Принцип 8

Григорий Неделько

Принцип 8

Сказка про Ёжика,

гитару «Дубнер Везеркастер»

и вселенские катаклизмы

Get up and make this circle with me

Zero number is what should be

Stand up and make this circle with me

Eight is zero’s way to be.

(“The Circle”)

[Проснись и сделай этот круг со мной,

Номер ноль навеки твой.

Встань и сделай этот круг со мной,

Ты был ноль, теперь – восьмой.

("Круг")]

Часть 1. Звук

1/5

Гроза разошлась не на шутку.

Минуту назад всё было по-летнему солнечно и чудесно, как вдруг не наползли даже – стремительно набежали тёмно-серые тучи, кристальную синеву затянул вязкий бугристый поднебесный туман. Вспышки озарили пространство огненным свечением. Высь помрачнела настолько, будто посреди дня, в обход законов природы, наступила ночь. И хлынул ливень: крупный, сплошной, холодный до дрожи. Последовали бешеные пляски ветра на пустыре, сопровождающиеся громкими, пугающими завываниями.

Низенькая одинокая фигурка шла сквозь пригибаемый стихией пролесок, бесполезно отгораживаясь свободной мохнатой лапкой от ярящейся грозы. Вода засекала в чёрные глазки, застя взор; ледяные порывы били по смешным коротеньким «ножкам», норовя повалить в густую траву; ушки-тарелочки и сантиметровый хвостик немели от холода. Темнота становилась ещё концентрированнее – хотя, казалось, некуда, – пряча мир под плотную материю. Создавалось ощущение, что мурашки заполонили тело целиком, вплоть до острий колючек. Сперва Ёжик отыскивал дорогу домой по памяти, а когда и это стало невозможно, включил автопилот, позволив ногам вести к затерянному в лесу домику. Не промахнуться бы! Рядом болота, попади лесной житель в их тягучие объятия – не выберется. Трясина, если уж вцеплялась в кого-то, не отпускала до… финала.

В небывалую по силе бурю Ёжик угодил из-за второго (и последнего) жителя деревни, Ведра. Никто не знал, откуда у выдра взялось такое странное имя, в том числе сам его обладатель. Неподалёку, в посёлке, жила Ведрова тётушка, которую звали Ветра: либо в их семье царила преемственность имён, либо небогатая фантазия. Но обе версии не имели отношения к ежиным бедам – их причиной послужили больные лапки соседа. Точнее, его лень. А говоря начистоту, хитрость вкупе с наглым враньём. Каждый месяц Ведро посылал тёте гостинцы: собственноручно выращенные овощи и зелень, дрова с хворостом, трогательное письмо. По словам приятеля, пожилая родственница не могла обеспечить себя необходимым, и заботливый племянник оказывал гуманитарную помощь. Поскольку у Ведра от долгих прогулок сводило пятки, таскать посылки приходилось Ёжику. Чего не сделаешь для давнего знакомого, к тому же больного четвёртой степенью плоскостопия.

Что степеней всего три и что подтянутая, бодрая госпожа Ветра в её годы активнее, чем племянничек, Ёжик узнал ненароком, когда выдриха едва ли не принудила его попить чаю с мятой. Хотя напиток был действительно вкусный.

«Дом из тёсаных брёвен – подстать хозяйке, – отметил четвероногий. – Высокий, гладкий, чистый… и внушительный. С виду да и по правде. Нет, не внушительный, есть другое слово, более подходящее… – Ёжик ненадолго задумался. – Основательный, вот!»

Прихлёбывая ароматный чаёк из фигурной, украшенной голубой каёмкой чашки, Ёжик, чтобы прервать смущённое со своей стороны молчание, поинтересовался, в каком возрасте у Ведра появились проблемы с нижними конечностями.

Благожелательное выражение тотчас пропало с мордочки тёти, сменившись гневливым недовольством. Подгоняемая уверенной лапкой, бухнулась о стол изящная чашечка, по чистой белой скатерти расплескалась пахучая жидкость, разлетелись мокрые зелёные листочки.

– Та-а-ак, – прорычала Ветра. – Опять, да?!

Ёжик притих, пытаясь понять, чем провинился. Однако слова выдрихи касались не иглокожего посланца, а его деревенского приятеля.

– У Ведра совсем прохудилась совесть! Ну, я ему покажу!.. – Ветра потрясла в воздухе шестистраничным письмом, покрытым корявым убористым почерком.

– А в чём дело? – переведя дух, уточнил гость.

– Болен твой друг.

– А-а. Ну да. С пятками непорядок.

– С головой!

Резво вскочив из-за стола, Ветра широкими шагами закурсировала по кухне. Ёжик заприметил рельефные бугорки на выдриных лапках, отнюдь не хилых, к слову. Холмики же, надо полагать, мускулы. Гонец из деревни чуть не поперхнулся чаем. Он раньше не приглядывался, но теперь заметил: Ветра и внешне не производила впечатления немощной старушки.

– То есть, – сделал Ёжик вывод, – Ведро специально меня посылал, чтобы не утруждаться, не рисковать?

– Ха, – отреагировала тётушка. – Да он боится!

– Чего?

– Кого! Меня. Верту, дядя нашего доморощенного интригана, когда-то занимал пост главы посёлка – пусть земля ему будет водой. Затем Верту вышел на пенсию, а лаповодителем, как единственного наследника, назначили Ведро. Но он сбежал, потому что испугался ответственности! А теперь пытается задобрить, пишет бесконечные письма.

– Ответственности? – переспросил Ёжик.

– Ну, и ещё нас с мужем, – прибавила пожилая дама. – Мы пообещали три шкуры с сорванца спустить, если посёлок, по его милости, постигнет участь местной школы.

– Какой школы? – удивился гость. – Здесь же нет школы.

– Вот именно!

Немного шокированный откровением, Ёжик снова замолчал. Осушив чашку – итого третью, – поблагодарил за гостеприимство, встал из-за стола, намереваясь уйти. Но, прежде чем отпустить, смелого курьера удостоили долгой похвалы, не менее продолжительных извинений за нерадивого племянника, прочувствованного поцелуя в щёку и целой котомки румяных пирожков с капустой. Попрощавшись, а заодно пообещав передать Ведру хорошенькую затрещину от любящей тётушки, Ёжик вернулся на улицу, под чистые, отдающие перламутром небеса. В игривых лучах летнего солнца уютный посёлок на полсотни животных выглядел чуть ли не игрушечным. Вспомнилась висящая на стене, в спальне, картина: пейзаж, изображённый там, необычайным образом перекликался со здешними лубяными красотами – милой простотой, берущей за душу искренностью. Ёжик миновал компактные дощато-бревенчатые ворота, распахнутые с утреннего часа до наступления темноты, и углубился в лес.

Кошмарная гроза застала посередине дороги, когда он выбрался из бурелома на широкую длинную поляну, покрытую юными соснами да берёзками в окружении редких кустиков дикой малины. Вроде бы хорошо: не придавит трухлявым деревом, свалившимся под натиском гневливого ветра, или толстой, перебитой молнией веткой. Только в бурю и под открытым небом небезопасно гулять: а ну как та же молния испепелит. Бывали случаи. Дождь промочит, ветер продует – тяжело заболеешь. Но делать нечего, надо идти, иначе никогда не дойдёшь.

Вскоре он осмотрительно передвигался по узкому пролеску, где, хитро петляя, вилась знакомая дорожка, а через считанные секунды осадки усилились настолько, что Ёжик вымок пуще выдры-пловца. Шёл дальше, провожаемый поклонами деревьев, что гнули кроны под ураганными выдохами. Пролесок поредел; взбесившийся ветер, получив возможность для манёвра, немедля вырвал из коготков котомку с пирожками. Черноту неба заполонили яркие ветки молний, плохо освещавшие импровизированную ночь, зато превосходно нагнетавшие страх. Одна из смертельно опасных стрел вонзилась в почву буквально метрах в двадцати-тридцати. Ёжик отшатнулся; сердце хаотично запрыгало, застучало в груди. Зверёк знал, покидать тропинку ни в коем случае нельзя! Шагнёшь не туда – угодишь в трясину!.. Выхода не было, и пешеход доверился мышечной памяти.

Ослепил разряд молнии, оглушил совершенно не отстающий от неё гром. Ёжик непроизвольно замер, задрожал от холода, испуга. Лить не прекращало – непомерно глубокое озеро наверху, зависшее прямиком над путешественником, словно бы превратилось в дюжину бездонных прудов.

И внезапно дождь-водопад стих, замолчали громовые раскаты, застыл в неподвижности ветер. Не веря удаче, продрогший Ёжик покосился по сторонам. Набрал воздуха в лёгкие, закашлялся. Смахнув с круглого носа увесистую каплю, поискал глазами котомку – нигде не видно. В вышине сверкнуло, столь слабо, что он и внимания не обратил. А потом началось самое страшное…

Природа потонула в световом море: молнии вырвались из туч одновременно, красивые и коварные, обжигающие. Ветер, набрав колоссальную скорость, врезался в беднягу, очутившегося во власти погодного хаоса. Колючее тельце инстинктивно свернулось в шарик, покатилось по траве. Ревущее громыхание сотрясало землю. Вертясь автомобильным колесом, клубок катился дальше, дальше, дальше. Ветер подхватил его, понёс, неуклонно разгоняя. Впереди показался овраг. Резкое мощное дуновение – и молодой ёж полетел вниз, через камни, через ямы.

Восприятие мигнуло напоследок и пропало; всё, перемешавшись, исчезло – остался лишь… звук. Непонятный, зародившийся где-то в отдалении как плохо различимый гул, но постепенно нараставший. Ускользающим сознанием Ёжик почти расслышал длинную, гипнотическую, героическую ноту, настойчиво пробивающую толстую броню вселенского ужаса. Нечто жужжащее роем пчёл – и заливисто поющее соловьём; рычащее, будто злой пёс, – и шепчущее, словно дыхание младенца.

Спуск завершился: склон отъехал на задний план, на первый вышла древняя электростанция, опутанная паутиной высоковольтных проводов. Поблизости от проржавевшего, усеянного дырами забора, слева от покосившихся ворот, возносился к чёрно-белым небесам неохватный дуб-великан, что шуршал на ветру листьями-маракасами. Воздушный поток попритих, точно бы, наткнувшись на дуб, струсил. Необычная нота достигла апогея, готовясь раскрыть свою суть…

Неизвестно какая по счёту софитовая вспышка, гром, акцентированно бьющий в бас-бочку, техничная крик-песня ветра. Летящий кувырком врезался в вековечный ствол и, не успев ни осознать реальности, ни испытать боли, мгновенно отключился. Электрический разряд-тоника потряс бытие… Съёжившись, оно погасло.

2/5

Пробуждение выдалось невесёлым. Он навзничь распластался на травяном ковре, но тот ничуть не скрадывал пробравшегося под кожу холода земли. Как ни странно, болела не ушибленная голова, а грудка: там напористо давило, не давая дышать. Ёжик постарался совладать с собой, с ситуацией – не вышло.

Окружающее плыло, изредка вспыхивая молниями. Когда взгляд более или менее сфокусировался, зверёк понял, что слепит солнце. На смену промозглому водному бедствию пришла хоть и не наглая, но настойчивая жара.

Он ещё раз попыталась глубоко вздохнуть: не удаётся! И только тут догадался опустить глаза ниже, почувствовал резь, навернулись слёзы, однако быстро отыскалась причина, по которой он задыхался: на грудь давил кусок дуба.

«Ничего себе, какой плотный!» – удивился Ёжик, выучивший на зубок физические формулы.

Школа, в которой он получал образование, располагалась в крохотном городке, на расстоянии пятнадцати километров от деревни. Большая часть накопленных родителями денег ушла на поездку; комнаты учащимся выдавали, слава природе, бесплатно. Закончив девять классов, Ёжик возвратился в деревенские пенаты. В профессии садовода знания мало пригодились, но быт заметно упростили: уединённая жизнь в лесу тесно связана с наукой, в особенности с биологией и физикой. Спустя пару месяцев мать и отец, спокойные за будущее сына, перебрались на поляну за лесом, чтобы построить отдельный домик, а этот передали в полное распоряжение наследнику. Ёжик с родителями регулярно переписывались.

Но то – безмятежное прошлое, тогда как насущное, довольно неприятное настоящее продолжало давить на грудную клетку. Игольчатый растопырил когтистые лапки, нащупал деревяшку, упёрся, поднатужился и скинул с брюха. Мир сразу заиграл новыми, яркими красками.

Откашлявшись, Ёжик поднялся с земли, медленно, чтоб голова не закружилась. Помассировал побаливающую, усеянную мягкими волосками грудку, отступил и с интересом огляделся: раньше он к электростанции не спускался. Металлическая паутина башен тянула шпили к стратосфере, словно вызывая на дуэль; провода мазутного цвета, соединявшие «пики», походили на забытые пожарниками-экстремалами шланги; забор пьяным, расхристанным сторожем обнимал драгоценную постройку. Но внимание отчего-то привлекало не впечатляющее сооружение родом из минувшей эпохи, а грозный дуб, наверное, и по меркам собратьев считающийся тяжеловесом. Подлинный гигант боксёр с ногами-колоннами, мускулистыми до неприличия лапами, титаническим торсом, вдобавок, правда, с изящностью кашалота. Ёжик застыл перед чудо-деревом как загипнотизированный. Лишь когда слабый, точно бы стесняющийся давешних разудалых танцев ветерок дотронулся до шевелюры дуба, зевака увидел, что листья и трава абсолютно сухие. Небо будто не вылило на них галлонов воды.

Ёжик снова поискал взглядом дождевые капли и наткнулся на ту самую деревяшку, которой его придавило, крутобокую, напоминающую формой грушу. Судя по обугленному краю, кусок отщепила от ветки молния.

«Солидный! – подумалось млекопитающему. – Повезло, что не пришиб! Откуда же он упал? За листвой не рассмотреть…»

Ёж поморщился, когда желудок свело от голода. Понимая, что красотой не насытишься, стряхнул грязь, снял с иголок дубовые листья и пошагал к склону. Одолел подъём, достаточно пологий, но рослый, как сосна-долгожительница, отдышался, затем поплутал, пока не разыскал дорожку.

Возле топей путник шёл неторопливо, а едва отдалившись, ускорил темп: не терпелось попасть домой. Опасаться-то нечего… кроме строптивой погоды. Хотя бури бояться – на улицу не выходить.

Голову напекало, покатились солёные капельки пота. Наконец показалась треугольная, потемневшая от времени крыша, извернулся ужиком заключительный поворот. Ёжик раздвинул листву, вынырнул наружу и радостно улыбнулся своему домику. Забрав свежую почту из самодельного почтового ящика с размашистой, выведенной чёрным маркером надписью «Дом Ежа», отворил тихо скрипнувшую калитку. Аллегро нон троппо отстучал по плитке чёткий ритм, поднялся на жёлтое, пастельного оттенка крыльцо и скрылся в освежающей тени, за дверью с номером «01», единица в котором давным-давно отвалилась.

Нижние лапки тут же заныли, стоило плюхнуться в глубокое кресло. Невероятно удобный, пускай и вылинявший предмет мебели достался от бабушки. Положив письмо на колени, Ёжик развернул бесплатную газету, что по понедельникам разносил зверью канюк Горбач. Вспомнилась поговорка про тяжесть первого дня недели.

«Народная мудрость не ошибается», – мелькнула мысль.

С новостями оказалось негусто. Впрочем, ещё одно умное изречение утверждало, что самые лучшие новости – их отсутствие, да и округа, следует признать, никогда не была богата на события. Правда, газетный лист с передовицей и кроссвордом опять загадочным образом куда-то подевался.

– Так-так-так, – читая, приговаривал Ёжик. – Собрание членов «Лесного кооператива – 41». Явились двое: председатель и зампредседателя… Так-так-так. – Он перелистнул страницу. – Бобёр-отшельник Дубнер отказывается платить налог на дамбу… негодяй какой!.. Так-так-так. Синоптики обещают ясную погоду… я уж заметил!.. Температура плюс двадцать шесть – плюс двадцать восемь… Ну да, а в дождь все тридцать. Минус… Так-так-так. Реклама. В Городке стартует музыкальный конкурс-фестиваль. «Если вы молоды и талантливы…» Ясно. Эх, музыка – отличная вещь. Но надо картошку окучивать.

Ёжик отложил газету и взял конверт. Писала мама. Оторвав край, колючий вытащил сложенную вчетверо бумагу, пробежал глазами ровный убористый текст, узнал, что мать с отцом живут дружно, дом почти достроили, собрали первый урожай картошки и несколько самых крупных, самых вкусных корнеплодов выслали сыну. Поблизости доставкой занимался только заяц с многозначным именем Косяк, щуплый, ленивый, способный заблудиться в трёх соснах, а значит, посылку придётся ждать долго. Дочитав письмо, Ёж вернул листок в конверт и покинул кресло, решив составить ответ, когда перекусит.

Еле слышно распахнулась дверь, кто-то вошёл в дом.

«Понятно кто, – промелькнула ироничная мысль, – здесь фермеров раз-два и обчёлся».

На пороге, смущённо теребя кепку, и вправду стоял худой, вытянутый, вечно всклокоченный Ведро.

– А я кабачки поливаю, – не поздоровавшись, невинно сказал выдр. – С самого утра, аж спину скрутило от натуги. В общем, разогнулся воздуха глотнуть и тебя увидел, а ты какой-то понурый бредёшь.

– С чего бы это? – иронично откликнулся Ёжик.

– Забежал, чтоб проверить, в порядке ли ты, – как ни в чём не бывало рассказывал сосед.

– Я-то? В полном.

– Такой дождина садил, ты не поверишь! Прям жуть!

– Да неужто?

– Честное слово! – Чтобы усилить эффект невинности, Ведро поджал губы, затем продолжил: – Вчера волк знает что творилось! Лило как из ведра!.. Э-э, из множества вёдер… В смысле, не из вёдер, а… э-э…

Ёжик смотрел с напускным безразличием.

– Ага, – подтвердил, – это уж точно. Погодка вчера шептала. Я…

И замолк. Выпучил глаза.

Стоящий в дверном проёме садовод недоумённо вскинул брови.

– Как «вчера»?! – вымолвил его отважный коллега.

Ведро мигом сориентировался – подскочил к приятелю, осторожно, чтобы не уколоться, обнял за плечи, добавил сочувственности в голос:

– Вот ведь непредсказуемая штука жизнь, – заложил он философский вираж. – Никогда не знаешь, куда выведет кривая судьбы. Да?

– Ну-у… – растерянно протянул Ёжик.

– И благие намерения – вроде помощи доброму другу – иногда оборачиваются не той стороной, какой бы мы желали, – закрепил успех собеседник. – Да?

– Ну-у… Минутку.

Выдр догадался, о чём подумал Ёж: тут не нужно быть семи пядей во лбу.

– Однако, – с нажимом добавил водоплавающий хитрец, – как бы мы ни оберегали спокойствие, повлиять на мировые законы не в силах.

– Прости?

Ведро фыркнул, потом всплеснул лапами.

– Да чего ж непонятного! Хорошо, сейчас объясню. Фаталист ли ты, дорогой Ежище?

– Я – чего?

– Ты даже не знаешь, что это!

Выражая наиглубочайшую степень стыда, Ведро прикрыл кожаной пятернёй востроносую мордочку и тайком лукаво глянул между двумя пальцами на Ёжика. Тот пребывал в смятении. «Больной» плоскостопием приступил к коде своего коварного замысла.

– Так и вселенная, – резюмировал он. – Кажется, будто бы мы у неё за пазухой, а туда насекает до лешего воды, набивается совпадений, налетает ошибок, и – увы… – Размашистым жестом Ведро поставил жирную точку в глубокомысленных рассуждениях.

Количество риторики зашкаливало, посему Ёжик, придя в чувство, уточнил:

– Что «увы»-то?

Но сосед уже испарился, как вода с листьев.

Обругав себя для профилактики, чтобы впредь не вестись на уловки Ведра, коротколапый закрыл входную дверь. Сунув письмо с газетой к остальной корреспонденции, в ящик письменного стола, прошествовал на кухню. Там приготовил быструю вкусную пищу – омлет на растительном масле из трёх искусственно выращенных яиц, со ржаным хлебом и остатками сыра. Те продукты, что не «поставляли» грядки, по средам и субботам привозила автолавка бойкого сороки Хвостуна. Поскольку время перевалило за полдень, а перед этим Ёжик сутки не ночевал дома, трудно определить, ел ли он завтрак или обед. В любом случае, желудку результат понравился. Выпив вместительную чашку зелёного чая, владелец домика сгрудил в раковину грязную посуду – «помою, когда проснусь» – и, смешно икая, побрёл в спальню.

Сон оборвался на половине, унеся в небытие память о привидевшемся. Зевнув и потянувшись, Ёжик откинул одеяло – и неведомым манером перенёсся в ванную.

Свет включён, из овального зеркала выглядывает силуэт, таинственный, но ни капли не испугавший. Силуэт состоял из повторяющейся буквы «ж», что переплелась в неуловимой последовательности.

Лапу коротконогий протянул будто бы помимо воли. Силуэт задёргался, родив ассоциацию со статическими телевизионными помехами, – и, выпорхнув из стекла, влетев в раскрытую ладонь Ежа, помчался вверх по телу. В сознании раздалось отчётливое, необъяснимое, заглушающее прочие образы и мысли жужжание.

Вот тут он испугался, по-настоящему.

А в следующее мгновение – проснулся. Тоже взаправду.

– Бр-р-р! – Ёжик потряс головой, сбрасывая остатки кошмара. Кошмара ли?

Скоро волнение улетучилось.

Часы показывали шесть вечера. Ложиться на ночь рано, тем более что спать не хотелось. Чем заняться?

«Поработаю на грядке: картофель окучу, клубнику соберу. Потом отдохну, маме напишу. И с Ведром нужно переговорить, чтоб наглел, да не слишком».

Довольный списком дел, загородный житель нерешительно откинул одеяло: вдруг-то опять в ванную перенесётся? Подождал, прислушиваясь к тишине, к комнате, к ощущениям. Ничего не произошло. Испытав глубочайшее облегчение, слез с просторной кровати, оделся и отправился на крестьянские подвиги. Ёжик ценил порядок, любил контроль над ситуацией, а непредвиденных осложнений старался избегать.

У судьбы же на его счёт имелись совсем другие планы.

3/5

Ёжик вышел на крыльцо и, с удовольствием отметив, что жаркий день сменился прохладным вечером, спустился по горделиво выпятившей ступеньки лестнице. Надел рабочую обувь (измызганные, «дачные» кроссовки), прислушиваясь к тому, что творится на улице. А там правила бал невесомая тень, которая стелилась по утомлённой погодными причудами земле благодаря заполонившим синеву неба пушистым барашкам. Безветрие молчаливо подыгрывало симфонии «Успокоение». Окружающий мир добродушно улыбался – если не считать Ведро. Завидев утыканную иголками фигуру, сосед сразу же перестал лениво подстригать пионы, бросил секатор и поспешил удалиться в дом. Апартаменты выдра отличались от ежиных: внутри – более узкими комнатами, наличием второго этажа, покатой крышей; снаружи – безвкусными занавесками, пылью и неприбранностью.

«Метеорологи редко попадают в яблочко, но, когда промахиваются в пользу граждан, ругаться никто не станет».

Занятый такими мыслями, Ёжик с плоскорезом наперевес двинулся к грядке. Напомнив колорадским жукам, что договор насчёт картошки касался лишь первого ряда растений, и подождав, когда полосатые насекомые переберутся на выделенную им территорию, лопоухий занялся окучкой.

Работа спорилась. Картофель колосился, плоскорез справлялся с обязанностями на ура, температура не выкидывала фортеля, солнце клонилось к закату… а затем началось это. Вернее, возобновилось. Шуму, далёкому, постепенно нарастающему, похожему на пчелиное жужжание, на сей раз потребовалось минимум времени, чтобы заполнить сознание. Ёж уронил плоскорез, обхватил голову.

– Да что ж такое!..

Он сражался неизвестно с чем, отважно, но безуспешно: слабости-то оппонента неясны, так же как и «личность».

Громкий возглас привлёк Ведро, из приоткрытой двери выглянула топорщившаяся усами мордочка-карандаш.

Жужжание поутихло. Ёжик подналёг, намереваясь провести нокаут, – и звук вырос до грохочущих громом децибелов! Будто до отказа вывернули ручку музыкального центра.

– Мамочка… – вырвалось непроизвольно.

Ведро заинтригованно следил за развитием событий.

Жужжащая помеха в разуме снизила уровень громкости. Стараясь не задумываться, насколько это глупо, Ёжик без особой надежды обратился к шумливому гостю:

– Уважаемый, не мешайте, пожалуйста, огород возделывать.

Щёлк. Регулятор переместили в положение «Выкл.» – звук пропал.

– М-м? – оторопело произнёс иглокожий. – Он… послушался?

Впечатлённый Ведро поскрёб макушку, силясь вникнуть в происходящее.

– Спасибо. – Поблагодарив непонятно кого, Ёжик снова взял в лапы плоскорез.

Тут выдр не выдержал – слетел по лестнице, подбежал к вежливому, подозрительно себя ведущему страдальцу, вполголоса осведомился:

– Друг, ты как?

Благодетель картошки, не оборачиваясь, выставил вверх большой палец. Сомнения Ведра возросли.

– Что с ним? – шёпотом поинтересовался он у колорадских жуков.

Главный в популяции, пятисантиметровый верзила, выразительно покрутил лапкой у места, заменявшего висок.

– Угу. – Украдкой кивнув, носастый дотронулся до колючек, чтобы привлечь внимание Ежа.

– М? – с видом полнейшей невозмутимости отреагировал тот.

– Пойдём-ка чайку хлебнём, – пригласил Ведро.

– Нет, – отказался Ёжик, – трудиться надо.

– Потом поработаешь: нужно передохнуть, пообщаться. Чаёк опять-таки.

– Попозже, ага? Да и чёрный я всё равно пью крепче, чем ты.

Выдр поборол неотступную всеохватывающую бережливость, которую знакомые почему-то называли жадностью, и выдал скороговоркой, дабы не передумать:

– А если целую ложку?.. В гранулах, не пакетиках?.. С горкой, – последнее он едва ли не процедил.

– Зачем же разоряться. Вот целую чашку, а не треть, как обычно, я бы выпил.