Охота на Джейн

"Солт… Солт…"– бормочет некто под самым ухом.

Луч распускается в щар света от медного старого светильника под потолком. Магия очарования спадает. Теперь я вижу только грязный облезлый светильник. К тому же тусклый. За поворотом решетчатая дверь и лестница наверх. Я поднимаюсь наверх из затхлого подземелья. Хочу вздохнуть свежего воздуха, вырваться на волю.

"Солт… Тьфу…"– тот же голос. Разраженный и запыхавшийся.

Передомной возникает квадратная деревянная дверь. За ней освещенный пятачок комнаты круглой башни. Я выскакиваю из-под винтовой лестницы и устремляюсь в арочный свод.

Широкий проход с полуколоннами напоминает церковь. В нем светло как днем. Я чую ночную сырость и терпкий аромат яблонь и земли.

Я задерживаюсь перед дверью. На табличке надпись. Взгляд скользит по ней мельком и я не успеваю прочитать что на ней написано. Кажется, там есть слово профессор.

Мои пальцы роются в кармане. Я смотрю на свои брюки и черные туфли. Морщинистые пальцы сжимают ключ. Мои пальцы! Я отпираю дверь и сажусь за стол в темном кабинете.

Что я тут делаю?

Вечная минута ожидания пока загрузится компьютер, и кабинет расцветает зелеными красками от монитора. Силуэт бардового шкафа выступает к столу. Позолоченные буквы на корешках книг наводят на мысль о многотомном собрании сочинений, которое подарили на юбилей.

Белая пустая строка с мигающим курсором. Я нажимаю на клавиши клавиатуры. Bletsoe Castle.

Опять голос. Теперь он шепчет то, что возникает на экране.

Страничка поиска в интернете обновляется цветными фотографиями.

"Солт…"

Я искренне удивляюсь тому, что вижу. Это же мой колледж на фотографиях. Вот парадный вход, неопрятно постриженная мистером Мендесом лужайка.

"Да-а"– довольно хрипит голос. Я пугаюсь его и оборачиваюсь. Но в кабинете никого нет. Дверь все еще приоткрыта.

Я встаю из-за стола и за пару шагов оказываюсь у темной стены. Рука надавливает на сокрытую панель. Выдвигается небольшой потайной ящик. Я опускаю руку. Тяжелая книга в гладкой на ощупь обложке появляется на свет. Тут я ощущаю рядом движение. Кто-то подкрался ко мной. Книга выскальзывает из пальцев. Я оборачиваюсь.

В серебряной глади зеркала притаилась в напряженной позе фигура. Она застыла. Но врага выдают глаза. Суровые блестящие глаза взирают на меня. Бледная морщинистая кожа. Это же я, но я превратилась в старика.

– Кто ты? – спрашивает голос требовательно. Шевелятся старческие губы в зеркпле. Меня охватывает скользкий холод и пробирает до пят. Я знаю, морщинистый старик видит меня. От его взгляда никуда не спрятаться.

– Кто ты такая?

Я хочу завопить во все горло. Хочу разбить зеркало и улететь из этого места. Но на все что я способна – это споткнуться и упасть на ковер.

– Ты чего? Эй, Джейн?

Голос вялый и родной. Я поднимаюсь на локтях и раздираю глаза.

– Спать не даешь. – обиженно бормочет заспанное лицо Луны Рене и исчезает под одеялом.

Я заползаю в свою кровать, радуясь, что я в спальне женского общежития, что рядом подруга. Я всего-то свалилась с кровати. И угораздило же меня! Должно быть, я запуталась в одеяле.

Глава 6

Профессор Чайлд Хадлс стоял возле окна в своем кабинете в кембриджском университете Сент-Джонс и мрачно смотрел на простирающуюся за окном лужайку. Наступил вечер, и при свете настольной лампы в стекле он видел отражение желтого лица. Неживые глаза на мертвой маске. Старый портрет работы художника Джосефа Райта в пышной позолоченной раме порой пугал посетителей. А профессор настолько привык к нему, что находил в созерцании портрета успокоение после напряженного трудового дня.

Звякнул сигнал телефона. Профессор запустил приложение, использовавшее сквозное шифрование, исключающее доступ к переписке третьих лиц, и открыл сообщение. На экране высветилась фотография: молодой парень и девушка стоят на каменной лестнице. Тень дерева скрывает их лица. Под фотографией есть пояснения: это он.

Профессор облегченно выдохнул и издал довольный смешок. Он поспешно написал ответ: «Немедленно убирайся оттуда. Недопустимо, что он тебя заметил». Потом стер. Профессор вспомнил, что мистер Брайан Грейзер являлся профессионалом в своем деле. Не стоило его поучать. Вместо этого профессор написал: «Отлично. Я соберу остальных.»

Глава 7

Ночные кошмары не дали мне выспаться. И это в пятницу. В день перед выходными. Почему кошмары не посетили меня в субботу, когда можно будет провалятся в постели до обеда?

Разбитая и сонная я уселась за парту в классе мистера Халлоуэлла и клевала носом, боролась с одолевающей сонливостью.

– Джейн, не возражаешь, если я сяду с тобой? – Филипп подошел и бросил сумку на мою парту. – Хочу сидеть подальше от доски.

Я встрепенулась, не сразу поняла, почему прозвучало мое имя. Затем удивленно захлопала ресницами, оглядывая Филиппа. С зевом посмотрела на его место – парта в первом ряду у окна рядом с Моникой Моррисон. Моника выглядела расстроенной. Она исподлобья сверлила меня недовольными черными глазками. Ее красные наманикюренные ногти впились в ремешок наручных часов.

Недобрый знак. Она прямо задыхалась от злости.

Филипп присел на стул рядом со мной.

– Кажется, твои друзья не разделяют твоего решения сесть со мной. – заметила я.

– Серьезно? – Фил нашел глазами Дорна и Джероми. Те подмигивают ему. Улыбаются во весь рот.

– Почему ты так решила?

– Я про Моррисон. – понизив голос, ответила я. Филипп задумался, потом нашел и ее. Моника отвернулась. Поэтому испепеляющего взгляда, адресованного мне, Филипп не увидел.

В классе появился мистер Халлоуэлл. Сутулый дедушка в очках. Добрый и безобидный. Он попросил ребят задернуть шторы. Хороший знак. Будем смотреть слайды. Конспектировать не надо. Отлично, что в полумраке класса никто не заметит, как я дремлю.

Вспыхивает яркий свет на доске. Учитель настраивает проектор. И вот появляется первый слайд: серебряная фигурка милого тигренка.

– Искусство античности. – объявляет мистер Халлоуэлл тему занятия. – Кто скажет, что это?

«Серебряный кувшин VIII-VI век до нашей эры…» Я вглядываюсь в подпись на картинке: «Элемент зооморфного сосуда. Музей Михо.»

Я еще раз зеваю.

– Но сегодняшний урок следует начать не с этого. – повышает голос мистер Халлоуэлл и наклоняется к проектору. В полумраке раздаются смешки.

Кто-то из студентов переставил слайды местами. Значит, не просто так Джером с приятелем Дорном крутился возле учительского стола.

– Парфенон! – победоносно восклицает мистер Халлоуэлл. На экране возникает черно-белая фотография полуразрушенного фасада храма. – Символ античности, символизирующий древнегреческую культуру. Восьмой – четвертые века до нашей эры – это эпоха ранней античности. На нее пришелся расцвет греческих полисов, возникновение Римского государства…

Тихий шелест со стороны привлекает мое внимание: это Филипп. Я привыкла, что рядом никого нет, и вздрагиваю.

– Плохо спала? – шепчет он в самое ухо. От него веет легким фруктовым ароматом. Я игнорирую вопрос.

– Я тоже не выспался. – произносит он устало. – будешь?

Легкое прикосновение заставляет меня оторваться от яркого изображения на желтом экране. Филипп тычет в меня леденцом. Я принимаю дар и медленно, стараясь не шуршать оберткой, разворачиваю его.

Я наслаждаюсь сладкой кислинкой во рту. До меня не сразу доходит смысл слов Филиппа. Он не выспался. А ему что помешало? Переживает из-за субботней встречи?

Филипп тяжело вздохнул и поморщился, словно от боли. Он прижал ладонь к груди и склонил голову к столу.

– Эй, ты в порядке? – шепотом спросила я.

– Да. – Филипп поднял на меня глаза. Его щеки побледнели, насколько я смогла различить в полумраке. Золотистая челка волос чуть разлохматились, так что теперь через пряди виднелась бровь со шрамом.

– Филипп, ты выглядишь не очень. Может, сходишь в медпункт?

– Все в порядке. – прервал он, шепча мне в самое ухо. – просто немного в горле запершило.

Слайды меняются один за другим, как обрывки воспоминаний. Голос учителя сиплый и монотонный. Я погружаюсь в теплую дрему.

– После урока не расходимся. Все идите в медпункт. Мистер Мерсер ждет вас! – завершает лекцию объявлением мистер Халлоуэлл.

Раздались недовольные возгласы.

– Прививки от гриппа. Вам всего лишь закапают в нос по паре капель вакцины. – повышает голос учитель, чтобы перекричать гам учеников.

Глава 8

Предстоящий медицинский осмотр вызвал волну недовольства среди ребят. Но уже у кабинета доктора Мерсера кто-то отметил "неплохо, пропустим урок литературы". А ведь верно, обычно осмотр отменяет урок, на который приходиться. Первый же храбрец, что отважился войти в медицинский кабинет Киеран Маккена, не пробыл внутри и двух минут, как вышел и победоносно потряс кулаком.

– Урок отменили! Мистер Мерсер подтвердил.

Довольный Киеран выволок из толпы собравшихся ребят своего приятеля Класа и впихнул за дверь вне очереди.

– Так нечестно. – проскулила Патриция, девушка с выпирающим лбом. Из-за чего она походила больше на мопса, чем на зубрилу.

– Пардон, мадам. – смешно поклонился Киеран, картавя на французский манер, – Се ля ви

(такова жизнь)! Не трать время зря, из него состоит жизнь.

Если бы его слышала учительница французского, влепила бы штрафное задание за такое убогое произношение.

Очередь быстро редела. Скоро перед кабинетом остались я и Филипп. Мне не куда было спешить, и толкотня меня раздражала. Еще я боялась докторов, а доктора Мерсера больше всех. Поэтому и отошла в сторону от суматохи, делая вид, что меня это не касается.

– Ты идешь? – тихо спросила я, желая оттянуть неизбежный момент медицинскойпроверки.

– Да. – коротко кивнул Филипп и протиснулся в дверь.

Но прежде я успела заметить напряжение на лице Филиппа, плотно сжатые губы, суровый взгляд. По бледной щеке текла капелька пота. Вид точно нездоровый.

В подтверждении моих мыслей, Филипп пропал надолго. Прошло целых пять минут, а он не выходил. Меня начала бить мелкая дрожь как от холода. Я принялась мерить шагами коридор, тянула спину, упираясь о стену руками и, наконец, прислонила ухо к замочной скважине.

Чего с ним там делают так долго?

Бу-ум! Пошатываясь, я поднималась с пола, потирая ухо. Удивленный Филипп замер у двери.

– Джейн!

Он ухватил меня за локоть и помог встать. Я, щуря один глаз, поспешила улыбнуться. Вышло неловко. Я покраснела, а травмированное ухо пылало жаром и, конечно, стало малиновым.

Сгорая от стыда, я предстала перед доктором Мерсером. На столе осталась всего одна медицинская карта – моя. Остальные неровной стопкой расположились на подоконнике.

– Джейн Вольфстрем. – монотонно проговорил доктор, не глядя на меня. – … есть?

– Извините, что Вы сказали?

В ухе еще звенело. Доктор поднял на меня свои проницательные глаза. Он всегда меня пугал. Особенно его такой взгляд – животный, хищнический, суровый.

– Какие-нибудь жалобы есть? – громче повторил он.

– Нет. – замотала я головой.

– Позвольте.

Он пощупал мышцы моих рук, ног. Послушал легкие, прислонив ледяной кругляшек стетоскопа мне под лопатки. Спасибо, что не потребовал оголить грудь. Замерил кровяное давление и пульс.

– Повышенное. – отметил он и поставил отметку в моей карте.

– Позвольте. – помахал тонким шпателем перед моим носом.

Доктор заглядывает мне в горло. Тут я понимаю, что он делает что-то не так. Вертит мое лицо за подбородок.

– Сомкни зубы. – холодный палец доктора приподнимает губу, оголяя верхний ряд зубов.

Я таращусь в каменное лицо доктора, впиваюсь в его серые глаза. Пытаюсь понять, что он делает и зачем. От его взгляда у меня побежали мурашки по спине. В голове звучит вопрос: что происходит? А язык не слушается меня от страха.

Никогда прежде не было такого смотра. В этом году доктор Мерсер дал маху.

– Левую руку, – велит он, – Возьму кровь.

– Зачем? У меня же все хорошо! Обещали же прививку от гриппа закапать! – испуганно залепетала я. Никогда ни у кого здесь не брали кровь и это чертовски больно.

Доктор вернулся от стеклянного шкафчика с металлическими штуками внутри. В пальцах холодно поблескивал острием ланцет.

– Все хорошо. – он крепко схватил мою ладонь. Мой палец пронзает боль. Короткий миг и доктор уносит капли моей крови в пробирке в смежную комнату.

– Все, можешь идти.

Закрывая дверь, я вспоминаю, что вакцину от гриппа мне так и не дали. Я возвращаюсь, заглядываю в кабинет.

Мистер Мерсер держит в руках мою мед карту, затем бросает ее в камин. Пламя неторопливо растекается по плотной бумаге.

Я замираю, не в силах ничего произнести. Когда мистер Мерсер поворачивается от камина, я на цыпочках отхожу прочь от двери и, стараясь не шуметь, бегу прочь.

Я терялась в догадках такого странного поведения нашего доктора – сжечь мою медицинскую карту! Да он точно с ума сошел! Случай шокировал меня до такой степени, что я даже Луне Рене ничего не рассказала и решила пока сохранить все в тайне.

Вечером я опять задержалась в ванной комнате перед зеркалом. Пыталась еще раз оценить себя со стороны, проникнуть в мысли Филиппа и понять: почему он выбрал меня? Сегодня он даже пересел за мою парту.

В отражении на меня смотрят усталые глаза. Продолговатое лицо без косметики, каштановые волосы до плеч. Маленькая родинка у левого глаза. Моя кожа бледна. И вообще я не кажусь себе красивой. С макияжем и налаченной прической я бываю сногсшибательной. Почти сногсшибательной. Но сегодня я обыкновенная. Что привлекло во мне Филиппа – остается загадкой. Меня даже охватил страх, что он поймет или уже понял свою ошибку и откажется идти со мной на «свидание».

"Знаешь, Джейн, сегодня не получиться. Уроков много задали."

Этот голос, нарисованный логикой в моей голове, так не похож на Филиппа, что я немного успокоилась.

Я ополоснула лицо горячей водой, чтобы увидеть румянец на щеках. Мое внимание привлекают глаза. В них мелькнул едва уловимый огонек. Я приближаю лицо вплотную к зеркалу. Алый кровавый всполох в зрачках, должно быть, мне померещился.

Глава 9

Утром в субботу я не находила себе места. Мне не терпелось встретиться с Филиппом в холле, откуда мы собирались пойти на «кофе». В то же время меня одолевали и сомнения. Вдруг это такая шутка, розыгрыш? Сегодня суббота. Большинство студентов собираются прогуляться в наш уютный городок Солтберри. В кафе, по магазинам, в кино. У всех разные планы.

Луна поправляет мне прическу, перед тем как я спущусь по лестнице и говорит:

– Все будет хорошо. Ты самая красивая девушка. Помни об этом.

Хотелось пошутить и поблагодарить Луну за поддержку, но мой язык от страха и волнения прилип к гортани. В утренний час в холле всегда полно народу.

Я спускаюсь в шумный холл. Луна осталась позади. Через большие окна на пол льется солнечный свет. Он слепит меня. Я не вижу лиц других студентов. Голова кружится.

– Привет. Идем?

Филипп берет меня за руку. Я хватаюсь за нее, чтобы не упасть на последней ступеньке. Мои коленки дрожат. Мы выходим на зеленую лужайку. Туман страха исчезает под теплым солнцем. Гомон учеников остался позади. Я поднимаю глаза на него. Филипп красив и уверен в себе. Чего про меня не скажешь.

Филипп оказался очень милым. Не таким, как в вечер знакомства с «Голодными играми». Он взял меня под руку. Я тут же покраснела как помидор. Мне мерещились всюду косые взгляды одноклассников, коих оказалось и во дворе ни мало. Мы шли к воротам, а в спину раздавались смешки. Ребята высыпали на улицу и глазели на нас. Человек десять. Не меньше. Кое-кто противно "гыгыкал". А Джером засвистел нам вслед.

Прикосновение ладони Филиппа было аккуратным и осторожным. Наверное, он стеснялся, как я. У него оказалась нежная кожа, немного шершавая на ощупь, но негрубая, а как бархат. От Филиппа сильно пахло духами. Не знаю, какими духами пользуются парни, но аромат завораживал.

Наш колледж расположен на окраине городка Солтберри. Десять минут ходьбы и мы на центральной улице города. Прогуливаясь по дороге к Солтберри, я решила отвлечься от неловкого момента близости с парнем и отогнать смущение, что сковывало меня страхом. Заодно полюбоваться одним из последним запоздалым летним днем.

Через низкий дощатый забор к дороге склонялись раскидистые яблони. Весной они распускались белоснежными цветениями, манившими своим пряным ароматом всех пчел в округе. А осенью, когда перезрелые яблоки падали на землю, привлекали живность по крупнее: диких кабанов и лисиц.

Мне нравился этот старый сад. За забором под куполом веток царит особый неповторимый уют. Иногда, когда мне грустно, я мечтаю в будущем завести яблочный сад или представляю себя пчелой, сидящей под самой верхушкой яблони. Тогда зеленый бархат листьев, словно домик укроет меня от всех невзгод.

От запаха, от волнения мне трудно было поддерживать беседу. По началу мысли мои путались. Я не могла ни на чем сосредоточиться. Ответила парой обыкновенных затертых фраз об уроках. У Филиппа был приятный голос, а сам Филипп не очень словоохотлив. Потом я осмелела и решила взять инициативу светской беседы на себя.

– Как провел лето?

– Ничего особенного. Ездил к дяде на пару дней. Еще был в Лондоне.

– В Лондоне? – перебила я. – Чем там занимался? У тебя там родные?

– Друзья. – объяснил Филипп и рассказал что Лондон большой, пыльный, шумный. Ни слова о своих приятелях. Голос у Филиппа становится монотонным и вялым. Похоже, столица не оставила у него хорошего впечатления.

– В театре был?

– Нет. По правде говоря, моя поездка больше походила на деловую встречу.

«Какие деловые встречи могут быть у студента?» – подумала я. – «Рисуется передо мной!»

– А Тауэр видел? Букингемский дворец?

– Конечно. – и Филипп воодушевленно рассказывает мне, как ходил на экскурсию. Выдал пару исторических фактов, как по учебнику. Дворец, точно, запал ему в душу. Я мечтаю когда-нибудь там побывать.

За беседой я не заметила, как оказалась за столиком не где-нибудь, а в «Испанской лозе», в дорогом ресторане.

Глава 10

В зале ресторанчика царит таинственная и гнетущая атмосфера: приглушенное освещение розовых светильников, только чтобы осветить столик, легкая спокойная музыка. Из мрака потолка проступают деревянные балки, украшенные виноградными лозами. Кажется, виноград настоящий. В зале только я, Филипп и официант за своей конторкой. Других посетителей, кроме нас, нет. Я ощущаю себя не в своей тарелке. Стараюсь незаметно, бесшумно проследовать за Филиппом до столика и замереть на стуле. Тут Филипп оставляет меня одну. Я провожаю его пытливым взглядом, вдруг он тут-то меня и бросит.

Филипп говорит с официантом и возвращается.

Я уверена, здесь все чертовски дорого. Конечно, частный колледж не для бедных студентов, но ресторан перебор и для таких.

– Слушай, – начинаю я говорить едва слышно, – кажется, подобное место не для нас.

– Ты так думаешь? – он улыбается.

– Не для меня уж точно. – меня раздражает пренебрежительный тон Филиппа. – Ты вроде меня на кофе позвал?! Не сюда. – прошептала я, ошарашенная роскошью зала.

Обычно студенты и учителя захаживают в небольшую, но довольно приличную кофейню в центре города. «Испанская лоза» – дорогое заведение. Никогда и на пушечный выстрел к нему не подходила.

– Я ощущаю здесь себя сидящий как на иголках.

Филипп равнодушно ответил:

– Я подумал, тут поспокойнее, чем в кофейне на площади. Посетителей мало. Да и музыка хорошая. Тебе нравиться?

Верно. Легкие звуки пианино, доносившиеся из невидимого динамика, теперь ласкали слух. Не слышала прежде ничего подобного.

Явился официант. Если бы не поднос в руках, я бы его за графа приняла – белоснежный жилет, рубашка, пышный галстук. Сам прямой как палка и неразговорчивый.

Официант элегантными движениями выгрузил ношу с подноса на столик и исчез, пока я разглядывала то, что он поставил передо мной. Миниатюрная фарфоровая чашка. От нее поднимался горьковатого и терпкого аромата дымок. Пирожное с заварным кремом и «сливочный десерт» на тарелочке.

– Пряный кофе. – объяснил Филипп и пригубил из своей чашечки.

Кофе оказался обжигающе горячим. Поэтому я принялась сперва за пирожное. Десертная ложечка оказалась легкой и теплой, словно ее специально подогрели. Пока я смаковала превосходный сливочный десерт, Филипп держал кончиками пальцев свою чашечку и разглядывал меня.

– Ну, как?

– Очень вкусно. Как, ты говоришь, называется эта вкуснятина?

– "Ванильная Венеция".

– Точно. – кивнула я и добавила, – никогда не была в Венеции. Между прочим, венецианская школа живописи главная живописная школа Италии. Неудивительно, что там изобрели такую вкуснятину. Должно быть, Доменико Каприоло подрабатывал на кухне.

Я хихикнула своей остроумной шутке. За одно не помешает разрядить немного неловкую обстановку.

Филипп едва заметно нахмурился. Его левая бровь дрогнула. От меня не утаилась такая деталь. Значит, Филипп не знает о венецианской живописи. Ладно, ему простительно, ведь перевелся он сюда в том году.

– Этот Доменико был одним из великих художников венецианской живописи. – пояснила я. – Вообще венецианские живописцы тонко и натуралистично передавали ощущение цвета. Как будто смотришь через влажный воздух. Зная эту особенность, никогда не спутаешь их с флорентийскими художниками. – закончила я свою тираду.

– Ты столько всего знаешь. Почему ты не ответила миссис Ларквист, когда она спросила тебя на уроке?

– Ах, это, – поморщилась я и растерялась, что ответить. Поведать, что на уроке думала о нем? Ни за что. – Просто сглупила. У меня такое бывает. А у тебя, Филипп?

– Прошу, называй меня Фил. И , – он пожимает плечами, – если я говорю глупости, надеюсь, не часто.

– Значит, Фил так Фил. Ответь, ты – сирота, тогда откуда у тебя деньги, что бы пригласить меня в такое место? Ведь у тебя есть деньги? – понижаю я голос до шепота и пытаюсь обратить свой неловкий вопрос в шутку, – или нам придется линять, когда принесут счет? Если что, я очень быстро бегаю. Хочешь посмотреть?

Фил смотрит в свою чашку и не реагирует на шутку.

– Дедушка оставил мне наследство. Но пока я могу пользоваться небольшой частью банковских сбережений. А как только мне исполниться двадцать один год, полноценно вступлю во владение наследством.

Могла бы и сама догадаться. Дедушка Филиппа, то есть Фила, – совладелец нашего колледжа! Все студенты об этом знают.

Что-то Фил не весел, рассказывая о деньгах. Похоже, не такое простое наследство ему досталось. И если он действительно богат, почему живет в общежитии при колледже, а не в доме деда или не арендует комнаты в городе?

– Могу я спросить тебя о… О кое-чем? – тон голоса Фила меня интригует.

"Ты еще спрашивает? Конечно! О чем угодно!"Вслух я только киваю:

– Ага.

– Расскажи о своих родителях. Кто они? – его глаза смотрят на меня серьезно, если не строго. А я отодвигаюсь на стуле с открытым ртом.

"Вот он куда клонит. Хочет узнать, насколько богата моя семья! Так его интересуют только деньги?"

– Джейн? – его голос становится мягче. – Прости, я не хотел тебя огорчить.

Мои пальцы оказываются в его ладони. Не заметила, как он протянул ко мне руку. Его прикосновение ощущается таким теплым. На самом деле это меня бьет дрожь, и липкий холодок проникает в кровь. Я выдергиваю пальцы из его ладони. В ушах пульсирует ответ: "Их убили!"Два слова, которые я никогда не произнесу вслух.

Он замирает. То ли удивлен моей реакцией, то ли, правдой. На миг мне показалось, что он прочитал ответ по моим глазам, услышал мой внутренний голос. Но такого не бывает. Мои губы плотно сжаты. Тут я чувствую, как по щекам бегут слезы.

– Джейн, прости. – вторит смущенно Фил. Тянется в карман школьного жакета. Платка в нем не оказалось.

– Я сегодня порезал палец. Платок отправил в стирку. – виновато говорит он и предлагает мне бумажную салфетку, кладет ее возле моего блюдца.

На его указательном пальце действительно багровеет полоска кожи. Мои мысли переключаются на порез.

– Больно… – шепчут мои губы. Это не вопрос. Я знаю что больно. Фил сгибает палец, пряча порез в кулаке.

– Нет.

По лицу Филиппа проскальзывает напряжение.

– Как ты порезался? – меня очень интересует это рана. Не знаю почему, но мне хочется посмотреть, как из нее снова выступит кровь. Кровь Фила. Моя ладонь ложится на стол, пальцы впиваются в бумажную салфетку и сминают ее.

– Ничего особенного. Случайность.

"Какая такая случайность?"

– У тебя есть нож?

Никогда не интересовалась оружием, даже таким простецким как ножи, но с губ слетает этот дурацкий вопрос прежде, чем я останавливаю себя.