Путь домой через бездну

Со временем злые языки перестали обсуждать Екатерину. Однажды просто сказали, что была девочка, которая покончила с собой. Позже её и вовсе забыли. Семья Екатерины навсегда покинула совхоз.

Что касается меня, я никогда не смог забыть эту девушку, свою первую любовь. До сих пор она живёт в моей памяти.

Моя жизнь постепенно вернулась в привычное русло. Мать вышла замуж, у меня появился отчим и шесть сводных сестёр, которых он привёл в наш дом. Мы жили мирно и ладили друг с другом. Это были тихие, спокойные недели и месяцы.

Я полностью посвятил себя учёбе. Мать перестала читать мне нотации и, казалось, гордилась мной. Господин Хорст, мой учитель истории из школы, часто приходил на занятия по трактористскому делу. Он уговаривал меня вернуться в школу, но я оставался непреклонен. Возвращение в школу, особенно после происшествия с Екатериной, было для меня немыслимым.

Тем временем наступила зима. Бросать курить я не собирался и не хотел. Даже после заключения врача о моём заболевании лёгких я не видел в этом необходимости. Зачем? Я чувствовал себя вполне здоровым, только иногда покашливал.

Во время перерыва я сидел на улице на скамейке, достал табак и обрывки газеты из кармана и начал скручивать сигарету. Господин Хорст молча присоединился ко мне. Мы сидели некоторое время в тишине, пока я набивал сигарету табаком. Он внимательно наблюдал за мной.

– Дай и мне одну, – попросил он.

Я молча протянул ему самокрутку. Он так же молча взял её. Честно говоря, это меня немного озадачило, ведь господин Хорст никогда не курил. Напротив, он всегда строго осуждал курильщиков.

Краем глаза я следил, как он поднёс сигарету к губам, зажёг её спичкой, которую я ему тоже дал, и сделал глубокую затяжку. Он сразу же начал ужасно кашлять и плеваться.

– Всегда хотел попробовать, каково это, и теперь понимаю, что это отвратительно, – сказал он, закашливаясь.

Я слабо улыбнулся, находя его неудачную попытку курить забавной.

– Как тебе это может нравиться? – возмутился господин Хорст. – От леденца больше толку: он сладкий и вкусный. С этими словами он бросил сигарету в снег и положил в рот леденец. – Так уже гораздо лучше.

Он сосал леденец и время от времени наблюдал за мной, пока я затягивался сигаретой. При выдохе дым струился из моих ноздрей. Господин Хорст усмехнулся.

– Возвращайся, – попросил он. – Брось эти курсы, закончи школу. У тебя будут лучшие перспективы.

Я снова затянулся и выпустил дым из ноздрей.

– Ты меня слышал? – повторил господин Хорст, не дождавшись ответа. – Возвращайся в школу.

Я смотрел вдаль, где не видел ничего, кроме огромных масс снега, затем покачал головой.

– Я никогда не вернусь.

– Но, Ваня, – протестовал мой бывший учитель истории. – Подумай хорошенько. Аттестат важен.

– Я уже всё обдумал, – резко ответил я. – А теперь мне нужно возвращаться на занятия.

Весной я с отличием сдал экзамен на тракториста, но водительское удостоверение сразу не получил. Мне пришлось ждать год, пока не исполнится шестнадцать. Таковы были правила.

Тем временем я работал помощником на поле. Пока мой коллега управлял дизельным трактором С65, я шёл за ним и поправлял бороны, если они застревали в земле. Работа была нелёгкой, но лучше, чем ничего.

Когда в феврале 1941 года мне наконец исполнилось шестнадцать, я получил долгожданное водительское удостоверение и стал работать трактористом на поле. Мне выдали колёсный трактор со шпорами и двумя деревянными прицепами, на котором я перевозил зерно от комбайнов в ток для дальнейшей переработки.

Через несколько месяцев события приняли ужасный оборот. В совхоз прибыли беженцы, в основном евреи. Они рассказывали о страшных вещах, вселявших в нас ужас. Мы предчувствовали, что надвигается что-то недоброе.

Летом 1941 года до совхоза дошла ужасная весть: Третий рейх напал на Советский Союз, и началась война. В том же месяце военные окружили деревню. Они собрали всех в общественном здании и объявили указ Верховного Совета о депортации всех немецких поселенцев.

– У вас есть время до завтра 10:00 утра, чтобы собрать свои вещи и явиться на вокзал. Разрешается взять только легко транспортируемое имущество: никакой мебели, никакого скота и не более пятидесяти килограммов груза. Возьмите немного воды, одежды и еды, – объявил офицер встревоженной толпе.

Больше никаких объяснений не последовало.

Эта новость поразила нас всех. В одно мгновение мы были вынуждены оставить всё и сесть в поезд, который увезёт нас в неизвестное, далёкое место.

День, когда мы сели в поезд, стал последним днём моего детства. Мы были вынуждены оставить многое, особенно скот: коров, телят, свиней. Лишь немногие взяли с собой гусей, кур и уток, потому что их было легче транспортировать.

На вокзале нас ждал огромный поезд, состоявший минимум из восьмидесяти товарных вагонов, прицепленных к нескольким локомотивам. Повсюду стояли вооружённые военные и следили за происходящим. Они строгим тоном указывали испуганным людям, куда идти, запихивали их в переполненные вагоны, кричали и толкали их прикладами. Зрелище напоминало перегон скота, а не перемещение людей. В их глазах читались презрение и ненависть.

Мой отчим, работавший комбайнёром, незадолго до этого пережил серьёзный несчастный случай. Из-за поднявшейся пыли на полях радиатор машины, на которой он работал, забился. Он сам открыл люк, чтобы проверить степень засорения и, возможно, долить воды, когда на него хлынула едкая жидкость, обжигая грудь.

Его травма не стала причиной для отсрочки высылки. Единственное, чего мы добились, это того, что нас отправили последними, в то время как остальные поселенцы уехали раньше. Их путь привёл их в другое место, чем нашу семью. Мы были разлучены с теми, кого любили и кто был нам дорог. Мой дед, дядя Фёдор с семьёй, мои тёти Анна и Мари-Лизбет – все они были отправлены в Сибирь, тогда как мы с семьёй оказались в пустынных степях Казахстана.

Раненого отчима разместили в санитарном вагоне. Моя мать, шесть сводных сестёр и я находились в обычном вагоне, переполненном чужими, грязными людьми. Десять-пятнадцать семей в одном вагоне, втиснутых в тесное пространство, и один военный, наблюдающий за пассажирами в каждом вагоне.

Люди в поезде ехали уже много дней и, как и я, не знали, куда нас везут. Их тусклые лица были искажены страхом. Большинство из них говорили на нашем языке. Немцы. Все они, как и мы, были изгнанниками.

Во время погрузки в поезд женщины причитали и ужасно плакали. Непосредственно перед отправлением плакали не только они, но и дети, и старики, прощавшиеся со своим домом и родиной. Даже взрослые мужчины, прошедшие через многое, не могли сдержать слёз. Моё сердце также разрывалось от всех этих раданий и слёз – моих собственных и окружающих меня людей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.