На бешеной скорости

Глава 4

Дядю Женю, папиного школьного друга, я знала с рождения. Он часто приезжал к нам в гости с тетей Катей и с дочкой Аришкой, моей подружкой. Когда-то они с папой даже вместе работали, но потом дядя Женя переквалифицировался в бизнесмена. И все пытался уговорить папу бросить службу, рассказывая о перспективах вольной и богатой жизни.

– Игорех, ну ты подумай серьезно, вон и Наташка не против. С меня доля в бизнесе, ты знаешь, я только рад буду такому партнеру, будешь моей правой рукой. Захочешь, потом свое дело откроешь, ты же голова! Если ты у черта на куличках из богом забытых застав умудряешься образцово-показательные части сделать, то в бизнесе быстро попрешь. Кирюша с Тёмой друзей постоянных заведут, девчонки в одном классе учиться будут. Тёмыч в нормальную спортивную секцию на постоянку пойдет, Кирюшка перестанет скакать с одних танцев на другие. А мы как в старые добрые времена будем на рыбалку ездить, в кино нашим табором ходить. В любой момент, как приспичит, возьмем билет на самолет – и рванем с семьей на отдых. Или просто в любой момент, когда кости погреть захочется.

Дядя Женя знал, на какие педали давить, ведь если с самолетами-перелетами в нашей семье нехватки не было, то с отпусками была напряженка, а уж с заграницей тем более.

– Жека, отстань, сам все знаю. Не трави душу. Вон, Наталья сейчас кипятком писать от твоих речей начнет. Не могу я бросить службу. Знаю, что дурак. Я, знаешь, все еще верю в свою профессию, в российскую армию, в дух воинства и честь защищать Родину. Но кто если не я поможет сохранить былую мощь нашей оборонки? Мало сейчас здесь рук и мозгов. Я когда приезжаю на новое место, рыдать охота от увиденного, руки так и чешутся все переделать, я хочу, чтоб молодые пацаны гордились своей страной и не только защищать ее умели, но, и чтобы служили по-человечески. Без дедовщины и разрухи. Я как представлю, что мой сын попадет служить к самодурам и у него крыша в казарме рухнет, так кровь закипает.  Не брошу. По крайней мере не сейчас.

– Тёме служить не обязательно, ты же знаешь. С твоими связями, да моими деньгами, все чин-чинарем сделаем. Игорь, ну дурака не валяй. Мужиками не только в армии становятся, ты-то знаешь. Ты уже давно долг Родине и за себя, и за него, и за внуков будущих отдал.

– Я заставлять не буду. Захочет – пойдет в армию. Не захочет, я настаивать не буду, помогу. Не в этом дело. Я не геройничаю, я правда люблю свою работу и знаю, что многое могу сделать. Вот меня и кидают из части в часть, воспитывать не только солдат, но и будущих офицеров, чтобы видели, что армия  – она как женщина, если ты к ней с любовью и пониманием, ответственностью, она ответит тем же.

– Да после всего дерьма, что ты видел, ты еще в это веришь?

– Верю, Жень, верю. Закрыли тему. Давай, рассказывай, че там у тебя за приключения, ты говорил у тебя там “война и немцы” в твоем расчудесном бизнесе.

Мы с мамой, тетей Катей и Ариной ушли, чтобы не мешать мужским разговорам, пошли погулять в город, поесть мороженое, да по магазинам. На следующий день наши гости уехали. И это был последний раз, когда я видела тетю Катю и Арину.

***

Они погибли спустя месяц. Мама плакала на кухне, когда папа что-то говорил о рисках бизнеса, больших деньгах, бандитских разборках и что нужно срочно спасать дядю Женю, иначе он с ума сойдет от горя. Я не знала подробностей, о таком не очень-то хочется расспрашивать. Я стала плохо спать, бояться всего на свете, мне все время казалось, что я тоже могу вот так раз – и умереть. Сколько себя помню, я и риск стали параллельными вселенными, которые никогда не пересекаются.

Папа тогда взял отпуск на целый месяц. Его не хотели отпускать, но он пригрозил, что уйдет в отставку и начальство пошло навстречу. Нас он с собой не взял, только спустя неделю после похорон купил билеты и нам.

Мы приехали к дяде Жене и не узнали его.  Он постарел, осунулся, даже ростом как будто стал меньше. Словно воздуха в нем почти не осталось. В квартире стоял невыносимый запах сигарет и пьяных мужиков. У меня аж голова закружилась, я начала закашливаться и меня вырвало прямо посередине коридора.

– Ничего, Кир, мы сейчас все проветрим и порядок наведем, – сказала мне мама, глядя на папу с другом, сдерживая слезы. – Тёма, отодвигай чемоданы, проходи, чего встал на дороге. Игорь, что ты истуканом стоишь, вы тут на пару бороды решили отрастить и в Робинзон Крузо превратиться? Я сейчас приготовлю нормальной еды, а вы пока быстро в душ и бриться, а то смотреть страшно. Оба. Быстро, кому говорю. Женя, не пойдешь сам, я тебя как маленького ребенка сама искупаю, ты меня знаешь, я не шучу и потом сам будешь разбираться с моим мужем, что я тебя голым видела. Понял?

Мы три недели жили у дяди Жени. Но он упорно отказывался нормально есть, выходить из дома и возвращаться к жизни, только все листал семейный фотоальбом и беззвучно плакал. Сухими слезами. Я такого никогда не видела и сама, глядя на это, садилась рядом, прижималась к нему и плакала. Мне тоже не хватало подружки, и я не могла понять, как вообще такое возможно, чтобы ребенка и ее маму убили. Через неделю после нашего приезда я не выдержала и сказала, что теперь лично им займусь и начну кормить его с ложки. Или вместе с ним объявлю голодовку, демонстративно отодвинув мамину домашнюю лапшу, а она ну очень вкусная и ароматная была и от одного вида куриного навара у меня слюни весь рот заполонили. Но я была полна решимости. Мама с папой переглянулись и ждали, что будет дальше. Дядя Женя странно на меня посмотрел и попытался улыбнуться. Потом кормить его было моей почетной обязанностью, мне нравилось. Мне казалось, что Аришка, глядя на нас с облачка, наверняка этому радовалась.

Когда мы уезжали, дядя Женя было видно держался, чтобы не заплакать, даже шутить пытался. Помню, как он с папой вел меня за руку на паспортный контроль, обнял меня крепко и сказал:

– Кирюш, ты не против, если у тебя будет два папки? Мне без дочки нельзя. Мне надо о комт-то заботиться. Я смотрю на тебя и Аришку вижу.

– Не против. Если вы есть будете нормально. Я за вами буду следить. Будете мне каждый день звонить и рассказывать, как день прошел, что ели. Идет?

– Идет, мой генерал. Игорех, не знаю, когда увидимся, я сейчас себя в руки возьму и займусь делами. Никто безнаказанным не останется. Я такую империю построю, что ни одна шавка не сможет рот разинуть ни на меня, ни на… Ну, всех кто у меня остался. На вас получается… Больше у меня никого нет.

Первые несколько лет мы действительно созванивались каждый день. Потом реже. Но я знала, что дядя Женя всегда будет рядом, что наша семья и его тоже. И что я всегда могу на него рассчитывать. Ведь он же мне как второй папа.

Глава 5

Ездить я умею давно, лет с 12-ти. Меня учил “рулить” наш шофер, Михалыч, пока отец не видит. Наши тонированные вглухую машины, как и их номерные знаки, знали все ДПС-ники города, поэтому мы спокойно менялись с шофером местами и я сам ехал почти до дома, не опасаясь быть застуканным за вождением без прав.

Этим летом, пока отец был в разъездах, я обнаглел настолько, что брал его тачку без спроса и гонял по вечерам. Трижды у меня получилось провернуть эту аферу незаметно от мамы, сестры и Михалыча, который присматривал за нами во время поездок отца. Это были лучшие три вечера в моей жизни, мы так отрывались с парнями! Девочки-нецелочки, кач музыки на полную мощь, скорость.

Особенный кайф миник-аникул от бати состоял в отсутствии контроля 24/7, нравоучений и уроков мудрости от ушлого предпринимателя в духе: “А ты был сегодня на боксе?”, “Позвони Карине, давно ее у нас не было, пусть заходит невестка”, “Я тебя познакомлю с сыном того-этого, надо связями с детства обрастать”, “Не можешь или не хочешь учиться сам, найди умного дурака, кто сделает это за тебя, а лучше за нескольких – они платят тебе, ты три копейки платишь исполнителю, ничего личного, это всего лишь бизнес”.

Если бы не прилетевшие штрафы за превышение скорости, мне бы все легко сошло с рук. Батя сначала содрал три шкуры с водителя, требуя объяснений, куда он ездил в 11 вечера.  К слову, Михалыч меня не сдал, он всегда меня прикрывал, но после слов, что с него вычтут и сумму штрафов, и сверху “для профилактики”, я во всем признался сам.

Отец всегда воспитывал меня своеобразно. В этот раз урок послушания пришелся на мою печень, я думал выплюну ее. Классная история, да? Обхохочешься! Меня, 17-летнего пацана, пиздил отец, который ниже меня на две головы! Наполеон сраный.  Я так хотел ему ответить, снести его ухмылку поставленным хуком справа, но не мог. Не из уважения или почтения к старшим. Такой дичи в моей голове давно не было, по мне уважение зарабатывается поступками, а не цифрами в паспорте. Я сдержался из-за дичайшего страха за маму, он бы сто пудов выместил всю свою ярость на ней. Я не смог бы этого вынести – ей и без меня всю жизнь достается от него.

Мой отец – мина “забыстренного” действия, одно неосторожное движение, слово, встреча или взгляд мамы на случайного мужика, да хоть что – и мина взрывается, заваливая осколками побоев, оскорблений, наказаний, лишений все наше семейство и даже персонал. Единственная, кого такие взрывы пока обходили стороной, так это сестра. Но и ей не позавидуешь, каждый день жить в нашей семейке Адамс, бояться слово вставить, чтобы не огрести, видеть, как мать в слезах замазывает тонаком синяки, потому что стыдно перед персоналом – такое детство разрушает тебя изнутри, превращая в иллюзию живого человека. Ошибаться нельзя. Перечить нельзя. Показывать недовольство нельзя. Не улыбаться тоже нельзя.

Школа выживания и скрывания своих чувств в нашей семьей была базовой конструкцией, на которой держалась красивая картинка, видимость богатой счастливой семьи, которая обеспечивала работой и нормальной зарплатой не только работников нашего завода, но и кормила всех, кто хоть чем-то мог быть нам полезен.

После таких “взрывов” отец не замаливал свои грехи. Он их выкупал. Поездкой на море. Новой машиной, шмоткой, телефоном, цветами. Вечеринкой для друзей по тарифу “все включено”.

Кто платит, тот и музыку заказывает, – я с пеленок это слышал. Музыку. Знал бы он, что в его метафоре жизни было всего одно слово, за которое мне хотелось драться. МУЗЫКА. Наследник многомиллионного состояния вместо продолжения семейного бизнеса и ударов по груше в любимом папочкином боксе, на который он притащил меня в 5 лет, лучше бы каждый день разбивал пальцы в кровь о струны гитары. Ну, или о рожу отца.

А пока мне приходилось жить в родительском доме, я в тайне от отца купил себе гитару и вот уже год как занимался с преподавателем музыки в онлайн-формате дважды в неделю. Кроме Натальи Андреевны о моей настоящей страсти знали только мама, сестра и Михалыч. Но только Наталья Андреевна по-настоящему верила в меня как в музыканта, каждое занятие она говорила мне, что я гений и просила к следующему зуму сыграть что-то еще из своего. Да, я ей платил, а за деньги можно купить отару льстецов. Но я ей верил.

***

Мой отец всегда умел не только щедро платить за свой деспотизм, но и удивлять. Как на 1 сентября моего выпускного класса. Он с утра позвал меня на улицу и со словами “ладно, Михалыч говорит, ездишь нормально, лови подарок на 18-летие” вручил мне ключи от нового черного аккорда с тонированными стеклами.

Восемнадцать мне исполнилось неделю спустя, но подарок я принял. Я не дурак от такого отказываться. Тем более, что на машине стояли наши фамильные номера и вместе с ключами я получил разрешение отца ездить и не париться – “не ссы, никто не остановит, только никого не сбей”.  Это был первый подарок от отца, которому я действительно обрадовался и был полон решимости гонять по улицам родного города без гвоздя и жезла до официального получения прав.

В тот день я отвлекся всего на минуту, Карина сзади закурила, и я повернулся сказать, что без моего разрешения никто парить в тачке не будет. И в это время прозевал светофор и чуть не наехал на разноцветное недоразумение на пешеходном переходе. Хвала моей боксерской реакции, успел затормозить.

Я не планировал разгоняться над этой особой, что не смотрела по сторонам, хотел заорать что-то типо “смотри на дорогу, курица” и ехать дальше, но какая-то непреодолимая сила заставила меня выйти из машины.

Она застыла от неожиданности ярким оранжево-зеленым пятном на дороге, выбиваясь из серости дождливого дня и вечно нахмуренных лиц прохожих. А дальше все как в бреду.

Я нес какую-то чушь. Я всегда был горяч и резок, но тут моя неадекватность взлетела до небес, даже я это осознавал. Я серьезно позвал ее на групповушку? Она так мило и свирепо одновременно реагировала на мои издевки, что я не мог остановиться. И оторвать от нее взгляд не мог. Мне показалось, что она чем-то расстроена. Дурак! Я же на нее чуть не наехал, конечно, она расстроена.

На ее плечах болтались проводные наушники, она вытащила их, когда я начал говорить. Я не видел такие лет сто. Все, с кем я общался, признавали исключительно только айрподсы. Эта девчонка явно не из моего круга. Мне захотелось выкинуть всех из машины, схватить ее на плечо, закинуть на пассажирское сиденье и укатить в закат. Интересно, что она слушает? Я бы обязательно спросил и поставил в машине на репит ее любимый трек. Кто она? Что делает в этот дождливый день на улице, куда идет? Кто-то ее ждет?

Что за хрень в моей голове? Это точно не я! Это, наверное, Каринина курилка чемто- меня одурманила. Я не знаю, сколько бы еще я продолжал поясничать, если бы она меня конкретно так не отшила, заявив о своем парне, а потом бросилась благодарить Демьяна. Д'Артаньян хренов! В меня словно бесы вселились. Хотелось ему по морде съездить, чтобы не лез, куда не надо. Куда только мне надо.

Парень. Она сказала, что у нее есть парень. Да и по барабану! Одной телкой больше, одной меньше. Я ее в первый и последний раз вижу. С глаз долой – покувыркаюсь с другой. Желающих очередь.

Всем нравилось быть под деньгами, даже если они не мои, а отца. Даже если я сразу говорил, что на одну ночь. Мне всегда нравилось хлестать их этой правдой, проверяя, пойдут ли они дальше. Шли. Каждая из них непременно наделяла секс каким—то тайным орудием приворота и усердно скакала на моем члене в ожидании щедрых чаевых-бенефитов.

Вы когда-нибудь объедались любимым тортом? Наполеоном, например. Когда съедаешь его столько, что потом воротит? Так вот секс для меня стал наполеоном, я ел его не из крышесносного желания, а по привычке. Не особо охотно. Уже не чувствуя вкуса, давно пресытившись. Это стало автоматизмом. В свои 18 лет я не бегал со стояком за каждой красавицей. Мне даже не нужно было быть охотником. Вся дичь послушно сидела в ожидании “выстрела”. Скучно. Постно. Привычно. Сделала дело – слезай с тела. Я даже имена перестал спрашивать.

В общении с женским полом у меня было три железных правила: никаких свиданий, никаких совместных фото и никаких подарков. Мне чужда была эта любовная пантомима. У меня на жизнь были другие планы. Брать, что хочу – быстро, бесплатно или за деньги. Иметь, кого хочу, если захочу, и куда хочу. Жить свою жизнь по максимуму, на полную громкость. И не расслаблять булки, всегда есть кто-то, кто захочет убавить твою громкость. И если сейчас я позволяю это только одному человеку, то со временем и с этим “диджеем” справлюсь.

 А тут, на дороге с этой чудачкой, что отшила меня, взбесился непонятно почему, рванул в тачку под ржач своих придурков, еще и   лужей ее окатил. Ничего, ей было полезно остудить свой пыл, наверняка она уже утешилась на плече у своего парня.

В эту ночь мне приснился странный сон. Не привычный кошмар с бешеным псом, преследующем меня и разрывающим мою руку, а эротическая фантазия, навеянная безбашенной девицей, что кинулась мне под колеса.

Я играл абсолютно голый на своей гитаре, выпуская наружу сотни тысяч звуков. Я услышал, как открылась дверь и с ужасом понял, что должно быть это отец пришел раньше и сейчас застанет меня за гитарой. То, что я голый – это фигня по сравнению с тем, что я занимаюсь “бабским делом”. Кажется, так он сказал, когда вместо бокса я умолял отдать меня в музыкалку.

Вместо отца зашла девушка, я не увидел ее лица, но знал, кто она. Ее оранжевый плащ ни с чем не спутаешь. Зачем она пришла, что ей нужно?

Она медленно приближалась, покачивая бедрами. Я замер при виде ее рук, которые потянулись к поясу и начали медленно его развязывать. Хорошо, что я голый, иначе бы джинсы лопнули от натяжения, а девица сбежала бы и оставила меня без продолжения шоу. Плащ медленно сполз с ее плеч. Под ним ничего. Я потянулся к ней всем телом, чтобы почувствовать кожей ее кожу, горячее шумное дыхание… Я не успел даже к ней прикоснуться, но ожидание этого момента залило жаром остатки моего разума, а низ живота стянуло в тугой пульсирующий узел, где каждая капля моей закипевшей крови отплясывала ча-ча-ча под рок-н-ролл новых для меня ощущений. Еще секунда и я готов был прижаться к ней ненасытным ртом, но, не успев познать ее вкус, проснулся от резкого выброса адреналина. Твою мать! Я кончал как тринадцатилетка себе в трусы, не останавливаясь целую вечность. Я. Кончал. От гребаного сна.

Сказать, что я охуел – ничего не сказать.

Зазвенел будильник. Я, все еще не отошедший от нелепости своего порнографического сна, сбросил постельное белье на пол, чтобы его постирали, пошел в душ, быстро собрался, позавтракал с мамой и Никой, отец по ходу в очередной раз не ночевал дома,  и пришел в себя только по дороге в школу.

Глава 6

Кира.

За завтраком мы обсудили планы на день. Папа – на работу. Я – в школу, знакомиться с классом, вливаться в учебный процесс. Мама днем отведет урок по Zoom со своим любимым учеником, о таланте которого не переставала нам рассказывать после каждого занятия с ним, а потом смотреть новый дом, если ей понравится – заедем к концу недели. Хоть одна приятная новость.

После завтрака папа завез меня на служебной машине в элитную школу, как он выразился. На парковке у школы роскошные машины. Каким-то детям дверь открывают мужчины в строгой деловой форме, я так понимаю водители. Находиться в царстве богатых избалованных детей мне не хотелось, я заранее себя чувствовала неуютно, понимая, что буду там белой вороной.

Так, Кира, стоп! Ты чего себя настраиваешь на негатив? Ты же не слабачка. Я мысленно выключила рубильник с депрессивными мыслями, включила настрой на “все пройдет легко и приятно” и пошла к директору, чтобы она представила меня классу.

За годы переездов у меня должен был выработаться иммунитет на волнения перед новыми знакомствами и притиркой к коллективу. Но нет. Я каждый раз переживала, несмотря на все настроенные по фен—шую внутренние рубильники.

Интересно, в столовке мне сегодня подадут фуа-гра по-шведски или печень норвежского ежика?

Директриса толкнула дверь и зашла первой, я сделала вдох-выдох, надеясь угомонить выскакивающее из груди сердце и шагнула в класс.

– Знакомьтесь, это Кира Дружинина, она с семьей переехала к нам буквально на днях, ее папа военный чиновник приехал расследовать дело об отравлении солдат в нашей военной части. Прошу любить и жаловать.

Директриса что-то говорила еще, я пыталась всматриваться в лица новых одноклассников, но они сливались в одно размытое неприветливое пятно.

– Кира, – донеслось до меня. – Скажешь что-то классу?

Я не успела собрать в кучу слова и выдать что-то адекватное, как меня опередил знакомый нахальный голос и я стала искать глазами его хозяина:

– Похоже она глухонемая, ей точно в класс с НОРМАЛЬНЫМИ людьми можно?

– Максим, будь поласковее, девочка новенькая, буквально с самолета к нам. Давайте встретим Киру всем своим радушием.

– Уже встретили, – донеслось из размытого пятна.

– Всем привет, – начала я, не собираясь подавать виду, что мне дико не комфортно и лучше бы я сейчас тонну вонючей рыбы голыми руками чистила после отцовской рыбалки, чем оказалась здесь. – Первое, мой папа действительно военный, но не чиновник, а боевой офицер. Он приезжает в самые сложные части реанимировать то, что уже запустили. Второе – надеюсь, я здесь временно. Третье, я не горела желанием сюда переезжать, но много хорошего слышала об этой школе, в первую очередь об учителях. Надеюсь, это правда. А если здесь есть нормальные люди, как выразился, эм, не запомнила имя, Валера кажется, то буду рада знакомству.

Судя по недовольному взгляду директора и удивлению смотрящих на меня одноклассников, моя речь не вошла в список лучших от новеньких. Такая у меня натура, несмотря на мои переживания, я лучше буду вся красная стоять и заикаясь разговаривать, чем засуну язык в жопу и позволю мне хамить.

– Наш выпускной класс полностью укомплектован и тебя, Кира, мы приняли в порядке исключения. Есть всего два свободных места, занимай любое. С Максимом, за предпоследней партой или за последней с Артуром, обычно парни сидят в гордом одиночестве, теперь кому-то придется потесниться, – с этими словами руководитель школы поджала губы и быстро вышла из класса.

– Кира, присаживайся. Меня зовут Марина Петровна, я у вас классный руководитель, веду русский язык и литературу. Давайте уже продолжим урок, – представилась учительница в белом брючном костюме.

– Пусть садится ко мне, мы подружимся, – предложил парень с именем Артур, но что-то в его ухмылке мне не понравилось и я была уверена, что во вчерашней обкуренной тачке он был тоже.

– А ко мне нельзя. Хотя, если новенькая хорошенько меня попросит, тогда я может и соглашусь потерпеть ее, – съязвил неугомонный Макс. Он явно хотел меня взбесить и это у него получалось.

– На последних партах сидят обычно отстающие, я бы хотела уделить учебе все свое внимание, – проигнорировав провокатора, я повернулась к Марине Петровне, и моя внутренняя стерва начала виртуозно врать, чтобы добавить весомости словам. – И еще у меня плохое зрение, могу справку принести, поэтому мне подойдет только максимум третья парта.

– Хорошо, ребят, кто временно на сегодня пересядет с первых парт? А завтра на классном часу рассажу вас окончательно.

– Карина готова пересесть к Максу, а я не против новой симпатичной соседки, – предложил парень, в котором я узнала вчерашнего джентльмена.

– На Карину я согласен, с удовольствием разделю с ней свое личное пространство, – заявил Макс, глядя на меня с брезгливой миной, будто я заразная.

– Да это же курица слепая, год будет веселым,  – услышала я перешептывания.

Похоже, все вчерашнее сборище училось в одном классе, в Карине я узнала одну из девчонок, остальные его члены сидели на других местах и оценивающе на меня пялились. Как и весь класс, что-то подсказывало мне, что о вчерашней выходке одноклассников знают все.

Карина быстро пересела на предпоследнюю парту к Максу. Я села на освободившееся место.

– Я Демьян, приятно познакомиться, Кира, – протянул мне руку мой спаситель, его дружеское прикосновение и улыбка смогли хоть немного растопить повисшее надо мной напряжение. – Извини за вчерашнее, мы были не правы. Ты классно уделала Макса.

С этими словами он обернулся на друга, что сидел на четвертой парте прямо позади меня. Я не смогла отказать себе в удовольствии обернуться и полюбоваться недовольной миной Макса. Я выдала свой лучший презрительный взгляд и демонстративно резко отвернулась, взмахнув своими длинными волосами, мысленно молясь всем богам, чтобы кончики моей шевелюры достали до его лица, и он еще больше взбесился.

– Вот суччка, – услышала я сзади, а в следующую секунду он накрутил мои волосы на кулак и резко дернул. – Еще раз так сделаешь, останешься без гривы, Рапунцель.

– Еще раз тронешь меня и выцарапаю тебе глаза, – прошипела я в ответ, смахивая рукой его пальцы.

– Что за шум у вас? Максим, страница 18, читай отрывок с верхней строчки, – буквально спасла меня классная.

Остаток урока мы с Демьяном дружно хихикали над злющим и запинающимся на каждом слове Максом.

Сразу после звонка я быстро собрала вещи и сбежала из класса. Оглянувшись у выхода, я с облегчением увидела, что меня никто не торопился преследовать. Макс с Кариной остались за партой болтать, Артур стоял рядом с ними и смотрел на меня. Демьян помахал мне рукой и дал знак подождать его, но я показала рукой на телефон, мол мне надо позвонить.

Я нашла укромное место у свободного окна, прижалась головой к холодной стене и, наблюдая за непогодой на улице и стекающими каплями моросящего дождя по стеклу, набрала Ромку, который с утра слал мне поддерживающие сообщения.

От его простого “Алло, вкусняшка, как ты” я хоть немного отвлеклась от горького послевкусия знакомства с классом и, одной рукой массируя саднящую кожу головы и не вдаваясь в подробности, поныла, что жду не дождусь конца моей девятимесячной ссылки и, как только сдам экзамены и получу аттестат,  умотаю из этого серого сибирского города Красноярска.