Штамповка 2067

Александр Андронин

Штамповка 2067

Кастинг навылет

Когда только просыпаешься, бывает такое чувство, будто никакого "вчера" не было. Что в постели, из которой встаёшь, засыпал один человек, а проснулся совсем новый – внешне неотличимый от прежнего, но другой.

Сонно моргая, юноша глядит вокруг. Мягкий золотистый свет льётся из окна. Высотный ветер колышет шторы. Спальня полна сладкого горного воздуха.

Из ниоткуда возникает мысль: если книга начинается с пробуждения, её не стоит читать. Мысль исчезает так же мимолётно, как появилась.

Стены тонкого кремового оттенка, поблескивающие стёкла, изящная прикроватная тумбочка – всё становится всё более и более знакомым. Он дома. Это его спальня.

Юноша встаёт и одевается. Белая шёлковая сорочка, лёгкие штаны – тело всё помнит, и при этом привычная одежда ощущается по-новому.

За панорамным окном над горами поднимается солнце. Юноша потягивается, подпрыгивает на месте – тело лёгкое, отдохнувшее, полное сил. Он улыбается, беспричинно и беззаботно. Так, наверное, улыбался Адам в своё первое утро.

Что-то не так.

Подушка, одеяло, простыня – вполне обычные, такие, как он привык. Дорогая ткань ласкает ладони, но касаться её отчего-то тревожно.

…Постель тёплая. Ненормально тёплая. Разницу не уловит и самый чувствительный термометр, но на ощупь сразу ясно – это чужое тепло. Подушка примята, на ней всего один след, но это след не его головы.

Не может быть. Просто сон ещё не выветрился, и мерещится всякое. Юноша тихо смеётся над своей подозрительностью.

Всё в порядке. Прекрасное утро. Отвернувшись от кровати, он выходит из комнаты.

Мысли путаются после сна. Тело исходит дремотной истомой, но энергия кипит как после инъекции стимулятора. Чуть позже, после душа и кофе, можно будет приступать.

Приступать. Действовать. Делать.

Делать что?

Запнувшись, юноша трёт лоб, будто пытаясь рукой поймать нужную мысль. Помутнение проходит без следа. Тревога растворяется в утреннем свете.

Можно делать что угодно. Отец – хозяин транспланетарной корпорации. Это поместье в горах – их личный рай.

Коридор расходится на три стороны. Прямо – большой зал, гостевая. Направо – столовая. Налево – ванная. Все двери открыты. Всё знакомо и привычно. Везде тишина и покой. Здесь никого, кроме него.

С чего начать это утро?

Стоя в коридоре, юноша заглядывает в комнаты. Чем дольше раздумывает, тем более важным кажется ему этот выбор. Хотя нужно всего-то решить, что сделать в первую очередь.

Зеркало и умывальник призывно поблёскивают. Он идёт налево, в ванную.

Здесь всё сверкает. Ни пятнышка на белоснежном кафеле, на хромированных рукоятках смесителей, на огромном зеркале. Рассматривая себя, юноша улыбается своему отражению.

Ему вышибает мозги. Пуля прошивает череп мгновенно, поэтому тело не падает от удара и ещё целую секунду стоит – кажется, будто он просто задумался о чём-то, но густые мясистые брызги на зеркале разрушают иллюзию. Неуправляемые ноги подкашиваются, и тело валится как тряпичное, будто в нём не осталось костей.

Юноша просыпается. Мягкий золотистый свет. Окно чуть приоткрыто, высотный ветер колышет шторы. Он встаёт из удобной кровати, надевает лёгкие штаны и сорочку – они белее снега. Шёлк чист как свежий холст, ещё не тронутый кистью.

В спутанных мыслях тревога. Ей неоткуда взяться, у неё нет причин. Она – не более чем остаток мрачного сна, совсем не подходящего этому утру, этому солнцу за окном. Мир прекрасен и свеж, он сверкает как полированный кристалл.

В лице неприятное ощущение, похожее на лёгкий зуд. Юноша разминает пальцами щёки и лоб, и зуд пропадает. С умиротворённой улыбкой он выходит в коридор.

Три открытых двери: в зал, в столовую и в ванную. С чего начать это утро?

Подумав, юноша отправляется в ванную.

Сверкает подогретый кафель. Сияет начищенный хром. Пол чуть сырой, будто его недавно протёрли. Это кажется слегка странным.

Пожав плечами, юноша открывает воду, собираясь умыться. Пуля пробивает ему висок, когда он с наслаждением погружает лицо в набранную в пригоршни воду.

Люди в комбинезонах вбегают в ванную. Подхватив труп за ноги и за плечи, они быстро уходят, и их место занимают моющие машины. Мелькают щётки, брызжут ароматные струи, счищая кровь и мозги. Через минуту ванная снова сияет.

Стихают шаги людей в комбинезонах. Машины исчезают из виду. В коридоре свежо, пусто и тихо.

***

Юноша просыпается. Мягкий свет ласкает глаза. Потянувшись, он сбрасывает одеяло, выскакивает из постели, бодро подпрыгивает и одевается. Свежий воздух заполняет лёгкие, тело кипит жизнью. Пора действовать.

Три двери из коридора. Подумав, он идёт прямо.

В гостевой просторно, диваны и кресла сдвинуты к стенам, в центре свободное пространство. На столике стереосистема, динамики выглядывают из стен и потолка. Юноша несколько секунд хмурится, отчего-то путаясь в интерфейсе системы, и наконец находит обширную фонотеку.

Здесь музыка всех мыслимых жанров и направлений, на любой вкус. Он раздумывает над выбором так тщательно, будто от этого зависит его жизнь. Усмехнувшись этой мысли, он включает трек и отступает.

Из динамиков льются звуки классической симфонии. Они легки и светлы как это утро. Запрокинув голову, закрыв глаза, юноша раскидывает руки и делает пассы, дирижируя воображаемым оркестром.

Пуля попадает ему под запрокинутый подбородок. Движения рук превращаются в судороги. Он валится на бок, но не умирает – зажав рану, дёргается и хрипит, и киллеру приходится вбежать в комнату и выстрелить ещё раз – в висок, неудобно изогнув запястье, чтобы не испортить пулей пол.

Уборщики заполоняют комнату. Шорох щёток и полиэтилена мешается со звуками виолончелей и флейт. Двое торопливо разворачивают новый пластиковый мешок. Ещё один выключает стереосистему и протирает дисплей от мелких бурых капель. Команда работает как слаженный механизм. Действия каждого отполированы многократными повторениями. За ними наблюдают, и им это известно.

***

– Господин Дэй, вам не обязательно на это смотреть.

Уставшие глаза седобородого мужчины уставились в монитор. На экране команда в комбинезонах подготавливает спальню, выкладывает новый комплект одежды: сорочка, лёгкие штаны, домашние туфли. Всё в точности такое же, как на теле, которое сейчас упаковывают в мешок в гостевой.

– Обязательно, – бросает он, переводя взгляд на другой монитор.

На нём картинка из мрачного помещения с одинаковыми койками в два ряда, похожими на больничные. Некоторые из них пусты. На других без движения лежат люди. Все они примерно одного возраста, чуть за двадцать. Лица разные, но одинаково бесстрастные. Глаза их закрыты.

На соседнем экране фото юноши, пять минут назад дирижировавшего невидимым оркестром. Рядом с фотографией имя, которое седобородый мужчина не желает ни читать, ни запоминать. Пока он провожает взглядом чёрный мешок, который уносят из гостевой двое уборщиков, фотография исчезает, отправившись к другим удалённым файлам.

– Может, стоит сделать перерыв, господин Дэй?

Седобородый глядит на ряды коек на мониторе. Один из лежащих там молодых людей улыбается во сне.

– Будите следующего.

Маска бунтаря

Свет в комнате специально пригашен, в углах скопились тени. Здесь тесно даже на вид. Из кадра убрано всё, осталась только ветхая дешёвая тумбочка. Лампа на ней источает тусклое свечение, подчёркивающее изъяны штукатурки.

Человек перед камерой худощав; чёрное трико и обтягивающая футболка с рукавами делают его ещё более худым. Его лицо закрыто маской – белая личина с нарисованными усиками и бородкой, которую мгновенно узнают несколько поколений юных бунтарей.

Он произносит пламенную речь. Голос для конспирации слегка изменён на постобработке, но всё равно слышно, что он очень молод.

– Корпорации плетут вокруг нас паутину. Мы окружены сетью следящих устройств; ваш смартфон, ваш телевизор, приложения на вашем компьютере – всё помогает им собирать информацию о вас. Мы все для них лишь набор привычек, предпочтений, паролей и банковских счетов.

Человек в маске говорит с жаром. Грудь под футболкой вздымается, когда он набирает воздуха для следующей тирады.

– Они – не единая организация, не конгломерат компаний. Корпорации борются между собой, конкуренция среди них жестока, а методы бесчеловечны. Они борются и за нас тоже – за обладание нашими персональными данными, за информацией о нас, чтобы можно было наиболее эффективно нас обманывать. Чтобы можно было нами управлять. Они хотят быть кукловодами, а наши желания и слабости – для них это ниточки, за которые можно дёргать.

Он переводит дух и продолжает.

– Не думайте, что если они борются за нас, то мы для них что-то значим. Они давно уже обезличили нас. В их глазах любой – не более чем набор цифр. Уверен, в их системах у нас даже имён нет, каждому присвоен код, чтобы нас проще было интегрировать в их системы. В их картине будущего все мы – их инструменты, обслуживающие их интересы, воплощающие в реальность их идеи. В их мечтах наши рты произносят их слова.

Он повышает голос. Дешёвый микрофон ловит эхо его выкриков, отражающееся от стен дешёвой съёмной квартирки.

– Они рвут друг другу глотки – и это хорошо. Хорошо для нас, в этом наша надежда. Пусть уничтожают друг друга, пусть истребляют, пусть прореживают друг другу ряды, пытаясь выбить фигуры в их кошмарной шахматной партии – нам это только на руку. Нам следует отстраниться от них, чтобы не попасть между жерновами этой адской мельницы. Каждому нужно выйти из системы. Они стремятся влезть нам в головы, извлечь из каждого выгоду, сделать каждого ресурсом и инструментом в маниакальном желании мирового господства. Пусть подавятся своими амбициями.

– Выйдите из системы, – продолжает он. – Удалите все корпоративные приложения со своих смартфонов, с компьютеров. Они манят вас удобством и комфортом – откажитесь от них, чтобы сохранить свободу. Пользуйтесь софтом от независимых разработчиков, которые ни у кого не сидят на крючке. В описании под видео вы найдёте список такого софта. Стремитесь к свободе. Слезьте с крючка. Не становитесь марионетками. До связи. А если это моё последнее видео – знайте, что, хоть они меня и нашли, я до конца остался верен себе.

Актёр утверждён

Ещё одно тело упаковано в мешок. Мелькают щётки, пенится душистая моющая жидкость. В это же время другая группа работает в спальне, размещая новое тело на кровати. Все действуют слаженно и заканчивают одновременно. Напоследок один из тех, что занимались спальней, заботливо укрывает спящего одеялом и поспешно выходит. Тихо закрывается дверь. В комнатах снова чистота и покой.

Спящий делает глубокий вдох и открывает глаза.

Золотистый свет из окна. Горный воздух. Одежда из дорогой ткани. Всё знакомо. Всё ново.

Он одевается, повторяя движения тех, кто был до него, и не подозревая об этом.

Седобородый мужчина наблюдает за ним, устало растирая виски. Ряды коек на экране пусты. В выражении лица мужчины больше утомления, чем веры в благополучный исход.

Юноша выходит в коридор и останавливается, раздумывая. Заглядывает в кухню, не подозревая, что ему в висок нацелился пистолетный ствол. Беспечно машет рукой и идёт прямо, в гостевую, неосознанно продлив свою жизнь до следующего ключевого решения.

Встав у стереосистемы, он перебирает треки. Классика, рок, хипхоп – всё это не подходит сейчас. Прикрыв глаза, он водит пальцем по сенсорной панели, смахивая в сторону названия и имена, пытаясь найти что-то, что ему всегда нравилось, свою любимую музыку. Это почему-то сложно.

Наконец он неуверенно улыбается, кивает и тыкает пальцем в панель. Отступив на шаг, молодой человек пританцовывает под бодрый бит незатейливой поп-композиции, начинает делать импровизированную зарядку, и киллер за фальшивой стеной снимает палец со спускового крючка.

Испытуемый посреди гостевой размахивает руками и делает наклоны прямо на том месте, откуда несколько таких же, как он, отправились в морг. Динамики исторгают простенький позитив. Молодой человек с явным удовольствием продолжает свою танцевальную зарядку.

Он ещё не избежал угрозы смерти. Он всё ещё может превратиться в мишень.

Молодой человек продолжает танцевать.

***

– Успех, господин Дэй. Испытуемый выполнил всё согласно протоколу: сначала сделал зарядку, выбрав музыку правильного жанра, и только потом почистил зубы и принял душ. Кофе выпил чёрный, два сахара. На завтрак…

– Дайте чек-лист, – седобородый не глядя протягивает руку.

Он пробегает глазами протокол испытаний. Смотрит на фото, выведенное на экран рядом с пустыми койками, и быстро отводит взгляд.

– Операционная готова?

– Конечно, господин Дэй. Пластические хирурги ждут.

В сеточке благородных морщин вокруг усталых глаз впервые за много дней появляется нечто новое – надежда.

– Приступайте.

Он выходит, стараясь не смотреть на фотографию на мониторе.

Просыпайся, самурай

«Господин Дэй должен умереть».

Ритмично стучит в висках. Недавно что-то было – больной сон мучил, сжирал мозг, вытравливал что-то важное, загонял кого-то обессиленного в тёмный багажник. Потом долго – сколько? – не было ничего. Наконец в пустоте и тишине возник звук, зацикленный и великолепно бессмысленный.

Рекламное объявление. Голос вперемешку с музыкой льётся из колонок в потолке вагона.

– Тени «Анджелик» помогут вам создать неповторимый образ. Вы исключительны. Позвольте вашему внутреннему миру проявиться во всём его многообразии.

Вагон покачивается. Колёса выстукивают внутри пустого черепа. Ни одной связной мысли.

– Очки «Мэйрэй» подчеркнут вашу уникальность. Мир в новых красках – весь ваш.

Я открываю глаза. Передо мной пластиковое сиденье, оранжевое. Оно привинчено к решётчатому полу большими мятыми гайками. Захватанные поручни, в стыках скопилась грязь. Ремни с пластиковыми рукоятками болтаются в такт покачиванию. Давно не мытое стекло, в нём отражение человека.

Он мне незнаком. Я точно его не знаю. Я никогда его раньше не видел.

Это я. Я вагоне метро. Это я отражаюсь в стекле.

В воздухе застоявшиеся запахи: гарь тормозов, старая смазка, неистребимый смрад толпы. Сейчас в вагоне никого, кроме меня. Массивный мужчина в затасканном плаще, с бычьей шеей, с мозолистыми кулаками – это я.

За тёмным стеклом проплывают вереницы фонарей. Огни вдалеке – пристань, набережные, там залив. Поезд идёт по восточной ветке, от станции Героев космоса к Возрожденческой. Я в этом уверен. Я родился в этом городе и прожил тут всю жизнь.

В голове проясняется. Разрозненные картинки собираются в уме. Я начинаю вспоминать.

Они мертвы. Они все мертвы.

Женщина, девочка лет пяти – расстрелянные, в крови – это моя жена и моя дочь. Мне становится больно. Человек в отражении хватается за грудь.

Прошло уже… четыре года с того вечера. Я не могу остановиться, не могу забыть. Воспоминания причиняют боль, но они же ставят всё на свои места.

Я тогда был простым полицейским. Обычным человеком. Образцовым мужем и отцом. Жизнь была прекрасна. Настоящая сказка.

«Что ещё за сраная сказка?!» Кто-то кричит мне в ухо изнутри черепа. «Не было ничего! Очнись, дебил!»

В вагоне только я. Человек в отражении мотает головой и хлопает себя по вискам.

…Нет, не то. Неправильные мысли, неправильные слова. Правильно так: стоило мне отвернуться, и сказка обратилась в прах.

Так и надо думать. Такие мысли мне больше подходят.

Человек в мутном стекле успокаивается.

Я помню всё так ясно, будто это случилось только что. Я пришёл домой и сразу почувствовал беду, что-то зловещее в сгустившемся воздухе. Что-то недоброе в тишине, необычной даже для пригородного дома. Инстинкт сам вложил в мою руку табельный пистолет.

Я нашёл их в спальне. Эльвира и Вера, мои жена и дочка – расстреляны в упор. Брызги крови на занавесках – словно подпись безумного художника.

Двое убийц ждали меня там же. Из нас троих я оказался самым быстрым, самым метким, самым живучим. Я получил две пули, они – всё, что было у меня в обойме. Я помню наслаждение, с которым их убивал, и какую-то детскую обиду от того, что они могут умереть всего один раз.

Помню, как держал на руках тело жены. Как накрывал одеяльцем мёртвую дочку.

Человек в отражении сотрясается от рыданий. Я утираю лицо, но оно сухое – я разучился плакать давным-давно.

Я помню всё так, будто это случилось только что. Это ложь, что время лечит. Некоторые раны не заживают никогда.

Я очень изменился с тех пор – примерного семьянина и образцового копа больше нет. Теперь я весь в татуировках, набрал двадцать с лишним кило мышц. Виски и затылок у меня выбриты, в них торчат порты для кабелей и инъекторов. На улицах города вместо хорошего парня в моём лице появился бандит, безжалостный, беспощадный и опасный. Мне нечего терять.

«Мне нечего терять… Ну ты и пафосный придурок. Если скажешь такое вслух – вырви себе язык».

Внутри кто-то насмехается, но на него можно не обращать внимания. Он затихнет. Его голос не громче вздоха в урагане.

Пытаясь успокоиться, я провожу рукой по волосам – теперь у меня неряшливая короткая шевелюра вместо длинных волос и бакенбард, которые так нравились жене. Я готов поклясться, что чувствую на щеке руку дочери – она любила брать мои бакены в горсть и тянуть, и мы с женой смеялись, и дочка смеялась, и было так хорошо, так хорошо…

Их у меня отняли. Внутри у меня теперь только куча боевых имплантов – и жгучее желание отомстить.

Я быстро узнал, что всё было не случайно. Моя жена работала в корпорации «Тригон глобал» и узнала кое-что, чего не должна была знать. Она собиралась вывести их на чистую воду. Собиралась вытащить на свет божий все их грязные делишки, все преступления этой криминальной империи.

Я знаю, что приказ её убить отдал лично глава корпорации, Николас Дэй. Он звонил мне, чтобы принести извинения – на самом деле, чтобы поиздеваться. Я помню его голос – голос сумасшедшего садиста.

После случившегося я пустился во все тяжкие. Работал под прикрытием, зарываясь в преступный мир глубже и глубже, на самое дно, чтобы подобраться к Дэю и взять его за глотку. Никто не знает, что я всё ещё полицейский. Никто, кроме моего связного, по совместительству шефа и последнего оставшегося друга – Алекса.

Алекс. Я улыбаюсь, думая о нём. Мой ангел-хранитель, единственный святой в мире грешников. Только ему можно доверять. Он наставит меня на путь истинный. Он добыл информацию, как выйти на Дэя.

«Алекс?! Коп под прикрытием?! Ты что, в боевике? Очнись, тупой кретин!»

Тормоза вопят словно хор проклятых. Вагон вздрагивает в предвкушении и останавливается. Я поднимаюсь и выхожу, не оглядываясь на человека в отражении.

– Вы неподражаемы, – несётся мне вслед. – С новым…

Двери захлопываются, отрезав рекламный голос.

Улицы кишат людьми, несмотря на поздний час. Клубы пара поднимаются к небесам из канализационных люков и из раскрытых ртов – будто мы на самом дне преисподней. Ночь – время сна для добропорядочных граждан, знать не желающих о грязной изнанке города, об улицах криминальных районов, собирающих подонков будто сточные канавы грязную воду. Теперь моё место здесь, среди них. Я просачиваюсь мимо наркоманов, проституток и мелких бандитов словно большая хищная рыба.

Я не просил ни о чём подобном – беда сама нашла меня и окутала чёрной тучей. Я верну этот долг с процентами. Проходя мимо рекламы какого-то мусора от «Тригона», я разбиваю ненавистный логотип кулаком.

Я приближаюсь к цели. Всего несколько кварталов, полных скама, и я увижу Алекса. И окажусь так близко к цели, как никогда. Дэю пора привыкать к дыханию смерти у себя на затылке.

Я должен его убить. А сначала – его сына. Я отниму у Николаса Дэя самое дорогое, что у него есть, а потом убью.

Важно всё это проговаривать про себя. По крайней мере, в начале.

В начале… чего?

Какая разница. Надо думать о цели. А голос внутри черепа – его уже почти не слышно.

Начало приключения

– Даже если они меня и нашли, я всё равно до конца остался верен себе.

Видео заканчивается, и юноша в маске Гая Фокса замирает на экране. Сайд сидит, уставившись на превью неподвижным взглядом. Отчего-то вспоминается, как сильно поначалу маска мешала говорить.

Свет в комнате выключен, только мониторы на стене дают таинственное, немного тревожное освещение. Не сумев совладать с собой, Сайд открывает ещё одно из своих первых видео.

– Привет всем, у кого ещё остались мозги, – произносит голос вчерашнего юнца.

На экране снова полутёмная комнатушка. Он, Сайд, опять в капюшоне, в той же маске: чёрными штрихами выведена клиновидная бородка, брови с прищуром, ироничная улыбка. Эту узнаваемую личину, давным-давно ставшую символом протеста, по-прежнему обожают подростки независимо от того, сколько им лет – двенадцать или сорок.

– Если вас устраивает то, что происходит вокруг, если вы фанат товаров от «Тригон глобал», сидите на колёсах от «Иллакис фарм», если вам нравится, как вас имеют корпорации – закрывайте видео, и пока. Дизлайк влепить не забудьте.

Сайд на записи делает паузу, достаточно долгую, чтобы реальный Сайд успел бросить взгляд на полку и увидеть ту самую маску. В свете мониторов на гладком пластике особенно хорошо заметен слой пыли.

– А теперь, когда остались только те, с кем есть смысл говорить, я расскажу о том, что мы можем сделать, чтобы защититься от всего дерьма, которое нас окружает. Наверняка вас, как и меня, задолбала реклама в телефоне. Где бы вы ни засветили номер, вам сразу придут тонны сообщений, везде будут лезть в глаза сраные баннеры, будут просто мешать вам проскроллить экран. Я расскажу, как избавиться от этого мусора.

Сайд слушает, и ему неловко за себя пятилетней давности – за нестройную речь, за неаккуратную дикцию, за топорный монтаж – и ещё он чувствует смутную тоску. Этот парень в маске, там, на экране – он горит идеей. Он хочет перевернуть мир. Он видит ложь, лицемерие и бросается на них с факелом. Он не жалеет никого, не стесняется грубых выражений. Он жаждет расшатать систему.

– И если мы не позволим им загадить нам головы, если не позволим нами манипулировать, если не будем как куклы на леске – мы победим. Я в это верю. И вы в это верите, раз уж вы здесь. Мы победим.

Тогда на канале «ThunderVoice» было две тысячи подписчиков, набранных чуть ли не вручную, по личному приглашению. Теперь у Сайда семь с лишним миллионов фанатов. Видео стали куда более профессиональными, информация структурирована и подана куда последовательней. А стал ли лучше канал?

Видео закончилось, картинка остановилась на последнем кадре. Молодой человек в маске выглядит искренним – наивная юная честность. Высококачественный монитор не даёт отражений, но Сайд хорошо представляет, как он выглядит сейчас – почти так же, как пять лет назад, на момент этой записи, только более взрослый, более ухоженный. Лучше пострижен, регулярно высыпается, хорошо питается, поддерживает спортивную форму.

И маска теперь не нужна. Он довольно привлекателен, и знает об этом. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять – некоторые подписываются на его канал не потому, что им интересно то, что он говорит, а потому, что им нравится, как он выглядит.

Если бы монитор был зеркалом, то сейчас в нём отразился бы человек, который состоялся.

Поглядывая на рабочие VR-очки, Сайд тянется к директории с материалами для нового видео. Работать всё ещё не хочется, и он парой кликов открывает список видео на своём канале. Больше полутора сотен роликов выстраиваются рядами, замостив всё поле зрения.

«Цифровая гигиена: как не оставлять следов на сайтах». «Библия анонима: как удалить себя из сети». «ОС Shenooks: операционка для свободных». «Как сломать систему распознавания лиц». «Оружие против деанона». «Как выгнать корпорации из своего смартфона». Самые первые видео на канале – наивные, нелепые, но в них была искра.

Тогда он ничего не умел. И времени не было – его приходилось выкраивать, лавируя между лекциями, поездками к родителям, встречами с друзьями и штудированием скучных законов; время приходилось красть время у самого себя, недосыпая; приходилось ждать, пока маломощный компьютер срендерит видео, воевать с неподатливым интерфейсом бесплатных программ для монтажа, потому что на платные не было денег, ошибаться, запарывать работу и возвращаться к началу, делая всё заново.

Но всё это было интересно. Каждый раз, когда удавалось дорваться до работы над очередным роликом, всё горело в руках, мысли роились и лились из головы прямо в файл со сценарием.