Призрачный двойник

Я хотела сказать – источника естественного света.

А так вообще-то комнату наполняло бледное, жидкое, как вода, и серебристое, как лунный свет, потустороннее сияние.

Его ощущала даже я, как правило, невосприимчивая к сиянию смерти. Обычно, когда Локвуд говорит, что заметил пятно такого свечения, я верю ему на слово. Но на этот раз я все видела своими глазами. Середину комнаты занимала кровать – односпальная, узкая, упирающаяся подголовником в правую от меня стену. Ножки и деревянные торцы кровати были окрашены белой – а может быть, кремовой – краской, голый матрас покрыт светлым покрывалом, в полумраке казавшимся облаком на черном небе. А над ним висел неровный овал, формой и размером напоминавший человеческую фигуру, излучавший бледный холодный свет. Вначале мне показалось, что этот свет не имеет источника, что овал пуст, и только отведя взгляд в сторону, я заметила краешком глаза пятнышко внутри него. Знаете, такие пятнышки появляются в глазах после того, как посмотришь на солнце.

Именно этот овал и излучал поток экстрасенсорной энергии, мощный и постоянный. Поэтому неудивительно, что дверь комнаты была изнутри обшита железными полосами, неудивительно, что все стены сверкали от развешанных на них серебряных оберегов. Неудивительно, что весь потолок был увешан серебряными мобилями, которые тихо раскачивались сейчас в потоках воздуха, созданных закрывшейся дверью. Мобили тихо, мелодично перезванивались, и этот звук напоминал далекий детский смех.

– Ее звали Джессика, – сказал Локвуд. Он прошел мимо нас, и я увидела, что он вынимает из кармана темные очки – их он обычно надевал, когда хотел защитить глаза от особенно ярких пятен призрачного света. Он надел очки и продолжил: – Она была на шесть лет старше меня. И ей было пятнадцать, когда это случилось. Прямо здесь.

Локвуд говорил таким тоном, словно это было для него самым обычным делом – стоять с нами в темноте, рассказывать о своей давно умершей сестре перед ее посмертным свечением и на фоне обрушившегося на нас экстрасенсорного эха того события. Затем Локвуд подошел к кровати и осторожно, чтобы не прикоснуться к светящемуся овалу, приподнял покрывало с лежащего под ним матраса. На матрасе обнаружилось широкое темное пятно, поверхность ткани была обожжена, словно ее облили кислотой.

Я присмотрелась. Это была не кислота. Уж мне-то хорошо известно, как выглядят ожоги от эктоплазмы.

Только сейчас я поняла, что еще сильнее вцепилась в руку Джорджа.

– Я тебе не сделала больно, Джордж? – спросила я.

– Ничего. Не сильнее, чем до этого.

– Хорошо, – но отпустить его я так и не смогла.

– Это случилось давно, – сказал Локвуд. – Мне было тогда всего девять лет. Древняя история, как говорится. Но я решил, что должен рассказать и показать все это вам обоим. В конце концов, вы живете в этом доме.

Я с трудом, но заставила себя заговорить.

– Значит, Джессика, – сказала я.

– Да.

– Твоя сестра.

– Да.

– А как это с ней случилось?

Локвуд опустил покрывало, аккуратно заправил его в щель у подголовника:

– Призрачное прикосновение.

– Призрак? Откуда?

– Из горшка, – нарочито спокойно ответил Локвуд. Темные очки скрывали выражение его глаз. Прочитать что-либо по лицу Локвуда было невозможно. – Ну ты знаешь эти вещицы, оставшиеся от моих родителей. Ритуальные предметы для изгнания злых духов на настенных полках внизу. Родители были исследователями. Изучали мифы и легенды о сверхъестественных явлениях в культурах других народов. Большинство собранных ими предметов – просто мусор. Ритуальные головные уборы и прочая ерунда. Но оказалось, что среди них есть действительно опасные вещицы, способные делать именно то, что им приписывают. В том числе тот горшок. Я полагаю, он был из Индонезии или откуда-то оттуда. Говорят, сестра разбирала артефакты в одном из ящиков. Вынула горшок и… уронила его. Горшок разбился, из него выскочил призрак. И убил ее.

– О, Локвуд, – сказала я. – Мне так жаль…

– Да, спасибо, но это, как я уже сказал, древняя история. Это было давно.

Я не могла ни на чем сосредоточиться, кроме как на словах Локвуда. На них, да еще на яростном потустороннем сиянии. Но тем не менее я смогла рассмотреть, что в комнате помимо кровати есть гардероб и два комода, а еще коробки и ящики, составленные в основном у стены, иногда по три-четыре друг на друга. А еще повсюду стояли вазы и банки с букетами сухой лаванды, ее сладкий, слегка вяжущий аромат наполнял всю комнату. Было так непривычно ощущать этот запах в нашем доме (особенно если вспомнить, что на этой же лестничной площадке находилась спальня Джорджа): он еще больше усиливал ощущение нереальности всего, что сейчас происходило.

Я вновь тряхнула головой. Сестра. У Локвуда была сестра. И она умерла. Прямо здесь, в этой комнате.

– А что случилось с призраком? – спросил Джордж. Его голос тоже прозвучал нарочито спокойно.

– Его уничтожили. – Локвуд подошел к окну и раздвинул тяжелые шторы. На меня обрушился дневной свет, и я на мгновение зажмурилась. Когда я вновь открыла глаза, вся комната уже была залита солнцем. Теперь я уже не могла видеть висящий над кроватью светящийся овал, почти пропал и экстрасенсорный шум. Впрочем, его присутствие я все еще ощущала – в ушах у меня тихонько потрескивало.

Когда-то эта комната была выдержана в приятных голубых тонах и оклеена детскими обоями, на которых по диагонали тянулись разноцветные воздушные шарики. К висевшей на одной из стен пробковой доске кнопками были приколоты открытки со львами, жирафами и лошадями, такие же старые картинки с животными украшали и изголовье кровати. Сверху на меня смотрели приклеенные к потолку, пожелтевшие от времени звездочки. Но мое внимание привлекло не все это, а две большие вертикальные черты, прорезавшие сквозь порванные в этом месте обои правую от меня стену. В прорезях виднелась штукатурка. Это были следы от ударов рапирой. В одном месте прорезь была такой глубокой, что прошла сквозь слой штукатурки до самой кирпичной кладки стены.

Локвуд стоял у окна, глядя на глухую торцевую стену дома напротив. На подоконнике лежали сухие семена лаванды, осыпавшиеся из стоявших здесь в вазочках букетов. Локвуд смахнул их пальцем в сложенную лодочкой ладонь.

А со мной тем временем начиналось что-то вроде истерики. Мне хотелось одновременно плакать, и безудержно хохотать, и кричать на Локвуда…

Но я сдержалась и вместо этого тихо спросила:

– Какой она была?

– Э… трудно сказать. Она была моей сестрой. Конечно же я любил ее. Когда-нибудь найду вам ее фотографию. По-моему, есть одна где-то там, в ящике комода. Я сложил туда все вещи Джессики. Хотел как-нибудь разобрать их, но никогда не хватает на это времени. Столько дел… – Локвуд прислонился к оконной раме, его силуэт четко обрисовался на фоне яркого солнечного света. Потом он добавил, осторожно перекатывая в ладони сухие семена: – Она была высокой, темноволосой, думаю, что у нее был сильный характер. Пару раз, Люси, когда я видел тебя боковым зрением, мне почти показалось, что… Но на самом деле ты на нее совсем не похожа. Она была очень мягкой. И доброй.

– А вот теперь ты, пожалуй, налегла на меня слишком сильно, – заметил Джордж.

– Прости, – я заставила себя убрать ладонь с руки Джорджа.

– И ты прости, Люси, – сказал Локвуд. – Я сморозил глупость. На самом деле я хотел сказать, что…

– Все в порядке, – перебила я его. – Начнем с того, что я не должна была ни о чем расспрашивать… Наверное, тебе очень трудно говорить об этом. Мы понимаем. И никогда больше не станем задавать тебе ненужных вопросов.

– Кстати о вопросах, – сказал Джордж. – Тот горшок. Расскажи мне о нем. Каким образом можно было держать в нем Гостя взаперти? Сама по себе керамика с такой задачей справиться не может. Наверное, горшок был выложен изнутри железом. Или серебром. А может, там применили что-то такое, что нам еще не известно… Ой! – вскрикнул Джордж, когда я исподтишка лягнула его. – За что?!

– Чтобы ты наконец заткнулся.

– А что такого? – заморгал он сквозь стекла своих очков. – Интересно же.

– Мы говорим о его сестре, а не о каком-то проклятом горшке!

– Он сам сказал, что это древняя история. – Джордж ткнул пальцем в сторону Локвуда.

– Да, сказал, но ясно как день, что соврал. Посмотри на это место! На эту комнату и все, что в ней! Здесь все так, словно это произошло только вчера.

– Да, но он сам привел нас сюда. Ему хочется поговорить об этом. Я имел в виду, что и о горшке тоже.

– Угомонись, Джордж! Это не имеет ничего общего с твоими дурацкими экспериментами. Здесь дела семейные. У тебя вообще есть совесть или нет?

– Побольше, чем у тебя. Мне совершенно ясно, что Локвуду хочется обсудить все это. После стольких лет эмоциональной изоляции он готов поделиться с нами…

– Может быть, однако, он такой ранимый и чувствительный, что…

– Эй, между прочим, я все еще здесь, – сказал Локвуд. – Никуда не вышел и не испарился.

Наступило неловкое молчание. Мы с Джорджем отцепились друг от друга и теперь оба смотрели на Локвуда, а он тем временем продолжил:

– Истина заключается в том, что вы оба правы. Я действительно хочу поговорить об этом, как и сказал Джордж. Но мне это очень нелегко сделать, как справедливо заметила Люси. – Локвуд вздохнул. – Да, Джордж, я тоже думаю, что тот горшок был выложен изнутри железом. Однако он разбился. Точка. И давай хватит об этом.

– Локвуд, – сказала я, глядя в сторону кровати. – Только один вопрос. Она не…

– Нет.

– Никогда-никогда?

– Нет.

– Но свечение…

– Она никогда не возвращалась, – отрезал Локвуд. Он пересыпал сухие семена в стоящую на подоконнике вазу и отряхнул ладони. – Знаешь, в первое время я почти надеялся, что она вернется. Я часто заходил сюда, думал увидеть ее стоящей у окна. Долгое время ждал, глядя на свечение, надеялся увидеть ее силуэт или услышать ее голос… – Он печально улыбнулся. – Но никогда ничего не случалось. – Он посмотрел в сторону кровати сквозь свои темные очки и продолжил: – В любом случае это было давно. А потом я понял, что постоянно болтаться здесь вредно для здоровья. А еще позднее, узнав о посмертном свечении гораздо больше, я начал опасаться ее возвращения ничуть не меньше, чем хотеть его. Поэтому я прекратил ходить сюда и поставил лаванду, чтобы… не было сюрпризов.

– Железо было бы надежнее, – заметил Джордж. В этом он весь, наш Джордж – бесцеремонный, ухватывающий суть проблемы быстрее любого из нас. – А железа я здесь не вижу. Ну, если не считать двери.

Я посмотрела на Локвуда. Плечи у него напряглись, и на секунду мне показалось, что он сильно разгневан. Но он спокойно ответил:

– Да, ты прав, Джордж. Разумеется, железо надежнее. Но Джессика для меня не рядовой Гость, она моя сестра. Даже если она вернется, я не смогу применить против нее железо.

На это никто из нас ничего не сказал.

– Забавно, но она очень любила запах лаванды, – негромко добавил Локвуд. – Знаете тот хилый кустик у нас за домом, рядом с мусорными баками? Когда я был еще совсем маленьким, она любила сидеть под ним вместе со мной, и мы оба плели венки из лаванды.

Я посмотрела на вазы со стоящими в них поблекшими пурпурными цветками. Значит, они были не только защитой, но еще и чем-то вроде знака внимания.

– Впрочем, лаванда тоже средство неплохое, – сказал Джордж. – Фло Боунс божилась.

– Фло Боунс всегда божится на чем свет стоит, – заметила я.

Мы все дружно рассмеялись, хотя эта комната была неподходящим местом для смеха. Но и для слез она тоже была неподходящим местом, и для гнева тоже, да и ни для чего другого, кроме одного – торжественной тишины. В этой комнате тебя не покидало ощущение, что здесь только что кто-то был, а потом вышел, но оставил после себя свой незримый след. Такое бывает иногда где-нибудь в долине, когда кто-нибудь громко и весело крикнет, а потом этот звук затихающим эхом еще долго-долго носится среди окрестных холмов. А потом эхо умолкнет, и ты стоишь там же, где стоял, только это место стало почему-то совершенно другим.

После этого мы никогда не возвращались в ту комнату. Она была особым местом, и мы с Джорджем оставили ее в покое. И сам Локвуд ни разу больше не возвращался к разговору о своей сестре и не нашел ее фотографию, как обещал. О своих родителях он тоже ничего не рассказывал, упомянул только как-то раз, что особняк на Портленд-Роу, 35, достался ему по их завещанию. Таким образом, нам стало понятно, что и родители Локвуда тоже умерли, правда, неизвестно, при каких обстоятельствах. Но в целом и они, и Джессика оставались для нас загадкой, и связанные с молчаливой комнатой вопросы продолжали нарастать как снежный ком.

Конечно, я заставляла себя не мучиться этими вопросами и удовлетвориться тем, что уже смогла узнать. В любом случае, после того разговора я почувствовала себя еще ближе к Локвуду, чем прежде. Даже то немногое, что я узнала о его прошлом, было своего рода привилегией, проявлением доверия с его стороны. А сознание того, что Локвуд мне доверяет, в свою очередь согревало меня в напряженные моменты жизни, такие, как сейчас, например, когда мы с ним мчим на ночном такси по пустынным улицам Лондона. Кто знает, может быть, в одну из ночей, когда мы будем работать вместе, он вновь приоткроется и расскажет мне еще больше о себе и своем прошлом…

Машина резко затормозила. Мы с Локвудом по инерции качнулись вперед. Улица перед нами оказалась запруженной людьми.

Шофер негромко выругался, а затем сказал:

– Прошу прощения, мистер Локвуд, дорога перекрыта. Агенты теперь повсюду.

– Нет проблем, – ответил Локвуд, берясь за ручку дверцы. – Это как раз то, что мне нужно.

Прежде чем я успела отреагировать, прежде чем такси полностью остановилось, он уже успел выскочить и теперь шел по улице.

6

Наш путь в Уайтчепел лежал через центр города. Сейчас мы были на Трафальгарской площади. Выбравшись из такси, я увидела собравшуюся у подножия колонны Нельсона толпу, освещенную ослепительно-белыми лучами многочисленных призрак-ламп. Это были обычные горожане – редкая картина после наступления темноты. Некоторые из них держали в руках плакаты. С самодельной трибуны, сменяя друг друга, выступали ораторы. О чем они говорили, я не разобрала, да и не прислушивалась. С внешней стороны на некотором отдалении толпу окружали полицейские и офицеры из ДЕПИК. Перед ними, частично сливаясь с толпой, стояло множество агентов-парапсихологов: очевидно, они охраняли горожан от возможного появления Гостей. Агенты-оперативники были в разноцветных форменных куртках, по которым легко можно было понять, откуда они. Здесь виднелись серебристые куртки сотрудников агентства «Фиттис», темно-красные («Ротвелл»), канареечно-желтые («Тэмуорт»), зеленые («Гримбл») и еще много разных. Сбоку был припаркован фургон ДЕПИК, в котором раздавали горячий чай и кофе. Неподалеку от него стояло еще много фургонов и такси.

Локвуд стремительно пересек площадь. Я поспешила за ним.

Я не знаю, как правильно назвать большую группу парапсихологов-оперативников, – может быть, стаей. Или сворой. Короче говоря, такие разноцветные кучки оперативников стояли, с неприязнью посматривая на своих конкурентов, нарочито громко переговариваясь друг с другом и натужно смеясь. Самые маленькие из них – дети лет семи-восьми – пили чай и строили друг другу рожицы. Агенты постарше переминались с ноги на ногу, переходили с места на место, показывали неприличные жесты соперникам прямо под носом у своих взрослых руководителей. Руководители же делали вид, что ничего не замечают. Агенты горделиво выпячивали грудь и поблескивали в свете призрак-ламп своими рапирами. Воздух трещал от переполнявшей его ненависти и презрения друг к другу.

Мы с Локвудом пробрались сквозь толпу к тому месту, где стояла знакомая фигура, угрюмо наблюдавшая за происходящим. Как обычно, инспектор Монтегю Барнс был в изжеванном плаще, неприметном костюме и коричневой замшевой шляпе-котелке. Необычно было видеть лишь дымящийся пластиковый стаканчик с оранжевым супом у него в руке. Инспектор выглядел уставшим, седые усы на его измученном лице повисли, как два дохлых хомяка.

Барнс служил в ДЕПИК – Департаменте парапсихологических исследований и контроля. Эта правительственная организация следила за деятельностью агентств и в таких случаях, как нынешний, собирала их для совместной работы. Барнс не отличался ни доброжелательностью, ни большим умом, но был работником старательным, упорным и, насколько мне известно, неподкупным.

Рядом с Барнсом стоял маленький человечек в роскошной расстегнутой бархатной куртке агентства «Фиттис». Его начищенные башмаки сверкали, брюки были отутюжены, из-под куртки выглядывал серебристый фирменный жакет – мягкий, как тигровая шкура. У бедра человечка, на украшенном драгоценными камнями поясе, висела дорогая рапира, его руки обтягивали лайковые перчатки. Щеголь, одним словом. К великому моему сожалению, под всем этим великолепием скрывалось тело Квилла Киппса, поэтому общее впечатление от этой картины для меня было однозначным: крыса в вазочке с черной икрой.

Киппс был рыжим, тщедушным и безмерно самовлюбленным. По ряду причин, среди которых не последнее место занимал тот факт, что мы не раз высказывали Киппсу прямо в лицо все, что о нем думаем, он давно терпеть не мог агентство «Локвуд и компания» в целом и каждого его работника в частности. Став руководителем группы в агентстве «Фиттис» – одним из самых молодых во всей этой компании, – он регулярно работал на ДЕПИК и был любимчиком Барнса. Сейчас Киппс зачитывал что-то Барнсу из своей папки с кольцами для крепления файлов.

– …сорок восемь случаев появления призраков Первого типа за одну только вчерашнюю ночь в зараженной зоне Челси, – услышали мы, подойдя ближе. – и, если верить донесениям, семнадцать призраков Второго типа. Концентрация Гостей растет.

– Сколько смертельных случаев на данный момент? – спросил Барнс.

– Восемь, включая троих бродяг. Как и прежде, Телепаты отмечают опасный уровень экстрасенсорного фона, но его происхождение до сих пор непонятно.

– Хорошо. Как только закончится эта демонстрация, отправимся в Челси. Я хочу, чтобы агенты разошлись по четырем секторам с прикрепленными к ним группами Телепатов, и… Проклятье! – Это Барнс заметил нас с Локвудом. – Погоди минутку, Киппс.

– Добрый вечер, инспектор, – широко улыбаясь, поздоровался Локвуд. – А, это ты, Киппс. Привет.

– Их же нет в списке, правильно? – сказал Киппс. – Хотите, я вышвырну их отсюда?

Барнс отрицательно покачал головой и отхлебнул супа.

– Локвуд, мисс Карлайл, – сказал он. – Чем обязан удовольствию видеть вас?

Радости в голосе Барнса было не больше, чем если бы он выступал на похоронах собственной матери. Особенно выразительно у него прозвучало слово «удовольствие». Нет, он не то чтобы ненавидел нас – мы слишком часто помогали ему, чтобы испытывать к нам такие чувства, – но иногда и раздражения, даже мягкого, хватает весьма надолго.

– Мы просто проезжали мимо, – сказал Локвуд, – вот и решили подойти поздороваться. Я гляжу, у вас здесь большой сбор. Почти все лондонские агентства прибыли, – улыбка Локвуда стала еще шире. – А заодно решил поинтересоваться, не забыли ли вы прислать приглашение и нам.

Барнс внимательно посмотрел на нас. Пар из стаканчика с супом клубился вокруг его усов словно туман в каком-нибудь китайском бамбуковом лесу. Инспектор сделал еще глоток и коротко ответил:

– Нет.

– Хороший суп? – после небольшой паузы поинтересовался Локвуд. – Какой?

– Томатный, – сказал Барнс и заглянул в свой стаканчик. – А в чем, собственно, дело? Что вам не нравится в моем супе?

– Да нет, все нравится, на вид очень мило… Особенно вон тот кусочек, что прилип к вашим усам. Могу я узнать, почему ДЕПИК не включил агентство «Локвуд и компания» в свою операцию в Челси? Если вторжение настолько серьезное, почему вы отказываетесь от нашей помощи?

– Не нахожу нужным, – насупился Барнс, глядя поверх наших голов на собравшуюся у колонны Нельсона толпу. – Даже если речь пойдет о кризисе в масштабах всей страны, положение нашего департамента не настолько безнадежно, чтобы привлекать еще и вас. Оглянитесь вокруг. Видите, сколько агентов здесь и без вас? Квалифицированных, между прочим.

Я оглянулась. Некоторые из стоявших неподалеку оперативников были мне знакомы – ребята с хорошей репутацией. Другие послабее. У подножия пьедестала памятника под руководством непомерно толстого мужчины выстраивалась колонна бледных девочек в куртках горчичного цвета. По трясущемуся двойному подбородку, круглому арбузному животу и неохватному заду я узнала мистера Адама Банчерча, владельца одноименного второсортного агентства.

– Согласен, народу много, – нахмурился Локвуд. – А вот что касается качества… – Он наклонился ближе к Барнсу и добавил: – Банчерч? Ну я вас умоляю!

Помешивая суп пластиковой ложечкой, Барнс ответил:

– Я не отрицаю ваших талантов, мистер Локвуд. Одна ваша белоснежная улыбка чего стоит. В случае необходимости с ее помощью можно освещать самые темные аллеи. Но сколько человек в вашем агентстве? По-прежнему трое, верно? И один из них – Джордж Каббинс. Вы и мисс Карлайл, безусловно, способные оперативники, однако, простите, втроем вы мне погоды не сделаете, – он постучал ложечкой о край стаканчика и передал ее Киппсу. – Операция в Челси очень масштабная. Вторжение призраков охватило большую территорию. Тени, Спектры, Рейзы, Луркеры – их появляется все больше, и никто не может понять, где эпицентр всего этого. Под наблюдение взяты сотни домов, приходится эвакуировать целые улицы… Жители крайне недовольны происходящим, отсюда и сегодняшняя ночная демонстрация. Для решения этой проблемы ДЕПИК требуется много агентов, причем умеющих делать то, что им говорят. Вот две веские причины, по которым я не могу задействовать вас в этой операции. – Он отхлебнул из стаканчика и выругался: – Черт! Горячо!

– Ты бы подул ему на суп, что ли, Киппс, – сказал Локвуд. У него лицо потемнело, пока он выслушивал монолог Барнса. – Ладно, удачного вечера, инспектор. Позовите нас, когда зайдете в тупик.

Мы развернулись и направились назад к ожидавшему нас такси.

– Локвуд! Погоди!

Это был Киппс, он семенил следом за нами со своей дурацкой папкой под мышкой.

– Чем могу служить? – холодно спросил Локвуд, держа руки глубоко в карманах.

– Я не хочу собачиться с вами, хотя, если честно, мог бы, – сказал Киппс. – Я собираюсь дать вам совет – в основном Люси, поскольку знаю, что ты меня слушать не станешь.

– Мне твои советы тоже не нужны, – заметила я.

– А ты все же послушай, – криво усмехнулся он. – Вы же ничего не знаете. А между тем здесь, в Челси, творятся жуткие вещи. Столько Гостей сразу я в жизни не видел. Причем самых разных типов, вперемешку, в том числе и очень опасных. Такое впечатление, что кто-то разворошил призрачный муравейник. Моя команда три ночи подряд патрулировала один и тот же переулок позади Кингс Роуд. Первые две ночи – ничего. А на третью на нас из темноты вышли Сырые Кости. Призрак появился почти рядом с Кэт Годвин и Недом Шоу. Представляете – Сырые Кости! Ниоткуда. Барнс понятия не имеет, что происходит. И никто не понимает.

– Я предложил свою помощь, – пожал плечами Локвуд. – От нее отказались.

– Конечно отказались, – провел рукой по своим коротко стриженным волосам Киппс. – Потому что вы никто. Ну, что у вас сегодня ночью? Какой-нибудь пустяковый случай, я полагаю. Вот ваш уровень.

– У нас призрак, который наводит ужас на обычных людей, – ответил Локвуд. – Это пустяк? Я так не считаю.

– Да, конечно, – кивнул Киппс. – Но для того чтобы принимать участие в серьезных расследованиях, тебе нужно работать в настоящем агентстве. Каждый из вас легко мог бы неплохо устроиться у нас в «Фиттис», например. Лично я готов взять Люси в свою команду хоть завтра. Я уже говорил ей об этом, и мое предложение остается в силе.

– И ты уже слышал мой ответ, – сказала я, глядя прямо в ему глаза.

– Как знаешь, – пожал плечами Киппс. – Но еще раз советую: смири свою гордыню и решайся. В противном случае будешь просто попусту тратить свое время.

Киппс кивнул мне и отправился назад к Барнсу.

– Наглец, – сказал Локвуд. – Наговорил, как всегда, массу всякой чуши.

Чушь это была или нет, но после этого Локвуд замкнулся и сидел в такси молча, предоставив мне самой напомнить шоферу нужный нам адрес – дом номер шесть по Нельсон-стрит, Уайтчепел, где нас ожидала Гостья в вуали, и взять на себя переговоры с клиенткой.

Дом номер шесть стоял на узкой улочке. Наша клиентка, миссис Петерс, уже ждала нас – дверь распахнулась до того, как я успела позвонить. Миссис Петерс оказалась молодой, заметно нервничавшей женщиной с рано поседевшими от забот волосами. На голове и плечах у нее была толстая шаль, затянутой в перчатку рукой миссис Петерс сжимала большое деревянное распятие.