Арвендейл. Нечистая кровь

«Дальгос знал о нас с ней, – подумал Яннем. – И нарочно… Да ну его к Темным богам. Все завтра».

– Приветствую, ваше высочество, – сказала Серена, улыбаясь чарующей, растапливающей сердце улыбкой, от которой Яннем забывал все на свете. Она уже наполовину разделась, лишь прозрачный пеньюар из газовой ткани, легкой, как паутинка, прикрывал ее волнующую наготу. Серена присела в глубоком придворном реверансе, чопорно подобрав несуществующие юбки, и в ее глубоких синих глазах мелькнуло лукавство. То самое лукавство, которое Яннем любил в ней еще сильнее, чем ее улыбку.

Он заключил Серену в объятия, подхватил на руки и бросил на бескрайнее королевское ложе, где еще этим утром лежало мертвое тело его отца.

Глава 4

– Эх, хор-рошо. Это голубое астарийское с виноградников в Парвусе. Прямиком из погребов герцога Эгмонтера. Не желаете?

Брайс покачал головой. Они с виконтом Эгмонтером сидели в тесной комнатке захудалой гостиницы, прилепившейся к крепостной стене. Здесь останавливался всякий сброд: торговцы-старьевщики, крестьяне из окрестных деревень, привезшие на рынок товар, мелкие контрабандисты. Отдельная комната была всего одна, такая низкая, что Брайс все время задевал головой потолочную балку. Пустое окно, без стекла или хотя бы слюды, прикрывала пара криво приколоченных досок, кое-как защищавших от сквозняка. Прямо под окном протяжно, безостановочно и очень скорбно блеяла коза.

Именно это место Эгмонтер счел наиболее подходящим для беседы митрильского принца и Лорда-хранителя королевского Совета. И оказался абсолютно прав. За ними тянулся «хвост», Брайс и сам это почувствовал. В бравой когорте Лорда-дознавателя не нашлось ни одного шпиона, чьи магические способности могли сравниться со способностями Брайса, и он за сто шагов ощущал их присутствие так, словно они дышали ему в затылок. Но когда он попытался сбросить слежку, Эгмонтер мягко остановил его. И сделал все сам. До гостиницы они добрались никем не замеченные и так же незаметно поднялись в единственную отдельную комнатку, которую Эгмонтер тут же окутал защитным коконом. Хозяин таверны, коль кто его спросит, чистосердечно ответит, что верхнюю комнату тем вечером сняли две пожилые дамы.

Покончив с предосторожностями, Эгмонтер извлек небольшую бутыль с вином и любезно предложил Брайсу выпить. Брайс спрашивал себя, почему доверяет ему. Почему позволил вмешаться в драку с дворянами в «Двух хвостах», почему пошел с виконтом сейчас. В этом человеке совершенно ничего не располагало к доверию. У него было довольно привлекательное, энергичное, но слишком хитрое лицо, напоминающее морду лисы, забравшейся в курятник. И Брайс понимал, что роль курицы здесь, по всей видимости, отведена ему. Тем не менее он был… заинтригован? Пожалуй, да, это самое подходящее слово. Да и что ему терять? После этого дня – почти нечего.

Но от вина Брайс все-таки отказался. Он уже помянул своего отца, выпив гномьего бар-дамара. Ни к чему снова оскорблять богов.

А кроме того, кто знает, что там может быть подсыпано в это вино…

– Вы, я вижу, не слишком чтите религиозные традиции, – сказал Брайс, глядя, как Эгмонтер с видимым удовольствием смакует расхваленный им напиток.

Эгмонтер оторвался от бутылки, деликатно утер губы платком и усмехнулся:

– До Светлых богов мне нет никакого дела. В сущности, любой здравомыслящий человек, обладающий силой, подобной моей или вашей, рано или поздно понимает, что значимость Светлых богов сильно преувеличена.

– Так вы адепт Тьмы? – спросил Брайс резче, чем собирался. Его рука под столом невольно сложилась в защитный аркан, готовясь нанести упреждающий удар.

– Нет, – ответил Эгмонтер, с удивлением взглянув на него. Аркан Брайса он или не заметил, или предпочел сделать вид, что не заметил. – С чего вы взяли?

– Вы сами сказали, что вас ко мне послали Темные боги. Там, в таверне.

– О, – рассмеялся виконт. – Это была всего лишь метафора. Так сказать, фигура речи. По правде, я склонен к некоторой доле, м-м… театральности в ряде своих поступков и действий. Нижайше молю, чтобы мой принц меня за это простил.

Брайс молча разглядывал его, настороженно прищурив глаза. Эгмонтер со стуком поставил бутыль голубого вина на стол и слегка наклонился вперед.

– Вы можете доверять мне. Я прибыл сюда затем, чтобы оказать вам всяческую поддержку. И не только от имени Эгмонтера.

– А от чьего еще? И откуда вы прознали, что мой отец умер? Это случилось всего три дня назад. Как весть могла дойти так быстро и как вы успели добраться?

– Ну, я уже говорил, что загнал трех лошадей. А о смерти вашего отца мне стало известно в тот самый миг, когда она случилась. Видите ли, у меня есть некоторые способы узнавать о событиях, происходящих в определенных местах.

Брайс оценил значимость этого заявления. Возможность мгновенно получать и передавать информацию критически важна во время войн. Узнать, что происходит на другом конце поля брани, на оставленном фронте, в ослабленном форпосте – это бесценное преимущество. Брайс много думал об этом, как и о других аспектах военного дела. Отец не брал его с собой на войну, но никто не мог запретить Брайсу думать о войне и мечтать однажды возглавить войско митрильцев, несущееся против орочьей орды.

Он с усилием заставил себя отвлечься от этой заманчивой картины и переключиться на другие, более важные в данный момент вопросы.

– Вы сказали, что оказать мне поддержку готов кто-то еще. Кто именно?

– Это будет зависеть от многого, мой принц. В частности, от ваших политических взглядов и устремлений. И амбиций… Вы хотите стать королем?

Вопрос был поставлен настолько в лоб, что Брайс даже слегка отпрянул. Мгновенно оценил вероятность того, что перед ним – умелый провокатор, и тут же решил, что это не важно. Яннем прекрасно знает о том, чего хочет его младший брат. Они могут стать врагами, но врать ему о своих намерениях Брайс не будет никогда. Хотя бы в память о том, что было.

– Хочу, – отрывисто сказал он. – Разумеется, хочу! Но этому не бывать после сегодняшнего представления в Совете. Которому, кстати, вы лично поспособствовали.

– Невольно, мой принц, уверяю вас. Это было досадное стечение обстоятельств. Тем не менее согласитесь, что для вас выгодно иметь в Совете на одного сторонника больше. Я пока не успел разобраться в ситуации, но уверен, что на вашей стороне Лорд-маг, а возможно, и кто-то еще. Далеко не все потеряно для вас, мой принц. Далеко не все.

– Моего брата коронуют со дня на день.

– Возможно. Все возможно. Но мало надеть корону. Надо еще суметь удержать ее на голове.

– Если вы о мятеже, Эгмонтер, то я на это не пойду. Я сказал на Совете и готов повторить сотню раз: я не буду воевать с моим братом.

– Я вас об этом и не прошу, – сказал Эгмонтер мягко. – Но что вы скажете, если весь народ Митрила придет к вам, падет в ноги и попросит принять корону? Как вы поступите тогда?

– Народ Митрила поднесет мне корону? Мне? Полукровке? – Брайс рассмеялся, но сразу оборвал смех, поняв, сколько обиды и горечи в нем звучит.

– В этом ваша ошибка, мой принц. Вы думаете о себе прежде всего как о полукровке. Что неудивительно, учитывая многовековой шовинизм вашего надменного… я хотел сказать, гордого народа. Но в настоящее время куда разумнее для вас думать о себе не как о полукровке, а как о весьма сильном маге. Очень сильном. Если вы сейчас запустите в меня заклинанием из предохранительного аркана, который держите под столом, не думаю, что смогу его отразить.

Последние слова Эгмонтер произнес все с той же обаятельной улыбкой. Брайс прищурился. Улыбнулся в ответ, правда, далеко не так обаятельно – скорее, угрожающе.

– Хорошо, что вы это понимаете, – сухо сказал он.

– Понимаю и ценю вашу предусмотрительность. Вы увидели меня сегодня впервые в жизни, а я уже подбиваю вас на бунт против брата. Было бы глупо так сразу мне довериться.

– На что же вы в таком случае рассчитываете?

– Исключительно на ваше здравомыслие, мой принц. Посудите сами. Совет лордов фактически признал Яннема королем. Однако что на это скажет простой народ? Да, Яннем – старший сын Лотара и человек по обеим родительским линиям. Но можно ли назвать его кровь чистой? Ведь первейший признак чистоты крови – это способность к магии. А вы, с вашей эльфийской, якобы грязной кровью, все же отмечены этим знаком – отмечены с рождения и безоговорочно для всех. Вы даже слишком сильны, так сильны, что сегодня в таверне мне пришлось остановить вас, чтобы не позволить проявить эту силу публично. Всему свое время.

– И вы считаете, этого будет достаточно, чтобы народ предпочел меня? Мага-полуэльфа – человеку, неспособному к магии?

– Народ всегда предпочитает то, на что ему грамотно и настойчиво указывают, мой принц. Нам предстоит большая работа.

Брайс побарабанил пальцами по столу.

– У вас определенно есть выгода, – заявил он. – Помимо должности Лорда-хранителя, полагаю, не столь уж почетной для вас. Вы ведь живете в Империи. Вы кровный родич герцога, прямой наследник его титула. Вас ждет блестящее будущее при дворе императора Карлита, если только… – Брайс осекся. – Император Карлит? Он вас ко мне послал? Это он готов предложить поддержку, если я… что? Эгмонтер, что вам от меня нужно?

Возможно, Брайсу показалось, но на мгновение он отчетливо увидел в глазах Эгмонтера мелькнувшее замешательство. Словно Брайс оказался умнее, чем виконт ожидал. Хотя позже, много позже, вспоминая те роковые дни, Брайс с горькой усмешкой думал, что умным себя вовсе не показал. Будь он умнее – а попросту говоря, хоть немного опытнее и старше, – он бы не стал высказывать все это вслух.

Эгмонтер развеял напряженную тишину непринужденным смехом.

– Что ж, начистоту так начистоту, ваше высочество! Меня действительно уполномочил император Карлит. Как вам наверняка известно, он уже много десятилетий объединяет под своей рукой все человеческие земли по эту сторону Долгого моря. И желает, чтобы Митрил также стал частью Империи. Люди – величайшая из рас, не в обиду вашим эльфийским предкам сказано. И только объединившись, смогут противостоять нарастающей силе орков. Не говоря уж о торговых, культурных, финансовых и прочих выгодах для обеих сторон.

– Карлит хочет, чтобы Митрил стал провинцией Империи? – сама эта мысль возмутила Брайса до глубины души, но Эгмонтер не дал ему времени выйти из себя:

– Не провинцией, а свободным королевством в союзе равных. И прежде чем все-таки запустить в меня заклинанием, подумайте вот о чем. В Империи людей нет преследования по расовому признаку. Конечно, определенные предрассудки имеют место, некоторые люди недолюбливают гномов и эльфов, но и те, как вам хорошо известно, к людям относятся без пиетета. Однако из всех человеческих держав только в Митриле к светлым расам относятся как к существам второго сорта на государственном уровне. Пошлина нечистой крови, которую обязан заплатить каждый въезжающий в Митрил гном или эльф, – это оскорбительно в самой своей основе. И вдвойне оскорбительно для вас, принца-полукровки. Ведь, в сущности, по закону ваш отец обязан был платить за вас пошлину в собственную казну!

Брайс ощутил, что краснеет. Так и есть, он сам думал об этом много раз. Взяв в жены эльфийку, отец нарушил и традиции, и собственные законы (ибо именно король Лотар ввел ту самую «пошлину нечистой крови»). А Брайс всегда был живым напоминанием об этом. Если Лотар и прощал ему запятнанное происхождение, то лишь потому, что видел, каким сильным магом растет его сын.

– И вы считаете, – проговорил Брайс, – что, став королем, я смогу изменить закон? Изменить традиции?

– Если вы станете королем, вам придется это сделать. Самим фактом своего восшествия на престол вы продемонстрируете, что разницы между людьми и эльфами в Митриле больше нет. Вы откроете ворота во внешний мир, много веков запертые на сто засовов. В Митрил хлынет вся сила, знания, мудрость, богатство иных народов – все то, от чего ваши предки так глупо отказывались сотни лет. И это принесет только пользу вашему королевству.

– Начнется гражданская война. Междоусобица. Слишком многие воспротивятся…

– Да. Так и будет. Прольется много крови. Но затем воцарится тысячелетний мир – мир, о котором ваш народ может только мечтать, пока его со всех сторон осаждают орки. А чума, унесшая жизни ваших старших братьев? Если бы в городе тогда находились эльфийские лекари с их особыми заклинаниями, оба принца могли остаться в живых. Как и многие тысячи других. Если вы не хотите бороться с вашим братом ради самого себя, то подумайте о том, стоят ли борьбы ваши соотечественники. И достойны ли вы быть королем, если ставите собственные интересы выше их.

Брайс порывисто встал, оттолкнув стул, снова глупо стукнулся головой о притолоку, сделал несколько шагов и остановился. Сердце у него сильно и гулко билось. Эгмонтер говорит правду, этого Брайс не мог отрицать. Ненависть митрильцев к иным расам, подпитываемая косностью правителей, всегда причиняла Брайсу боль. Может, потому, что он сам был полуэльфом, а может, просто потому, что считал это несправедливым. И если в словах Эгмонтера есть хоть доля истины… если есть шанс изменить вековой уклад… то, Тьма все забери, он обязан попытаться.

Вот только попытаться – значит, предать Яннема. Или Яннем, или народ Митрила. Тяжкий выбор.

– Вы знаете, кем была моя мать? – спросил Брайс, глядя на заколоченное кривыми досками окно.

– Насколько я слышал, точно этого никто не знает, – осторожно ответил Эгмонтер. – Она была изгнана из Светлого леса и…

– Не просто изгнана. Проклята. Ей отсекли язык и уши. А знаете, зачем эльфы это делают? Чтобы на физическом и магическом уровнях разорвать связь эльфа со Светлым лесом. Эльф с обрезанными ушами не слышит песни деревьев. Не слышит голоса предметов, которых создают эльфийские мастера. Не может общаться с другими. По сути, лишается способности к магии. – Брайс помолчал, вдруг осознав, что ни с кем никогда не говорил об этом. Мать рассказала ему – записала свою историю на пергаменте ровными, округлыми рунами. Она выучила сына читать по эльфийским рунам нарочно, чтобы поведать ему о себе. – Потому они и сделали это с ней. Она занималась темной магией. Для эльфов нет и не может быть преступления отвратительнее.

Эгмонтер деликатно промолчал. Брайс, не оборачиваясь к нему, поднял руку, сжал пальцы в кулак, разжал и снова сжал.

– С самого детства во мне было много маны. Слишком много. Больше, чем во всех моих братьях, вместе взятых. И ее становилось все больше. Пока Клайда и Рейнара учили, как развивать в себе магический потенциал, меня учили, как его сдерживать. Лорд Иссилдор лично занимался со мной, как и со всеми принцами, но только один раз провел упражнение, помогающее высвободить ману. Я не помню, что тогда произошло, только знаю, что лорда Иссилдора нашли в крепостном рве со сломанной ногой, а со мной с тех пор занимались другие маги, рангом помельче. Лет до девяти я их еще иногда калечил, потом перестал. Научился сдерживаться. Хотя моя мать, она… Она всегда была против. Против того, чтобы я подавлял в себе эту силу. Она говорила мне – то есть не вслух, конечно, мы общались записками, – что мое существование доказывает немощь Светлой владычицы и Светлого леса. Доказывает, что невозможно истребить в эльфе магию, даже оборвав его связь с ней. Она все равно найдет выход.

Брайс обернулся. Виконт Эгмонтер смотрел на него блестящими в полумраке глазами, и Брайсу почудилось в этом взгляде нечто плотоядное – не лисица так смотрит на курицу, а орк на разделанного человека, подвешенного на вертеле. Брайс слегка вздрогнул и этим выдал себя. Огонек к глазах Эгмонтера тотчас погас. Его хищная улыбка сделалась понимающей и сочувственной.

– Именно об этом я и пытаюсь сказать вам, мой принц. Вы подавляете свои силы, и раньше это было разумно. Но если вы дадите им выход сейчас, никто не сможет отрицать, что вы достойный наследник отца. Единственный достойный наследник.

– Отец не хотел видеть меня на троне. Я знаю, что не хотел. Он и сам любил поиграть с разрушительной силой, особенно на охоте – это и сгубило его в конце концов. Но даже в разрушении он использовал только силу Света. Я… я не такой, – вырвалось у Брайса, и он сам испугался того, что значили эти слова.

– Конечно, вы не такой, – мягко сказал Эгмонтер. – И это одно из ваших главных преимуществ. Вы будете не преемником короля Лотара, а зачинателем новой эры. Создайте собственное имя и личность. Отрекитесь от своего отца. Заклеймите его наследие, засияйте собственным, а не отраженным светом. Противопоставьте адептов старого порядка адептам нового, позовите за собой тех, кто, как и вы, втайне мечтает о переменах. В этом заключена огромная сила, мой принц. Она висит над вами как спелый плод. Сорвите ее.

Брайс понял, что не может больше смотреть ему в лицо, выдерживать этот пылающий, темный взгляд. Все-таки Эгмонтер не в шутку сказал, что пришел от Темных богов. И никакая это была не фигура речи.

То, что Брайс сказал потом, перевернуло его жизнь. Но он не подозревал об этом, когда слова будто сами собой слетели с его губ.

– Мне было шесть лет. Я не видел свою мать несколько дней, соскучился и без предупреждения забежал в ее покои. И увидел, что она стоит у очага и готовит карамельные конфеты. Разноцветные, подкрашенные цветочными лепестками. Я такие очень любил, и Яннем тоже. Я обрадовался, подбежал к ней. И тогда увидел. В одну из горошин она добавила капельку Тьмы. Чистой Тьмы. До сих пор не знаю, как она это сделала, ведь эльфы лишили ее способности к магии. Так я тогда думал. А теперь понимаю, что они только оборвали ее связь с Лесом. И, наверное, этим лишь сильнее укрепили связь с Тьмой. Моя мать превратила Тьму в смертельный яд. И начинила им карамельные конфеты, которые так любил мой брат.

Надолго повисла тишина. Коза под окном унялась, пьяные выкрики не нарушали покой – никто в городе не смел открыто кутить в такой день. Виконт Эгмонтер молчал. Брайс повернулся и взглянул ему в лицо.

– Я не позволил ей, – отчеканил он. – Понял, что она собирается убить Яннема, и не позволил. Она плакала, стояла передо мной на коленях, просила прощения. Она не хотела, чтобы я узнал. Заботилась обо мне, на свой лад. Я никогда не причиню вред Яннему, виконт Эгмонтер. Ни прямо, ни косвенно.

Никогда.

Эгмонтер поднялся, отвесил глубокий поклон и, не произнеся более не слова, вышел из комнаты прочь. Брайс проводил его взглядом, не расплетая пальцев, сведенных в защитный аркан. И глубоко вздохнул, когда дверь наконец закрылась.

«Никогда, – повторил он про себя. – Но я помню, как выглядело то заклинание – яд, сплетенный из Тьмы. И при случае… если будет нужда… пожалуй, смогу его воспроизвести».

Глава 5

«Как же тяжело», – подумал Яннем.

Эта мысль не относилась к ритуальному коронационному одеянию, в которое его облачили, вернее, относилась, но лишь отчасти. Митриловые доспехи, одни из немногих, сохранившиеся в королевстве с тех незапамятных времен, когда горные шахты полнились этой крепчайшей рудой, оказались велики ему, а щедрая инкрустация червонным золотом и негранеными алмазами прибавляла веса. Он чувствовал себя в них еще более беззащитным, чем если бы стоял голым здесь, на гигантском каменном помосте в самом сердце столицы. Руки приходилось все время держать на весу, согнув в локтях, удерживая в ладонях королевские регалии: меч – символ воинской доблести и змея на шаре – символ магической силы. И то, и другое также были сделаны из митрила, разукрашено драгоценностями, искрились на полуденном солнце, слепя глаза и мучительно оттягивая затекшие руки.

Но тяжело Яннему было не поэтому.

Он стоял совершенно один в окружении огромной толпы. По периметру каменного помоста, затканного пурпурной парчой, выстроился почетный караул в белоснежных латах – триста отборных стражников, стоящих неподвижной, молчаливой стеной, казавшейся неживой. На миг в Яннеме родилась дикая уверенность, что, если подойти к любому из стражей и поднять забрало белого шлема, там не окажется никакого лица – только зияющая пустота. Он отмахнулся от этой безумной мысли и крепче перехватил змея, сидящего на митриловом шаре. Шар скользил в мокрой от пота ладони Яннема. Не хватает только сейчас, чтоб выпал.

Как же все это тяжело.

Толпа вокруг него, за частоколом латников, торжественно безмолвствовала. Крестьяне, и ремесленники, и торговцы, и дворяне, и приближенные ко двору, и члены королевского Совета, и Серена, и, разумеется, Брайс – все они были там. Яннем не смотрел на них, но чувствовал кожей их обжигающие взгляды и напряженное, требовательное ожидание. Более пятидесяти лет столица не видела подобного – церемония коронации нового монарха, представление народу Митрила человека, который отныне будет править им, возглавлять его, защищать от зла. Не каждому даровано такое высокое право, и всякий, претендующий на него, должен доказать, что достоин. Так тысячу лет назад, после первой большой победы над орками, был избран первый из митрильских королей. Три претендента прошли череду испытаний, выявивших среди них лучшего – Брамейла, ставшего основателем королевской династии, которая не менялась с тех пор никогда. Потому что каждый из потомков первого владыки Митрила проходил при коронации те же самые ритуалы и каждый доказывал, что достоин.

«Каждый. До меня. А я не сумею».

Яннем сглотнул ком, вставший в горле. Змей на митриловом шаре предательски ерзал в мокрой ладони.

Ритуал не менялся тысячу лет. Претендент становится в конце длинного помоста, а в другом конце его ждет Верховный жрец Светлых богов, держа в руках королевский венец. Яннему предстояло пройти весь помост – около пятидесяти ярдов холодного камня и пурпурной парчи, – и на пути его высились три стены. Три магические стены, воздвигнутые совместными усилиями лучших магов королевства, трудившихся над их созданием всю ночь. Первая – стена из терновника, плотно сплетшегося, ощеренного сотнями острых шипов. Вторая – стена из камня, гигантская мраморная плита в пять локтей толщиной. Третья – стена пламени, шипящего, плюющегося, беспощадного. На протяжении тысячи лет каждый король Митрила с легкостью – большей или меньшей – рушил эти преграды, доказывая, что по магической силе ему нет равных, и в конце пути получал из рук Верховного жреца корону в награду за проделанный путь.

Вот только Яннем, сын Лотара, оказался первым в долгой череде митрильских королей, который пройти эти преграды в принципе не способен. И все это знают.

Все, Тьма забери их. Все и каждый.

Несколько дней в Совете бурно обсуждали поиски выхода. Выдвигались самые разные предложения: от полной отмены ритуала до замены настоящих магических стен бутафорией – шелковыми полотнищами, которые король разрубит мечом. Все эти предложения Яннем отметал, слишком хорошо понимая, как будет выглядеть в глазах своих будущих подданных. В конце концов он хлопнул ладонью по столу и сказал, перекрывая гул голосов:

– Довольно, милорды! Я должен пройти эти стены. Настоящие стены. Как именно я это сделаю – ваша забота.

Таким образом он не оставил выбора ни членам Совета, ни себе самому.

И вот перед ним первая из этих стен. И он должен смочь.

Под тяжестью тысячи глаз Яннем воздел правую руку, ту, что сжимала меч. По традиции именно на меч завязывалось заклинание, разрубающее стену из терния. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем те, кто стоял ближе других и обладал магическим чутьем, ощутили глубинную вибрацию маны. Стена терновника пошла рябью, колючие ветви изогнулись, почернели, с хрустом посыпались наземь. Стена развеялась прахом, обратилась мелкой чернеющей пылью, словно ее выжгло потоком невидимого огня.

Яннем прошел там, где она только что высилась, и черная пыль хрустела под его золочеными латными сапогами.

По толпе прошел шепоток – удивленный, недоверчивый и, кажется, восхищенный. Яннем задержал дыхание. Только не смотреть на них, только не смотреть. Он был рад, что его огораживает стена неподвижных стражей – смотреть в лица людей, собравшихся на площади, было бы сейчас невыносимо. «Я должен сделать это. Обязан», – приказал он себе, останавливаясь перед второй стеной.

На этот раз в ход пошла вторая реликвия – змей на шаре. Яннем высоко поднял его, развернув змея головой к преграде, и на миг ему показалось, что алмазные глаза митрилового амулета сверкнули злобной насмешкой. Я-то знаю, словно говорил этот взгляд. И ты знаешь. И они узнают тоже, как ни крутись.

Под помостом вновь прокатилась дрожь, более глубокая, чем в первый раз. Мраморная стена вспухла, затрещала, в верхней ее части возникла трещина – поначалу совсем небольшая, но затем она поползла вниз, стремительно разветвляясь, словно ударившая с неба молния. Эта молния вонзилась в помост у ног Яннема, раскалывая мраморную плиту надвое. Десятки обломков с грохотом посыпались на помост, никому, однако, не нанеся вреда – они измельчались в воздухе, превращаясь в мелкую гальку, а галька таяла, не успев долететь до земли. Вторая преграда тоже исчезла.