Сводные. Право на семью

Алекса Гранд

Сводные. Право на семью

Глава 1

Камилла

– Камилла!

Разъяренный окрик вспарывает пространство за спиной, а я лечу вперед, не разбирая дороги.

Дефибриллятор. Разряд. Доктор, мы ее теряем.

Голые ступни утопают в ковре с длинным ворсом. В боку колет. Легкие объяты огнем.

– Камилла, твою мать!

Богдан продолжает неумолимо сокращать разделяющее нас расстояние. Ну а я из последних сил взбегаю по лестнице и заскакиваю в детскую. Торможу посреди комнаты и уязвимо обхватываю себя за плечи.

Отступать некуда.

– Богдан, я…

– Замолчи.

Ничуть не запыхавшись, Багиров пинком открывает дверь и на пару секунд застывает. Смотрит мимо меня – в сторону детской кроватки с высокими бортами и невесомым газовым балдахином, и теряет все человеческие черты.

Чернеют его темно-карие глаза. Зрачки сливаются с радужкой. Заостряются скулы. Дергается кадык.

А я не могу отделаться от ощущения, что ровно три года назад подписала себе смертельный приговор.

– Покажи ребенка, Камилла.

С прорезавшейся сталью в голосе приказывает Богдан. Отклеивается от пола. Наступает так, что мне приходится отшагивать назад до тех пор, пока поясница не коснется кроватки.

В классическом черном костюме, в безупречной белой рубашке, с массивными часами на запястье, которые стоят не меньше пол ляма, он производит на меня неизгладимое впечатление. А еще совсем не походит на вечно растрепанного парня с разбитыми костяшками, которого я когда-то знала.

Он даже ступает иначе – грациозно и горделиво. Как будто транслирует: все вокруг – грязь. И у меня от этих перемен отчего-то щиплет в носу.

– Нет.

Вынырнув из омута непрошеных мыслей, я остервенело мотаю головой и едва держусь, чтобы не упасть в обморок. Ноги подкашиваются, руки трясутся, пульс шкалит до каких-то критических отметок.

– Я сказал, покажи дочку.

По слогам повторяет Багиров, словно я невменяемая (хотя, может, так оно и есть) и продолжает напирать, вынуждая меня закрывать грудью детскую кроватку и судорожно вцепляться в рукав его пиджака.

– Мира спит. Не пугай ее, пожалуйста.

Шепчу жалобно и сама себя ненавижу. Я бы упала на колени, лишь бы остановить бронетранспортер по имени «Багиров Богдан», но вряд ли это поможет. Поэтому я просто молчу, понурив голову, и жду его вердикта.

Секунды текут, превращаясь в минуты. Минуты преобразуются в чертову вечность. Или это у меня так сильно искажено восприятие?

Но к моменту, когда Богдан решает озвучить свое решение, я уже готова лезть на стену и реветь.

– Хорошо. Поступим иначе. У тебя есть час, чтобы собрать вещи. Сегодня вы переезжаете ко мне.

Брошенные снисходительным шепотом фразы вызывают жесточайший внутренний протест. Я представляю, что нам с Багировым придется делить одну жилплощадь двадцать четыре на семь, завтракать и ужинать за одним столом, постоянно контактировать ради Миры, и леденею.

Арктический холод расползается по венам и заставляет кровь загустевать. Испуганные мурашки обсыпают бледнеющую кожу. Крошево из стекла кромсает нёбо и оседает на языке, так что я с трудом им шевелю и не слишком твердо выталкиваю.

– Мы так не договаривались. Я выполнила свою часть сделки и ничего тебе не должна.

Я прекрасно осознаю, насколько глупо звучу, но предпринимаю последнюю попытку, чтобы защитить свои границы. Тщетно. Богдан сметает их коротким и безапелляционным.

– Обстоятельства изменились.

Сухо отчеканив, зло ухмыляется Багиров, а у меня сердце ухает в пятки и темнеет в глазах.

Три года назад я предала его и ничего не сказала о беременности. Поэтому теперь он без сомнений пойдет на все, лишь бы превратить мою жизнь в ад.

– И, Камилла. Спустись в кухню прежде, чем начнешь паковать чемоданы. Побеседуем.

Богдан первым исчезает в коридоре, а я еще какое-то время рассматриваю сладко сопящую Миру и стараюсь наспех залатать бреши в прохудившихся щитах. Длинно вдыхаю, мобилизуя все имеющиеся резервы. Сипло выдыхаю, повторяя всегда спасавшую меня мантру.

«Я сильная. Я справлюсь. Ради нее с чем угодно».

Оттолкнувшись от края кроватки, я обреченно бреду вслед за Багировым. С удивлением вслушиваюсь в шум льющейся воды и обнаруживаю, что он хозяйничает у холодильника.

Опускает кругляшки батона в тостер. Нарезает ветчину на тонкие слайсы. Моет помидоры, пока греется чайник. И не испытывает и толики дискомфорта, в отличие от расшатанной в хлам меня.

Ведет себя, как варвар-завоеватель, и, в общем-то, имеет на это право. Этот дом стал и его тоже, когда его мама вышла замуж за моего отца. Наверху есть его комната с вещами, к которым никто не притрагивался с его отъезда.

– Садись, Камилла. Бутерброд будешь?

Как-то очень буднично произносит Багиров, и я обманываюсь. Расслабляюсь на долю секунды прежде, чем распознать шторм в его пронзительном взгляде.

– Нет, спасибо. Кусок в горло не лезет.

– Хорошо, – неизвестно чему кивает Богдан и опускается напротив меня, обхватывая кружку с чаем длинными цепкими пальцами. Делает глубокий глоток и бьет словами хлестко наотмашь. – Надеюсь, ты не будешь отрицать, что Мира – моя дочь.

– Не буду, – пожимаю плечами рассеянно и, поддавшись импульсу, делаю огромную глупость. – Только вот твое требование о переезде… Тебя не смущает, что я замужем, Богдан?

Бам! Багиров слетает с катушек.

Шарахает кулаком по столу, отчего горячая жидкость выплескивается из чашки, опрокидывается тарелка с бутербродами. Расчленяет меня мысленно и приколачивает к стулу вербально.

– Мне наплевать! Мой ребенок не будет называть отцом чужого мужика. Либо ты переезжаешь вместе с Мирой ко мне. Либо я забираю дочь. Поняла?

Глава 2

Камилла, двенадцать дней назад

– По-моему, тебе хватит.

Выдаю негромко, покосившись на очередной бокал коньяка в руке у мужа, и сдавливаю ладонями виски. Тупая боль рождается где-то в области затылка и заполняет каждую клетку, мешая сосредоточиться.

По сложившейся традиции раз в месяц мы выбираемся в какое-нибудь заведение с бывшими однокурсниками Артура и их женами. Играем в настольные игры, вроде мини-футбола или мафии, болтаем ни о чем и просто хорошо проводим время.

– Я сам решу, когда мне хватит.

Цедит сквозь зубы супруг, а меня по какой-то неведомой причине несет дальше.

– Я понимаю, что у тебя сорвалась крупная сделка, на которую ты очень рассчитывал. Но заливать проблемы алкоголем – так себе вариант.

– Камилла, замолчи!

Дернувшись, громыхает Артур, и я затихаю. Становится неловко. Все внимание теперь сосредоточено на мне. Шесть пар глаз сочувственно смотрят в мою сторону, отчего в носу противно першит.

Обидно. Горько. Досадно.

Да, я младше всех присутствующих. Да, я в декрете и не могу похвастаться престижной работой. Но это не повод так нагло меня затыкать.

– Пойду освежусь.

Не имея ни малейшего желания делать вид, что ничего не случилось, я встаю из-за стола и на негнущихся ногах отправляюсь в туалет. Споласкиваю лицо, держу запястья под холодной водой и рассеянно изучаю свое отражение.

Неровный румянец на щеках. Немигающий взгляд. Осыпавшаяся с ресниц тушь. Ничего общего с девушками, которые глубоко счастливы в браке.

Едко ухмыльнувшись, я поправляю макияж и выскальзываю наружу, чтобы устремиться к барной стойке. Не хочу сейчас возвращаться к Артуру, не хочу терпеть унизительную жалость его друзей, не хочу прикрываться фальшиво-бодрой маской.

– Мне, пожалуйста, стакан воды.

Вскарабкавшись на высокий стул, я прошу бармена, но и здесь нахожу неприятности. Широкоплечий верзила в кожанке придвигается ближе ко мне и щелчком отменяет озвученный заказ.

– Никакой воды. Две текилы и лайм для меня и для девушки. Давай познакомимся, красивая.

– Никакой текилы мне не нужно. И знакомиться мы не будем. Извините.

Качаю головой и пытаюсь сползти со стула, но широкая шершавая ладонь накрывает мою трепыхающуюся конечность и пригвождает ее к столешнице. Ощущение надвигающейся катастрофы застревает в глотке, опутывает внутренности липкой паутиной и не сулит ничего хорошего.

Так что я беспомощно озираюсь по сторонам и каменею, выхватывая из толпы знакомый силуэт в черной толстовке с капюшоном.

Там, в двадцати метрах от бара стоит Багиров Богдан, мой сводный брат. Человек – стихийное бедствие. Человек – Апокалипсис. Человек – Армагеддон.

Перекатывается с пятки на носок. Оценивает обстановку из-под полуопущенных угольных ресниц. И, наконец, отклеивается от пола, чтобы в считанные секунды очутиться у меня за спиной.

– Девушка не знакомится. Девушка занята.

– А ты…

– А я сломаю тебе пальцы, если ты не отвалишь.

Нейтральным тоном сообщает Богдан, как будто говорит о чем-то будничном, и по-хозяйски меня обнимает. Он уже верзилы в плечах, ниже примерно на пол головы, но от него веет такой силой, что бугай тотчас тушуется и прячет свою лапищу в карман.

Бормочет что-то отдаленно напоминающее извинения и исчезает из поля нашего зрения примерно через пару секунд.

Меня же шарашит от знакомого запаха, забивающегося в ноздри.

Нотки грейпфрута. Кардамон. И хвойно-дымные оттенки кедра.

Аромат, который, кажется, ничто не способно вытравить с моей кожи.

– Ну, здравствуй, мышка.

Багиров наклоняется ниже и шепчет мне на ухо старое прозвище, задевая мочку зубами, отчего меня бросает сначала в жар, а потом в холод.

В его присутствии я, действительно, ощущаю себя не стильно одетой девушкой, знающей себе цену, а растрепанной замарашкой, какой он увидел меня впервые.

– Твоему мужу нужно лучше следить за тобой, мышка.

– Я отошла всего на пару минут.

– И умудрилась вляпаться в неприятности по самые помидоры. Скажи спасибо, что я был рядом.

– Спасибо.

Выдыхаю колко и по-прежнему дрожу, оттого что ладони Богдана все еще сжимают мои предплечья. Спираль закручивается внизу живота, гормоны устраивают самый настоящий бунт и некстати напоминают о том, что я – женщина.

Ненавижу собственное тело. Ненавижу себя. И Багирова тоже ненавижу за то, что вызывает такую реакцию.

– Мне пора. Еще раз спасибо, что помог. Всего хорошего, – тараторю автоматной очередью и пытаюсь разорвать причиняющий томительную боль контакт, но Богдан ловко подцепляет меня за локоть и встает непозволительно близко.

Изучает внимательно слишком откровенный кружевной топ под моим пиджаком. Мажет взглядом по ключицам и удовлетворенно ухмыляется.

– Пойдем провожу. Там же все мои парни с хоккейной команды. Сашка Терентьев, Вадик Мороз, Валерка Ерохин. Поздороваюсь, я два часа как с самолета.

– И сразу в клуб?

– А куда? К родичам? Что хорошего я там не видел? Вечно недовольного отчима и зацикленную на нем мать, которой плевать на собственного сына? Спасибо, но нет.

Убрав пальцы с моего локтя, сухо цедит Багиров, в двух фразах описывая отношения в нашей уродливой семье, и пружинисто шагает вперед. Я же ступаю за ним, как по раскаленной лаве, и веду отсчет до необратимости.

Три, два, один.

– Здорово, пацаны! Бонжур, дамы.

Чересчур бойко высекает Богдан и будто выкачивает из мира все звуки. Над столом повисает оглушительная тишина, которую можно резать ножом, но держится она недолго. Через пару минут ребята отмирают и взрывают пространство звонкими возгласами.

– Багиров! Какие люди!

– Каким ветром?

– Какими судьбами?

– Бро, вообще не изменился за это время! Сколько прошло? Три года?

– Где тусил? Филиппины, Мальта, Сальвадор?

– Последние полгода в Питере жил. До этого в Швейцарии, – обыденно сообщает Богдан и тут же получает шпильку от Артура, за которого мне становится стыдно.

– А одеваешься по-прежнему, как бомжара.

– В Европе мой шмот, Камаев, назвали бы брендовым, – беспечно парирует Багиров, смахивая невидимые пылинки с самой обычной толстовки, и пропускает меня вперед, чтобы я могла занять место около Артура.

Сам же опускается рядом и без особо интереса листает глянцевое меню. Я же ерзаю, словно на сковородке. Оказываюсь зажата между двух огней и снова чувствую себя трофеем, который когда-то делили Богдан с Артуром.

Температура стремительно повышается на несколько градусов. Появляется никогда не беспокоившая меня аритмия. Сердце мечется по грудной клетке, как оголтелое.

– Блин, Багира, как круто, что ты вернулся!

– Надо позвонить Лебедю, назначить день и зарубиться, как в старые добрые!

– Сколько клюшку в руках не держал, признавайся?

Слова доносятся до меня, как через плотный слой ваты. Аппетит испаряется без следа так, что я вливаю в себя воду стакан за стаканом, пытаясь потушить разгорающийся внутри пожар.

Бедро Богдана трется о мое бедро. Локоть цепляется о локоть, высекая сноп искр. От каждого такого прикосновения меня пронзает разрядом высоковольтного тока, затем окунает в прорубь.

Дрожь становится неизменным спутником. Обычный ужин трансформируется во что-то мучительное.

– У меня есть билет на «Барсов». Го поболеем? В пятницу на следующей неделе.

– Ты надолго в Москву-то? Заскакивай в гости, с дочками тебя познакомлю.

– А у меня «Мерин» чего-то барахлит. Может, посмотришь? В третьем салоне разобраться не могут.

Пока я прошу у официантки очередную бутылку ледяной «Аква Минерале», парни продолжают фонтанировать энтузиазмом и забрасывают Богдана новыми и новыми вопросами.

Только Артур не испытывает всеобщей радости по поводу приезда Багирова. Отстранившись от кипучей беседы, он методично напивается, вливая в себя бокал за бокалом. Хмелеет, конечно, и вызывает у меня стойкое отвращение.

– Я на пару минут. Носик попудрить.

Воспользовавшись тем, что все внимание сейчас приковано к Богдану, я подхватываю сумочку, выскальзываю из-за стола и смешиваюсь с группкой девушек, спешащих к выходу.

Вываливаюсь вместе с ними на улицу. Прислоняюсь к фонарному столбу. И шумно вдыхаю прохладный воздух. Ветер мощным толчком врезается в спину, облизывает шею, проникает за воротник. Мурашки ровным строем ползут вдоль позвоночника, но причина моего волнения вовсе не в портящейся погоде и не в сгущающихся тучах над головой.

Причина в том, что Багиров стоит в паре метров от меня и молчаливо расчерчивает клетку для игры в крестики-нолики между моих лопаток.

– Хотела сбежать, мышка?

Произносит он едва слышно, а мне кажется, что кричит в мегафон.

– Хотела.

Отлепившись от металлической опоры, я нехотя поворачиваюсь и не отрицаю очевидного. Телефон, зажатый в моих пальцах, красноречиво свидетельствует о том, что я планировала вызвать такси и исчезнуть по-английски, ни с кем не прощаясь.

Тогда мне не пришлось бы неуютно ежиться под пронзительным взглядом Богдана, кусать горящие губы и переминаться с ноги на ногу, проклиная неудобные двенадцатисантиметровые шпильки.

– Пойдем, отвезу.

Считав все даже малейшие реакции моего организма, предлагает Багиров и не дожидается ответа. Берет меня на буксир, тащит к брошенному на парковке автомобилю и буквально заталкивает в салон, потому что я не могу пошевелиться.

Ошалело озираюсь по сторонам. Рассматриваю приборную панель, спидометр, обшивку его новенькой тачки. Балдею от запаха кожи и чего-то терпкого.

Три года назад Богдан не мог позволить себе и задрипанной двенашки, а сейчас владеет мощным агрегатом, у которого под капотом триста сорок лошадиных сил (я успела загуглить).

И вряд ли это все открытия, которые мне предстоит сделать.

– Ну, что. Полетаем?

Нарушая воцарившуюся ненадолго тишину, Багиров выгибает бровь и топит педаль газа в пол, разгоняя «Супру» до ста километров за каких-то четыре секунды. Я же испуганно впиваюсь ногтями в подлокотники и вздрагиваю от вопроса, врезающегося в солнечное сплетение.

– Мышка, скажи мне. Что такого в этом утырке, что ты предпочла его мне?

Глава 3

Камилла, одиннадцать дней назад

Вчера я толком ничего не ответила Богдану. Лепетала что-то о том, что он был слишком агрессивным и неуправляемым. Что я боялась, что он разрушит меня, себя, нас. В общем, несла полную чушь.

А сейчас я лежу на кровати, широко раскинув руки, и расфокусировано смотрю в потолок. На душе тоскливая пустота. В голове полнейшая сумятица. Хочется укутаться в одеяло, как в кокон, и не вылезать никуда целый день.

Но Мира вряд ли поймет, что у ее мамы паршивое настроение. Так что я выползаю из постели и плетусь к детской кроватке.

– Доброе утро, солнышко. Пойдем умываться?

– Ага.

Послушно кивает моя кроха и тянет ко мне ручки. Улыбается радостно и не знает, что где-то за порогом нашего дома жестокий безжалостный мир. И моя задача сделать так, чтобы она как можно дольше оставалась в счастливом неведении.

– Кашу с молоком будем есть?

– Будем.

Закончив с водными процедурами, мы спускаемся в кухню, где мама готовит завтрак, а папа неторопливо пьет чай. Сегодня ему не нужно ехать в офис, поэтому он в свободной футболке и обычных серых штанах.

– Доброе утро, девочки.

Ненадолго оторвавшись от телефона, приветствует он нас и возвращается к просмотру новостей. Вдумчиво листает ленту. Хмурит высокий лоб.

Я же усаживаю Миру в кресло и направляюсь к плите. Размеренные механические движения помогают немного отвлечься и абстрагироваться от слишком ярких образов, толпящихся в мозгу.

Спортивный бар. Багиров в толстовке. Лукавый прищур его темно-карих глаз.

Все это должно остаться в прошлом и никак не должно меня волновать.

– Мамуль, передай, пожалуйста, соль.

Мысленно обругав себя, я засыпаю овсяные хлопья в кипящее молоко, добавляю сахар и кладу немного соли. Методично помешиваю кашу и вздрагиваю от папиного снисходительного тона.

– Оказывается, братец твой вчера прилетел.

– Я знаю, – роняю раньше, чем успеваю прикусить язык, и спешно добавляю, спиной ощущая волны неодобрения. – Пересеклись вчера в баре.

Артур наверняка распишет отцу все подробности в красках, поэтому не вру о мелочах. Молчу лишь о том, что это Богдан привез меня вчера домой, пока мой муж старательно напивался.

– Вот как? Значит, на бар он время нашел, а на родителей нет.

– Как будто ты бы обрадовался его появлению.

Небрежно пожимаю плечами и удивляюсь, откуда берется смелость, заставляющая вздергивать подбородок и вставать на защиту сводного брата.

Удивительно, но папа на мою ехидную реплику никак не реагирует. Поэтому я спокойно снимаю кашу с плиты, сдабриваю ее маслом и раскладываю по тарелкам.

Достаю из холодильника малину и перемещаюсь к дочери.

Я едва притрагиваюсь к своей порции, пока Мира уплетает завтрак за обе щеки, и продолжаю недоумевать, почему отец так сильно ненавидит Богдана. Что плохого он ему сделал? Появился на свет?

– А ты знала, что он нехило поднялся за это время? То ли на крипте, то ли на бирже. А, может, на чем-то нелегальном. И даже купил бизнес в Москве?

Папа не прекращает допроса, а у меня кровь стынет в жилах. Волнение опутывает конечности. Ложка выскальзывает из рук и падает на пол. Так что я пользуюсь случаем и ныряю под стол, чтобы перевести дух.

Надежда на то, что Багиров в столице проездом, улетучивается. Неизбежность нашего столкновения становится осязаемой. Страшно.

– Я не интересовалась его жизнью, па.

Цежу равнодушно, выпрямляясь, и откладываю ложку в сторону. Каша остывает и вряд ли полезет в глотку.

В общем, остаток завтрака я просто сижу рядом со своей крохой и тупо пялюсь в одну точку. Не пытаюсь просчитывать никакие расклады – перевариваю обрушившуюся на меня информацию.

Но это не все сюрпризы, которые готовит мне этот отвратительный день.

– Поль, займешь Миру чем-нибудь? Поиграйте. А нам с Камиллой нужно кое-что обсудить.

Просит маму отец и кивком указывает мне на дверь. Я же окунаюсь в прорубь от его ледяных интонаций и готовлюсь к худшему.

Мышкой проскальзываю в просторный кабинет. Забираюсь в кресло с ногами. И судорожно тарабаню пальцами по мягкой обшивке.

Пытаюсь выудить из омута памяти какие-нибудь теплые воспоминания и не справляюсь. С самого детства отец вел себя со мной строго и не слишком-то баловал.

– Камилла, ты же в курсе, что дела на фирме идут не важно?

Задернув шторы так, чтобы его не слепил солнечный свет, папа опускается напротив меня и сцепляет руки в замок. Вена у него на лбу надувается, кадык ходит туда-сюда. Напряжение читается в каждом его жесте.

Оно такое густое и тяжелое, что я невольно морщусь и тоже превращаюсь в сжатую пружину. Кусаю нижнюю губу до тех пор, пока во рту не появляется солоноватый металлический привкус, и порциями выталкиваю слова.

– Да, но… ты ведь говорил, что найдешь дополнительное финансирование.

– Банки не хотят выдавать кредит в нужном объеме.

– И Артуру?

– Артуру тоже.

– И …?

Жестко отчеканив, отец вперивается мне в переносицу долгим пронзительным взглядом. Обдумывает что-то недолго и преподносит то, что повергает меня в абсолютный шок.

– Ты пойдешь к Богдану.

– Что?! – взвиваюсь нервно и не верю своим ушам.

– Что слышала. Ты пойдешь к сводному брату и попросишь его о помощи.

– Господи, да он же ненавидит меня благодаря тебе. Ты сделал все, чтобы мы расстались! Ты шантажировал меня, чтобы я вышла замуж за Камаева, и теперь смеешь приказывать?

– Не ори. Речь идет о наследстве, которое достанется твоей дочери. И Богдан сейчас – единственный, кто способен вытащить кампанию из долговой ямы. Так что решай.

Закипаю, как старенький чайник у бабушки на плите. Злости так много, что я едва могу усидеть в кресле и не наброситься на собственного отца.

Иногда мне кажется, что я ему не родная дочь. Ведь разве можно использовать близкого человека, как разменную монету?

Не просто можно – нужно. Такая у него нездоровая философия.

– С чего ты взял, что Богдан вообще меня будет слушать?

Кричу. Выплескиваю ядовитый клубок эмоций и все еще не могу свыкнуться с неизбежностью. Не принимаю ее. Отрицаю всем существом.

Но отец лишь разводит руками и кривится.

– Меня-то он точно пошлет. У тебя же есть шанс.

– А Артур как смотрит на то, что ты хочешь подложить меня под сводного брата?!

Перегибаю палку. Перебарщиваю. Намеренно грублю, только отцовский панцирь непробиваем.

– Переживет, – как от назойливой мухи отмахивается от меня папа и в излюбленной манере давит на совесть. – Ты ведь не допустишь, чтобы Мира жила в нищете?

Пуля в патронник. Щелчок. Контрольный в лоб.

Я могу приводить сколько угодно аргументов и взывать к его здравому смыслу, но благополучие дочери все равно перевесит на чаше моих весов. И я вывернусь из шкуры, чтобы организовать с Багировым встречу, когда восстановлю утраченное равновесие и смирюсь с раскладом.

– Боже, вот что у тебя в голове? Тебе хоть кто-то дорог по-настоящему? Ты вообще способен любить? Есть у тебя что-то святое?

Швыряю прозаические вопросы ему в лицо, словно перчатку, но ответов не получаю. Дышу рвано, как будто закончила забег на скорость, и выкарабкиваюсь из кресла.

Меня все здесь душит. И темная мебель. И тяжелые шторы. И холодная отцовская отстраненность, граничащая с безразличием. Особенно она.

– Так ты позвонишь ему?

– Позвоню.

Соглашаюсь обреченно и ракетой выметаюсь из кабинета.

Расслабиться не получается. Не помогает ни готовка, которая обычно успокаивает. Ни игры с моей любимой крохой. Ни контрастный душ.

Обязанность, которую на меня возложили, вопреки моему желанию, давит на плечи гранитной плитой. Заставляет волоски на коже вставать дыбом, выкручивает мышцы.

Пальцы сводит судорогой, когда я разблокирую телефон. Отвращение к самой себе захлестывает. Но я упрямо листаю контакты и нахожу номер Лешки Саутина – единственного из компании хоккеистов, кто не обременен моралью.

Камилла: Привет, Леш. Как дела? Как жизнь?

Алексей: И тебе не хворать, мышка. Давай сразу к делу. Что хотела?

Камилла: Вы же вроде общаетесь. Не знаешь, где Богдан будет сегодня вечером?

Алексей: Оп-па. Соскучилась?

Камилла: Безмерно. Мне надо с ним увидеться. Так знаешь?

Сообщение прочитано, но Саутин молчит. И я уже думаю, что он проигнорит мой последний мессендж, но после продолжительной паузы на мобильный прилетает геолокация.

«Манила». Ночной клуб. Там вроде по пятницам танцуют стриптиз. Что ж, прекрасное место для нашей беседы.

Фыркаю иронично и сильнее сжимаю корпус телефона.

Я сильная. Я справлюсь.