Родная страна

Хруп, хруп. Шаги были уже совсем рядом, внезапно что-то громыхнуло, и я передернулся. Это Маша, опрокинув стул, выскочила из-за стола и рванула в непроглядную тьму.

В лицо ударил ослепительный свет, из него ко мне потянулась рука. Я отшатнулся, схватил Энджи, в ужасе завопил что-то бессвязное, Энджи тоже закричала, и вдруг послышался голос:

– Эй, Маркус! Хватит дергаться! Это я!

Голос был мне знаком, я уже слышал его давным-давно, на улице возле школы имени Чавеса.

– Зеб? – воскликнул я.

– Привет, старина! – вскричал он и стиснул меня в крепких, довольно пахучих объятиях. Мое лицо уткнулось в его бородатую щеку. Глаза слепил яркий луч его налобного фонаря, но, насколько я сумел разглядеть, он отпустил бороду размером и формой примерно с крупного зверя – большого кота или, может быть, бобра. Ужас схлынул, но нервная энергия от пережитого осталась на месте и требовала выхода. Я невольно зашелся оглушительным хохотом.

Вдруг чьи-то маленькие сильные руки оторвали Зеба от меня и швырнули наземь. Это Маша, узнав его голос, зашла сзади. Она опрокинула его в гипсовую пыль, уселась на грудь и принялась колошматить, обзывая последними словами.

– Прости, прости! – пропыхтел он и тоже расхохотался. Потом засмеялась Маша, а за ней и Энджи. – Ну ладно, хватит! Просто не хотел вам мешать. Девчонки сказали, что вы там. Вот я и решил, что яркий свет разрушит вам атмосферу.

Маша выпустила его, поцеловала в щеку, выбрав место, где борода была не такой густой.

– Ну и болван же ты, – с чувством произнесла она. Он со смехом взъерошил ей волосы. Рядом с Зебом Маша становилась совсем другой – словно моложе, игривее, от нее уже не веяло угрозой и смертью. Такой она мне нравилась гораздо больше.

– Энджи, это Зеб. Зеб, это Энджи.

Он пожал ей руку.

– Я о тебе слышала, – сказала она.

– И я о тебе, – отозвался он.

– Ну хватит, дураки, садитесь. Зеб, выключи этот чертов свет. – Маша снова заговорила серьезно, по-деловому, и мы послушались.

Я до сих пор злился на нее: как она могла с нами так поступить? Но после пережитого смертельного страха и затем мгновенной разрядки было трудно вернуться к прежней злости. Весь адреналин уже выплеснулся в кровь, и на выработку новой порции, наверно, потребуется время. Однако разговор был еще не окончен. Я сказал:

– Маша, ты ведь и сама понимаешь, что обходишься с нами нечестно. Так?

В темноте ее было не видно и не слышно. Молчание затянулось, и я было подумал, что она заснула или на цыпочках ушла прочь. И вдруг она отозвалась:

– Боже мой, да ты же еще совсем младенец.

Она произнесла это таким тоном, что я почувствовал себя восьмилетним малышом, деревенским увальнем по колено в коровьем навозе, а она, можно подумать, супершпионка мирового уровня с навыками ниндзя под прикрытием.

– Черта с два, – заявил я, пытаясь изобразить из себя циничного мерзавца, а не жалкого обиженного малыша. Получилось, кажется, не очень.

Она язвительно рассмеялась.

– Так и было задумано. Нечестно? А при чем тут вообще честность? В мире чего только не творится, много всяких гнусных дел, и в этих делах уйма народу ложится в могилы, и ты либо создаешь проблему, либо ищешь решение. И если ты решишь уйти, чтобы не подвергать опасности свою жалкую уютную жизнь, честно ли это будет по отношению к людям, которые шли на огромный риск, чтобы передать мне эти документы? Да, M1k3y, ты ведь у нас герой. Ты ведь храбро, очень-очень храбро рассказывал репортерам истории других людей. Устроил пресс-конференцию. Какой храбрец, настоящий герой! – Она громко сплюнула.

Я прикусил язык. Знаете почему? Потому что она была права. В основном. Более или менее. Много раз я ночами лежал в постели, смотрел в потолок, и в голове крутились эти же самые мысли. В икснете было полно ребят, которые вели себя гораздо безумнее меня и своей протестной деятельностью подставились под удар со стороны полиции и Департамента внутренней безопасности, эти ребята надолго угодили за решетку, и никакие газеты не рассказывали об их подвигах. Некоторые из них, возможно, до сих пор томятся в тюрьме. Я не могу утверждать это наверняка, не знаю даже, как их зовут и много ли таких ребят, и потому уж точно не заслуживаю ничьего восхищения.

Все мое остроумие, вся моя способность находить блестящие ответы мгновенно убежали и спрятались куда-то в самые дальние уголки разума. Стало слышно, как Зеб неловко переминается с ноги на ногу. Никто не знал, что сказать.

Зато Энджи прекрасно знала.

– Гм, думаю, не каждому это дано – стать продажной тварью, – громко заявила она. – Не каждому по силам сидеть в тайном бункере и наблюдать, как людей бросают в тюрьму, избивают, пытают, как они исчезают навсегда. Не каждый способен получать щедрую зарплату за свои труды в ожидании, пока их жалкая совесть окончательно переполнится и вынудит их бросить все и бежать куда-нибудь в Мексику, на пляж, чтобы там нести расплату за свои поступки.

В ночной тьме я невольно улыбнулся. Молодец, Энджи! Мои грехи были скорее пассивными: я мог бы сделать больше, но не сделал. Я грешил недеянием, а Маша поступила куда хуже – она грешила деянием. Совершила очень, очень много плохого. И давно пытается загладить свои преступления. Так что кому-кому, но уж никак не ей меня стыдить.

И снова наступило долгое молчание. У меня руки чесались швырнуть флешку в песок и уйти. Знаете, что меня остановило?

Зеб.

Потому что Зеб был настоящим героем. Он сумел выбраться из тюрьмы Гуантанамо-в-Заливе, но после этого не скрылся, а пришел к школе имени Чавеса и передал мне записку от Дэррила. Мог бы просто удариться в бега, но не сделал этого. А я в благодарность разболтал его секреты всему свету, подставил его. Делу борьбы с системой посвятила себя не только Маша, но и Зеб. Они ребята дружные. Я перед ним в долгу. Мы все перед ним в долгу.

– Ну хватит. – Я усилием воли подавил все свои дурацкие эмоции, попытался отыскать хоть каплю того дзен-спокойствия, которое снизошло на меня в храме. – Хватит. Да, это нечестно, ну и пусть. Жизнь вообще штука нечестная. Флешка у меня, что мне с ней сделать?

– Сбереги ее. – Голос Маши снова вернулся в бесчувственную зону – похоже, она при необходимости легко отступала туда. – И если когда-нибудь услышишь, что со мной или с Зебом что-нибудь случилось, обнародуй эту информацию. Кричи о ней на каждом углу. И если я однажды попрошу предать ее гласности, так и сделай. И если ровно через год, к пятнице на следующем Burning Man, не получишь от меня вестей, выложи ее в сеть. Как думаешь, справишься?

– Думаю, мне это по силам.

– Пожалуй, даже у тебя хватит ума не провалить это дело, – заявила Маша, но я видел, что она просто надела свою привычную маску крутышки, и не стал обижаться. – Ну ладно. Я пошла. Постарайся не напортачить.

Захрустел песок под ногами. Она ушла.

– Малышка, увидимся в лагере! – крикнул ей вслед Зеб, и меня снова ослепил свет его налобного фонаря. Он схватил из корзины булочку и жадно вцепился в нее зубами. – Я люблю эту девчонку, ей-богу, не вру. Но до чего же она дерганая! Как пружина на взводе.

Это было настолько очевидной истиной, что нам ничего не оставалось, кроме как рассмеяться. Потом выяснилось, что у Зеба припасено немного пива, добытого в подарочной экономике, а у меня во фляжке плескался концентрат холоднозаваренного кофе, и мы, допив пиво, переключились на него, чтобы стряхнуть с себя алкогольную расслабленность, а потом всем понадобилось в туалет, и мы вышли обратно в ночную пыльную плайю.

Глава 3

Весь день с раннего утра самые разные люди твердили, что по прогнозам на нас надвигается пыльная буря. Мне почему-то казалось, что в эту самую бурю достаточно будет подоткнуть шарф под нижний край защитных очков – я так делал всегда, если на плайе поднимался ветер.

Не тут-то было. Когда мы распрощались с Зебом и побрели назад, к шумному цирковому круговороту, на нас обрушилось стихийное бедствие. Ночь побелела от взметнувшейся в воздух пыли, лучи фонариков отражались от нее и били нам в лицо, создавая сероватую мглу, и, казалось, ей нет ни конца ни края. Это напоминало густой туман, который частенько, особенно в середине лета, опускается на Сан-Франциско, заставляя туристов в шортиках и маечках дрожать от холода. Но сквозь туман трудно видеть, а в пыльную бурю трудно – да что там, почти невозможно – дышать. Из глаз и носа хлынуло в три ручья, губы покрылись коркой засохшей пыли, каждый вздох вырывался судорожным кашлем. Мы ковыляли, шатаясь, и крепко держались за руки, потому что понимали: разожмем пальцы – и буря поглотит нас навеки.

Энджи притянула мое ухо к своим губам и прокричала:

– Надо под крышу!

– Знаю! – отозвался я. – Пытаюсь понять, где наш лагерь. Кажется, мы где-то между Девятью Часами и В.

Кольцевые дороги, опоясывавшие центральный лагерь, обозначались буквами алфавита. Наша палатка стояла на Семь Пятнадцать в кольце L, на далекой окраине. В нормальную погоду мы дошли бы туда минут за пятнадцать и прогулка была бы приятной. Но в такую пылищу… Хорошо, если доберемся за несколько часов.

– Забей, – сказала Энджи. – Надо прятаться сейчас, куда угодно.

Я споткнулся об арматурную железяку, вбитую в землю и увенчанную рваным теннисным мячиком, – кто-то приспособил ее под колышек для палатки. Чуть не упал, меня удержала только железная хватка Энджи. Она потащила меня дальше.

Впереди замаячило сооружение – гексаюрта, построенная из треугольных пенопластовых плит, скрепленных скотчем. Снаружи ее покрывал изолирующий слой из пузырчатой упаковочной пленки, выкрашенной в серебристый цвет. Мы ощупью нашли дверь – пенопластовую плиту на петлях из липкой ленты с одного края и с петлей вместо дверной ручки. Энджи уже собиралась дернуть, но я жестом остановил ее и постучал. Буря бурей, но нехорошо врываться в дом к незнакомым людям.

Над плайей завывал ветер. Если внутри кто-то и есть, сквозь этот рев не услышишь. Я хотел было постучать еще раз, но тут дверь распахнулась, выглянуло бородатое лицо.

– Входите!

Нам не надо было повторять дважды. Мы юркнули в дверь, и она захлопнулась за нами. Я все равно почти ничего не видел – очки стали непрозрачными от пыли, а свет в гексаюрте был тусклый: несколько светодиодных фонариков, задрапированных прозрачными шарфами.

– Глянь, как буря-то разыгралась, – послышался из полутемной глубины юрты веселый хрипловатый голос. – Джон, ополосни-ка их, прежде чем впускать. У них в ушах половина здешней пыли.

– Ну-ка, ну-ка, – отозвался бородатый. На нем была яркая хипповская футболка, в длинную бороду и остатки волос вплетены бусины. Он с усмешкой глядел на нас сквозь круглые очки в стиле Джона Леннона. – Давайте-ка почистим вас. Начнем с обуви.

Мы неуклюже нагнулись и расшнуровали ботинки. В них и впрямь набилась половина здешней пыли. А вторая половина застряла в складках нашей одежды, волосах и ушах.

– Хотите, дам переодеться? Когда ветер утихнет, вытрясем ваши вещи.

Моим первым инстинктивным порывом было отказаться, ведь мы едва успели познакомиться, и вообще такое гостеприимство казалось чрезмерным даже для экономики подарков. Но, с другой стороны, нехорошо будет, если мы запачкаем им всю юрту. А с третьей стороны…

– Это было бы прекрасно, – улыбнулась Энджи. – Спасибо.

Вот какая она, моя девушка. Предоставленный сам себе, я бы взвешивал разные стороны до самого Дня труда.

– Спасибо, – отозвался я.

Хозяин достал пышную охапку шелка.

– Это называется «сальвар камиз», – объяснил он. – Индийский костюм. Вот тут штаны, а верхнюю часть оборачиваете вот так, – продемонстрировал он. – Купил на eBay у индийских швейных кооперативов. Прямо из первоисточника. Очень удобно и практично – один и тот же размер подходит кому угодно.

Мы разделись до белья, кое-как упаковались в шелковые наряды. Помогали друг другу в самых сложных деталях, и наш хозяин тоже пришел на помощь.

– Так-то лучше, – сказал он и вручил нам упаковку влажных салфеток, которые в здешних условиях заменяли душ. Мы стали вытирать друг другу пыль с лица, из ушей, протирать руки и босые ноги – пыль проникла даже сквозь ботинки и носки! – и не заметили, как израсходовали всю пачку.

– Совсем другое дело! – Хозяин сцепил ладони и просиял. Манера говорить у него была мягкая, но лукавый огонек в глазах давал понять, что от него не укроется ни одна мелочь и в голове у него роятся очень интересные мысли. Он либо мастер дзен, либо убийца с топором – ни у кого больше не встретишь такого спокойствия и умиротворения. – Кстати, меня зовут Джон.

– Энджи, – протянула руку моя подруга.

– Маркус, – представился я.

На фестивале многие придумывали себе красивые псевдонимы, отражающие новую личность, в которую они перевоплотились на эти несколько дней. Я уже был сыт по горло своим знаменитым двойником M1k3y и не чувствовал нужды брать новое прозвище. Мы с Энджи этого не обсуждали, но, кажется, она тоже не горела желанием сочинять себе временное имя.

– Заходите, познакомьтесь с остальными.

Остальными оказались три человека, восседавшие на невысоких подушках вокруг кофейного столика, усеянного бумагами, игровыми кубиками и тщательно разрисованными свинцовыми фигурками. Мы оторвали их от старой доброй настольной игры с ролевым уклоном, в которой верховодит мастер подземелий. Не мое дело воротить нос от чужих развлечений, ведь я и сам много лет увлекался ролевыми играми, но сейчас это казалось редким занудством. Еще больше сюрреализма придавал тот факт, что игра шла на плайе в разгар пыльной бури.

– Привет! – улыбнулась им Энджи. – Кажется, у вас тут интересно!

– Еще как, – подтвердил хрипловатый голос, и я сумел разглядеть его обладателя. Лицо у него было морщинистое, глаза добрые, борода слегка взъерошенная, на шее шарф, заколотый бирюзовой булавкой. – Посвящены ли вы в тайны сего приключения?

Я взялся за руку Энджи и постарался не робеть и не тушеваться.

– Никогда не играл, но с удовольствием научусь.

– Похвальное намерение, – произнес еще один из игроков. Он был лет пятидесяти или шестидесяти, с аккуратной седой бородкой клинышком, как у Ван Дейка, и в роговых очках. – Меня зовут Митч, его Барлоу, а это Уил, наш мастер подземелий.

Последний из представленных был гораздо моложе остальных троих – наверное, лет сорока с небольшим, гладко выбрит, с румяными щеками и короткой стрижкой.

– Привет, ребята, – кивнул он. – Вы как раз вовремя. Хотите присесть? У меня тут есть несколько готовых персонажей, можете сыграть за них. Хороший способ скоротать время, пережидая бурю.

Откуда-то из недр гексаюрты Джон принес нам несколько подушек и уселся, скрестив ноги, в идеальную йоговскую позу с прямой спиной. Мы сели рядом с ним. Уил выдал нам листы с описаниями персонажей. Мне достался маг эльфийских кровей, а Энджи воплотилась в воина человеческой расы с заколдованным мечом. Потом Уил покопался в шкатулке и извлек пару раскрашенных фигурок, подходящих под описания.

– Их расписывал мой сын, – пояснил он. – Я пытался помогать, но он работает как пулемет – за ним не угонишься.

Я присмотрелся к фигуркам. Они были великолепны. Роспись была выполнена в мельчайших подробностях – куда больших, чем я мог разглядеть в тусклом свете внутри юрты. На мантии моего персонажа красовались таинственные серебристые символы, кольчуга персонажа Энджи состояла из колечек черненого серебра с крохотным пятнышком черной краски внутри каждого колечка.

– Они потрясающие, – признал я. Настольные ролевые игры всегда казались мне устаревшим и занудным развлечением, но над этими фигурками явно потрудился очень талантливый человек, любивший игру, и если такой талант не побрезговал тратить на них свое время, то и мне стоит попробовать.

Уил оказался великолепным мастером. Он сплетал историю наших приключений драматическим голосом, и в его исполнении она затягивала меня с головой. Остальные слушали внимательно, хотя время от времени перебивали повествование остроумными шутками, от которых все покатывались со смеху. Мне подумалось, что они, наверное, знакомы давным-давно, и, когда мы прервались на чашку свежезаваренного мятного чая – эти ребята понимали толк в жизни! – я спросил, откуда они знают друг друга.

Они переглянулись со смущенными улыбками.

– У нас тут что-то вроде встречи давних друзей, – сказал Митч. – Когда-то мы работали вместе.

– Раскручивали свою компанию?

Они опять расхохотались. Я почувствовал, что чего-то не понимаю. Уил спросил:

– Слыхал о Фонде электронных рубежей? – Ну конечно, я слыхал. И за миг до его ответа понял, о чем идет речь. – Его основали вот эти чуваки.

– Погодите-ка! – воскликнул я. – Так, значит, вы Джон Перри Барлоу? – Человек с шарфом кивнул и ухмыльнулся по-пиратски. – А вы Джон Гилмор? – Джон пожал плечами и выгнул бровь. – А вы Митч Кейпор? – Человек с вандейковской бородкой слегка помахал. Энджи растерянно озиралась. – Энджи, эти люди стоят у истоков ФЭР. Джон основал первую в Сан-Франциско компанию-провайдер, Митч разработал технологию электронных таблиц, а Барлоу сочинил Декларацию независимости киберпространства.

Барлоу расхохотался, словно загремела бетономешалка:

– И с помощью особых водорослей переработал тералитры сточных вод в гигалитры дизельного топлива. А еще написал парочку-другую песен. Раз уж зашла речь.

– О да, – подтвердил я. – Барлоу сочинял песни для «Грейтфул Дэд».

Энджи покачала головой:

– С твоих слов получается, они что-то вроде верховных богов интернета.

– Ну хватит о верховных. – Митч отхлебнул чаю. – Ты, юноша, кажется, неплохо знаком с тонкостями работы сети.

Я покраснел. Пару раз на плайе люди узнавали во мне M1k3y и подходили сказать, как они восхищаются мной и всякое такое. Это меня смущало, но сейчас мне очень захотелось рассказать троим величайшим героям интернета об этой стороне моей жизни, однако я не знал, как подступиться к теме, чтобы не выглядеть хвастуном. И опять меня спасла Энджи.

– Мы с Маркусом пару лет назад работали вместе с людьми из ФЭР. Это он основал икснет.

При этих словах Уил громко расхохотался:

– Так, значит, это ты затеял? – И продолжил тоном лихо закрученного детектива: – И надо же было такому случиться, чтобы из всех юрт на плайе они заглянули именно в мою.

Митч протянул руку:

– Считаю за честь познакомиться с вами, сэр.

Я пожал ему руку, так и не найдя, что ответить. Вслед за ним подошли и остальные. У меня голова шла кругом, а когда Джон сказал, что искренне восхищен моей работой, я от восторга чуть не хлопнулся в обморок.

– Ну хватит! – сказала Энджи. – Если он задерет нос еще выше, то застрянет в дверях. Мы сюда за чем пришли – болтать или бросать кости?

– Мне нравится твой подход. – Уил пролистал тетрадку и расставил на расчерченной доске несколько фишек с обозначениями местности.

Энджи оказалась превосходным стратегом – меня это не удивило, но на всех остальных явно произвело впечатление. Она расставила наши силы так, что мы легко прорвались сквозь вражеские орды, одолели мини-боссов и без особых потерь вышли на битву с главным боссом. Прирожденный танк, она воодушевленно рубилась с противником и направляла наши силы. Уил выдал ей тонны дополнительных очков опыта за прекрасную работу с персонажем – она была очень хороша в образе воительницы из варварского племени. Ее пример воодушевлял нас, и к тому моменту, когда мы наконец добрались до императрицы драконов в самом сердце подземелий, все незаметно заговорили языком фэнтезийных романов. Особенно хорошо это получалось у Барлоу – он, импровизируя, сочинял героические стихи и произносил их своим хриплым голосом. Тем временем Митч и Джон мастерски ловили мелкие намеки, которые Уил вставлял в повествование, и обнаруживали ловушки и тайные сокровища, спрятанные в самых неожиданных местах. Никогда еще мне не выпадало случая так приятно проводить время.

Митч и Барлоу беспрерывно ерзали на подушках и, как только мы ворвались в пещеру к драконихе, потребовали устроить перерыв и размять ноги. Сразу встали и, стеная, принялись усердно растирать поясницу. Уил тоже потянулся и выглянул из двери.

– Буря утихает, – сообщил он. Время близилось к полуночи, и в раскрытую дверь ворвался прохладный свежий ветерок, а с ним – звуки далекой музыки.

Одна половинка моей души хотела выскочить в ночь, отыскать источник этой музыки и потанцевать, а другая – остаться в юрте с людьми, которых я почитал как героев, и дальше играть с ними в «Подземелья и драконов». В этом вся суть Burning Man – здесь хочется всего и сразу!

Уил протянул мне еще чашку мятного чая, в горячей воде плавали мягкие листья.

– Потрясающе. Как хорошо, что мне доверили быть мастером в этой игре. И как хорошо, что к нам пришел ты. – Он покачал головой. – Самая большая концентрация компьютерных гениев, какая собиралась в одном месте.

– Вы давно их знаете?

– Не очень. С Барлоу и Гилмором познакомился довольно давно, когда организовал сбор средств для ФЭР. Сегодня случайно наткнулся на Гилмора, сказал, что принес с собой все, что нужно для «Подземелий и драконов». Глазом моргнуть не успел – и вот я уже веду для них игру.

– А что за сбор средств?

Лицо Уила казалось знакомым, но я никак не мог вспомнить, где же его видел.

– Да так. – Он сунул руки в карманы. – Меня попросили изобразить жестокий бой с юристом, одетым в костюмчик фиолетового динозаврика Барни. Потому что деятели из сериала про Барни выдвигали множество юридических претензий к веб-сайтам, а ФЭР их защищал. В общем, было весело.

Я его определенно откуда-то знал. Но никак не мог уловить, и это бесило.

– Вы случайно не знаете, где я мог вас видеть? Ваше лицо кажется знакомым…

– Ха! Еще бы не знать, – усмехнулся он. – Я с детства играл в кино, снимался в «Звездном пути: Следующее поколение» и…

У меня отвисла челюсть.

– Так вы тот самый Уил Уитон!

Он, кажется, смутился. Я никогда не был поклонником «Звездного пути», но видел множество видеороликов, снятых Уитоном со своей комедийной труппой, и, конечно, знал знаменитый закон Уитона: «Не будь козлом».

– Да, это я, – подтвердил он.

– Вы стали первым, на кого я подписался в твиттере! – воскликнул я. Комплимент, конечно, сомнительный, но это было первое, что пришло мне в голову. Посты у него были на редкость остроумные.

– Гм, спасибо! – отозвался он.

Неудивительно, что из него вышел такой хороший рассказчик, ведь он снимается в кино чуть ли не с семи лет. Мне стало жаль, что под рукой нет Википедии, хотелось узнать об этих людях побольше.

Мы снова сели играть. Нам предстоял бой с мегабоссом – императрицей драконов. Она окружила себя бесчисленными крепостными стенами и имела в арсенале множество смертоносных атак. Я придумал, как с помощью магических иллюзий заманить ее в боковой коридор, где ей не хватало пространства для маневров, и бойцы смогли нападать на нее волна за волной, а я тем временем вооружился волшебной лопатой и стал сбрасывать ей на голову камни с потолка. Эта идея казалась мне (да, ей-богу, и другим тоже) превосходной – ровно до той минуты, пока от моих землекопных чар весь свод пещеры не обрушился и не похоронил всех нас под грудами земли.

Но, кажется, никто на меня особо не рассердился. Когда мне с каждым броском выпадало пятнадцать очков или больше и мои чары обрушивали землю на голову драконихе, все радостно хлопали, и никого, кажется, не беспокоило, с каким результатом бросает кости Уил у себя за ширмой. Кроме того, время близилось к часу ночи, и снаружи гремела тусовка! Мы переоделись из роскошных шелков Джона в свои задубевшие от пыли шмотки, включили всю нашу ЭЛ‐иллюминацию, надвинули на глаза защитные очки, пожали всем руки и миллион раз поблагодарили. Когда я уже стоял на пороге, Митч написал мне маркером на руке (там уже скопилось немало информации – координаты интересных мест на плайе и адреса тех, с кем я планировал связаться) электронный адрес.

– Энджи говорит, ты ищешь работу. Напиши сюда. Это менеджер избирательного штаба Джозефа Носса. Я слышал, ей нужен вебмастер. Скажи, что ты от меня.

Я потерял дар речи. За последние месяцы я стучался в множество дверей, рассылал резюме, писал и звонил – и все безуспешно. И вдруг мне предлагают самую настоящую работу с рекомендациями от самого настоящего легендарного героя! Я, заикаясь, поблагодарил. Едва мы оказались снаружи, я поцеловал Энджи и, прыгая от радости, потащил ее на плайю. По дороге едва не врезался в парня на пыльном сегвее, отделанном полосатым, как зебра, искусственным мехом. Тот ухмыльнулся и помахал.

* * *

В следующий раз мы увидели Машу и Зеба лишь в последнюю, субботнюю, ночь, когда произошло сожжение храма.

Накануне был сожжен и сам Человек, и это было упоительно-безумно. Сотни огненных танцоров исполняли точно выверенные маневры, десятки тысяч фестивальщиков сидели рядами на плайе и оглушительными воплями встречали каждый взрыв, каждый огненный шар, каждое грибовидное облако пламени, вырывавшееся из пирамиды, на которой стоял Человек. А когда он рухнул, ответом был тысячеголосый рев, рейнджеры разомкнули оцепление, и мы ринулись навстречу пламени, каждый помогал тому, кто был рядом. Мир еще не видел такого вежливого столпотворения. Внезапно у меня в памяти вспыхнула давка у входа в метро в тот день, когда взорвался мост Бэй-Бридж. Вонь потных тел, обезумевший гвалт. До чего ужасно было чувствовать, что под напором людской массы ты вынужден наступать на тех, кто упал. В той давке кто-то пырнул Дэррила ножом, и с этой раны начались все наши кошмарные приключения.