Нигиль

Наконец, пройдя мимо здания местной управы, на стенах которой хлопали флаги (с гербом Молча – указательным пальцем у сомкнутых губ), Нолль увидел золоченые ворота. Они преграждали путь в Верхний город.

Рядом стояли часовые с винтовками наперевес. Все были в парадной форме, их лица застыли в одинаковом выражении. Никто из них не удостоил Иноя даже взглядом, когда тот подошел. И все же Нолль догадался: стоит ему сделать еще пару шагов, как винтовки, вполне вероятно, уставятся ему в грудь.

Отходя, он бросил взгляд за решетку ворот. От нее вверх, в туман, убегала аллея, высаженная вишнями и подстриженными кустами голубых роз. Но Верхнего города даже отсюда не было видно, только в вышине, словно за облаками, вырисовывались силуэты дворцовых стрельчатых арок и башен.

Нолль зашел обдумать свое положение в ближайший трактир рядом с управой. Неподалеку был еще ресторан, но к нему он приблизиться пока не решился. Предстояло еще выяснить, какие тут цены.

– Воды, – коротко сказал он подбежавшему половому. – И поесть.

– Изволите наше жаркое? – спросил тот приветливо, но от Нолля все же не ускользнул его придирчивый взгляд.

– Из чего оно?

Половой делано рассмеялся.

– Ну и шутки у вас, господин!

– Пока только воды.

– Конечно, вот только…

Нолль выжидательно на него посмотрел.

– Почему вы еще здесь?

– Графин выйдет в восемь генн, – выдавил половой. – Или два крысиных хвоста. Как вам удобней. Вы же охотник на крыс, я это сразу вижу. Мы тут рады охотникам. Не то что в других местах.

– Да вы издеваетесь? – не выдержал Нолль. Сидящие за столами уже косились на него.

– Простите, я ведь… сейчас принесу.

Половой отвесил смущенный поклон и попятился. Нолль заметил, как женщина в голубом, сидевшая в дальнем углу, широко улыбнулась и прикрыла лицо газетой.

«Стоит, пожалуй, сменить одежду, чтобы не выделяться», – подумал Иной, расстегивая свое поношенное пальто.

Еще прошлым вечером он подсчитал, что Тайной канцелярией ему на расходы было выдано двадцать тысяч генн. Если графин с водой обходится в восемь, то это не так чтобы очень мало. Но и, конечно, не много.

8

Когда стол задрожал, Нолль только чудом успел удержать на столе стакан с водой.

Перед ним лежал номер «Молчского вестника». Первая полоса – с кричащим заголовком – была посвящена сопротивлению тьме и туману в Нигиле. Судя по всему, оно длилось уже сотни лет. Из этой оды защитникам Молча нельзя было заключить ни что из себя представляет передний край, ни даже то, изменилось ли за это время хоть что-то в расстановке сил. Ясно было одно: всепожирающий мрак и туман неясной природы надвигаются с запада, а люди поколениями отдают свои жизни на невидимом фронте.

Второй заголовок «Еда есть!» был, вероятно, призван успокоить местных жителей, а третий – посвящен так называемым героям Нижнего города, охотникам на крыс.

«Еще три семьи, показавшие себя как герои истребления молчской беды, по указу Совета были переселены в гостиницу Среднего города. Вставшие в очередь на жилье не смогли сдержать слез радости. “Бог из Монолита услышал наши молитвы! – сказала г-жа Куренкох, прибывшая с мужем. – Слава Совету и героям Нижнего города!” Г‐н Куренкох также не скрывал счастья: “Бой с врагами нашего города ведется не только на Нигильских полях, но и в каждом доме, на каждой улице! Мы ветераны невидимого фронта”. Лучше не скажешь! По принятому в редакции обычаю мы вручаем счастливому семейству Куренкох почетную грамоту героев труда и годовую подписку…»

Нолль отложил газету. «Конечно, ни слова про таинственную группировку “Детей Нижнего города”, – подумал он. – Но если вниз – пусть раз в полнолуние – все же кто-то спускается, чтобы отнести дары и разгрузить фабричные обозы, может статься, что в округ можно попасть, заручившись поддержкой нужных людей». Во всяком случае, пролистав газету, Нолль решил, что в вопросах получения достоверной информации ему не стоит доверять ни газетам, ни официальной риторике местных властей.

На мгновение Нолль отвлекся от размышлений, услышав за спиной разговор.

– Где ваш сопровождающий? – раздался голос полового.

– Ах да, мой кавалер, – поправил его женский голос. – Должно быть, выносит помои в управе.

Кое-кто в зале, услышав, не сдержал усмешки.

– Хотя он и не последний человек в этом городе, – добавила женщина холодно. – Глоум Блёв. Вам знакомо это имя? Начальник Помойного двора. Если хотите, пойду оторву его от важных дел.

– Нет, что вы! – испуганно воскликнул половой. – Сидите сколько угодно!

Нолль взглянул на рыжеволосую даму в голубом платье. Когда та заметила, что на нее смотрят, Нолль отвернулся.

«Итак. Если окна в ближайших домах предусмотрительно не заколочены, – размышлял Нолль, – то пожалуй, что в Нижний город можно спуститься хотя бы и по веревке. Например, с южной окраины, что прямо за площадью».

Кроме этой весьма опрометчивой идеи, Нолль уже начал всерьез рассматривать встречу с господином Каглером в Верхнем городе. Пусть он и потеряет целых пять дней в ожидании полнолуния, тот наверняка сможет оказать ему посильную помощь. Ворота сами откроются перед тем, кто имеет нужную бумагу. Так что стоило разобраться и в том, кто способен дать ему ключ в Верхний город.

Имело смысл также попытаться наладить контакты в управе – кто знает, может быть, Ноллю удастся подкупить кого-нибудь из нужных людей?

Был и еще один вариант, по какой-то причине вызывающий у Нолля сомнение. Он касался Церкви при Монолите. Связываться с местной сектой, чьи адепты коротают дни за подсчетом крысиных хвостов, Ноллю не хотелось – и все же эту возможность стоило рассмотреть вместе с прочими.

Иной уже собрался уходить, когда в трактир вошли двое молодых людей. Первый, в дорогом пальто на крысином меху, с локонами до плеч, прошел в центр зала и осмотрел всех присутствующих будто бы с вызовом. Второй встал чуть позади, прижимая к груди кипу листовок.

– Хватит это терпеть! – выкрикнул первый. Его голос дрогнул, и он бросил взгляд назад, на второго. – Хватит это терпеть! – повторил он уже поуверенней. – Буря революции разгорается в Нижнем городе! Старый порядок будет разрушен, и… – Он задумался, вспоминая. – И никто не уйдет от гнева «Детей Нижнего города» безнаказанным!

– Долой лицемерных тиранов Совета и потворствующих им толстосумов, – прошептал второй.

– Хватит это терпеть! – снова воскликнул первый; к нему, засучив рукава, уже приближался трактирщик. – Если никто нам не нужен, то кто же нам нужен?!

– Никто! – вскрикнул второй.

Первого ударили по лицу. Он отпрянул и удивленно посмотрел на трактирщика. Тот прохрипел:

– Я доложу об этом в управу, будьте уверены.

Второй попятился к выходу, но наткнулся спиной на мужчину с усами. Тот как раз поднялся из-за стола и быстро схватил второго под локоть.

– Что это вы вытворяете?!

Первый юноша отчаянно сопротивлялся, но на помощь к трактирщику уже подскочили двое половых. Втроем они повалили бунтовщика на пол и стали заламывать ему руки. Второй выронил кипу листовок и, в попытке прорваться к выходу, упал. Мужчина с усами придавил его грудь сапогом и быстрым движением выхватил револьвер.

– Вы останетесь здесь. – Он обвел взглядом зал. – Всем оставаться на местах.

– Пустите! – взмолился юноша на полу, задыхаясь. – Вы не можете, у вас нет права…

– Есть-есть. – Мужчина с усами снова посмотрел на него. – Уж поверь мне.

Пока шла вся эта суета, Нолль успел подхватить с пола одну из листовок и сунуть между страницами газеты. Осмотрелся по сторонам: та женщина в голубом, что была без сопровождающего, похоже, заметила, но быстро отвела взгляд.

За окнами уже толпились зеваки, когда с тревожным гудением к трактиру подъехал обитый сталью моторный фургон.

9

Молодых людей вывели под руки, закрыли в фургоне и увезли. Один из городовых остался. Он подошел к мужчине с усами и отдал честь, приложив два пальца к виску.

– Унтер-офицер Химмер Гой! – воскликнул молодой человек и даже почтительно снял каску. – Вы же в отставке?

– Верно, – ответил мужчина с усами и рассмеялся. – Но, когда нужен городу, я всегда на посту.

Молодой человек расплылся в ответной улыбке и скомандовал взмыленному трактирщику:

– Этому господину – обед за счет полицейского управления!

– Слушаюсь.

– Ну, это лишнее… – не особенно сопротивляясь, возразил мужчина и вновь уселся за стол. А потом, помедлив, добавил: – Тут еще женщина без сопровождающего.

Молодой человек потупил взгляд.

– Теперь это не преступление, господин.

Мужчина с усами вздохнул.

– Что ж, времена меняются. Слишком много свободы в последнее время. Сегодня – развращенное беззаконие, а завтра, гляди, нижние полезут наверх.

– Вы правы, – согласился молодой полицейский.

Вскоре и он вышел, но Иной еще решил подождать, пока и зеваки окончательно разойдутся.

– Ловко вы это, – шепнула дама в голубом, присев за стол к Ноллю. – И все же советую вам избавиться от того, что вы взяли. И поскорее.

– Не понимаю, о чем вы.

Нолль поднял глаза. Женщина была молода, хотя определить ее возраст было непросто – может быть, из-за слоя пудры, с которым она явно перестаралась.

– Что ж, я вас предупредила, – сказала она, откинувшись на спинку стула. – Если вам это не трудно, побудьте моим сопровождающим ненадолго. Устала от всех этих взглядов.

– Странные у вас тут порядки, – заметил Нолль.

– В обычное время меня это не волнует, но со всем этим представлением…

Она не договорила. Нолль кивнул.

– Доверять тут нельзя никому. – Она смерила его испытующим взглядом. – Но отчего-то мне кажется, что мы можем быть полезны друг другу.

– Вы неправильно думаете.

Она рассмеялась. Окружающие косо на нее посмотрели, но женщина не смутилась.

– Фальта, будем знакомы.

– Иной Нолль.

Несколько мгновений она оглядывала его с интересом. Потом, вдруг склонившись над столом, прошептала:

– Вам стоит, пожалуй, знать, что как раз вскоре мне может понадобиться помощь ловкого и неприметного человека в одном деликатном деле. – И еще прежде, чем Нолль успел ей ответить, добавила: – Я дам вам свой адрес.

Она достала из сумочки механическое перо и стала что-то быстро писать на салфетке.

– Вот, возьмите.

Протянула ему. Нолль поднял брови.

– Сущая ерунда, – поспешила сказать Фальта. – Всего лишь принести одну вещь. Так, чтобы никто не заметил. Разумеется, не бесплатно. Вы с этим точно управитесь.

В ее голосе послышалось легкое пренебрежение, но Нолль не подал виду.

– Ваш супруг и правда работает при управе? – спросил он.

– Он мне не супруг.

– И все же?

Она вздохнула.

– Прощупываете почву? Прекрасно. Мой покровитель, назовем это так, заведует службой по избавлению от нечистот. – Она чуть поморщилась. – Главный на Помойном дворе. Деньги для него не проблема, как вы понимаете.

– В чем конкретно заключается его работа?

– А вы любопытны. Я точно не знаю. Сжигает отходы, но бόльшую часть, наверно, сливает в Нижний город. Я видела пару бумаг… Он не особенно чист на руку.

Фальта коротко улыбнулась, и Нолль удивился такой откровенности.

– Предположим, что я захочу попасть в Нижний город. – Нолль перешел на шепот.

Глаза женщины округлились.

– Вы сумасшедший, – заявила она и забарабанила по столу длинными пальцами. Потом пожала плечами. – Впрочем, думаю, это можно устроить. Он готов сделать для меня все что угодно.

– Так в чем именно заключается это ваше «деликатное дело»?

– Не сейчас. Приходите ко мне через два дня, в этот же час.

Она начала подниматься.

– Слуге скажете, что пришли снимать мерки…

– Постойте, в городе я недавно. Где можно сверить время?

– Вот оно что… Так сверьтесь с моими.

Она снова присела на стул, закинув ногу на ногу. Протянула Ноллю запястье. Взглянула на него как-то иначе, будто бы с подозрением.

– После того как крысы разбили городские часы, – Фальта говорила, уже не смотря в его сторону, – жители закоулков завели дурную привычку спрашивать время на улице.

Нолль ухмыльнулся: «Неужели она думает, что может меня этим задеть?» Ему пришлось взять ее за руку, чтобы повернуть циферблат.

– Как странно. Кажется, таких я прежде не видел, – заметил Нолль, разглядывая ее позолоченные часы с браслетом.

Он достал свои – старые, на цепочке; завел. Было уже почти три часа дня.

– Последняя выдумка, – сказала она, поднимаясь. – Я видела, вы не ели. Советую взять миску тушеных грибов.

– Спасибо.

– Не за что. – Фальта улыбнулась, на этот раз будто бы искренне. – На самом деле та еще мерзость, но все же не крысы.

Нолль проводил ее взглядом до самой двери. Мужчина с усами что-то злобно пробормотал, когда она проходила мимо него. В ответ женщина кокетливо пожала плечами и вышла на улицу.

10

В гостиницу Нолль вернулся уже под вечер – с набитым покупками чемоданом. За пару часов, обойдя магазины, он потратил почти десять тысяч генн на одежду, смену белья и прочие нужды. Больше всего ушло на костюмы.

Первый – для выхода в свет – был куплен в дорогом магазине неподалеку от управы, у его входа толпились местные модники. Пальто с кривым воротом и длинными фалдами. По молчской моде – оторочено крысиным мехом. Там же куплены брюки с лампасами, жилет и аксессуары (перчатки, галстук, булавка к нему и прочее). Кроме того, сам чемодан – тоже с вензелем модного дома.

Второе пальто (серое, потертое, даже с заплатой на правом рукаве) он нашел в сомнительной лавке в тени Монолита. «Вероятно, украденное или того хуже», – подумал Нолль, заметив подозрительные пятна внутри, на подкладке. И все же без лишних раздумий он взял и его – на случай, если придется не только производить впечатление, но и усыплять бдительность. Или теряться в толпе.

Тут же, в соседнем переулке, у торговца грибами Нолль прикупил пару банок солений и самогон, настоянный на трутовиках. Старик пытался всучить ему еще странный белый порошок из сушеных поганок, прорекламировав его как «лучшее, что есть в Нижнем городе», но Нолль отказался.

Наконец, были куплены вещи первой необходимости: бритва, щетка для одежды, машинка для ловли блох и остальное. Все в одной мелочной лавке неподалеку от вокзальной площади.

Лишь на цирюльне Нолль решил сэкономить. Подстригся сам, в номере, при неярком свете свечей, принесенных портье. Волосы оставил средней длины: если причесаться и уложить, то сойдет за модную стрижку. Если ничего с ними не делать – вполне сгодится, чтобы не привлекать лишнего внимания на задворках Среднего города.

Было уже совсем темно, когда Нолль, лежа на кровати, читал прокламацию, поднятую с пола трактира. Документ был отпечатан на прессе, оттиск чуть расплывался. «Подпольная типография? – подумал Нолль. – Любопытно». В правом верхнем углу был выведен знак в виде треугольника, острым углом врезавшегося в разорванный круг.

Нужен ли нам Совет?Нет! Нет! Нет!Нужен ли тот,Кто нам врет?Нет! Нет! Нет!Если никто нам не нужен,То кто же нам нужен?Никто! Никто! Никто!

Прозрите! Услышьте! Сыны и дочери Молча!

Всем, кто не хочет быть послушным рабом Совета, кто устал от церковной лжи!

Тем, кто не станет больше терпеть безразличие герров, развращенных богатством Верхнего города!

Тем, кто больше не хочет лить слезы по сыновьям, братьям, отцам, отправленным на Нигильский убой!

И наконец, тем, кто больше не может жить в страхе перед вездесущими серыми кителями и тиранией их серого кардинала!

Разобьем же эти тяжелые цепи! Уже скоро настанет тот день, когда ворота Нижнего города сорвутся с проржавевших петель! Присоединяйтесь же к дружному сопротивлению, ведь буря революции уже разгорается! «Дети Нижнего города» ждут нашей помощи. Соберем же силы в кулак и ударим по нашему общему врагу!

Приходите на собрания в красный дом в Сыром переулке, что рядом с кладбищем в тени Монолита. Каждый четверг, в восемь часов.

За свободу! За равенство! За справедливость!

Нолль сжег прокламацию в уборной и, убирая свечи, подумал: «Завтра как раз четверг. Стоит туда наведаться. Если ничего не узнаю, то послезавтра рискну выслушать предложение той женщины».

11

Утром Нолль, вспоров подкладку обоих пальто, подшивал потайные карманы, когда услышал на лестнице разговор. Выйдя из номера в одной рубашке, он спустился на один пролет – и замер, прислушиваясь.

– Пусти, я токмо спрошу, – прошипел женский голос. – Видал, какуй чумодан он вчера притащил? Тыща крыс на него пошла! У этого деньхи водются.

– Стой, тебе говорят! – ответил другой голос, раздраженный, мужской. – Не даст он тебе ничего!

– Даст, даст, голубчик! Скажуся больной, он и даст.

– Лучше к Морухам пойдем, те точно дадут, обещались.

– Сдались тебе эти Морухи! – крикнула женщина. – Сами-то жрут, небось, через день! А дадут – так по гроб вспоминать будут!

– Тише, тише…

Когда Монолит задрожал, Нолль решился спуститься.

– Ой! – воскликнула женщина с длинным носом. – Господин Нолль, это вы?

– Верно, а как вы…

– Ей портье про вас рассказал, – сокрушенно заметил мужчина с вытянутым лицом. – Брум Куренкох.

Нолль пожал протянутую жилистую руку.

– Как раз читал о вас в газете – про ваши подвиги… в истреблении крыс. Замечательно, что мы наконец познакомились. – Нолль выдержал паузу. А потом предложил сам: – Может, поднимемся ко мне?

– Нет, нет, давайте-ка лучше вы к нам, – любезно предложил господин Куренкох.

Нолль сделал вид, что не замечает свирепого взгляда женщины, обращенного на супруга.

– Что ж, идемте.

Вскоре они сидели в их номере на втором этаже. Супруги Куренкох устроились на кровати боком друг к другу и похлопывали себя по коленям, не решаясь начать разговор. В мутных полосах света, пробивавшихся через ставни, их лица казались почти одинаковыми. Выражение отчаяния и какого-то невысказанного обвинения было одно на двоих.

Нолль сидел на табуретке перед столом. «Номер как будто такой же, – думал он, – только совсем захламлен».

Ступить и правда было некуда: на полу валялись набитые ветошью мешки, скомканные, перемазанные чем-то, а то и порванные в клочья газеты, пустые склянки, кучки рваной одежды. В углу, за кроватью, пованивало не опорожненное с ночи ведро. Рядом лежала швабра со сломанным черенком.

– Вижу, она у вас сломана, – Нолль указал на швабру. – Скажите портье, он вызовет слугу, тот все приберет.

– Что же мы, герры какихние?! – неожиданно злобно ответила госпожа Куренкох. – Не надобно нам ничьей помощи. Вот я и швабру сама нашла. Пусть смотрят, подлецы, что я выброшенное взяла, – мне все равно!

– Ну чего ты опять завелась, – с укором заметил муж.

– Так господин-то думает, мы сами прибраться не можем!

– Нет, я только сказал, что вам правда не стоит себя утруждать…

Госпожа Куренкох хотела еще возразить, но все же смолчала.

– Ты вот все тащишь в номюр, как крыса! – разразился вдруг господин Куренкох, поглядывая почему-то на Нолля. – Не в Дырокубье ж теперь живем!

– Как вы сказали? – переспросил Иной прежде, чем госпожа Куренкох успела возмутиться.

– Ну да, господин, мы со старухой ведь жили до перевода в самом низу, в Дырокубье. Раньше-то, когда Совет его строил, оно Многокубьем еще называлось… Но щипачи уж так постарались, что почти все доски с этажей-то поотрывали. Паршивый район! Там куда ни глянь – везде только крысы. Даже на потолке, господин! Вот убираться она и не приучена… Там-то ведь как: бросишь что-нибудь на пол, все сразу сгрызают…

Госпожа Куренкох вдруг расплакалась, и Нолль чуть смягчился.

– Вы не думайте, что мы гадюги какие-то! – всхлипнув, проговорила она. – Муж-то мой даже грамоту знает, всему он обучен, стервец…

– Ну что вы! – запротестовал Нолль. – И в мыслях не было.

Но госпожа Куренкох продолжала:

– Вы, господин, зря нас судите, самим-то вам повезло! А ему, мужу-то моему, только бы чуть-чуть помощи для началу! А дальше он сам в господа выйдет.

Супруг хмуро взглянул на нее, но промолчал.

– Конечно, – сказал Нолль, поднимаясь. – Я вам одолжу. Только зайду к себе.

Но стоило ему выйти за дверь, как за ним выбежал и господин Куренкох.

«Должно быть, боятся, что я не вернусь», – решил Иной.

– Ничего, если я с вами? От жены нету спасенья!

– Разумеется, – сказал Нолль с улыбкой. – Давайте посидим часок у меня.

На последнем пролете Куренкох с сомнением объявил, что с утра он обычно не пьет. Нолль сразу понял, к чему он клонит.

12

Разговор с господином Куренкохом дал немного. Во всяком случае, из его жалостливых слов нельзя было узнать ничего о «Детях Нижнего города».

– Вы случайно не слышали о Гойере Мойере? – спросил Нолль. – Его еще называют Никем. Может быть, до вас доходили какие-то слухи?

Господин Куренкох, усердно разбиравшийся с купленным Ноллем самогоном, изобразил удивление. Чтобы он вдруг не сбежал, Нолль решил сменить тему. И вскоре он уже выслушивал исповедь Куренкоха о нелегкой жизни в Нижнем городе. По крайней мере, в одном вопросе он был большой специалист.

– Бывает, что словишь дюжину крыс, – вспоминал тот в приступе неожиданной ностальгии, – сваришь их в котелке – вот и обед уже есть на несколько дней! А тут что? За все платить надобно.

Нолль кивал, наполняя его стакан.

– А в день перед полнолунием приходят жрецы, отдаешь им мешок крысиных хвостов, так они тебе – одежду какую, спиртное… Добрые люди – у них, если правильно попросить, всякое достать можно.

– Так у церковников тут, выходит, особые права, раз они вниз спускаются? А как же крысы?

– Да какое! – проговорился господин Куренкох. – Крысы тут ни при чем! Ворота закрыли давным-давно, потому что жизнь пошла беспокойная. На улицах волнения, а бывало, что и постреливали. Тоже, кстати, жрецы замешаны. Хочешь – оружие принесут за хвосты. Ну, я сам не знаю, но слышал.

«Вот оно что, – подумал Нолль. – Любопытно».

– А с чего вдруг нижние стали просить у жрецов оружие?

Господин Куренкох пожал плечами. Взгляд у него уже был стеклянный.

– Это я точно не знаю. Но недовольство росло в последние годы. В этот Нигиль-то первой очередью наших, нижних, и забирают.

Когда все было выпито, господин Куренкох вдруг схватил номер «Молчского вестника», лежавшего на столе, и взмолился:

– Прочтите вот то, про меня! Прошу, господин.

– Вы что, сами еще не читали?

– Я правда умею! – смутился мужчина. – Только иногда на меня что-то находит, и вдруг начинаю читать по складам. Дочту одну строчку – и забываю, что там было в начале. Прошу!

И Нолль дважды прочитал ту цитату, что была приписана Куренкоху: «Бой с врагами нашего города ведется не только на Нигильских полях, но и в каждом доме, на каждой улице! Мы ветераны невидимого фронта».

Тот с восхищением слушал, а потом какое-то время молчал.

– Это я так красиво сказал? – спросил он наконец и улыбнулся от гордости.

Прощаясь, Нолль сунул ему три сотни генн. Господин Куренкох еще помялся, повздыхал – и вдруг решился:

– Благодарю! Только ведь это все на супругу уйдет. Она платье хотела, знаете, такое, как там, наверху. Хоть раз в жизни можно себе позволить…

Тут Нолль его перебил. Он успел устать от этих намеков.

– Берите, вот двести – лично для вас. – Иной добавил еще две банкноты. – Спрячьте только получше… от вашей супруги.

Куренкох просиял. Когда перед ним захлопнулась дверь, он еще долго причитал за порогом, не решаясь уйти:

– Добрый Бог из Монолита, упаси достойного господина от всякой гадости: от переднего края, от молчской беды, от нужды и от хвори! Пусть вши его кусают не больно, а нога его никогда не ступит на дно нищенской ямы…

13

Ранним вечером Нолль, надев дешевое, купленное в переулке пальто, вышел на улицу. Во внутреннем кармане был спрятан заряженный револьвер. Итак. «Приходите на собрания в красный дом в Сыром переулке, что рядом с кладбищем в тени Монолита. Каждый четверг, в восемь часов».

«Красный дом» в тени Монолита, где собирались молчские революционеры, удалось отыскать не сразу. Хотя бы потому, что дом в действительности не был красным. Поплутав вокруг кладбищенской ограды, Нолль вдруг заметил на углу молодого человека. Тот, будто бы выплыв из сумрака, чиркнул спичкой и прикурил трубку. Как видно, он подавал Ноллю знак. Дощатая стена, у которой он стоял, была не крашеной, только поросшей с одного угла красной плесенью. «Довольно хитро», – отметил Нолль.

– Вы кого-нибудь ищете? – поинтересовался молодой человек.