– Я повинуюсь, досточтимый, – ответил командир, слегка склонив голову, а затем повернулся к своим воинам, – Этеру и Тиридат. Вы доставите обвиняемого в указанную темницу и проследите, чтобы воля Верховного жреца Эсагилы Кашшура была исполнена в точности.

Стоявший возле носилок стражник, стройный малый с красивым и серьезным лицом, подошел ближе ко мне. Видимо, это и был Тиридат.

– Слушаюсь, командир! – отчеканил Этеру.

Я повернулся к воину с голубыми глазами и в отчаянии спросил:

– Так, из-за чего же обрушилась эта балка? Она была гнилая? Оказалась плохо закреплена? Как все произошло? – однако все вопросы уходили в пустоту. – Прошу вас, скажите, господин! Умоляю, во имя богов!

Но в ответ я получил лишь молчание. Холодные невыразительные глаза продолжали пронизывать меня ледяным взглядом с каменного лица.

В последней надежде я упал на колени:

– Найдите хотя бы Сему!

Командир смотрел на мое распростертое тело сверху вниз, как немая статуя древнего бога.

Наконец, спустя секундную паузу, он произнес, но совсем не то, что я хотел услышать:

– Кандалы на него.

[1] Шишак – шлем с высоким навершьем, которое имело вид длинной трубки и оканчивалось яблоком или украшалось репьем.

[2] Шамаш – бог Солнца и справедливости.

[3] Мушкену – лично свободное, но ограниченное в правах сословие вавилонского общества. Ниже в иерархии располагались только рабы.

[4] В Древнем Вавилоне ремесло считалось низшим делом. Земледелие и торговля носили более почетный характер среди населения.

[5] Имеется в виду ордалия – Божий суд. Связанного обвиняемого в совершении преступления бросали в водоем и признавали невиновным, если вода не принимала его.

[6] Иштар – богиня плодородия и плотской любви.

[7] Эсагила – храмовый комплекс, посвященный Мардуку.

[8] Рабианум – председатель суда старейшин.

Я хотел.

Много чего.

Я хотел обдумать свое незавидное положение, однако, как ни старался, ничего путного из этих попыток не выходило. Мысли разбегались, подобно глупым цыплятам.

Я хотел пить, ибо солнце, достигшее зенита, нещадно палило голову. А ведь с прошлого вечера мне так и не удалось промочить горло. В результате во рту все пересохло. В глотке сильно першило. При кашле раздирало гортань.

Однако самым сильным было желание облегчить желудок – все эти события, что вмиг свалились на мою, уже основательно побитую, голову заставили отодвинуть естественные нужды на второй план. Но вот сейчас, когда я, закованный в кандалы, плелся в сопровождении двух стражей в сторону Западных ворот Вавилона, они дали о себе знать с удвоенной силой. Я украдкой оглянулся и, несмотря на то, что окружающим было глубоко плевать на очередного осужденного, решил терпеть, старательно сдерживая подступающую к горлу тошноту.

«И, правда, с чего вдруг они должны обращать на меня внимание? У них своих дел хватает. Вон, глянь, коренастый торговец едет на двухколесной телеге и везет рыбу на местный рынок. Его не заботит моя судьба. Для него главное продать улов подороже, да чтобы осел тащил повозку быстрее. Или вот молодая женщина, напротив, через дорогу, вывешивает сушиться на веревке выстиранное белье. Обнаженная по пояс, она аккуратно прикрепляет белоснежные простыни, которые приятно хлопают на слабом ветру. Никому до меня нет дела… все потому, что кандалы на мне, а не на них!».

Про себя досадно хмыкнув, я тряхнул головой и постарался сосредоточиться на более важных вещах. Например, попытаться обдумать то, что со мной произошло. Однако палящее солнце, жажда и тошнота не давали хорошенько обмозговать эту передрягу, наполняя разум легким подобием тумана.

«В тюрьме порассуждаю. Говорят, там время течет медленно. Вот и поглядим, так ли это на самом деле. А еще в ней должно быть не так жарко».

Бряцание металлических цепей вернуло в реальность. Оба стражника, Этеру и Тиридат, шли впереди. Первый держал в левой руке два конца цепей, тянувшихся к кандалам. Они сковывали мои кисти и ступни. В правой руке стражник нес копье, которое он обещал «засадить мне в задницу, если цепи натянутся слишком сильно». И тон произнесенных слов не давал усомниться, что воин непременно воплотит угрозу в жизнь, дай только повод. Щит Этеру вынужден был оставить возле хижины корзинщика, предварительно выслушав от командира наставление о необходимости вернуться за ним позже и не разбрасываться казенным имуществом. Тиридат шел налегке, если не считать короткого меча у пояса. Про себя я подметил, что тот имеет обычную деревянную рукоять. Даже кожаной обшивки нет.

«Видимо, у Тиридата не, такое уж, и большое жалование, раз не в состоянии позволить себе клинок подороже. Да и какая, к шакалам, разница, что за жалование он получает? Может, меня еще интересует, какой дом за службу он приобрел, да со сколькими рабынями развлекается по ночам?».

Тем временем мы уже приблизились ко входу в город. Массивные, обитые бронзой, ворота величественно возвышались над нами и слегка поблескивали в свете солнца. По обе стороны, с севера на юг, тянулась не менее величественная толстая стена из необожженного кирпича, увенчанная башнями. Говорят, она неприступна. И вот так, стоя прямо под ней, поневоле согласишься с теми, кто ее таковой считает.

«С ее вершины наверняка открывается великолепный вид на город и окрестности! Хотя, с крыши Этеменанки[1] он явно еще более захватывающий».

Засмотревшись на стены, я не заметил, как цепи начали натягиваться и поспешил ускорить ход.

Спустя минуту мы уже продвигались по деревянному мосту, перекинутому через широкий ров, дно которого было выложено обожженным кирпичом и битумом[2]. Сам ров наполняла вода из Евфрата. Чистое синее небо отражалось от ее поверхности, покрытой слабой рябью.

Возле ворот расположились несколько караульных. Один стоял с сонным видом, опершись на копье, а двое других играли в кости на траве. Подолы их стеганых коричневых рубах вяло развевались на ветру. Завидев нашу «процессию», игроки резко поднялись на ноги.

Один из них, невысокий, тощий, с хитрым лицом, обратился к моим конвоирам:

– Доброго дня вам, Этеру и Тиридат!

– И тебе доброго дня, Шадрах, – ответил Тиридат.

Этеру лишь угрюмо кивнул.

– Кого это вы ведете?

– Государственного преступника, – хмыкнул Этеру.

Сон третьего стражника как рукой сняло. Он с нескрываемым любопытством посмотрел на меня. Игроки, видимо, испытывали замешательство.

– Этот грязный оборванец – государственный преступник? – изумленно переспросил Шадрах.

– Ну да, – пожал плечами Этеру.

Тиридат кивнул, подтверждая слова товарища.

– Т-а-а-а-к, – протянул Шадрах, почесывая затылок. – А что же он такого натворил?

– Убил корзинщика.

Будь обстоятельства иными, я бы умер со смеху, наблюдая за их вытянутыми лицами. Но сейчас было явно не до смеха.

– Я не понимаю… – начал, было, Шадрах, но Этеру его перебил.

– Слушай, дружок, – нетерпеливо вздохнул он, – мне никто ничего не рассказывает. Да и не обязаны, честно говоря. Меньше знаешь – крепче спишь, как говорится. У нас приказ – доставить этого мушкену в храмовую тюрьму Старого города. Хочешь уточнить – валяй, но учти, я злым становлюсь на жаре. А нам еще полгорода топать. И уж если Верховный жрец узнает, что ты задерживаешь выполнение его поручения…

– Открывай ворота! – тут же крикнул Шадрах и испуганно добавил, – я ни в коем случае не задерживаю слуг Его Лучезарности! Да живет он вечно!

Этеру одобрительно кивнул:

– То-то же, Шадрах. Ну, будь здоров.

Ворота с рокотом отворились.

Этеру еще раз вздохнул, а затем дернул цепи и буркнул через плечо:

– Пошли, Саргон.

Через минуту мы уже вступили в город, а массивные ворота оставили недоумевающих караульных по ту сторону стены.

[1] Этеменанки – многоступенчатое культовое сооружение в Древнем Вавилоне. Предположительная высота достигала 91 м. Возможный прототип библейской Вавилонской башни. Разрушено по приказу суеверного царя Селевкидов Антиоха I.

[2] Битум – твердый или смолоподобный продукт, не растворимый в воде.

Я был в Вавилоне несколько раз, выполняя мелкую плотническую работу для зажиточных, но чаще не очень, жителей. Помню, однажды некий знатный господин заплатил мне за постройку потолка и починку кедровой мебели целых пять сиклей[1] серебра! А я стоял, не в силах от радости решить, на что же потратить такую сумму? Купить десять кувшинов дешевого вина или сходить к жрицам любви? В итоге, я умудрился взять и то и то. В храме пришлось поскупиться, заплатив четыре сикля, а на оставшуюся монету купил два кувшина пальмового пойла.

Сердце мне подсказывало, что в храме Эсагила меня встретят отнюдь не прекрасные жрицы с изящными формами своих тел, а суровые мужи – слуги богов, по приказу которых я окончу жизнь на дне какого-нибудь водоема.

Как только тяжелые ворота с гулом захлопнулись, мы вступили на Дорогу Процессий – самую главную улицу города. Когда я увидел ее в первый раз, то искренне восхищался, насколько это был качественный образец искусства дорожных строителей – ее ширина местами доходила до пятидесяти локтей[2], а основу составлял кирпич, покрытый асфальтом, поверх которого были уложены куски известняка. Дорога была названа так потому, что во время различных церемоний жрецы проносили здесь статую Мардука, находившуюся сейчас в главном зале Эсагилы. Мне не доводилось видеть этих пышных празднеств. И не исключено, что уже не удастся никогда.

«Все из-за проклятой рухнувшей крыши! Неужели я все-таки виновен? Ах, боги, никак не получается вспомнить! А еще это солнце, эта жажда… Говорил же себе, что надо бежать. Проклятие – какой смысл сейчас об этом думать?».

Дорога шла далеко вперед вплоть до Евфрата, протекающего через весь город. Проходила по мосту, соединяющему западную и восточную часть Вавилона, следовала между Этеменанкой и Эсагилой, а затем сворачивала на север через канал Либильхегалла[3] и, мимо царского дворца, направлялась к воротам богини Иштар.

Слева вдоль нее идеальной линией протекал водный канал, который питал сады вельмож, раскинувшиеся на его левом берегу. Десятки двухэтажных вилл виднелись среди плодовых деревьев, закрывая собой кругозор до Северной стены.

Тяжело вздохнув, я перевел взгляд на куда менее манящие дома обычных жителей, стоявших у самого края с другой стороны улицы. Но даже они не шли ни в какое сравнение с теми жалкими лачугами, в которых ютились я и мои соседи за чертой города. Ровные прямоугольные постройки из желтого обожженного кирпича с толстыми стенами для защиты от зноя уютно располагались вдоль дороги до моста и уходили вглубь на юг в сторону Некрополя и храма Шамаша. Окон в них не было. Только входная дверь выходила на улицу. Побывав пару раз в таких домах, я понял, что внутри они все одинаковы. В каждом имеется центральный двор, из которого можно попасть в почти любое помещение – гостиную, кладовую, комнаты для рабов и привратника. Однако хозяева любят уединение. Поэтому невозможно напрямую проникнуть из дворика в спальню. Для этого нужно сначала миновать гостиную. И, разумеется, отдельная ванная комната. Я всегда завидовал людям, у которых она есть. В потолках сделаны широкие круглые отверстия для света, которые, в свою очередь, оставляли теневые участки, спасая жилище от перегрева.

Я представил, как какой-нибудь горожанин сидит в прохладе за этой желтой стеной у столика со свежими фруктами. Потягивает прохладное вино из медного кубка, да отдыхает в обществе своих друзей, жены или рабынь. А, может, всеми сразу. Воображаемая картина заставила тяжко вздохнуть.

Этеру покосился на меня, а затем обратился к Тиридату:

– Идем по Дороге Процессий, ведем самого Саргона в цепях![4]– он взмахнул руками. – Н-е-е-е-т, для нас просто обязаны устроить торжества! Пусть накрывают столы, вызывают самых красивых шлюх, а жрецы выносят Мардука и таскают его по улице целый день!

Тиридат неуверенно ответил:

– Не дерзи богам, Этеру. Они оберегают нас от бед, а жрецы молятся за благополучие.

– Видать, недостаточно хорошо они молятся, раз боги допустили то, что произошло! – огрызнулся Этеру.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я.

Мгновение Тиридат с непониманием смотрел на товарища, а затем, видимо, сообразив, о чем речь, уточнил:

– Ты о своих?

– Да, – нехотя, буркнул Этеру.

– В том, что произошло, есть и твоя вина.

– Неужели?

Известняк хрустел у нас под ногами, напоминая звук, с которым собака гложет кость.

– Тебе не стоило так сильно давить на сына, сгибая его волю в бараний рог…

– А ну заткнись! – Этеру, словно позабыв обо мне, остановился и резко повернулся к Тиридату, слишком сильно дернув цепи. Мои запястья пронзила боль.

Глаза Этеру сузились в маленькие щелки, когда он возобновил речь:

– Скажешь еще слово… хоть одно слово о них, и клянусь, я задушу тебя голыми руками!

Загорелое лицо Тиридата слегка побледнело. Он быстро кивнул. Связываться с товарищем по оружию, который выглядел, будто разъяренный бык, ему явно не хотелось.

«Боги всемогущие, да этот стражник безумен!».

Этеру немного успокоился, и наша «процессия», молча, продолжила путь к Эсагиле.

Мы шли ближе к правому краю, дабы не мешать временами проезжавшим повозкам, груженными различной утварью, и редким всадникам. Цокот копыт по мостовой разносился по окрестностям.

Сейчас наступило время обеда, поэтому на улицах было не слишком много народа – большинство жителей пережидало жаркие полуденные часы за стенами своих жилищ, набираясь сил перед второй половиной дня.

Возле ближайшей подворотни я заметил двух человек, беседовавших вполголоса между собой. Судя по их виду, они принадлежали к сословию торговцев, ибо имели полное телосложение, на пальцах сверкали кольца с драгоценными камнями, а тела покрывали белые свободные одеяния, закрепленные на левом плече. Когда мы подошли чуть ближе, до нас стали долетать подробности их разговора. В голосах людей сквозили нотки тревоги и возбуждения.

– Ты уверен?

– Вне всякого сомнения. Эриду говорит, что видел их на дороге из Куты[5]. Они направлялись в сторону царского дворца.

– Интересно, зачем они прибыли?

– А ты разве не догадываешься? Затем же, зачем месяц назад здесь были послы из Хатти[6]– разорвать с нами все торговые связи.

– Боги! Надеюсь, ты ошибаешься! Мы и так несем огромные убытки. У нас почти не осталось рынков за пределами Двуречья! Хетты отказались, Египет разорен гиксосами[7], а теперь еще и касситы[8] с Эламом[9] собираются прекратить торговлю!

– Ну, касситы это не самая великая потеря.

– Все равно! Дела с кочевниками свой сикль, да приносили.

– Верно. Теперь и его не будет.

– Скажи спасибо нашему великому царю Самсу-дитану за то, что он ввергнул страну в пучину смуты. Эх, был бы жив Хаммурапи…

– Тише! Тебе жизнь что ли не дорога?! Говоришь такие вещи!

– Да сейчас каждый второй такое говорит, если он не глупец и держит глаза открытыми.

Когда мы поравнялись с ними, торговцы резко прекратили беседу и, бросив опасливый взгляд на стражников, поспешно исчезли в проулке.

– Они обсуждали царя, – подметил Тиридат.

– Слышал, я не глухой, – буркнул Этеру.

– Будем задерживать?

Этеру пожал плечами:

– Попробуй. Я Его Величество не брошу, – он слегка дернул цепь и ухмыльнулся мне в лицо. – Я же не могу оставить Саргона тут одного, совсем беспомощного, – потом стражник вновь обратился к Тиридату, – за двумя кроликами погонишься, как говорится… В общем, мы их запомнили? Запомнили. Вот сдадим этого мушкену и сразу доложим о торгашах, кому следует.

– А ведь в чем-то они правы, – задумчиво произнес Тиридат.

Этеру удивленно посмотрел на него:

– Тебе-то что до этих барыг?

– Дело не только в них, – ответил Тиридат.

– А в ком еще? – грубо спросил Этеру.

– Другим тоже сейчас приходиться несладко.

– Кому это другим?

– Простым людям.

– Ну и что с того?

– Неправильно все это.

Этеру злобно крякнул:

– Я повторюсь, но… тебе какое дело до остальных? Что-то не нравится? Земельный надел царь маленький пожаловал? Рабов не хватает, аль денег?

– Несправедливо это. Все мы предстанем перед богами.

Этеру остановился:

– Жрецы поддерживают царя, значит, боги на его стороне.

– Тогда что это за боги, раз допускают такое? – Тиридат слегка осмелел и развел руками. – Нет. Не верю, что все это происходит с их молчаливого согласия. Боги на стороне правды, а не жрецов. К тому же, ты сам сказал, что последние не заслуживают доверия.

– Я не говорил такого.

– Как это не говорил? – искренне изумился Тиридат.

– Я сказал, что они недостаточно хорошо молятся богам, – огрызнулся Этеру, возобновляя шаг.

– Это почти одно и то же. Ты говоришь об их плохой работе, значит, внутри себя не доверяешь им.

Этеру вновь остановился и, даже, чуть не выронил цепь. Настолько сильно задрожали от гнева его крепкие руки. В этот момент на него страшно было смотреть. Лицо, исказившееся гримасой ярости, приобрело пурпурный оттенок. Глаза налились кровью, как у человека, страдающего бессонницей. На секунду мне показалось, что его хватит удар.

– А-г-а-а-а-а, – протянул он, – так, значит, ты у нас мыслитель. Да, Тиридат? – процедил воин, скалясь. – Ненавижу поганых мыслителей! Вечно заговариваете зубы! Копаетесь в душах, выуживая на свет дерьмо! А сами не знаете, что треплете!

– Этеру, – начал его спутник, успокаивающе поднимая руки, – после того случая с семьей, ты изменился. Ты стал… – Тиридат не сумел договорить.

Все произошло так стремительно, что я едва успел моргнуть. Вот Тиридат стоит рядом с Этеру, пытаясь снизить напряжение, а вот он уже кубарем катится на Дорогу Процессий. В воздух поднялось облако пыли. Шлем слетел с его головы и, брякнув, упал на мостовую. Удар кулака пришелся прямо в висок. Теперь же копье Этеру, словно жало потревоженного скорпиона, было направлено в шею распростертого воина.

Наблюдая эту жуткую сцену, я снова непроизвольно дернулся, слишком сильно натянув цепь.

– Не двигайся, падаль! – рявкнул в мою сторону Этеру, а затем повернулся к Тиридату. – Я предупреждал! Я предупреждал, не смей говорить о них!

– Убьешь меня? – внезапно спокойно спросил Тиридат, но с побелевшим лицом. – Тогда тебя тоже убьют. Око за око, зуб за зуб. Свидетелей целая улица.

Действительно, заинтересованных потасовкой собралось уже несколько человек. Даже пара повозок прекратила движение, и их возничие с интересом наблюдали за происходящим. Правда, на почтительном расстоянии – никому не хотелось попасть под горячую руку.

Этеру злобно рассмеялся:

– Думаешь, меня это волнует? Да я мечтаю попасть в загробный мир! Это позволит мне, наконец, встретиться с ней. И если плата за эту встречу – твоя жизнь… что ж, я с удовольствием ее заплачу!

Я видел, что он не шутит. Этеру и в самом деле собирался проткнуть своего товарища копьем, совершив безжалостное убийство средь бела дня на глазах у толпы. Но не это меня пугало больше всего. А то, что я останусь наедине с этим безумцем. Закованный в кандалы и без возможности бежать или защищаться. И, как раз, в сей острый момент, нестерпимое желание исторгнуть вчерашний ужин перешло границу возможного – меня вырвало прямо на мостовую.

Тем временем Тиридат тихо произнес:

– Бей чуть выше. Только сильнее. Не хочу мучиться.

Этеру занес копье для удара. Вены на руке, державшей оружие, вздулись и напоминали маленьких змей. Глаза, налитые кровью и метавшие молнии, встретились со спокойным взглядом Тиридата. Тот словно и не думал сопротивляться, будто полностью позабыв о мече, висевшем в ножнах на поясе. Сильно побелевшее лицо лежащего стражника выражало готовность. Готовность отдать душу богам, но не поднять руку на ратного товарища, пусть тот и обезумел, а глаза его застилал животный гнев. И Этеру осознал это. Видимо, та часть разума, сохранявшая здравый рассудок, сумела одержать верх.

Через несколько мгновений, показавшихся вечностью, мышцы руки, сжимавшей копье, ослабли. Он медленно опустил оружие. Его грудь начала вздыматься. Дыхание стало прерывистым, но спустя томительную минуту все кончилось.

– Послушай, тебе стоит… – начал Тиридат, но Этеру резко его оборвал.

– Умолкни, пока я не передумал, – сказал он, подавая руку с копьем и помогая ему подняться. – Я просто не хочу, чтобы при встрече с ней явился ты и все испоганил.

Тиридат ухмыльнулся, хотя сильная бледность еще не совсем сошла с его загорелого лица. Убедившись, что ссоре конец, он поднял шлем и принялся отряхивать подол рубахи от пыли. Металлические пластины при этом слабо побрякивали.

В то же время Этеру обернулся и критично осмотрел мое плачевное состояние.

– О, боги всемогущие! – презрительно воскликнул он. – Да ты еще омерзительней, чем я думал, – с этими словами он резко дернул цепь вперед, и я кубарем покатился на камни мостовой, обдирая кожу с колен и локтей. – Пойдем. Я хочу избавиться от этого дерьма, как можно, скорее!

Под «дерьмом» Этеру имел в виду именно меня. Сомнений на этот счет не было никаких.

[1] Мера весов Древнего Вавилона. 1 талант = 60 мин = 3600 сиклей.

[2] Около 20 м.

[3] Либильхегалла – канал, пересекавший восточную часть Вавилона с севера на юго-восток. Соединял воды Евфрата с городским рвом.

[4] Отсылка на великого аккадского царя Саргона Древнего.

[5] Кута – древний город Междуречья, находился в пяти часах к северо-востоку от Вавилона.

[6] Хатти – одно из названий Хеттской державы, распространившей свое влияние на большую часть Малой Азии и территорию современного Курдистана.

[7] Гиксосы – племена Палестины, вторгшиеся в Египет и захватившие власть над страной, положив конец Среднему царству. Правление гиксосов будет продолжаться еще около полувека с момента описываемых событий.

[8] Касситы – народ, живший в горах Заргоса на северо-западе современного Ирана.

[9] Элам – древнее государство в юго-западной части Ирана, выходящее к берегам Персидского залива.

Этеменанки. Величественное семиярусное сооружение высотой более двухсот локтей[1]. Именно там, на его вершине, мудрейшие верховные жрецы общаются с богами, получают от них приказы и наставления, приносят жертвы и наблюдают за небесными светилами. Чтобы выяснить число ступенек поднимавшейся ввысь лестницы ушел бы целый день. Ибо проще простого сбиться со счета.

Но, клянусь Мардуком, в тот момент я не смотрел на это чудо зодческой мысли, разинув рот. Нет, я плелся под палящим солнцем, еле передвигая ноги от телесного и духовного истощения, уставившись в каменистую поверхность очередного моста через Евфрат. Время от времени Этеру, недовольный моей скоростью, резко дергал цепи, заставляя падать на известняк. Кожа на суставах превратилась в кровавое месиво. Губы потрескались и напоминали каменистую почву во время засухи. Голова звенела, словно внутрь поместили пожарный колокол. Но мне было уже все равно. Я мечтал поскорее попасть в темницу. Ведь там знойные лучи небесного светила не смогут достать мое тело своими обжигающими пучками. Я молил Шамаша, чтобы меня казнили сегодня же – связали веревкой и бросили в реку. Так удастся хотя бы утолить жажду перед смертью. Равнодушие и безразличие к собственной судьбе, доселе неведомые мне, накрыли сознание, как большая волна, погребающая под собой прибрежный песок.

Пройдя по мосту на другой берег, мы, наконец-то, вплотную подошли к стене, ограждавшей храмовую обитель. Она была не так высока, как городская, но имела внушительный вид.

– Надеюсь, ты не против, если я оставлю этого мушкену на тебя? – обратился Этеру к своему спутнику.

– Ты куда-то спешишь? – спросил Тиридат.

– Мне срочно надо выпить.

– Уж кому срочно нужно выпить, так это мне, – проворчал Тиридат.

Этеру оставил реплику товарища без внимания, и тот добавил:

– Наша служба на сегодня еще не закончена.

– Для меня – закончена.

– Если командир узнает о твоем загуле…

– Тиридат, – Этеру вздохнул. – Ну, ты же у нас мыслитель. Придумай что-нибудь. Можешь даже сказать, что я попал под телегу и сломал ноги.

Тот закусил нижнюю губу и пожевал ее пару мгновений:

– А как же твой щит?

– Заберешь вместо меня.