а пока лишь Северного Рейна-Вестфалии), полагается на период ежегодного Карнавала бесплатный проезд на такси туда и обратно, а провинциальным кёльнским – лишь на трамвае, и притом в одну сторону – прочь из столицы?… Или… ну, не знаю, может, должностями какими тёплыми кёльнцев обделили – например, «Старший Обер-Клоун города и деревни»?.. Или – «Главный Дурак земли Рейнской»?.. «Шут гороховый федерального значения»?.. Нет, Вась, ни за что ты не дотумкаешь со своими – нашими с тобой – отжившими критериями.
Ну, даже я, теперешний уже, казалось бы, полный западник, всё равно так и не смог докопаться до глубинных причин этого вселенского конфликта. Нам-то с тобой, бывшим развитым социалистам, эта вся здешняя кутерьма вокруг разных карнавалов да профессионалов-дураков (смешащих публику по должности на этих карнавалах) вообще – полный абзац, прямо скажу. У нас-то…
У нас-то, Вась, я имею в виду – в нашем, извини за выражение, менталитете, – конечно, всё куда проще для понимания. Наши-то дураки, это во всем цивилизованном мир всем давно известно, – никакие не дураки на поверку. Ещё испокон века, как сейчас помню по школе: Иван-дурак умнее иных умных был… Не говоря уж о нынешних профдураках – то есть шутах разных записных, клоунах и прочих тружениках смехотворных профессий. Я даже, Вась, не имею сейчас в виду депутатов и тому подобных народных избранников, не хочу хвалить их прилюдно, делать им бесплатную рекламу, хотя и они, ты же знаешь, тоже добросовестно трудятся на ниве смешного…
И всё же, Вась, тебе, вижу, не терпится поскорее понять, что же так перевозбудило кёльнских и дюссельдорфских начальников-шутов посреди знаменитого ежегодно-традиционного рейнского карнавала в NRW, длящегося несколько месяцев и начинающегося, как известно, 11-го числа 11-го месяца каждого календарного года ровно в 11.00 избранием новых карнавальных принца и принцессы?..
Оказывается – ты удивишься – полное незнание здешними гражданами… наших с тобой прописных истин. Нам же, помнишь, с детства внушали пропагандисты социализма простой и ясный лозунг как руководство к действию: «дуракам закон не писан». А здешние шуты, оказывается, не в курсе. И пытаются писать законы для дураков: так вот, как прочёл я со словарём, на специальном заседании немецких карнавальных комитетов (представь себе, Вась, есть здесь и такие!), был принят Закон, запрещающий демонстрировать на праздничных улицах и площадях в качестве художественного оформления Карнавала… голую грудь. Женскую, женскую, Вась, конечно. Мужскую-то – какой интерес, верно?.. Бр-р-р!
И представь, почти все собравшиеся карнавальные умнейшие дураки-начальники проголосовали дружно за этот торжественный запрет на изображение бюста прекрасного пола – так называемый «Busenverbot»… Именно почти все – всё же четыре клоунских начальника проголосовали против этого запрета на созерцание прекрасного: это дураки-либералы, «антипартийная группа» из городов Дюссельдорфа, Вупперталя и Мюнхена и примкнувшего к ним Дессау… А главный шут-баламут, дюссельдорфский президент карнавального комитета крепко выразился вслух в том смысле, что подобный запрет – «это вообще возврат к каменному веку и что в рейнской столице в февральский Rosenmontag на главной машине праздничного шествия, который пройдёт по городу, хоть тресни, будет-таки показана огромная и столь же прекрасная женская грудь». Обнажённая, конечно. Одетую-то, Вась – какой интерес, согласен?..
Смешные они, эти западные дураки, шуты, клоуны и прочие профессиональные весельчаки. Да, впрочем, и остальные граждане. Но зато – ты заметь – как ни в чём не бывало, все пребывают в хорошем настроении, здоровые, сытые и весёлые. Потому что, Вась, по моим наблюдениям, для них в этой жизни праздник, как и работа, – серьёзнейшее дело, не тяп-ляп. Веселиться – так на полную катушку, от души. И от тела. Для которого это – прежде всего здоровье.
Кстати, о здоровье: мы тут с женой Любой подумали – а что, если и нам попробовать чуть-чуть расслабиться и, пока не поздно, надеть маску какого-нибудь чудовища и тоже – на карнавал? А кому-то, Вась, может, и маска не нужна… Серьёзно, Василий. Без дураков. Бывай! Твои с приветом.
Евроремонт
Письмо седьмое
Гутен Таг, Вася! А ещё лучше, как приветствуют в Баварии, – Грюсс Готт! Так, вроде, больше по-божески. Словом, как видишь, вовсю интегрируюсь в новую жизнь. Но вообще-то, Вась, скажу тебе честно, с этой самой интеграцией они тут чуть-чуть все с ума посходили вконец. Со всех углов, из радио, газет и телека только и слышишь: Integration да Integration… Это они, коренные, вроде как нас уговаривают, новых жителей: мол, пожалуйста, интегрируйтесь, дорогие наши, а то хуже будет… Конечно, эта их интеграция дело-то полезное (язык местный изучить, обычаи, правила уличного движения и т.д.), но, поверь, жутко трудное для таких, как мы с тобой, привычных, Вась, са-а-авсем к другому.
Правда, знаешь ли, оказывается, не так всё и мрачно, как на самом деле, Вась. Не всё ещё безнадёжно. Есть и здесь, в этом диком капитализме с человеческим лицом кое-какое нам пространство для разбега. Для нашего плавного приобщения к ихней жизни. А то бы, конечно, труба дело: и это не моги, и то ни-ни, и пятое не положено, и десятое в нормальном обществе не принято… В таких диких условиях нашему человеку ну просто никак не выжить, не то что интегрироваться. А так… ещё жить можно. Потому как время от времени встречаешь-таки до боли знакомые черты повседневного здешнего бытия, которые, может, для данного высокоорганизованного общественного устройства и являются «нетипичными» да «отдельно взятыми» атавизмами прошлого, а для нас с тобой всё-таки, согласись, приятна каждая узнаваемая мелочь в новой жизни.
Например, такая. Замыслили мы тут с женой, как всегда, Любой (кстати, большой от неё тебе Грюсс Готт, Вась) простенький евроремонт сварганить. Ну, Вась, ты не пугайся, думая, что мы здесь стали такие крутые, это не то, что ты подумал. Евроремонт тут – не бранное слово, тут он у всех евроремонт – Европа же! Посему каждый ремонт – Евро. А ещё он «евро» потому, что платим мы здесь за него все поголовно исключительно в евро. Не в рублях же, Вась.
Так вот, после этого простенького евроремонтика мы какую-никакую евромеблишку вздумали прикупить, старая-то уж слегка прохудилась в полной мере дочиста. Вот я и заказал намедни в одной солидной фирме стенку книжную. А потом, Вась, решил, и книжку для неё прикуплю. Заодно и почитаю на родном языке. Стенку заказал, как здесь все местные делают, прямо доставкой и с монтажом. И то и другое – по 100 евро, само собой, помимо цены самой стенки.
И что ты думаешь, Вась? Представь себе: доставили точно в срок. И именно ту самую евростенку. Что, конечно, уже само по себе нас удивило с непривычки…
Мало того, Вась: трое доставивших рабочих были опрятно одеты… на пол не плевали… окурки о мои стены не гасили… на бутылку не клянчили и матом никаким не изъяснялись… Это настораживало… Они вообще почти не говорили, играючи втащили тяжёлые коробки на мой третий этаж без лифта, ловко и быстро вскрыли коробки в прихожей вытащили из них детали стенки и многочисленные гайки-гвозди-шурупы, потом аккуратненько сложили весь оставшийся мусор в одну из пустых коробок. Вслед за этим они проделали то, что чуть не лишило меня и жену Любу дара речи: перед тем как перенести детали в комнату, они… подмели за собой в прихожей! Это, конечно, Вась, ты ж понимаешь, было уже слишком.
Но, слава богу, они знали меру… Такой сервис продолжался недолго. Трое молодцов неожиданно покинули квартиру и вместо них к работе приступил четвёртый – видимо, Мастер Монтажа Мебели. Я назвал его МММ.
МММ был явно старше своих коллег, много курил, при этом стряхивая пепел на пол и оставляя окурки где попало. Ещё он то и дело трубно кашлял и чихал, усиленно подчёркивая свою болезненность, причём особенно интенсивно почему-то именно в те моменты, когда моё лицо оказывалось рядом с его… Он постоянно ворчал что-то под себя, а когда я приближался или вот-вот, по его расчётам, должен был оказаться в поле его досягаемости, пытался всем своим видом показать, что работа эта не по нему, что он вообще как бы… выше этого. То есть «играл на публику». Поэтому я в основном отсиживался на кухне. Но, видимо, ему стало скучно без «публики», заорал: «Ше-е-еф!»…
Прибегаю. Может, что случилось с болезным?.. К счастью, ничего страшного, просто, оказывается, ему надо согласовать с хозяином, как конкретно располагать стенку в пределах комнаты. Согласовываю и уже собираюсь восвояси, на кухню, но МММ вдруг поворачивается ко мне и чуть ли не кричит на своём прекрасном немецком:
– Ну, посудите сами, разве я могу делать эту жуткую работу за какие-то несчастные 100 евро?!.. Тут с этой чёртовой вашей стенкой провозишься полдня – и всего-то за сотню евро, а? Чего ж заработаешь?
«А-а, вон в чём дело», – догадываюсь я, не то чтобы бойко переводя с немецкого, а скорее по движению его губ и выражению лица, и по всему телу моему разливается благость: чем-то родненьким потянуло. Тут-то я, как говорится, на своём поле – с вымогателями-слесарями опыт общения имеется, верно, Вась… Пожимаю в ответ неопределённо плечами – «нихт ферштею», мол…
Этот МММ, Вась, и ведать не ведает, насколько хорошо я всё это «ферштею». Мы ж с тобой вообще с детства ещё не к такому приучены. У нас-то такое сплошь и рядом было… Ситуация абсолютно знакомая и близкая: не какой-нибудь там хвалёный западный евросервис, а вылитый наш, родной, абсолютно ненавязчивый…
Словом, ничего не добившись от меня, МММ сплёвывает на мой евроремонтный пол, машет рукой на мою бестолковость, кашляет, сморкается в рукав и, делать нечего, снова, ворча и кашляя «на публику», принимается за монтаж стенки. За те же «несчастные» 100 евро…
…В общем, я усёк, Вась, одно: не надо нас стращать трудностями интеграции: тут тоже ещё много для нас с тобой родного, привычного да не слишком навязчивого. Впрочем…
Впрочем, допускаю, что рассказанное – это, может, Вась, и не слишком-то типично, скорее «из ряда вон». Вчера вот, после отличной доставки и быстрого монтажа холодильника, известная в Германии фирма прислала мне, своему клиенту, презент – две бутылки шампанского – с абсолютно бесплатными пожеланиями здоровья моей семье…
Чего, Вась, и тебе и всем твоим желаем от нашей общей с Любой души. Бывай, твои, по-прежнему с приветом.
Давали Баха
Письмо восьмое
И снова тебе, Васек, наш Гутен Морген! Спешу рассказать тебе о новом знакомом. Вернее, то, что он сам мне поведал тут за рюмкой чаю. В общем, началось все у него с того, что он, Осип Егорович, очень полюбил Музыку. С большой буквы М.
Вообще-то, строго говоря, наш герой, Вась, был не совсем Осипом Егоровичем. Когда знакомился с кем-то из здешних братьев по счастью, представлялся так: «Иосиф Аронович». Ну… видимо, для простоты. А, может, для солидности, кто его знает. Правда, те, кто его знает, Вась, говорят, что это у него такая мания величия. Может, острили… А другие просто пожимали плечами: «Ну Иосиф и Иосиф, мол, с кем не бывает»… Тем более, что в прежней своей жизни на Украине, или, как сейчас там принято говорить, «в» Украине, он тоже не всегда был Осипом, хотя Егоровичем вроде был постоянно. Поскольку в его родном посёлке всё равно никто не поверил бы, что он Осип, считали бы, что на самом деле он форменный Иосиф, то есть еврей, то Осип Егорович выдавал себя за Остапа. Чтоб, объяснял сам себе он, «удобней для окружающих»…
Впрочем, со временем он сам вконец запутался, где он кто. И хотя этот «не-совсем-Осип-Егорович», конечно, прибыл на чужую немецкую землю по «еврейской линии», был он и не вполне евреем. То есть он, опять же говоря строго, вообще не был полноценным евреем по Галахе. То есть по матери. Но, что интересно, Васек: он не был евреем и по отцу! Он, если можно так сказать, был евреем по… жене. По милейшей Сарре Самойловне, которая – видимо, в силу врождённой скромности – в прежней своей жизни называлась Сандрой Самсоновной. Значит, ты понял, она оказалась для Осипа не только настоящей роскошью, но и средством передвижения. Но это так, к слову. И никакого отношения к Музыке с большой буквы М, которую Осип-Остап-Иосиф Егорович-Аронович очень сильно любил, не имеет.
Любил и считал себя знатоком. Сам он немножко играл на баяне, да и то в далёком прошлом, когда был ещё молодым, только-только пришёл на чулочную фабрику простым подсобным рабочим и не достиг ещё высот старшего бухгалтера. Потом-то уж времени на эти музыкальные увлечения у него не оставалось. Последний раз он взял в руки баян в тот день, когда его, отбарабанившего на фабрике чуть ли не полвека и награждённого почётным значком «Ветеран труда», сослуживцы с плохо скрываемым облегчением провожали наконец на заслуженный отдых.
Осип, потеряв свою любимую опостылевшую работу, затосковал, сидя целыми днями в четырёх стенах и натыкаясь то и дело глазами на одну и ту же жену. Глядя на неё, и пришла ему в голову счастливая мысль покинуть любимую Родину-мать:
«Сар, слушай сюда. А не махнуть ли нам куда?»
«Куда? – не врубилась супруга. – Обедать скоро»…
«Да не-е, Сар… Я подумал: может, в Израиль, а? Но, конечно, после обеда».
«Ты что, с ума сдвинулся?! Там же война!»
«Да, это я не учёл… А если в Америку?»
«Кто тебя там ждёт, в Америке-то? Знаешь, сколько надо визу ждать? Не доживём, пожалуй»…
«А я слыхал, что щас и Германия вроде принимает таких, как…»
«Как кто? Ну, что же ты, договаривай!» – в словах мужа Саре почудились явные антисемитские тенденции. В их доме вообще-то не принято было произносить вслух слово «еврей»…
«…как мы с тобой, – выкрутился Осип и вдруг осмелел, хотя и шепотом: – Евреи!»
«А ты-то здесь при чём?! – не поняла Сара. – Не примазывайся».
«Как это при чём? – обиделся муж. – Я – при тебе! Поживём хоть остаток жизни как люди! А? Что скажешь?»
Что ж тут скажешь. Пожить как люди было, конечно, заманчиво. Никогда ведь ещё этого не пробовали.
Так стала Сара в конце концов средством передвижения для своего благоверного. Супруги собрались быстро, благо детей у них не было, подали документы на выезд, подождали немного, всего полтора года (другие, говорят, по нескольку лет ждут), и наконец – приехали туда, где, как они читали в газетах, все живут как люди…
…Во всяком случае, доступ к прекрасному Иосиф Аронович получил сполна. Он уже довольно свободно ориентировался в ситуации в музыке. Например, точно знал, в какие залы слушать музыку ходить стоит, а в какие он – ни ногой. Скажем, самым лучшим убеждённо считал Тонхалле (что-то наподобие, по слухам, московского Зала Чайковского или, что было более знакомо Осипу, типа их поселкового Дворца культуры чулочников). И вовсе не из-за акустики или удобства расположения мест в зале, вовсе нет. Всё тут было гораздо тоньше: дело в том, что именно в этот концертный зал Иосифа Ароновича пускали на концерты за полцены. По льготному зелёному паспорту, на который имели право малоимущие получатели социального пособия. Само собой, Иосиф Аронович отдавался Музыке один, без жены Сары, но это-то как раз, Василий, логично: одному-то дешевле. Ещё неизвестно, пустили ли бы супругов вдвоём за полцены, а так – пожалуйста, битте шён! Конечно, для полного счастья, для абсолютного наслаждения высоким музыкальным искусством Гайдна, Генделя, Глюка и самого Баха Иосифу Ароновичу недоставало самой малости: чтоб в билетной кассе концертного зала этого Тонхалле учитывали и его ветеранское удостоверение, и тогда, может быть, входной билет обходился ему ещё дешевле, а то, глядишь, и вовсе бесплатно. Но… в этой непонятной стране почему-то не принимали в расчет несомненные заслуги Осипа Ароновича на тяжёлом бухгалтерском поприще в советской чулочной индустрии. Приходилось довольствоваться тем, что давали.