Не мой Ромео

– Чур меня, чур! Я пошутил. Она внушает мне страх. – Тофер ухмыляется. – Так кто же счастливчик?

Чувствуя, что густо краснею, я беру Ромео на руки и чешу его за ушком. Он тычется пятачком мне в ладони и шумно вздыхает – так я трактую этот вид его хрюканья.

– Неважно.

– Подцепила кого-то в баре?

Держи карман шире!

Я перевожу взгляд на заведение Cut‘N’Curl через улицу – салон красоты моей матери и тети Клары. Весь городок ходит туда делать прически и обмениваться свежими сплетнями. На стоянке салона теснота, как всегда по субботам. В десять утра, открывшись, они наверняка обратили внимание, что моя машина отсутствует. Если они спросят, я могу ответить, что ездила по делам. Вот только тетя Клара – моя ближайшая соседка, а мимо ее носа и комар незамеченным не пролетит.

– Туда никто не заходил. Они еще в неведении, – ободряет меня Тофер с хитрым видом. – Но учти, если ты не расскажешь мне, что происходит, мне придется зайти к ним, чтобы подровнять челку, и обмолвиться, что одна библиотекарша не ночевала дома.

Я игриво шлепаю его по руке и вхожу в дом. Меня, правда, покидает напускная дерзость.

Для него я – открытая книга.

– Хватит скрытничать, Елена. Будь собой. Подумаешь, интрижка со случайным мужчиной…

– С чего ты взял?

– У тебя на голове черт знает что, одежда вся мятая и, ко всему прочему, – аппетитно распухшие губы.

– Какое у тебя бурное воображение!

– Просто я знаю, что такое заниматься сексом всю ночь. – Друг улыбается, на загорелом лице сверкают белоснежные зубы. Что с того, что на дворе февраль: он поклонник загара и валяется в шезлонге даже в разгар зимы.

Я кладу сумочку на диван и падаю в выгоревшее синее кресло, кружевное покрывало для которого сшила бабушка. Я никак не соберусь поменять в доме мебель, в основном из-за нехватки денег. К тому же мне нравится старая, она хранит воспоминания.

– Ну, кто это был? Неужели кто-то с сайта знакомств?

– Нет, – бормочу я. – Это был Джек Хоук.

От удивления он разевает рот.

– Тот самый, квотербек «Тигров»? Который любого сломает в два счета? Самый настоящий Джек Хоук?

– Самый настоящий.

Он так светится от восторга, что можно не включать свет.

– Погаси свою улыбку, – ворчу я, растирая себе затылок: только возвращения головной боли мне не хватало! Я опускаю Ромео на пол, сначала он бегает кругами, а потом скрывается в маленькой палатке – своем домике в углу гостиной. Слышно, как он там возится, устраиваясь поудобнее. – Это было ужасно.

– Ты про секс? Черт, а я-то уже грезил о нем наяву…

– Прекрати! – приказываю я. – Я хочу обо всем этом забыть.

– Как же это случилось? – Он садится напротив меня на старый бархатный диван и закидывает ногу на ногу. – Вот как я это вижу: ты сидишь вся такая печальная у стойки, горюешь, что Грег не пришел, глядь – этот горячий качок тут как тут, видит твои черные туфельки и постепенно понимает, что ему очень повезло…

Если бы все было так, я бы, наверное, не мучилась.

– Не совсем так.

– Хватит надо мной издеваться, давай подробности!

Я качаю головой:

– Я сама села к нему за столик.

Тофер наклоняется вперед:

– Значит, ты его подцепила? Вот это да! Предвкушаю захватывающий рассказ. Колись, Елена!

– Какой ты надоедливый!

– А вот и нет.

– А вот и да.

– Ладно, возможно, не без некоторой склонности надоедать. Зато я позаботился о свине…

– Его зовут Ромео.

– Неважно. Выкладывай, Елена, умоляю! Сама знаешь, после того, как мы с Мэттом расстались, чужая любовная жизнь – главная пища для моей души.

Я вздыхаю. Он старается не вспоминать Мэтта. Мне понятно, что его тревожит: он переживает за меня с тех пор, как Престон ушел к Жизель.

– Ладно, слушай. Я села за столик к Джеку, потому что приняла его за Грега. На нем тоже была синяя рубашка, он был один, хмурый. Сам знаешь, я не смотрю футбол. Дейзи – такой маленький городок, что у нас даже команды своей нет. А у меня нет телевизора. – От смущения я закрываю ладонями лицо. – Обхохочешься! Казалось бы, я должна была его узнать, видела же я трансляцию матча где-нибудь в баре… Его лицо показалось мне знакомым, но это только укрепило меня в мысли, что он – Грег, синоптик из телевизора…

Тофер покатывается со смеху.

– Ты переспала с самым сексуальным, самым распущенным обормотом во всем Нэшвилле! Ты что, не догадываешься, что его всю жизнь преследуют женщины? Говорят, Джек из-за этого нанял охрану. – Он хватает со столика свой блокнот. – Надо это записать. Я вставлю этот эпизод в свой Великий Американский Роман…

– Так себе идея, – бормочу я, вспомнив про соглашение о неразглашении, потом вскакиваю и принимаюсь расхаживать взад-вперед. Тофер провожает меня глазами и хмурится.

– Собираешься снова с ним увидеться?

– Нет, повторения не будет.

Он с унылым видом откидывается на диванные подушки.

– Тебе хоть понравилось? Что там у него ниже пояса? Пропорционально размаху плеч?

У меня вспыхивают щеки и зудит все тело от воспоминания об оргазмах минувшей ночи. По этой части ему и вправду нет равных. Первый раз – на кухне, когда он стоял на коленях; второй раз – на полу в спальне, когда он был сзади; ну и в третий раз, когда мы, наконец, добрались до постели…

Я набираю в легкие воздух и не тороплюсь выдыхать.

– Лицо у тебя сейчас краснее стоп-сигнала, – зубоскалит Тофер.

– Хуже всего то, что Джек скрыл от меня, кто он на самом деле, и смылся до того, как я проснулась.

Он морщится, захлопывает блокнот.

– О-па! Эта информация не для дневника. Каков подлец!

Я тяжело дышу, опять вспоминая, как позорно принимала Джека за Грега.

– Он обмолвился о блоге, я решила, что он видел мои эскизы, а на самом деле он принял меня за блогершу, которых не счесть… – Я морщу лоб. – Что ему стоило сказать, что я обозналась? Зачем было это скрывать?

Друг пожимает плечами и игриво поднимает брови.

– Ты была в своем развратном наряде?

– В том, что с единорогом.

Он присвистывает.

– Как мило!

– Он присвоил мои трусики.

– А вот это никуда не годится. Их надо вернуть.

Тофер знает, как для меня важна моя работа и как я обожаю придумывать и шить разные вещички, которые хотела бы надеть сама. Мои изделия – полная противоположность плохо сидящему, безразмерному ширпотребу с прилавков. Я создаю уникальное белье, от которого глаз не оторвешь, – причудливое, сексуальное. Оно предназначено для дерзких женщин с хорошей фигурой.

Неодобрение на лице Тофера превращается в скорб- ную гримасу, причем скорбь усугубляется на глазах. Он встает и, волоча ноги, приближается ко мне.

– Знаешь, детка, у меня есть для тебя другие новости. Лучше ты узнаешь их от меня, чем еще от кого-нибудь.

– Умоляю, подтверди, что мама и тетя Клара ни при чем! – прошу я со стоном. – Вечно они за мной подглядывают, мне даже приходится запирать комнату, где я шью.

Он качает головой, его длинные волосы красиво взлетают в воздух.

– Не томи, выкладывай!

– Я только что заглянул в Cut‘N’Curl за баночкой Sun Drop. Сама знаешь, они получают его напрямую от производителя. Там была Жизель… – Он затихает, и мне становится нехорошо.

– Она видела меня с Джеком!

Тофер наблюдает за моей реакцией.

– Она ни слова не сказала про тебя и Джека…

– Но?..

Он гримасничает, тяжело вздыхает, смотрит нежно:

– Она хвасталась колечком. Крутила его на пальце, совала всем под нос. Мне так жаль!

Мое сердце придавливает тяжеленным куском свинца, я силюсь его сбросить, извлечь из груди и отправить куда подальше. Мне нечем дышать.

– Колечко, говоришь?

Он садится на подлокотник кресла.

– Вчера вечером Престон сделал ей предложение. Кольцо он спрятал в чизкейке. Власть стереотипов! Тоска, а не праздник.

Я ломаю руки. Конечно, я знала, что это произойдет. Воскресные обеды, когда мне приходилось сидеть напротив них, буквально вопили: «Готовься! Жизель глаз не может от него отвести. Втюрилась по уши».

Невольно вспоминаю, как она объявилась на моей вечеринке на День независимости и впервые его увидела. Раньше она жила в Мемфисе и все полгода, что я встречалась с Престоном, умудрялась с ним не пересекаться. Она – высокая длинноногая блондинка, на три года младше меня, в придачу красотка: личико в форме сердечка, младенчески голубые глаза.

Помню чувство слабости в ногах, когда я их знакомила, помню, как засияли у нее глаза, когда он энергично тряхнул ее руку.

Я не замечаю, как Тофер исчезает на кухне и возвращается с бурбоном для меня.

– По-моему, сейчас тебе полезно хлебнуть дорогого напитка.

Я делаю маленький глоток.

– Бабушкино сокровище, двадцатилетняя выдержка. Если снова начать пить, то, конечно, только это.

– Она бы не возражала. Бабуля была бунтарка, прямо как ты.

Я плюхаюсь в кресло. Меня валит с ног усталость. Сейчас я кто угодно, только не бунтарка.

– Я уже это говорил, но повторю: Престон тебе не подходил. Он – надутый козел с кочергой в заднице. Это ж надо было отыскать мужика, не способного разглядеть ни тебя, ни всего того, что ты делаешь для… даже для уродливого свина!

Ромео высовывает голову из своей палатки и зыркает на Тофера. Его взгляд говорит: «Знаю-знаю, что ты обо мне сказал!»

– Он умница, чтоб ты знал!

Когда его бросили год назад на стоянке косметического салона, он был при смерти, бледная морщинистая кожа да кости, такой худенький, слабенький, едва дышал. Я вся в слезах принесла его к ветеринару. Всю дорогу молилась, чтобы малыш выжил, и клялась взять его под опеку.

Тофер берет Ромео на руки и ласково его похлопывает.

– Ладно, он неплох. Хотя, конечно, когда у него пучит животик – то еще удовольствие… Вчера, когда он носился по дому, искал тебя, я над ним сжалился и взял к себе в постель, пожертвовав своим бесценным бельем!

– Искупать его не забыл?

– Не забыл. Адские хрюшки любят устраивать бардак. Воды было! Вдобавок он сжевал резиновую уточку.

Я выдавливаю улыбку, хотя мне не до веселья.

– Серьезно, Елена, Престон не видит свою женщину. Он не обращал внимания на все твои замечательные таланты.

– Прекрати. – Я изнуренно растягиваю губы.

Он дружески меня обнимает.

– Выше голову! Надень что-нибудь удобное, поваляемся в моей постели наверху, почитаем… Потом я поведу тебя проветриться. Тебе полезно выпить, старушка.

– Я всего на полгода старше тебя. Перестань, никуда я не пойду. Мне просто хочется спрятаться в свою скорлупу. Я останусь дома.

Еще можно заняться шитьем, если я всерьез намерена установить контакты с компанией нижнего белья.

Он морщится.

– Не вздумай! Сегодня у Майкла день рождения, забыла, что ли?

Точно, совсем забыла! Майкл – один из нэшвиллских друзей Тофера, время от времени проводящий с нами время. Он – натурал, но они с Тофером не разлей вода еще со школьных времен.

Тофер косится на меня – продолжает отслеживать мою реакцию на помолвку Престона. Я не подаю вида, что мне больно.

Я вздыхаю. Может, мне и впрямь полезно развеяться, натанцеваться до одури.

– В ночные клубы я вечно заваливаюсь черт знает в чем.

Он проникновенно прижимает руки к груди.

– Доставь мне удовольствие, дай подобрать тебе наряд.

Он редко выглядит настолько оживленным.

– Мне знакомо это твое выражение лица. Намечается одна из ваших тематических встреч?

Он утвердительно кивает.

– Вчера мы с Майклом обо всем договорились. Тема – фильм «Бриолин». Я – Джон Траволта, ты – Оливия Ньютон-Джон.

Он довольно потирает руки, весь в предвкушении.

– Не надо! – взываю я. – Не хочу маскарада!

– Крепись, Елена Мишель! Я позаботился о твоем копытном любимце, а ты теперь изволь сыграть роль на нашей вечеринке. За тобой должок.

– Перестань называть меня двумя именами! Ты мне не мать.

Но он уже паясничает на ступеньках полированной лестницы из вишневого дерева в холле.

– Полюбуйся на меня, я – Сандра Ди, мне осточертела моя девственность… – Добравшись до верхней ступеньки, он кричит: – Позже я потребую от тебя деталей о Джеке Хоуке и его сексуальном мастерстве. Ты скомкала подробности.

– Больше не собираюсь с ним видеться, поэтому они неважны.

– Злобная карга!

Он исчезает в своей комнате, а я хватаю Ромео, вылезшего из своей палатки, и звонко его чмокаю. Все, что относится к прошлой ночи, включая новость о помолвке, лежит на моих плечах как тяжелая дождевая туча. Я уныло вздыхаю.

– Что мне делать, Ромео?

Ромео, глядя на меня, потешно гримасничает.

– Я переспала со знаменитым футболистом, – сообщаю я поросенку. – Он спер мои трусы. Мало того, Престон и Жизель женятся, а я… – Я всхлипываю. – Мне полагается за них радоваться. Ну, что ты обо всем этом думаешь? – Я вопросительно смотрю на него.

У вас серьезные проблемы, леди, отвечают его глазки.

9

Джек

– Стервятники кружат…

Я оглядываюсь на Лоренса, пробормотавшего эти слова. Мы проталкиваемся сквозь толпу операторов и репортеров, набившихся в зал для пресс-конференций. Перед каждым креслом вдоль длинного стола выставили целый ряд микрофонов. При нашем появлении толпа расступается. Я смотрю прямо перед собой. После разговора в раздевалке я слегка взбодрился и уже питаю некоторую надежду, что справлюсь со всей этой сворой.

Я сажусь в центре стола. Справа от меня усаживается тренер, слева – Лоренс.

Вбегает Девон и, глядя на меня, поднимает кулак – мол, крепись.

– Долой страх! Здесь моя любимица. – Он манит к себе смазливую репортершу. – Рад вас видеть. Позвоните мне, когда будет минутка.

Она краснеет. Уже неплохо.

– Девон, – шепчу я, – ты мог бы не приходить. Но ты опоздал и привлек всеобщее внимание. Все смотрят на тебя. – Я изображаю уверенность, которой нет в помине. Собственно, я всю жизнь только этим и занимаюсь.

– Главное – хороший план. – Он приподнимает брови, широко улыбается, проводит ладонями по торчащим во все стороны идеально уложенным рыжим волосам. – К тому же я отлично смотрюсь в кадре.

Девон садится в дальнем конце, устраивается поудобнее и обводит комнату ленивым взглядом, подмигивая каждому, кто не отводит глаз.

Лоренс наклоняется к нему и шипит так громко, что слышно даже мне:

– Немедленно уймись, не то будешь платить мне за исправление твоего имиджа.

– Нэшвилл меня любит, Лоренс, – весело отвечает Девон. – Не бойся, я не умею ошибаться.

– Дай болельщикам время. Они непостоянны.

Тренер занимает место спикера и смело смотрит в объективы.

– Спасибо, что пришли. Знаю, вам не терпится узнать последние новости о команде. – Он косится на меня.

Я уже устал стискивать челюсти, изображая спокойную решимость.

– Первым делом – ответ на первый вопрос, который, как я знаю, вы хотите задать. Результат анализа крови Джека Хоука готов. На момент несчастного случая в ней не было ни алкоголя, ни наркотиков. Нет никаких причин исключать его из команды. Правда в том, что все мы стеной стоим за Джека. Мы его поддерживаем. Он был и остается лидером «Тигров». – Долгая пауза. – А теперь вопросы. Если они есть, Джек готов на них ответить. Уверен, вы знаете, что он годами не отвечал на вопросы репортеров, но сегодня он согласился нарушить молчание.

У меня так колотится сердце, что его удары слышны, наверное, каждому в этой комнате.

Внезапно в комнате появляется Эйден. Прислонившись спиной к стене, он отыскивает глазами человека из Adidas. Все ясно, Джек Хоук – больше не лицо Adidas. То, что они от меня отвернулись, не должно удивлять: с момента выхода книги Софии я этого ждал. Полагаю, события этой недели стали просто вишенкой на торте.

Дверь снова открывается, и я вздрагиваю. В инвалидном кресле въезжает Тимми Кейн, тот мальчишка, которого я сбил; одна рука у него в гипсе. За спиной у него маячит мамаша. Они замирают рядом с Эйденом.

Ему-то что здесь делать? Он еще ребенок.

В следующее мгновение я обо всем забываю: ко мне кидаются репортеры, камеры наведены на меня как стволы.

– Джек, вам предъявлено обвинение в причинении вреда по неосторожности?

– Джек, вы знаете, что сбитому вами мальчику всего десять лет?

Наверное, они еще не заметили, что он здесь.

– Джек, вам известно, что болельщики запустили петицию с целью исключения вас из команды?

– Джек, это правда, что София Блейн пишет о вас статью для Cosmopolitan? Она утверждает, что вы заставили ее сделать аборт.

Ни к чему я ее не принуждал! У меня пересохло во рту, голова идет кругом.

– Джек, почему вы не даете интервью?

Голоса сливаются в один, крику все больше, толпа пожирает меня глазами, я сижу весь мокрый. Стискивая под столом руки, я молюсь, чтобы никто не заметил, что меня тошнит. Все силы уходят на то, чтобы сохранить спокойное выражение лица. Ни на что не реагируй. Говори тихо. Спокойствие – твое спасение.

Всех опережает парень в джинсах, с бейджем канала ESPN на груди. Узнаю его: это Джон, ведущий популярного ток-шоу, крупная медийная величина.

– Джек, можете точно сказать, что случилось?

Я киваю, но голоса нет. Я делаю свою дыхательную гимнастику: четыре коротких вдоха, один глубокий – и длинный выдох.

– Эй, лови! – доносится издали голос Девона. Он стоя держит футбольный мяч – я не видел, что он его притащил.

Включается автопилот, я вскакиваю и инстинктивно ловлю мяч.

– Когда мяч у тебя, ты не можешь молчать. Ты всегда говоришь нам, как действовать. – Он ухмыляется, я отвечаю тем же. Не скрою, держа в руках кожаный мяч, я обретаю желанное спокойствие. Это – мое, я дома.

Он понимающе кивает и садится, сутуля спину.

Я стою лицом к моим недругам – и к мальчишке, которого покалечил, – держа в руках то, что мне дороже всего.

Придется тебе им ответить.

Твоя задача – вправить им мозги.

В комнате жара, с горящим лицом я поворачиваюсь к репортерам.

Все затаили дыхание и ждут; некоторые уже строчат в своих блокнотах – не иначе, фиксируют свои удачные мысли на тему того, какой я идиот. Им невдомек, как мне тяжело, как страшно стоять вот так перед незнакомыми людьми.

Стискивая мяч, я откашливаюсь. Вся комната замирает в ожидании.

– Спасибо, что пришли.

Ничего не могу поделать со своим низким голосом, стараюсь только смягчить сварливый тон.

Вижу, Девон показывает мне язык, и усмехаюсь. Это помогает!

Набираю в легкие воздух и иду к подиуму.

Выше голову, Джек. Что с того, что ты наделал ошибок на первых шагах своей карьеры? Зато ты отдал этому городу лучшие годы своей жизни. Я стараюсь унять волнение, расплести комок нервов в груди, посадить их на цепь.

– Случившееся три дня назад было несчастным случаем, – начинаю я. – Я уезжал со стадиона после тренировки, двигался задним ходом со своего парковочного места и, не заметив мальчика на самокате, толкнул его бампером. Результат – перелом руки и растяжение лодыжки. Врачи говорят, что он идет на поправку. – Я говорю все резче. – Правда в том, что в этой истории нет ничего выдающегося. Аварии происходят ежедневно, в этой, к счастью, обошлось без серьезных травм. Я благодарен за это судьбе и намерен не терять контакта с Тимми и с его семьей.

Некоторые удивлены моим ответом. Если не считать пятисекундного интервью на поле, когда адреналин помогает сладить с поднесенным к моему лицу микрофоном, то это – максимум моего красноречия за все время выступления за команду. Тренер, зная этот мой пунктик, позволяет мне помалкивать на пресс-конференциях после матчей и самостоятельно разбирает игру.

В бой кидается один из репортеров:

– Вы сбили его из-за невнимательности? Некоторые свидетели утверждают, что вы в это время говорили по телефону.

Я поджимаю губы. Какие еще свидетели? Там не было ни души.

– Вы в курсе, что Тимми предложили деньги за рассказ об этом происшествии? Говорят, вы кричали на него, отказывались вызывать «Скорую»…

– Дайте я отвечу, – раздается слабый голосок, и все поворачиваются к Тимми. Мать толкает вперед его инвалидное кресло, репортеры уступают им дорогу.

Проклятье!

Я протискиваюсь к ним. Какой-то репортер сует мне в лицо микрофон.

– Вы знали, что он будет здесь сегодня, Джек?

– Нет! – отмахиваюсь я.

Лоренс зовет меня обратно, но меня уже не остановить: нельзя допустить, чтобы подлая свора затравила мальчишку!

Пробившись к нему, я бросаю мяч. Он ловит его, я кладу руку на его худое плечико. Он совсем тощий, волосы коротко подстрижены, на носу очки. Одет в ярко-желтую футболку «Тигров» с номером 1 (моим), смотрит на меня во все глаза.

– Слушай, дружок, ты не обязан что-то отвечать. С репортерами лучше не связываться.

Он хмурится.

– Знаю, ты не велел мне приезжать, но мама сказала, что привезет меня. Мне трудно отказать, когда я принимаюсь ныть.

Я смотрю на Лауру. Та с улыбкой пожимает плечами.

– Всю ночь клянчил! Боюсь, он три дня подряд только и делал, что смотрел матчи по ESPN. Он тревожился за вас, особенно когда услышал, что вас обвиняют в пьяной езде.

С какой стати мне быть пьяным при отъезде со стадиона? Никто об этом не спрашивает, им лишь бы посудачить.

Нас теснят репортеры, я останавливаю их свирепым взглядом:

– Назад! Он всего лишь ребенок!

Впрочем, Тимми купается во внимании, он уже болтает с Джоном из ESPN, каким-то образом оказавшимся по другую сторону инвалидного кресла.

– Тимми, расскажи, как все было. – Тот тычет микрофоном в детское личико.

Тимми окидывает Джона взглядом, его подбородок торчит как острие копья.

– Я расскажу. Мистер Хоук на меня не кричал, тот, кто это говорит, – лгун. Он сразу вызвал «Скорую» и даже поехал на ней со мной, потому что мама еще не знала, где я. Я приехал в Нэшвилл на автобусе, взял в аренду самокат, обдурил охрану и заехал на стоянку стадиона.

– Ты заядлый болельщик «Тигров»? – спрашивает его Джон, зло косясь на меня. – Сейчас многие не хотят за них болеть.

Я скрежещу зубами. Тимми кивает.

– Джек сидел со мной, пока мне вправляли перелом и накладывали гипс. Он ушел только ночью. И не собираюсь я продавать никакую историю, потому что продавать нечего. – Он укоряет репортеров взглядом, и я не могу удержаться от гордой улыбки.

Правда, часть меня подозревает, что его мать рассчитывала на большее. Трудно было не заметить, что эта семья не слишком процветает. Одеты чисто, но бедненько, квартирка в Дейзи…

Дейзи?

Я замираю, осознав связь, но Тимми продолжает говорить, и я переношу все внимание на него.

– Мистер Хоук – мой любимый игрок «Тигров», я подкарауливал его у стадиона, думал увидеть. В школе меня задирают, мне это надоело, в тот день я решил прогулять школу, чтобы посмотреть на него. Я ждал, когда он выйдет. – Он грустнеет. – Сам виноват…

– Ты не виноват, не говори так! – не выдерживаю я. – Я должен был удостовериться, что позади машины никого нет.

– Насколько серьезно ты пострадал, Тимми? – спрашивает кто-то. В меня как стрела втыкается язвительный взгляд.

На этом поле мне не выиграть.

– Ничего серьезного, в понедельник пойду в школу. – Тимми улыбается. – В кресле хорошо, но на самом деле оно мне не нужно. Мама не согласна, она говорит, что в нем я, по крайней мере, не ерзаю. – Снова улыбка. – Со мной трудно сладить…

– Зачем ты сюда приехал, Тимми? – спрашивает мальчишку Джон, поглядывая на меня. – Может, тебе дали денег?

Я закипаю. Он это серьезно? Наверное, выражение моего лица выдает мои мысли, потому что Джон бледнеет.

– Я хочу поддержать мою любимую команду и моего любимого игрока. Все, что вы о нем рассказываете, – неправда. Он оплатил мои больничные счета, и он… он…

– Что? – подгоняет его Джон.

Тимми кусает губы и взглядом просит у меня прощения.

– Завтра утром он приедет в Дейзи, чтобы со мной позавтракать, а еще… еще он побудет со мной.

Какого черта?

Все взгляды прикованы ко мне. Я смотрю на Лоренса, который вместе с Девоном сместился в мою сторону. Девон смеется, в башке у Лоренса – я это ясно вижу – вращаются шестерни.

Они оба знают, что я не давал на все это согласия…

– Он придет ко мне в школу и расскажет, что значит быть знаменитым квотербеком.

Я вздыхаю. Тимми – умелый манипулятор.

Мальчик смотрит на меня большими глазами.

– Мистер Хоук сказал, что хочет поддержать наш городок: он сыграет роль в нашем спектакле. Моя мама – режиссер! – Он радостно поворачивается к репортеру. – Он будет моим лучшим другом!

– Вот это да! – Девон, подобравшийся вплотную ко мне, присвистывает. – Не знал, что у тебя такой гибкий график. Может, ты и мне поможешь?