Огонь с небес

Александр так надеялся унести на память о погибшей семье хоть что-нибудь, но ничего так и не нашлось. Не, так-то сохранилось много чего: столы, стулья, лопаты, грабли, топор с колуном и вёдра. Александр лишь печально улыбнулся, когда приметил в сарайке всё ту же метлу, которой ему много раз приходилось мести двор. Но вот из личных вещей не нашлось ничего. Вообще ничего, хотя бы нательная рубашка или пара валенок. Как пояснил Павел Барыкин, ничего из личных вещей прежних хозяев они с женой тоже так и не нашли. Вообще ничего.

Глава 4. Первый свидетель

Ближе к вечеру довольный и усталый Александр вернулся в свою комнату в общежитии. Рая Евгеньевна вновь сдержала слово. На кровати, между прочим заправленной чистым бельём, нашлась новенькая, с иголочки, милицейская форма. На всякий случай Александр внимательно проверил работу. Комендантша не подкачала и на этот раз: погоны, петлицы и пуговицы пришиты где надо и должным образом.

В столовой леспромхоза повариха Фёкла Чурикова дала ему с собой буханку свежего хлеба и немного сливочного масла. Ещё в Кондопоге Александр успел купить полкило сахара-рафинада. Так что чаепитие получилось просто шикарным. Впереди целый вечер, можно поискать культурную программу, однако настал тот самый момент, к которому Александр морально готовился ещё с позавчерашнего дня, когда впервые узнал от капитана Давыдова, что его семья лишь формально стала жертвой оккупантов. На самом деле ничего толком неизвестно.

– Добрый вечер, Рая Евгеньевна, – вежливо произнёс Александр, когда комендантша распахнула перед ним дверь в свою комнату, – разрешите войти.

– Да, да, конечно, – Рая Евгеньевна отступила в сторону.

Толстые гроссбухи аккуратно сложены на краю стола. Пусть и не персональный самовар, однако небольшой металлический чайник исходит паром. От предложенного угощения Александр тут же отказался. Сама Рая Евгеньевна одета в тёплую рубашку и длинную юбку.

– Разрешите? – Александр демонстративно опустил руку на спинку стула.

– Конечно, пожалуйста, – тут же ответила Рая Малюкова.

На встречу с комендантшей Александр предпочёл одеться неофициально: солдатские галифе, синяя рубашка, на ногах войлочные домашние тапочки. Единственное, на поясе в кобуре висит ТТ, Александр так и не решился оставить боевое оружие без присмотра в комнате. Да ещё планшетка с карандашами, чистыми листами и блокнотом для записей.

– Как вам ваша комната? – торопливо заговорила Рая Евгеньевна, едва Александр опустился на стул и выложил на стол перед собой блокнот. – Обустроились уже? Не нужно ли чего?

Рая Евгеньевна присела на соседний стул. Вид грозного ТТ в кобуре на поясе участкового на этот раз оставил её равнодушной. А вот выложенный на стол блокнот явно встревожил женщину. Но пока Рая Евгеньевна, как говорится, держится с большим достоинством. Хотя нет, не с таким уж и большим: глаза нет, нет, да стрельнут испуганно в сторону.

– Всё великолепно, Рая Евгеньевна, – заверил Александр и тут же поднял руку. – Я к вам по другому вопросу.

– По какому? – осторожно поинтересовалась Рая Евгеньевна.

Комендантша вытянулась на стуле словно студентка на экзамене по основам марксизма.

– Рая Евгеньевна, – Александр собрался с мыслями и заговорил, – насколько мне известно, вам довелось пережить оккупацию. Три года под властью финнов.

– Я ни в чём не замешана, – с пугливой поспешностью заявила Рая Евгеньевна. – Мой муж пал смертью храбрых на фронтах Великой войны. Я только в сорок четвёртом получила официальную похоронку.

– Рая Евгеньевна, – повторил Александр.

– Во время оккупации мне пришлось работать на оккупантов, это правда, – всё так же поспешно продолжила Рая Евгеньевна. – Однако оккупационные власти всех без исключения заставляли работать. Иначе меня бы ждал концлагерь или даже расстрел. Смею заверить вас, – в голосе комендантши зазвенела уверенность загнанного в угол, – ни о каком добровольном сотрудничестве не могло быть и речи. Я никогда не доносила на наших советских граждан, никогда не помогала выслеживать коммунистов, евреев, партизан. И вообще…

– Рая Евгеньевна, – Александр нетерпеливо хлопнул по столу ладонью.

Хлопок получился так себе, слабый и неубедительный, будто комара прихлопнул. Однако комендантша заткнулась так, будто получила звонкую оплеуху, и тут же уставилась на Александра преданной собачкой, которая, однако, жуть как боится своего хозяина.

– Рая Евгеньевна, – в четвёртый раз, но уже более спокойно, повторил Александр, – я пришёл допросить вас вовсе не о вашей жизни в оккупации. Точнее, – Александр на миг замялся, – меня не интересует, что именно вы, конкретно вы, делали или не делали под пятой финнов. Понятно?

– Да, – Рая Евгеньевна послушно кивнула.

– Начнём с самого начала. Отвечайте по существу, – предупредил Александр. – И так, вам довелось пережить финскую оккупацию все три года?

– Да, товарищ милиционер, – Рая Евгеньевна виновато отвела глаза в сторону. – Буквально с первого дня, как наша доблестная Красная армия была вынуждена оставить Кондопожский район и отступить на восток.

– Все эти три года вы провели в Кондопоге?

– Не совсем, – Рая Евгеньевна отрицательно мотнула головой. – Оккупация застала меня здесь, в Четвёрочке. Это потом, когда леспромхоз перестал работать, мне пришлось перебраться в Кондопогу к тётке. В её доме я и дождалась освобождения. А когда объявили о восстановлении леспромхоза, я вновь вернулась в Четвёрочку. Аркадий Назарьевич, председатель, лично предложил мне занять должность коменданта общежития. Смею заверить вас, товарищ милиционер, что у Аркадия Назарьевича нареканий к моей работе не имеется. Во всех трёх корпусах поддерживается надлежащая чистота и порядок, бельё меняется строго по расписанию, печи и дымоходы проходят проверку и чистку согласно составленному графику. Незадолго до вашего приезда, по моей личной инициативе и непосредственном участии, были обновлены туалеты во всех трёх корпусах с целью улучшения слива нечист в выгребные ямы.

– Очень рад за вас, – торопливо произнёс Александр, едва Рая Евгеньева на миг умолкла перевести дух. – Даже больше – во время моего знакомства с жителями Четвёрочки и работниками леспромхоза, никто так и не высказал никаких претензий к вашей работе. Даже молодые рабочие, которым вы не даёте спуску, и то отозвались о вас очень даже благожелательно.

С треском и скрежетом дело пошло на лад. Немного лести, и Рая Евгеньевна несколько расслабилась. Заодно стало понятно, с чего это комендантша с ходу и так категорично отмела все подозрения в сотрудничестве с оккупантами. Заранее отмела, хотя у Александра и в мыслях не было подозревать её в чём-либо.

За четыре года войны в оккупации оказались миллионы советских людей. Далеко не всем из них хватило моральной стойкости хотя бы для пассивного сопротивления. Нашлись и те, кто добровольно пошёл на сотрудничество с фашистами. Или, как здесь, в Карело-Финской ССР, с финнами.

После того, как Красная армия освободила оккупированные территории, сотрудники НКВД провели громадную работу по выявлению предателей Родины. Полицаи, старосты, бургомистры и прочие прихвостни, которые не успели удрать вслед за своими хозяевами, были арестованы и предстали перед судом. К сожалению, многим честным граждан досталось на орехи. Вот и Рае Евгеньевне досталось по самое не хочу от дотошных и подозрительных следователей. Вот почему до сих пор, сильнее огня, она боится расспросов о её жизни под пятой оккупантов.

– Меня интересует моя семья, – продолжил Александр.

– Всё, что мне было известно, я уже рассказала капитану Давыдову, – торопливо произнесла Рая Евгеньевна. – Ещё в сорок четвёртом он лично допрашивал меня. Сперва в районном отделении Кондопоги, а потом специально приезжал сюда, в Четвёрочку. Сожалею, но ничего более добавить я не могу.

Заявила, как отрезала, Рая Евгеньевна. Александр напрягся и затаил дыхание. Только не сорваться на крик. Только не сорваться на крик. Капитан Давыдов и в самом деле более чем основательно допросил Раю Евгеньевну. Однако, как позже сам сознался глава районной милиции, далеко не все её показания можно было занести в протокол. Но как раз то, что в протокол так и не попало, больше всего заинтриговало Александра. Но, вот беда, и без того напуганная комендантша упорно не желает идти на сотрудничество. Не хотелось бы, но придётся пугнуть её ещё больше.

– Рая Евгеньевна, – Александр заговорил нарочито спокойным и вежливым тоном, – мною принято решение начать расследование по факту гибели моей семьи. Как участковый инспектор милиции я имею право возбудить розыскное дело. Пока, – Александр выразительно глянул на комендантшу, – я допрашиваю вас в качестве свидетеля. И мне очень не хотелось бы переводить вас в статус подозреваемой.

– Но я же и так рассказала капитану Давыдов всё, что знала, – испуганно пискнула комендантша.

– Рая Евгеньевна, – Александр повысил голос. – Товарищ капитан допрашивал вас с целью ответить на мой запрос. Розыскное дело он не возбуждал. Так что давайте представим, что капитан Давыдов вас не допрашивал вовсе. А потому сейчас спокойно, честно и обстоятельно вы всё расскажите мне заново. Надеюсь, вы меня поняли?

– Но как же, – Рая Евгеньевна шмыгнула носом, – я же не имею никакого отношения к гибели вашей семьи.

– Рая Евгеньевна, – с нажимом произнёс Александр, – я и не утверждаю, будто вы имеете какое-то отношение к гибели моей семьи. Вы – свидетель, ваши показания будут занесены в протокол. Чуть позже я официально оформлю документ, а вы его подпишите.

Для пущего эффекта Александр распахнул блокнот и взял карандаш на изготовку. Вид чистой страницы произвёл на Раю Евгеньевну магическое действие. Комендантша будто окаменела, а её лицо побледнело прямо на глазах. Женщина прекрасно понимает разницу между просто допросом и допросом под протокол. Всё равно понимает, пусть пока перед ней не чистый лист писчей бумаги, а всего лишь раскрытый блокнот для записей.

– И так, Рая Евгеньевна, – Александр демонстративно поднёс карандаш к блокноту, – ваше полное имя и год рождения.

– Рая Евгеньевна Малюкова, – послушно начала комендантша. – Год рождения 1890-ый. Место рождения – деревня Березовка Кондопожской волости Петрозаводского уезда Олонецкой губернии Российской империи.

Что за чёрт? Александр в немом удивлении уставился на комендантшу. А, ну да. Рая Евгеньевна – женщина в возрасте, пусть ещё и не старая. Она и в самом деле родилась ещё в Российской империи.

Александр и не собирался давить на Раю Евгеньевну авторитетом участкового, а хотел просто расспросить её, поговорить по душам. Но! Теперь для неё он и в самом деле в первую очередь представитель власти, сурового и ужасного НКВД, а уже потом односельчанин. Ещё во время службы в Войсках НКВД по охране тыла, Александр лично убедился, какое сильное впечатление на рядовых граждан производят слова типа «протокол», «допрос», «деяние» и прочая юридическая феня. Нехорошо, конечно же, но иначе Рая Евгеньевна просто замкнётся в себе и будет на манер попугая повторять только то, что уже рассказала начальнику районной милиции.

– Хорошо, – Александр вновь склонился над блокнотом. – Насколько мне известно, до самого начала войны мой отец, Асеев Никифор Петрович, менять место жительства не собирался. Это так?

– Да, гражданин начальник, – пусть и несколько нервно, но, всё же, заговорила Рая Евгеньевна. – У нас тогда в Четвёрочке никто не сомневался, что фашистов, и финнов заодно, быстро отбросят и окончательно разобьют на их же территории.

– Но этого не произошло.

– Не произошло, – Рая Евгеньевна тяжело вздохнула. – Третьего ноября, как сейчас помню, Красная армия оставила Кондопогу и отошла на восток. Финны тогда по железной дороге мимо Четвёрочки на Медвежьегорск прошли. Всего один отряд по посёлку прошёлся, убедился, что солдат нет, и ушёл. Но мы тогда все жутко напугались.

– Понятно, – Александр прилежно заскрипел карандашом. – Дальше, пожалуйста.

Начало допроса вышло скомканным и напряжённым, однако постепенно Рая Евгеньевна оттаяла. Ведь она и в самом деле не имеет никакого отношения к гибели его семьи. Слово за словом комендантша разговорилась. Началось то, что на языке следователей называется «свободный рассказ». Александр перевернул в блокноте первую полностью исписанную страницу. Всё, что пока от него требуется, так это уточняющими вопросами направлять рассказ в нужное русло.

– Леспромхоз сразу работать перестал. Но мы тогда ещё не думали разбегаться кто куда. Мы тогда всё надеялись, что это ненадолго. Но, увы, – Рая Евгеньевна всплеснула руками, – время шло, а наша доблестная Красная армия так и застряла где-то на востоке за Медвежьегорском. Но и это позже выяснилось, а тогда мы вообще ничего не знали. Радио не работает, газет нет.

А тут, как на грех, слухи дурные поползли, дескать, в Кондопоге аресты начались. Финны принялись хватать евреев, комиссаров и прочих, кого подозревать начали. В самой Кондопоге оккупационная администрация объявилась. Бумажную фабрику, вроде как, вновь в работу пустить собрались. Да и ГЭС тоже. А это уже всерьёз и надолго, мы тогда все это поняли.

Ваш уважаемый батюшка в Гражданскую в Красной армии воевал, в партию по ленинскому призыву принят был, бригадиром на лесопилке работал. Да и вы сами, как я теперь поняла, не просто в Красной армии, а в НКВД служили. Вот он и не стал дожиться, пока у финнов до него руки дойдут, семью в охапку и укатил в Дубуяну. Это деревня такая, километрах в пятнадцати на север будет.

– Да, да, я знаю, – Александр на миг оторвал взгляд от блокнота. – Но неужели мой отец заранее объявил, что собрался уехать в Дубуяну?

– Нет, конечно же, – Рая Евгеньевна махнула рукой. – Это я гораздо позже узнала, что ваш отец вместе с семьёй в Дубуяну подался. А тогда, кажись, – комендантша на миг задумалась, – в феврале дело было, он просто исчез вместе со всей семьёй. Мы только днём заметили, что дым из трубы не валит. Сунулись было, а в избе пусто. Ваш отец ещё затемно на розвальнях укатил.

– Понятно, продолжайте, – Александр перехватил карандаш поудобней.

– И правильно сделал, что укатил, – былое нервное напряжение наконец-то оставило Раю Евгеньевну. – Недели две прошло, как к нам из Кондопоги финны нагрянули. Они деда Антипа, старого подкулачника, старостой назначили, да ещё пятерых полицаев ему в помощь оставили. Как мы чуть позже узнали, все пятеро бывшие военнопленные, финнам добровольно в услужение пошли. Они по первости барами по посёлку расхаживали, всё власть свою подлую показывали. Один из них ко мне всё подкатывал. Да только недолго их счастье длилось.

– Почему недолго? – Александр глянул на Раю Евгеньевну. – Партизаны?

– Если бы, – Рая Евгеньевна презрительно усмехнулась. – Как весна началась, так финны решили свой леспромхоз сделать. Место здесь удобное, сами знаете. Это финны свою новую лесопилку на электричестве завезли. Во дворе мотор с электричеством поставили. А нам всем велели прочь убираться. Вместе с нами пришлось убраться и старосте деду Антипе. А пятерых полицаев в Кондопогу отправили. Может, потом ещё куда, я не знаю, да только больше никого я не видела. Я сама к тётке перебралась.

– Стоп. Стоп, – Александр поднял руку с карандашом. – Если финны всех жителей Четвёрочки прочь выгнали, то кто в их леспромхозе работать остался?

– Так сами финны и остались работать. Вы, наверное, не знаете, но тогда из самой Финляндии этих самых финнов много понаехало. В основном, конечно, на юг Восточной Карелии, как они тогда нашу Карело-Финскую ССР называть начали. А здесь лесопилка хорошая, электрическая, машины, трактора. Вот финны и решили своих рабочих пригнать, а нас, чтобы под ногами не путались, выгнать.

– Понятно, – Александр кивнул. – Дальше.

– Да только у финнов мало толку вышло, – охотно продолжила Рая Евгеньевна.

– На этот раз точно партизаны? – уточнил Александр.

– Они, родимые, – Рая Евгеньевна кивнула. – Тогда, в сорок втором, партизанское движение как раз силу набирать начало. А железная дорога – это же первейшая цель. По ней же снабжение фронта шло. Да и на саму Четвёрочку постоянно зарились. Сами же понимаете: лес мало срубить, его ещё распились надо и в Кондопогу вывезти. В общем, – Рая Евгеньевна вздохнула, – финский леспромхоз через пень-колоду работал. А когда летом сорок четвёртого Красная армия неожиданно в наступление перешла, так финны драпанули так, что всю свою лесопилку бросили. Вон, только, мотор с электричеством поломать успели.

– Это дизель-генератор? – уточнил Александр.

– Он самый.

– Понятно, продолжайте. И, пожалуйста, поближе к моей семье.

– Так, это, – Рая Евгеньевна на миг смутилась, – я и подхожу ближе к семье вашей. Как я позже узнала, ваш отец, того, в Дубуяну переселился.

– И зачем он это сделал? У вас есть соображения?

– Конечно есть, – в голосе Раи Евгеньевны промелькнула нотка гордости. – Финны до этой самой Дубуяны так и не добрались. Ведь её ещё поискать надо. А это через лес, где под каждым кустом партизан сидит. Да и какой финнам прок от Дубуяны? Пять дворов всего. Жителей, от силы, человек тридцать наберётся. Хотя я не поручусь, что там жило хотя бы двадцать. Вот оккупанты проклятые в Дубуяну и не лезли. Нечего им там было делать.

– Тоже верно, – Александр кивнул.

Дубуяна – далеко не единственная деревня, до которой оккупанты так и не добрались. Чаще всего это были крошечные населённые пункты у чёрта на куличках. Как однажды выразился командир капитан Агапов: «Доходов никаких, расходы одни».

– Я вас понял, продолжайте, пожалуйста. Что дальше было?

– Дальше? – Рая Евгеньевна удивлённо захлопала ресницами. – Ничего не было.

– Как это ничего? – Александр удивлённо выпрямился на стуле.

– И в самом деле ничего, – упрямо повторила Рая Евгеньевна. – Летом сорок четвёртого наша доблестная Красная армия финнов взашей выбила. Ближе к осени я узнала, что наш леспромхоз восстановить собрались. Спасибо финнам, много ценного оборудования почти в целости и в сохранности бросили. Вот я в Четвёрочку и вернулась.

– А что стало с моей семьёй? – терпеливо, едва сдерживая нервное дыхание, спросил Александр.

– Так, это, – Рая Евгеньевна заметно стушевалась, – ваш уважаемый батюшка ни один, ни с семейством, в Четвёрочку так и не вернулся. Хотя дом его тогда целый и пустой стоял. Витька Потапов, это охотник наш самый заядлый, той же осенью, в октябре, кажись, дошёл до Дубуяны. Да только никого там не оказалось.

– Как это никого? – Александр недоверчиво нахмурился.

– А вот так, вообще никого, – Рая Евгеньевна развела руки в стороны. – Вы Витьку, того, сами расспросите, он вам точнее скажет. А нам тогда он сказал, что деревня целая, все пять изб целые, а людей нет. Совсем нет.

– А убитые? Или хотя бы свежая братская могила? – спросил Александр.

В предчувствии дурной новости защемило сердце. Однако внешне Александр постарался ни чем не выдать своего беспокойства.

– Э-э-э…, – задумчиво протянула Рая Евгеньевна. – Витька ничего подобного не говорил. Сказал только, что вещи в избах брошены, будто все жители разом сбежали кто в чём был, а всё остальное целое осталось. Да Витька и сам был удивлён без меры. А как-то раз напился, так вообще такую чертовщину понёс. Дескать, в деревне той черти с лешими и ведьмами шабаш устроили. Правда, – Рая Евгеньевна тут же смутилась, – это он не при мне говорил. Я же с ним самогонку никогда не глушила. Это мне односельчане рассказали.

Александр так и замер с карандашом наперевес. В памяти всплыли слова капитана Давыдова о том, что его родителей, а так же младших брата и сестёр, не нашли среды живых. Почему глава районной милиции и предположил, что они среди мёртвых. Вывод более чем очевидный. Но не могли же разом пропасть от двадцати до тридцати человек, население пусть и маленькой, но деревни? Нужно будет обязательно расспросить Витьку Потапова.

– Постойте, гражданка Малюкова, – Александр с трудом очнулся, будто от тяжёлого сна, – вы тоже считаете, будто мою семью убили финны?

– Конечно считаю, гражданин начальник. Они, больше некому, – более чем уверенно заявила комендантша.

– И когда именно, по вашему, это произошло?

– Так ясно дело когда, в июне сорок четвёртого. Где-то за месяц до начала наступления Красной армии, – ещё более уверенным тоном ответила Рая Евгеньевна.

– Нет, гражданка Малюкова, – Александр едва сдержался, чтобы не гаркнуть во всё горло, – ваши показания не сходятся. Как вам прекрасно известно, 28 июня 1944 года Красная армия вышибла финнов из Кондопоги. И что же получается? – Александр выразительно глянул на комендантшу, от чего та нервно поёжилась. – Три года, три долгих года, оккупантам не было никакого дела до жителей отдалённой деревни. А тут, менее чем за месяц до постыдного бегства, финны почему-то убили всех жителей Дубуяны. Причём, опять же, по вашим же словам, сама деревня осталась целой. Указанный вами Витька Потапов не нашёл ни трупов, ни хотя бы одну братскую могилу.

От столь категоричного заявления Рая Евгеньевна окончательно стушевалась, будто именно её поймали за руку на краже кальсон деда бабки Матрёны.

– Дошли…, – нехотя, едва ли не через силу, выдавила из себя Рая Евгеньевна. – На самом деле финны, и даже немцы, добрались-таки до Дубуяны, и в самом деле меньше чем за месяц до освобождения.

– Та-а-ак…, – Александр перехватил карандаш по удобней, – с этого момент и подробней, пожалуйста.

Даже по глазам видно, как же Рае Евгеньевне не хочется говорить. Очень не хочется. Хотя, вроде как, к исчезновению всех жителей Дубуяны она и в самом деле не имеет никакого отношения. И всё равно ей не хочется говорить, будто стесняется чего-то.

– В самом начале июня сорок четвёртого оккупационные власти всполошились жутко, будто им всем скопом задницы скипидаром намазали. Мне, конечно, никто не докладывал, однако по Кондопоге потом долго слухи ходили. В общем, – Рая Евгеньевна резко выдохнула, – сперва в Дубуяну отряд местных полицаев ушёл. Говорят, их там сотня была. Но по мне так врут, меньше было, гораздо меньше. Но то, что ушли, это точно. Я об этом от многих слышала, кто сам видел.

Что именно произошло в Дубуяне, то не ведаю. Но, буквально на следующий день, полицаев тех в лесу кто-то побил сильно. Я так думаю, это они на партизанский отряд нарвались. А чтобы полицаев по лесу поганой метлой разогнать, на то много сил не нужно. Трусы они все записные, сами разбежались.

На следующий день, если не ошибаюсь, пятого числа, в Дубуяну ещё один отряд ушёл. На этот раз финны, солдаты. По городу слух прошёл, что фронтовые разведчики. Если я правильно поняла, – Рая Евгеньевна на миг задумчиво скосила глаза в сторону, – эти самые разведчики в тылу на отдыхе были, вот их и привлекли. Фронт от Кондопоги не так уж и далеко все три года на одном месте простоял.

– И-и-и…, – выразительно и с нажимом протянул Александр.

Пусть и без прежней натуги, Рая Евгеньевна продолжает говорить. Другое дело, что её показания становятся всё более и более чудными, будто она фантазирует на ходу. Хотя, и это тоже надо признать, у комендантши просто не хватит смелости, чтобы врать на ходу представителю власти. Это Александр уже успел понять.

– А через три дня и финнов, того, – Рая Евгеньевна тихо хлопнула ладошкой по столу, – в лесу тоже грохнули. В городе вновь слухи поползли, дескать, это партизаны с ними расправились. Но тут меня сомнения взяли, гражданин начальник, – торопливо уточнила комендантша. – Финны, да ещё солдаты, да ещё фронтовые разведчики, это вам не трусливые полицаи. Эти в лес не с «мосинками» пошли. Я сама видела, как тот финский отряд уходил. Все с автоматами были, даже с пулемётами. Там бы и партизан полегло бы не меряно. Но вот чего не было, того не было. Однако и финским разведчикам фронтовым не слабо так досталось на орехи.

– Продолжайте, – Александр торопливо перевернул исписанную страницу.

– А потом затишье наступило. Дней пять, не более. И вот тогда в Кондопоге немцы появились.

– Точно немцы? – недоверчиво переспросил Александр.

– Точно немцы, – Рая Евгеньевна кивнула. – Я сама их форму поганую видела, хоть и похожа на финскую, но другая, чёрная. И молнии на петлицах. Это, говорят, эсэсовцы были. Так эти в Дубуяну не только с автоматами и пулемётами ушли, а на броневиках уехали. Ещё следом грузовики уехала, с оружием, говорят.

Рассказ комендантши всё более и более смахивает на бред. Однако Александр продолжает старательно записывать показания свидетельницы. Если уж играть роль сурового следователя, то до конца.

– И что дальше?

– Так всё дальше, – Рая Евгеньевна потупилась. – Вот как раз немцы, эсэсовцы эти, в Дубуяне дольше всех прочих задержались. Недели две, не меньше. И бог знает, сколько бы ещё там просидели, но тут наша доблестная Красная армия в наступление перешла. В конце июня Кондопогу освободили. Я так думаю, эсэсовцы те чуть раньше из Дубуяны смотались. Накануне прихода наших в городе такое творилось! – Рая Евгеньевна выразительно закатила глаза. – Финны усиленно ноги делали, добро награбленное вывезти пытались. Да и полицаи, что под ними служили, как тараканы разбегались. Понимали, суки, что их ждёт.