Полная версия
Мы не подходим
⁃ Что-то случилось? – пытаюсь казаться невозмутимой, хотя испытываю странные смешанные чувства.
⁃ Наверное.
⁃ И что же?
⁃ Неправильно сказал. Еще не случилось, но случится сейчас.
Становится в полуметре от меня, нагло разглядывая, как и днем у автосервиса. Он не намного выше меня, и я на каблуках, поэтому сейчас наши глаза примерно на одном уровне. А дыхание одинаково сбившееся. Так странно ощущать участившееся сердцебиение рядом с незнакомым парнем, но я правда чувствую, как колотится сердце.
Он просто хватает меня рукой за подбородок и… целует? Господи, он реально меня целует, да еще и с языком, твою же мать! Не просто мажет губами по губам, а засасывает по самое… Пахнет адовой смесью табака, мятной жвачки и приторно-сладкого мужского одеколона. И кажется, будто бы это десятиклассник сбегал покурить на перемене, а потом всячески перебивал запах. Но хотя меня дико раздражает этот аромат, он же меня и возбуждает, и я далеко не сразу могу заставить себя прекратить это безумие.
Дернувшись назад, я отрываюсь от него и хорошенько прикладываюсь по его щеке ладонью.
– Ты охренел?
– А что такого?
– Что такого? Ты адекватный вообще? Ты вот так всех, кого второй раз в жизни видишь, по самые гланды засасываешь?
– Воу-воу, ты так выражаться умеешь? Начальник научил в Правительстве?
Я едва не замахиваюсь для второй пощечины, но вовремя торможу. Толку от этих действий все равно не будет.
– Не говори ерунды. Слушай, сколько тебе? Двадцать хоть есть?
– Двадцать один, – приосанившись, излишне гордо заявляет парень, словно возраст – повод для гордости, хотя в его случае, пожалуй, так и есть.
– Малой, когда я пошла в школу, ты еще подгузники портил.
– Во-первых, не называй меня малым, – говорит он обиженно и перехватывает мою руку за запястье, своими пальцами сдвинув браслет вверх. – Во-вторых, какая разница, если это было двадцать лет назад? Тебя смущает, что я младше?
– Меня смущаешь ты, – я пытаюсь вырвать руку, но этот малолетка так крепко вцепился, что у меня ничего не получается.
– Я это исправлю, – самоуверенно выдает парниша. Кстати, только сейчас читаю имя, указанное на бейдже. Фил.
– У меня есть парень.
– Но не муж.
– Он старше и серьезнее, чем ты.
– И сколько же ему?
– Тридцать четыре.
– Пфф, – он запрокидывает голову и ржет. – И как он, еще не при смерти? Виагру еще не пьет?
– Думай, что говоришь.
– Тебе на хрена этот старпер? И какого черта он на тебе не женился? Почему ты… слушай, а как тебя зовут?
– Ой, ты удосужился спросить. Если бы я тебя не остановила, ты бы прям в кабинке трахнул, не спросив мое имя?
– Детка, придержи свои фантазии, – он отпускает мое запястье и поднимает руки вверх, показывая, что не при делах. – Хотя они определенно мне нравятся.
– Послушай меня, Фил…
– Лёша. Меня зовут Лёша, – неожиданно говорит брюнет.
– В каком смысле? Ты носишь чужой бейдж?
– Нет. Леша Филиппов, для всех – Фил или Филя, но тебе я готов рассказать правду.
– Спасибо за оказанную честь, но она мне не нужна. И да, раз ты спросил, Таня. Меня зовут Таня. Это чтобы ты был в курсе, – собираюсь уйти, но этот наглец успевает создать капкан, за какую-то долю секунды упирается кулаками в стену по обе стороны от моих плеч. – Пусти.
– Нет.
– Хочешь, чтобы я заорала? Тебя же уволят, если я скажу, что ты домогался ко мне в рабочее время.
– Вообще насрать. Другую работу найду.
– Ты такой безбашенный?
– Наверное. Просто ты мне нравишься, Таня.
Глава 5
Таня
В субботу утром по привычке включаю телевизор, чтобы позавтракать и выпить кофе под выпуск местных новостей.
«Первый заместитель министра транспорта региона Станислав Быстрицкий проверил работу новых автобусов в областном центре».
Да, очень мило видеть своего мужчину только по телевизору. И да, мой мужчина – заместитель министра транспорта, отвечающий за поставки в регион новых транспортных средств, работу аэропорта и железной дороги. Мы вместе четыре года, и, к сожалению, за это время отношения изменились не в лучшую сторону. Вчера, когда этот наглец Леша Филиппов спросил, почему мой парень на мне не женился, я в очередной раз испытала острое чувство разочарования из-за своих «чудесных отношений». Да, Стас, казалось бы, идеальный мужчина. Взрослый, успешный, красивый, обеспеченный. Но это лишь набор качеств, а не описание любимого человека. И если еще год назад я с уверенностью говорила, что люблю Стаса, сейчас не знаю, что сказать.
Последний скандал случился в тот момент, когда я узнала, какого пресс-секретаря Стас нашел себе в Министерство транспорта. Ей двадцать два, не больше, а грудь у нее – третьего размера, не меньше. И на лицо она невероятно смазлива. Меня тошнит от ее заискивающего «Да, Станислав Юрьевич, конечно, Станислав Юрьевич», да и вообще, – меня просто он нее тошнит. Очередная выскочка, которой повезло сразу попасть на такую должность. И хотя Быстрицкий клянется и божится, что с этой малолеткой у него ничего нет, я ревную каждый божий день.
Вот эту девочку подсунуть бы Филу – им и по возрасту ок, и как раз будет, о чем поговорить. Может, она бы еще и работу ему получше нашла с ее-то «связями».
А мне просто бы вернуть того Стаса Быстрицкого, с которым я познакомилась четыре года назад, когда его только назначили заместителем министра, а я пришла работать в пресс-службу региона и получила себе направление транспорта и «силовой блок».
Мой начальник, Буйнов, Быстрицкого обожает и невероятно радуется тому факту, что у нас отношения. Считает, этот мужчина подходит мне как никто другой и говорит, что «за мою судьбу спокоен».
А я вот не спокойна. Пока Быстрицкий скачет черт его знает, где, меня в туалете ресторана целует малолетний автомеханик-официант.
Нет, я не страдаю от предрассудков и не считаю, что Филиппов – какой-то недостойный человек только по тому, что он не родился в богатой семье и не сделал к двадцати одному внушительную карьеру. Просто он ведет себя так, как я не привыкла. Бесцеремонно пялится, обращается на «ты» без спроса, лезет целоваться и по какому-то одному ему известному праву осуждает мой выбор – говорит гадости о моем мужчине.
А самое главное – без тени сомнения заявляет, что я ему нравлюсь. Видит меня второй раз в жизни, трех слов еще сказать не успел, а уже какие-то оценки позволяет себе делать. Кто ему разрешил это? И почему я не была с ним жестче и не отчитала за его дурь так, чтобы неповадно было ко мне еще хоть раз подходить?
Продолжаю смотреть сюжет, где Стас в красках рассказывает толпе журналистов о том, что мы и так хорошо живем, а будем еще лучше. Как раз в этот момент у меня звонит домофон, а на экране светится радостная морда Быстрицкого.
Я даже разговаривать с ним не хочу, просто молча открываю дверь и впускаю его в дом. По выходным зам министра у нас ходит в футболках, джинсах и девственно-белоснежных кедах.
Почему-то не получается сказать, что я очень рада его видеть.
– Привет, Танюш, – Стас разувается, быстро целует в губы и протягивает мне что-то. Коробку пирожных из универмага, перетянутую фирменной бордовой лентой. – Захватил твои любимые. Чаем угостишь?
Он купил итальянские корзиночки с маскарпоне, которые я действительно очень люблю. Хорошо, что за четыре года он смог это выучить.
– Проходи, – машу рукой в сторону кухни, куда он и направляется, опережая меня. К счастью, там хотя бы новостной сюжет о нем закончился, иначе мне пришлось бы выслушивать, как он гордится самим собой. – Есть кофе, только сварила.
– Отличная идея, – Стас по-хозяйски устраивается на одном из стульев и ждет, когда я накрою на стол сама.
Да, я вынимаю чашки с блюдцами из шкафа, ложки из выдвижного ящика, достаю молоко из холодильника, потому что Стас не любит просто черный кофе. Я все это делаю, но моя душа так отчаянно требует скандала, что я не могу ей в этом отказать.
– Почему ты не звонил вчера?
– Танюш, ты ведь знаешь, вчера были съемки, потом совещание, потом документы на работе вычитывал и подписывал.
– Это был вечер пятницы.
– Ты плохо его провела?
Я целовалась со смазливым малолеткой.
– Нет. Нормально.
– Так в чем проблема?
– Может, в том, что раньше мы проводили вместе свободное время, а сейчас тебе как-то не до этого?
– Тань, ну что ты начинаешь, – он прищуривается, чуть запрокинув голову назад, и тянет руки ко мне. Ждет, когда я подойду, чтобы обнять, но обойдется.
– Начинаю ровно то, что меня беспокоит. Думаешь, если принес мне пирожные, я сразу перестала думать о том, что меня беспокоило вчера?
– Не надо ни о чем беспокоиться, все нормально.
– Пей, – ставлю перед ним чашку с грохотом, и с таким же успехом могла бы сказать «подавись».
– Таня, успокойся, – он поднимается с места, ловит за руку и тянет на себя, из-за чего я едва не впечатывается в его грудь. – Я сейчас поеду на работу, разберусь с документами, которые не успел закончить вчера, а вечером мы где-нибудь поужинаем. Идет?
– Давай жить вместе.
Вот так вместо ответа на вопрос сбиваю его с мысли. Говорю то, что нам стоило обсудить уже давно, но Стас не начинал, а мне не хватало духу. И только дурацкие вопросы от Филиппова заставили задуматься, что я действительно зря оттягиваю. Самый лучший способ узнать – спросить в лоб.
И реакция Стаса на вопрос мне совершенно не нравится. Он напрягается, отпускает мою руку, отстраняется на несколько сантиметров и пристально разглядывает что-то на моем лице, как будто первый раз видит.
– Что ты сказала?
– Сказала, давай жить вместе.
– Ты уверена?
– Стас, мы встречаемся четыре года, а видимся только на работе и по выходным, да и то не всегда. Ты правда считаешь, что это нормально? Я так не думаю.
Быстрицкий усаживается обратно, поправляет рассыпавшиеся волосы, зачесывает назад. Подтягивает чашку к себе и делает глоток кофе. Пауза длиной в пять секунд кажется мне длиннее жизни, и я готова гипнотизировать настенные часы, лишь бы стрелка двигалась быстрее.
– Тань, это же не решается вот так сразу.
– Сразу? Четыре года – это для тебя сразу?
– Таня. Послушай меня. Я не говорю «нет», я говорю, что нам надо подумать, обсудить…
– Стас! Да мы только и занимаемся тем, что думаем, а время уходит, и ничего не меняется! – я кричу, ощущая, как бешено начинают пульсировать виски, а голову сжимает как будто в тисках.
– Не надо говорить мне о времени, я не хуже тебя знаю, как оно дорого. Тань, ну не злись, – он снова поднимается, подходит ко мне и прижимает меня к столешнице кухонного шкафчика, чтобы отрезать все пути для отступления. – Я тебя понял. Мы все решим.
«Мы все решим». Говорит словами типичного чиновника, слишком вжился в свою роль. Жаль не сказал «Мы устраним эту проблему».
– Решай, – беспристрастным тоном отвечаю и пытаюсь увернуться от поцелуя.
Но Стас целует меня все равно. Такое знакомое действие, такой привычный момент, просто поцелуй с моим мужчиной.
Но твою мать. Что-то не так. Не тот вкус, не тот запах, словно чужие губы и непринятие происходящего.
Ровно те ощущения, которые я должна была испытать вчера во время украденного у меня поцелуя Филиппова, я испытываю сегодня со своим парнем. Невозможно ведь отдалиться от человека за одну ночь? Просто потому, что я предложила съехаться, а он не захотел? Когда его поцелуй стал чем-то неприятным?
Не понимаю. Но нет сил продолжать, и я выпутываюсь из объятий Стаса.
– Кофе остывает.
– Я соскучился, Тань, – Быстрицкий вновь обнимает с намеком.
– Не сейчас, – резко отрезаю и поворачиваюсь спиной к нему.
– Ладно, – металлическим голосом произносит мужчина. – Я не знаю, на что ты дуешься, но подожду, пока остынешь. Вечером сходим в «Престиж»?
Боже, нет, пожалуйста! Только не «Престиж». Не хочу давать маленькому засранцу еще один шанс увидеть меня. Да и сама не слишком хочу его видеть.
– Нет, только не туда.
– Почему?
– Мы вчера с подругой там уже были. Давай выберем что-нибудь другое.
– Хорошо. Тогда решаешь ты, – Стас допивает кофе, за один укус уничтожает целое итальянское пирожное и собирается на выход. – Будешь готова к семи?
– Да.
– Тогда заеду. Не скучай, Танюш.
Дверь за ним закрывается, и как только он исчезает из моего поля зрения, перед глазами тут же встает Фил. Козлина мелкая. Еще ничего не сделал, а уже бесит.
Глава 6
Фил
⁃ Ты проснулся? – звонком будит мой лучший друг Герман.
⁃ Допустим.
Убрав телефон от уха, смотрю время на экране. Десять утра – да, пожалуй, можно сказать, что я бомбически выспался.
⁃ Лина сделала шарлотку. Приходи к нам завтракать, пока я в одного не сожрал.
Мне, конечно, дико лень вставать с дивана, но перспектива поесть Линкиной стряпни очень даже радует, поэтому я обещаю быть через двадцать минут и отправляюсь переодеваться.
Лина и Герман – близняшки. И если обычно все думают, что Лина – сокращение от «Ангелины», то ни фига. Родители у близняшек Шацких просто с юморком, поэтому детей назвали с отсылкой к месту, где прошло их свадебное путешествие, а было это за бугром. Поэтому мы имеем Берлину и Германа, как-то так. Дружим мы со школы, все девять лет проучились в одном классе. Я знал, что ребята из другой среды, их предки обеспеченные и трудятся на престижной работе, а я – мамкин беспризорник. Но мы с Герой спелись с самого начала, и даже если его родители были бы против нашего общения, помешать ему они никак не могли.
Геру и Лину я обожаю. Сколько раз они прикрывали в школе мою наглую задницу, не счесть. Сколько слов поддержки я услышал от них, когда сказал, что сваливаю из школы и ни на какую «вышку» не пойду, потому что нужна рабочая профессия и бабло. Сколько давали в долг потом, когда я на машину собирал. Да и пофиг с материальным, они – мои люди по духу, и я, если что случится, загрызу за них, как брат.
Кстати, Линку я тоже воспринимал всегда исключительно как сестру. Привык к ней с детства, и хотя она выросла невероятной красоткой и занялась модельным бизнесом параллельно с учебой на искусствоведа, я даже где-то глубоко в мыслях не видел себя рядом с ней. Это же Линка, от которой мы с Германом отваживали всех женишков по старым временам. Вот и сейчас она как сестренка, которая и пинок под зад устроит, и плечо подставит, когда тебя накроет, а при всех надо быть сильным и железным.
Я умываюсь, переодеваюсь и спускаюсь вниз. Близняхи давно съехали от родителей, сняли двушку в районе, где живу я, и если на тачке, то ехать не больше почти минут.
Паркуюсь в месте, давно мною прилюбленном, звоню в домофон и, не дожидаясь лифта, поднимаюсь на нужный этаж.
Когда захожу в квартиру, Гер встречает меня в прихожей, уже доедая кусок пирога. И я не уверен, что первый по счету.
– Не вытерпел? – улыбаюсь, стягивая кроссы.
– И тебе привет, Филь. Там много осталось.
– Ты такой добрый.
– Я скучал, – он пожимает мою руку, а потом по-мужски обнимает и стучит по плечу. – Давно не виделись.
– Идите сюда уже! – слышим голос Лины, доносящийся из кухни, и следуем туда.
– На меня осталось что-нибудь? – спрашиваю, еще не успев взглянуть на стол.
– Берегла, как могла. Приятного, угощайся.
– Спасибо, Лин.
– Слушай, Филь, тут дело есть, – Гера падает рядом на мягкий диванчик, закидывает согнутую ногу на колено и руками взбивает свои удивительно завитые от природы волосы. Даже у Лины не такие, хотя тоже вьются сами по себе. – У меня тачка барахлит чуть-чуть, посмотришь?
– Так ты за этим меня позвал?
– Родной, а ты думал, в этом мире просто так все делается?
– Ты нафтоящая шкотина, – бубню ему с набитым ртом, а этот жизнерадостный дурачок только улыбается.
– Так посмотришь, не?
– Да посмотрю. Сказал бы сразу, что тебе нужно, я бы прилично не одевался.
– А это типа прилично?
– Герман! – сестрица одергивает своего прямолинейного родного брата, который вечно подкалывает меня за то, что я ношу и как выгляжу. Он не со зла, и я прекрасно знаю, что сам буду решать, как и в чем ходить, но порой бесит.
– Да шучу, шучу. Найдем что-нибудь из шмотья ненужного. Твоего, Лин.
– Положи кусок обратно и не трогай больше мой пирог, – обиженно выдает Лина и тянет тарелку к себе, подальше от Германа.
– Сестричка, а как же помощь старшему брату?
– С голоду не умрешь, братец. Филь, расскажи хоть, как дела? Ты весь в работе опять? Это вот у нас один любитель шаробониться, – она бросает осуждающий взгляд на Геру. Тот в одной руке держит чашку, а в другой – телефон, в котором ковыряется. – А мы с тобой люди работящие, нам понятна взрослая жизнь.
– Да что про работу рассказывать, она вечно одинаковая. Я вот влюбился.
– Да ну на хер, – Гер роняет телефон на стол и чертыхается от неприятного звука удара. – Когда ты успел?
– Прямо на работе.
– И как она?
– Самая красивая на свете. Но мне ее не получить.
– Ты себя недооцениваешь? – удивляется Лина. – Не верю.
– Она – девушка из высшего общества, а я простой пацан с улицы, который только и умеет, что машины чинить.
– Знаешь, я скажу тебе одну вещь, и ты меня еще вспомнишь. Все девушки из высшего общества страдают от нехватки настоящих мужчин, которые могли бы сами сделать что-то стоящее, а не только лифчик расстегнуть.
– Короче, ты почини ей всю сломанную технику дома, и лифчик расстегнется сам, – дополняет совет сестры Герман.
– Грубо говоря, да, – Лина закатывает глаза, но не спорит. – Сделай то, что сделал бы для любой другой, не задумываясь, что она какая-то особенно крутая.
– Ладно. А еще можно совет? Как сказать девушке, что ничего не получится, чтобы она не обиделась? – с надеждой смотрю на Лину, словно она устроилась работать моим личным психологом и реально может мне помочь.
– Да епрст, вот это личная жизнь у человека, – опять отрывается от своего телефона Гер. – И он еще жалуется, что только и делает, что пашет на работе!
– Тебе не понять, – машет в его сторону рукой Лина. – Ты безработный.
Вообще-то Герман получает повышенную стипендию и ежегодно стажируется у отца в юридической фирме, но учитывая, что постоянной работы у Шацкого нет, шутки про безработность уже несколько лет прокатывают.
– Ко мне клеится коллега, – я продолжаю рассказывать, не обращая внимания на их препирательства. – Я все время замалчиваю, уклоняюсь от ответа, но не помогает. Как мне ее не обидеть?
– Боюсь, что никак, – с сожалением говорит Лина. – Будет больно, зато она быстрее протрезвеет и увидит в окружающем мире кого-то кроме тебя. Так что соберись с духом и скажи ей уже четкое «нет». Тем более ты сейчас влюбился в другую.
– Не факт, что это будет иметь хоть какое-то значение для нее. Для той, в которую влюбился.
– Откуда ты знаешь? Может, она всю жизнь… кстати, а сколько ей? – опять вставляет свои пять копеек Герман.
– Не знаю. Хотя она говорила, что когда я был в подгузниках, она уже пошла в школу. Получается, лет на шесть-семь старше.
– Вот это ты бабулю нашел, конечно, – ржет Шацкий.
– Заткнись, – Лина толкает его своей ногой под столом, и брат корчит ей рожу в ответ.
Иногда мне кажется, что близняхи – самые взрослые дети на свете, хотя вот эти переругивания для них – не больше, чем просто игра на зрителя и развлечение. На деле они очень дружные и хорошие ребята.
– У нее еще и мужик есть, – это уже я подливаю масла в огонь.
– Да пофиг. Тебя это разве испугает? Взрослая несвободная принцесса из другого мира? Отсыпьте Филе парочку, а то одной проблемы мало.
– Гер, напомни, почему мы вообще дружим?
– Потому что ты любишь меня? – без всякого сомнения заявляет мой приятель-засранец. – Ну ладно, я тебя тоже люблю. И вообще, мы за тебя. Даже если ей будет сорок семь и она – разведенка с тремя детьми. Мы примем тебя и с такой.
– Герман, мне придется терпеть тебя до конца моих дней, потому что ни одна адекватная девушка не согласится делать это за меня, – вздыхает Лина.
– Я просто еще свою бабульку не нашел, зай. Как только, так сразу. А пока потерпи.
Когда я спускаюсь во двор Шацких через полчаса, с радостью думаю, как же круто иметь хотя бы один выходной, пусть и не совсем настоящий. Вечером мне все-таки придется выходить на работу в рест, но блин, бабло само себя не поднимет. А сейчас я посмотрю, что там с машиной Германа, и поеду домой – самое время заняться поисками Тани в сети.
Глава 7
Таня
Я совершенно не хочу собираться на ужин со Стасом, потому что дурацкий уход от ответа про совместную жизнь взбесил меня еще больше. Человеку скоро тридцать пять лет, и хотя он выглядит моложе, факт остается фактом. В его возрасте у некоторых уже двое детей, а Быстрицкий все продолжает оттягивать с чем-то серьезным. Нет, я не считаю кольцо на пальце гарантией и панацеей в отношениях, но на фига вообще годами встречаться, если вы не хотите создать семью? Зачем тратить время и без того не слишком длинного пути, когда ты не на все сто процентов уверен, что человек рядом с тобой – именно тот? И никто не убедит меня, что я не права. Я считаю, что нам со Стасом нужно либо что-то менять в отношениях, либо менять партнера по отношениям. И других вариантов нет. Продолжаться как есть больше не может.
Именно поэтому я собираюсь с чувством полного неудовольствия. Мне лень даже думать о том, что еще и наряжаться надо. Я вчера к Алене и то с большим желанием наряжалась. Разумеется, в спортивных шортах, в которых хожу по квартире, я поехать не могу, но короткого платья и босоножек на каблуках Стас тоже не увидит.
Когда он приезжает за мной на своей машине (служебная с водителем, разумеется, у него тоже есть), я молча сажусь на пассажирское и не тянусь за поцелуем.
– Что за фигня, Тань? – Стас сразу понимает, что где-то подвох.
– Это ты мне скажи, что за фигня.
А это мы еще не выехали даже.
– Мы же все выяснили утром.
– Выяснили? Ты правда так считаешь?
– Да.
– Ты сказал, что подумаешь. Это не синоним «выяснили».
– Не надо умничать, Тань. Да, я подумаю. И я не мог подумать за полдня, учитывая, что большую часть времени провел на работе.
– Работа – еще не вся жизнь, Стас.
– Себе об этом скажи, – ухмыляется Быстрицкий, наконец трогаясь с места.
Намекает на мое вечное сидение онлайн по вечерам, когда я продолжаю доделывать то, что не успела в офисе? Пожалуй. В этом похожи абсолютно все трудоголики.
– Стас, я просто хочу, чтобы мы проводили вдвоем больше времени, чтобы вместе планировали свою жизнь, помогали друг другу, советовались, вместе справлялись с проблемами. Разве это плохо или преждевременно для людей, которые четыре года в отношениях?
– Это не плохо. Просто не кажется ли тебе, что инициатива должна исходить от мужчины?
И хочется стукнуться головой прямо о боковое стекло.
– Даже если и хочется, но ты ведь этого не делаешь, а я устала ждать.
– Устала…
– Да, Стас, устала. Мне не восемнадцать, я уже не наивная девочка. Меня не нужно кормить завтраками и обещаниями, которые ты не собираешься выполнять.
– Я ничем тебя не кормлю. Вот только разве что ужином собираюсь. Тань, не надо давить на меня, ладно? Мы вернемся к этому разговору потом.
Не надо на него давить. Нет, ну вы посмотрите! Бедного Стасика обижают.
– Стас, может, ты признаешься в том, что просто не хочешь со мной более серьезных отношений, чем есть сейчас?
– Я этого не говорил.
– Да, не говорил, но ты явно так думаешь, иначе вел бы себя по-другому.
Стас останавливается прямо посреди дороги, и водитель автомобиля, следующего за нами, начинает неистово сигналить и орать проклятия в открытое окно.
– Тань, ты издеваешься? Что это за истерики, мать твою? Откуда?
– Ты не понимаешь?
– Не понимаю.
Наш диалог перекрывают отборные маты из той машины, и Быстрицкий вынужден все же тронуться с места и поехать.
Правда, перед одним из мест для разворота Стас резко перестраивается в крайнюю левую и возвращается назад.
– Ты что делаешь?
– Мы никуда не поедем. Я отвезу тебя домой, мы поговорим, когда ты будешь готова вменяемо рассуждать и слушать меня.
– Ты называешь меня невменяемой? – я почти визжу, наверное, реально со стороны кажусь ему не сильно адекватной.
– Тань, я слишком уважаю себя, чтобы выслушивать беспочвенные истерики. Я не хочу ругаться сейчас, поэтому давай мы остынем.
– Останови.
– Что?
– Я сказала, останови, – резко отстегиваю ремень безопасности, закидываю цепочку сумки на плечо и хватаюсь за дверь, хотя Стас продолжает ехать.
– Я отвезу тебя домой, – он продолжает настаивать на своем.