Живи и не бойся

– Что?.. Ты дрался шваброй? – не разделила его радости от победы Валери. – Зачем? А если бы они тебя пырнули ножом в живот? Стоит ли твоя жизнь тех нескольких евро, которые были у тебя в кошельке?

– Как ты можешь так говорить? – удивился Макс такой реакции, – я что, по-твоему, слизняк, который не может постоять за себя? Как ты будешь жить с таким мужчиной, который не защитит ни себя, ни свою женщину?

– Я хочу жить с разумным мужчиной, который не пускается в авантюры, – проворчала Валери, осматривая его царапину.

– Милая, странно, что мы с тобой столько времени общаемся, а ты вдруг требуешь от меня невозможного, – улыбнулся Макс, – я не смогу стать разумным, как мой братец.

Валери ничего не ответила, и её молчание встревожило душу Максима.

– Пойдём погуляем, – предложил он, чтобы сменить тему, – а лучше в Помпиду.

– Чего ты там хочешь смотреть? Ещё не все картины выучил наизусть?

– Пойдём, я покажу тебе своего любимого художника.

– Я попробую угадать, кто это, – усмехнулась Валери.

– Договорились, – обрадовался Макс.

Через несколько минут они уже были на улице Бобур, где высилось современное здание, с выставленными наружу коммуникационными трубами, которые были разукрашены в разные цвета. Макс иногда задумывался, зачем надо было так противопоставлять Лувру и другим историческим зданиям классического Парижа музей современного искусства? Но его тянуло сюда из-за картин, которые он обожал – на третьем и четвёртом этаже были собраны подлинные сокровища Пикассо, Модильяни, Матисса и Шагала.

Валери серьёзно разглядывала знакомые картины и наконец подвела Максима к одной из них.

– Этот твой любимый художник?

– Как ты догадалась? – поразился Макс, глядя на Шагала.

– Она напомнила мне о нас: "Обручённые и Эйфелева башня!" Романтичность Шагала напоминает мне тебя, хоть он и еврей, а не русский, как ты.

– Я тоже не русский, а француз.

– Иногда мне кажется, что ты всё-таки больше русский – уж больно много в тебе романтики. Французы больше любят землю, а, судя по русской литературе, русских постоянно волнуют какие-то отвлечённые идеи.

– Что же в этом плохого? – пожал плечами Макс.

– Ничего, – Валери погладила его по руке, – но, честно говоря, мне не нравится эта картина.

– Почему? – Макс удивлённо посмотрел на неё.

– Оба выглядят как дети, – задумчиво разглядывала картину Валери, – слишком наивно, на мой взгляд, или глупо.

Макс молчал, впервые встретившись с такой оценкой.

– Но это моё мнение и не больше, – засмеялась Валери, – пойдём на крышу, оттуда мы сможем представить, что, так же как Шагал с Беллой, летим к Эйфелевой башне.

Они поднялись на смотровую площадку и оттуда наблюдали за циркачами внизу, которые показывали акробатические трюки на радость туристам.

Но Макса больше привлекало близкое небо, под которым расстилался Париж. Он думал о том, как же был счастлив художник, рисуя себя со своей ненаглядной женой, летящими по небу. Почувствует ли он когда-нибудь такое же счастье, как Шагал? Да и Париж сейчас совсем не тот, что был в начале прошлого века…

– О чём ты задумался? О сегодняшнем происшествии?

– Да, я думаю, как быстро всё меняется – не успеешь оглянуться, а уже тот Париж, который показывали в фильмах всего лишь десять лет назад и который я помню из детства, безнадёжно ушёл в прошлое. Так, глядишь, и жизнь пройдёт…

– Фу-у-у, – надулась Валери, – какой ты всё-таки меланхолик. Ты наводишь на меня тоску, я уже жалею, что пошла с тобой гулять.

– Прости, прости, что-то я, действительно, зафилософствовался.

– Чего тебе не хватает в жизни? Ты из благородной семьи, обеспечен, рядом с тобой красивая девушка, – кокетливо улыбнулась она, – зачем грустить?

– Не обращай внимания, наверное, просто я не хочу расставаться с тобой. Жду-не дождусь, когда мы будем жить вместе.

– Это меняет дело, тогда можешь погрустить ещё…

Туристов на смотровой площадке становилось всё больше. Рядом встал профессиональный целовальщик со своей напарницей. Они притворялись влюблёнными, но Макс безошибочно определял игру на публику. Он знал, что студенты подрабатывают таким забавным способом по поручению мэрии то на смотровой площадке, как эта, то около Эйфелевой башни, то у Лувра, чтобы поддержать у Парижа репутацию города влюблённых. Когда-то Максим разговаривал с одним из таких пареньков, и тот сокрушённо поведал, что к концу дня его губы становятся каменными. Но платят неплохо – пятнадцать евро в час для студента отличный заработок.

Валери обняла Макса за шею и прижалась губами к его губам. Он с удовольствием ответил на поцелуй, чувствуя под руками её гибкое, стройное тело. Однако ему не хотелось соревноваться, кто романтичней поцелуется.

– Смотри, что творится с погодой, – прошептал Макс на ухо Валери, – надо бежать вниз.

Ветер усилился и как сумасшедший порывисто набрасывался на людей. Приближалась первая весенняя гроза. С севера сначала набежали белые барашковые облака, следом пошли тучки одна другой темнее, пока, наконец, не показалась мрачная тёмно-синяя туча, не оставляющая сомнений в своём намерении излить на запылённый город долгожданный дождь.

Они выбежали на улицу в поисках подходящего кафе, где можно было переждать грозу. Небо уже было свинцового цвета, где-то совсем близко прогремел гром. Группы туристов, одиночки и такие же, как они – парочки бежали, взявшись за руки в поисках укрытия. Дождь полил сразу, без разгона, крупными хлёсткими каплями, мгновенно намочив рубашку Максу и лёгкое платье Валери. Ворвавшись в кафе, они ещё постояли у порога, чтобы стряхнуть, насколько это было возможно, влагу с волос и одежды. Платье облепило стройную фигуру Валери, и Макс залюбовался ею.

Они сели у окна и стали смотреть на дождь, радуясь собственной защищённости от непогоды.

Сквозь мутные от дождя окна виднелся город, словно нарисованный акварелью и уверенно смываемый чьей-то большой кистью. Макс снова посмотрел на небо и подумал, что тучи несутся к Сене, будут волновать её серые воды, и хорошо, если такой дождь не вызовет наводнения. Париж обезлюдел и выглядел одиноким, казалось, что люди бросили его в трудную минуту. Но пожалеть город было некому. Те, кто успели спрятаться под крышу, радовались, что не промокли, а те, кто бежал под зонтиком, думали только о том, как бы удержать его при таком порывистом ветре.

– Мы с тобой так редко гуляем, – улыбнулся Макс, – твой отец-банкир совсем тебя замучил работой.

– Ты же знаешь, отец тут ни при чём, я самостоятельная женщина, мне нужно зарабатывать, а не зависеть от отца. Не все же у нас свободные художники, как ты, – чуть насмешливо закончила она.

– Звание художника во Франции слишком обязывает, особенно рядом с Монмартром, я не претендую на него.

– Ну не скромничай, Бернард всегда хвалит твои комиксы. К этому тоже надо иметь талант, чтобы их расхватывали как горячие багеты.

– Здесь проявляется талант Бернарда, который умеет их рекламировать. А вообще-то я хотел бы стать настоящим художником, только для этого надо иметь идею.

– Какую идею?

– Полюбить что-нибудь так сильно, чтобы желать посвятить этому всю жизнь. Например, Дега полюбил танцы, Клод Моне – Руанский собор, а Модильяни – женщин. Или нужно быть таким смелым, как Пикассо.

– В чём же заключалась его смелость?

– В поисках стиля, он не боялся экспериментировать.

– Но я смотрю, тебе больше всех нравится Шагал?

– Нет, мне все нравятся, но в наивности и искренности Шагала столько радости и любви, что просто поразительно. После стольких несчастий, какие выпали на его долю, он остался восторженным как ребёнок. Каждый раз, когда я прихожу в оперу, удивляюсь, как это тогдашнему министру Мальро пришло в голову поручить расписать классическое здание авангардному художнику. Но в этом, видимо, и величие французской культуры, что здесь возможно всё самое неожиданное и прогрессивное.

– Думаю, Мальро купился на предложение Шагала увековечить его на плафоне вместе с балеринами, Жар-птицей и лебедями, – рассмеялась Валери.

– Да, быть увековеченным Шагалом – это дорогого стоит. Мальро счастливчик, – с удовольствием делая глоток ароматного кофе, заметил Макс.

– А я всё же думала, что ты больше любишь французских импрессионистов, – чуть насмешливо заметила она.

Макс задумался.

– Если выбирать между русской или французской культурами, то я выбрал бы вторую.

– Но разве ты не чувствуешь в себе ничего от русского отца?

– Он тоже француз во втором поколении. Только и разница между ним и французами по крови, что он знает русский язык и любит русскую литературу, как, впрочем, и я то же. Зато Франсуаза мне все уши прожужжала, что во всех своих покупках я должен предпочитать французское.

– Я согласна с Франсуазой, – помолчав, заметила Валери, – когда я была маленькой, (ты знаешь, я выросла в Кольмаре), то мечтала приехать в Париж и стать настоящей парижанкой.

– А что это значит?

– О-о, слишком много, чтобы рассказать в двух словах, – протянула она с улыбкой.

– Надеюсь, когда-нибудь у нас будет больше времени, чтобы ты мне раскрыла свои секреты, – Макс нежно взял её за руку.

– Зачем? Если ты будешь знать меня так хорошо, можешь потерять интерес, – засмеялась Валери, шутливо отдёрнув руку.

– Да, отец тоже плохо понимал маму. Всё не мог угодить с подарками. Уж как она противилась отцу, когда он ей предлагал приобрести что-нибудь кроме однотипных костюмов, которых у неё великое множество. Нет, только так одеваются благородные француженки – качественно и неброско. Отец уже и спорить перестал.

– Мы с тобой встречаемся уже сколько времени, а ты мне никогда и не рассказывал об отце. Что он за человек?

– Обыкновенный, – пожал плечами Максим, – может, отличается от других замкнутостью и какой-то разочарованностью что ли.

– А в чём он разочарован?

– Ты знаешь, мне кажется, он всю жизнь мечтал вернуться в Россию.

– Почему «вернуться»? Разве он там жил?

– Нет, не жил, но так говорят все эмигранты, подразумевая, что русские не могут жить без России. Он мне рассказывал, что в молодости, ещё в восьмидесятые годы, съездил в Советский Союз и был страшно разочарован.

– Чем же?

– Тем, что не увидел там тех людей, с которыми хотел бы провести остаток жизни. То ли коммунистическая пропаганда его напугала, то ли бедность, не знаю.

– А ты хотел бы съездить в Россию?

– Наверное, да, но вряд ли захочу там остаться, хотя, как говорят, нынешняя Россия – это не Советский Союз, да и коммунизма уже давно нет.

Макс задумался об отце. Они о чём-то не договорили на дне рождения Франсуазы.

– Ты с такой теплотой говоришь о своём отце, я даже завидую, – протянула Валери с тонкой улыбкой. Волосы её уже высохли и красиво вились вокруг лица. Табачные глаза отливали зеленоватым оттенком. Когда она так пристально смотрела, то напоминала кошку, очень красивую, с мягкими лапками, но всё же гуляющую сама по себе.

– Иногда мне кажется, что он мой единственный друг, и ближе него никого не будет.

– Даже ближе, чем я? – кокетливо спросила она, удивлённо приподняв аккуратные ухоженные брови.

– Ты как с другой планеты, – засмеялся Макс, – знаешь избитое выражение: женщины с Венеры, а мужчины с Марса. Как бы несовременно это ни звучало, я всё больше убеждаюсь в его правдивости. Чтобы понять женщину, приходится делать невероятное усилие.

– Только не говори это больше никому, а то тебя побьют камнями.

– Не волнуйся, я знаю, что откровенным могу быть только с отцом. Он иногда посмотрит в глаза и поймёт всё без лишних слов. Жаль, что я не обладаю такой проницательностью – он что-то хотел мне сообщить, да почему-то не договорил…

– Расскажет обязательно, раз вы с ним такие друзья. Ты сейчас куда? – спросила Валери, расплачиваясь с гарсоном.

– Поеду к бабушке, что-то она неважно выглядела в последний раз.

– Тогда до встречи, Макс, – легко поцеловала его Валери на улице, – позвони вечером…

Здания города блестели так, словно ливень их не просто отмыл от пыли, а ещё и отполировал. Тучи ушли, и просветлело, будто день только начался. На дороге образовались большие лужи, и Максу приходилось часто притормаживать, чтобы не окатить дождевой водой пешеходов.

Возле особняка бабушки Франсуазы стояла большая грузовая машина, откуда рабочие выгружали картонные коробки разных размеров.

– Кто-то переезжает? – заходя в дом и обнимая мать, спросил Макс.

– Да, – после секундного замешательства ответила она. – Я окончательно переезжаю сюда.

– А как же отец? – поразился Макс, отпрянув от неё, – он тебя отпустил?

– Это было наше общее решение, – негромко ответила Алис, отводя глаза.

– Я не понял – вы разводитесь?

– Не знаю, может быть…

– Николя! – вдруг закричала появившаяся из своей комнаты Франсуаза, глядя на Макса, – зачем ты приехал? Я же просила тебя подумать не только о себе!

– Бабушка, – ошеломлённо ответил Максим, – ты что – меня не узнала?

– Ой, – Франсуаза покачнулась и схватилась за голову, – конечно, узнала, просто у меня что-то в последнее время происходит с памятью…

– А о чём ты просила моего отца?

– Ни о чём… Алис, проводи сына в столовую, попейте чаю, мне что-то нехорошо, да и голова болит.

– Не удивляйся, бабушка стареет и иногда теперь путает людей, – прошептала мать на ухо Максу.

– Мама, вы разводитесь? – настойчиво спросил он, замечая, как она прячет глаза и чуть дрожащими руками пытается налить ему чай.

– Я не могу тебе сейчас всего рассказать. Да, мы разводимся, но поверь, что делаем это для твоего блага.

– Ничего не понимаю, каким благом вы называете расставание после стольких лет брака? Отец тебе изменил?

– Нет, – горько усмехнулась мать, – и я тоже ему не изменяла. Потерпи немного, позже ты всё узнаешь. А сейчас давай пить чай…

Чаепитие вышло грустным. Франсуаза так больше и не вышла из своей комнаты, вскоре к ней пришёл семейный доктор Лебрен, и разговор прервался. Макс понял, что от матери сейчас он не добьётся объяснений, и с тревогой в душе уехал домой.

Глава 3

Валери не собиралась объяснять ни Максу, ни кому-либо другому, что для неё значило стать истинной парижанкой. И хотя ей уже было почти двадцать пять, и уже целых пять лет жила в Париже вместе с отцом, иногда ей казалось, что она только начала понимать по-настоящему, что это значит для неё самой.

Городок Кольмар, из которого родом были и её отец Карл Дюран, и её мать Элен, по красоте напоминал музей под открытым небом. В старом городе совместились все возможные архитектурные стили: и барокко, и классицизм, и ампир. Но, живя на прекрасных улочках с небольшими каналами и мостиками, утопающими в цветах герани, Валери-Мари принимала это как само собой разумеющееся, а вот далёкий Париж манил её как сказка, как мечта. И, как ни странно, развод родителей – несчастье для детей и хлопоты для взрослых, стал первым шагом к её осуществлению. Отец уехал делать бизнес в столицу, а мать осталась, надеясь, что единственная дочь будет жить с ней. Однако как только Валери закончила школу, ничто не могло удержать её в городке, который мог быть интересен только виноделам да туристам из соседней Германии.

Валери манил и притягивал Париж. Отец не особо обрадовался её появлению, но квартира, которую он купил в Сюрене, была большой, и места хватало и ему, и любовнице Брижит, и Валери. Единственно, что беспокоило Дюрана – это поладят ли дочка с молодой мачехой? Карл зря волновался. Мачеха стала для юной Валери и подругой, и наставницей. Брижит работала манекенщицей в модном доме Диор и редко бывала дома. И, когда она находила время для падчерицы, та была счастлива.

– Мари, – так кратко звала её длинноногая Брижит, закуривая на кухне крепкую сигарету, – тебе хорошо бы тоже закончить школу для манекенщиц. Хотя ростом ты не вышла, но хорошая походка, осанка и уверенность в себе никому не помешают. Поверь мне, истинная парижанка не должна испытывать неловкость ни при каких обстоятельствах, а уж тем более не выглядеть мешком с картошкой.

– Я выгляжу как мешок с картошкой? – испуганно спрашивала двадцатилетняя падчерица, глядя во все глаза на элегантную мачеху.

– Ещё нет, но стоит тебе поправиться на пару килограмм, и будет не отличить, – усмехалась она.

– А что значит стать истинной парижанкой? – с замиранием сердца спрашивала юная Валери, готовясь чуть ли не записывать ответ Брижит.

– Хочешь знать? Ну слушай…

Брижит могла бы работать лектором, так гладко она расписывала.

– Осознай свои достоинства и недостатки, мадемуазель. Первые подчёркивай, а со вторыми работай, но только втайне от всех. Делай вид, что не прикладываешь никаких усилий, всё должно выглядеть естественным – хорошая кожа, аккуратные ногти, блестящие волосы. Ты для себя – главная героиня. И никогда не успокаивайся на достигнутом. Помни, что сначала мы становимся красивыми, чтобы нас любили, а потом пользуемся любовью, чтобы оставаться красивыми.

– Тебе, наверное, часто говорят, что ты красавица и настоящая парижанка, – с восхищением прошептала Валери.

Брижит довольно усмехнулась.

– Как-то раз я спросила твоего отца: какое бы он дал определение француженке? Он удивился и думал до ночи. А уже в постели мне выдал: "Думаю, что ей всего всегда мало: и впечатлений, и страсти, и комплиментов. Вот я говорю, что ты самая красивая в мире, а ты требуешь доказательств ещё и ещё…"

Она наклонилась и посмотрела на обувь Валери.

– Не покупай туфли на среднем каблуке – жизнь слишком короткая, чтобы идти на компромиссы.

Не носи вещи с фирменным знаком – ты не рекламный щит.

Никогда не одевай спортивный костюм, если ты не на тренировке.

Не терпи банального и скучного кавалера. Быстро расставайся с ним и блокируй его номер телефона.

Не объясняй причины отмены свидания. Просто извинись и повесь трубку. Парижанка опаздывает, потому что у неё много важных дел и встреч, в отличие от кавалера, который может потерять своё время и ждать целый час…

Советы Брижит показались бы странными, если бы Валери не видела, с каким обожанием смотрит на новую жену отец. Вот он наблюдает за ней так, будто пытается разгадать её сложную натуру. А Брижит всего лишь ищет телефон в своей большой сумке и при этом будто сама теряется в этой сумке. В ресторане она нервно водит пальчиком по меню, словно выбирает по географической карте сложный маршрут будущего путешествия. При этом умудряется улыбаться, отшучиваться, а в конце концов заказывает то, чего даже не было в меню, и отец, многозначительно улыбаясь, просит приготовить для его дамы это блюдо за отдельную плату.

Как ей удавалось быть такой интересной для отца, которого Валери никогда не считала романтиком? Это была загадка. Но разгадать её – значило стать такой же или почти такой же, как Брижит. Может быть, отгадка крылась в чуть заметной холодности, с которой мачеха принимала поклонение и обожание? Её часто не было дома – постоянные перелёты по миру выматывали, и домой она приезжала потухшей, выжатой эмоционально. Но никогда не раздражалась и не жаловалась, а со слабой улыбкой грустной королевы принимала ухаживания Дюрана.

– Ты не изменяешь отцу? – как-то решилась спросить Валери.

Нервный смешок был ей ответом.

– Не думаешь ли ты, что я признаюсь в этом? – с усмешкой спросила Брижит. – Хотя… если ты когда-нибудь окажешься в такой ситуации, помни несколько правил: всегда всё отрицай. А ещё… не чувствуй себя виноватой. Ты делаешь это не против него, а для себя, для своей души, которая нуждается в новых впечатлениях. А то, что полезно для тебя, не повредит никому… Просто не нужно выбирать любовника из числа общих знакомых. И ещё – никогда не говори ничего плохого про своего мужа. Иначе твоему любовнику не захочется спать с подружкой посредственности. А как бывает здорово обманывать любовника со своим мужем, – лукаво улыбнулась она, потягивая тёмное вино из хрустального пузатого бокала. – Но, знаешь, главный совет в любви – береги себя от болезней и… от любви. Любовь – тоже болезнь, – прошептала она, наклоняясь почти к самому уху Валери.

– А как же романтика? Разве не надо искать того единственного, с которым проживёшь всю жизнь?

– Детка, люби любовь больше всего на свете. Будь верна, но не одному и тому же мужчине, а только ей – любви.

В советах Брижит был призыв и к поиску романтических отношений, и, одновременно с этим, к холодному расчёту делать то, что выгодно и интересно самой Валери. Именно поэтому советы мачехи так запали в душу ещё молодой девушки, потому что отвечали её внутреннему пониманию жизни. Брижит ясно сказала то, что подсознательно чувствовала она сама.

Романтические прогулки по Парижу? Конечно, но необязательно делить удовольствие с кем-либо, даже с Максом. В этом был особый шик. В театре Пале-Рояль дают новую постановку? Валери сходила одна и удивила Макса кратким отзывом: "О! Это было неподражаемо, сходи обязательно!" Её неординарные поступки придавали их отношениям неопределённости, и она видела, что это заставляет Макса нервничать и дорожить каждой встречей, каждой прогулкой. Что ж, она всё делает правильно. Кому нужна предсказуемая подружка? Тем более что Макс и сам был, порой, таким романтичным и загадочным, что она никак не могла его понять.

После рабочего дня в банке она чаще всего брала такси и ехала в маленькую квартирку на Монмартре, на которую ей удалось взять кредит. Но сегодня был прекрасный летний вечер, и Валери решила прогуляться пешком, уговорив приятельницу Жозефину пройтись вместе с ней.

– Счастливая ты, – вздохнула Жозефина, – отец владелец банка, так можно не думать о карьере. А мои родители в Лионе, им до меня и дела нет.

– Нет, Жози, – мечтательно ответила Валери, – я чувствую, эта работа не для меня.

– А что же для тебя?

– Я скоро открою арт-галерею, – радостно сообщила она ошеломлённой подруге. – Во-о-он там, видишь дом? Я уже договорилась об аренде.

– А отец не против?

– Ему всё равно, – махнула рукой Валери, – но он обещал помочь.

Подруга восхищённо поохала и завернула к дому, а Валери зашла в брассери. Она выбрала недорогое пиво с тарелками сыра и колбасами. Народу было много, брассери славился настольными играми. Здесь читали газеты, играли в карты, шашки и лото. Впервые сюда Валери привела тоже Брижит.

– Мне здесь нравится иногда поужинать. Туристов почти не бывает, и атмосфера словно в старом Париже, который я помню из детства. Теперь этот город почти исчез, но… ему на смену пришёл другой, и нам надо приспособиться, – оптимистично добавляла она, дружелюбно улыбаясь знакомому официанту.

Теперь Валери ходила сюда одна. Одинокие прогулки позволяли подумать о себе и о своей личной жизни, в которой она никак не могла разобраться. Казалось, что всё просто – она подружка Макса, и скоро, похоже, он сделает ей предложение. Но хочет ли она сейчас выходить замуж? Да и точно ли Макс тот парень, с которым она мечтает прожить всю жизнь? Человек он хороший, добрый, но… этого недостаточно. Всё в нём было недостаточно. С одной стороны, недостаточно денег, а с другой – страсти. Да, он был нежным, умным, преданным, но Валери хотелось каких-то ярких эмоций, приключений, а с ним заранее всё было предрешено. Погуляют пару лет по ресторанам, потом дети и рутинная семейная жизнь: никаких путешествий, потому что мало денег, никаких планов, потому что он не амбициозен, и, самое главное, Валери боялась, что его спокойный нрав вскорости просто ей надоест.

Есть ещё Жерар. Он показался ей сначала слишком деловым и даже скучным. Но теперь она всё больше стала присматриваться к нему и поняла, что ошиблась. Жерар был весьма деятельным молодым человеком, но это хорошо, финансовая обеспеченность – большой плюс, а в последнюю встречу у Франсуазы Валери увидела, как он смотрел на неё… От его взгляда мурашки побежали по спине. Почему он так смотрел?

Валери пила пиво. От напитка голова чуть-чуть закружилась, и в голову забралась дерзкая мысль, что Жерар в неё влюблён…

А что если это правда? Стоит ли ради него бросать Макса? Она задумалась.

Телефон в её сумочки зазвенел, Макс звонил каждый вечер, словно проверял её, а может, просто скучал. Домой идти не хотелось.

– Макс, хорошо, что ты позвонил, встретимся?

Максим радостно пообещал подъехать. Через пятнадцать минут он прибежал в брассери. Они выпили вместе пива и пошли гулять, привлекаемые звуками громкой музыки.

Во Франции наступил долгожданный красочный музыкальный фестиваль. С одной стороны звучал джаз, блюз, через дорогу их перебивал металл, а за углом – фолк под сопровождение барабанов. Толпы подвыпивших веселящихся людей перемещались от бара к кафе, от парка в метро, выбирая музыку по вкусу. Музыканты из разных стран, кто-то причудливо, кто-то просто одетые, всех цветов кожи, показывали своё мастерство.