Полная версия
Манифик
Исай сожалел об одном: он понял свое предназначение слишком поздно. Ему было уже за двадцать, когда он в первый раз услышал голос. Этот голос шел словно изнутри. Он был с привкусом речной пены и звучал как будто распускавшийся желтый бутон пахистахиса. Он раскрутился из точки в области солнечного сплетения, словно вальсирующее торнадо. Проник в каждую молекулу тела Исая, заполнил каждый атом и пустоты между корпускулами, не оставил и планковского пространства, а потом застыл, как расплавленный свинец, вылитый из консервной банки руками ребенка в форму оловянного солдатика, выдавленную в песчаной куче на заброшенной стройке. Поверхность голоса стала матовой и зазвучала в Исае. Навсегда. Как колокол. Он стал нераздельной частью Исая, а значит, Исаем.
После, когда Исай попал в больницу, его голос пропал. Не то чтобы совсем. Его задавили. Сделали тихим. Едва уловимым. Несколько лет назад он появился снова.
Он объяснил Исаю, зачем тот нужен в этом мире.
Сейчас Исаю немногим за пятьдесят, а он так мало успел сделать для человечества, для жизни, для бытия.
Теперь было важно приехать домой. Дома ждала женщина. Та, которая была его. Исай любил ее, потому что она была дана ему по предназначению, а то, что предначертано, приносит счастье.
Он осознавал, что современный мир, с нависшим всевидящим оком государства, проник своей слежкой, как был уверен Исай, даже в экраны телевизоров каждой квартиры, потому несильно старался прятаться от камер слежения, он воспринимал мир таким, каким тот был, и отправился к своей машине той же дорогой, по которой пришел сюда, для того чтобы сделать то, что был должен.
Перед тем как приехать домой, ему нужно было попасть в офис, по пути выбросить пакет с вещами, который был полон его биоматериала и отпечатков пальцев. Исай хоть и вымыл орудие убийства, но понимал, что экспертиза все равно может что-нибудь на нем найти. Желательно выкинуть содержимое пакета по частям в разных местах, впрочем, подумал Исай, его можно целиком утопить в реке, положив внутрь что-нибудь тяжелое. Если в реке, то это по пути домой. Не совсем, конечно, по пути, нужно будет свернуть от дороги и проехать пару километров по грунтовке к берегу, туда, где меньше народу, но не страшно, машина позволяет. Недавно он купил себе полноприводный «GAC GS8» – машина хорошая, ни один крузак с ней не сравнится. Получается, что река – вариант неплохой, заодно можно искупаться. Не море, конечно, но тоже приятно, и начало мая – хорошее время для открытия сезона.
В офисе все были на своих местах. Копирайтеры выискивали в сети нужные тексты на разных языках и, переведя, изменяли их, адаптируя к стилю, тону и смыслу компании. Исаю говорили, что такие люди могли бы работать из дома, ползая по сети, сидели бы в удобном кресле, босые и неумытые, пили бы кофе, зажевывали бы его бутербродом с колбасой и отправляли результат работы на офисную почту. Но Исай знал, что так дело будет идти медленно, если вообще дело будет. Потому все, кто работал на него, трудились здесь. Для того чтобы что-то сделать, нужно обязательно быть подальше от домашних соблазнов оторваться от работы. Здесь для них были все удобства, включая бутерброды, а еще комнату для разгрузки и зал общих совещаний, где Исай время от времени собирал всю команду.
Видеограферы впялились в экраны и колдовали с помощью программ для видеомонтажа над медийными роликами. Исай подобрал волшебников, которые, используя Premier Pro, творили чудеса. Исая мало что удивляло в этой жизни, но иногда он просто залипал, смотря короткие рекламные ролики и фильмы, которые делала его команда.
За стеклянной перегородкой напротив трещали клавиатурой SMM-менеджеры, особый вид современных PR-специалистов, без которых в современном мире не обходится ни одна компания, желающая заработать денег.
Перед его кабинетом слева к стене был прикручен стеллаж с книгами. Здесь была вся литература про духовность и смысл жизни. На верхней полке широкого и высокого стеллажа скорее для эффекта, нежели для использования, стояли Библия и Коран, причем Библия была двух видов: православная, где Ветхий Завет представлен 63 книгами, и католическая, где в Завете 73 книги, включая апокрифы. Рядом с ними Пятикнижие Моисея и Веды, все четыре, около Вед – «Рамаяна» и «Махабхарата». На полке ниже стояли издания психологов: Фрейд, Маслоу, Фриц Перлз, Скинннер, Юнг, Ирвин Ялом, Эрик Фром, Виктор Франкл, Эрик Берн, слегка в стороне стояли Карл Леонгард, «Акцентуированные личности», и Петр Ганнушкин, «Клиника психопатий». Рядом по понятной только Исаю систематизации шел Ницше. Под ними на уровне глаз человека среднего роста размещались труды их учеников – от Карен Хорни до Вэна Джойса. На уровне груди смотрящего стояли все тома Карлоса Кастанеды, все двенадцать, включая «Тенсегритти – магические пассы», – книги, которые перевернули и продолжают переворачивать человеческий взгляд на себя самого и на окружающую действительность у всех их осмысленно прочитавших. Дальше – Бхагаван Шри Раджинш, он же Ошо: человек, заработавший во второй половине прошлого века миллионы только на своей харизме и еще сотни миллионов – на недвижимости, понастроивший по всему свету ашрамов, несмотря на протесты, привлекший десятки тысяч последователей и чуть не устроивший переворот в Америке.
Исай нахмурился: он увидел рядом с книгами Ошо книгу Лао-цзы «Дао Дэ Дзин». Она должна была стоять на полке ниже. Он взял томик в руки, удерживая переплет на правой ладони большим пальцем левой, с треском провел по страницам и открыл книгу на первых листах. Его взгляд упал на фразу: «Под небом все люди знают, что красивое есть красивое, но оно безобразное. Точно так же все знают, что добро есть добро. Но оно только зло». Он закрыл томик и поставил его на нужное место полкой ниже, где были остальные, менее известные мистики, пророки и толкователи-пропагандисты: Блаватская, Гурджиев, Экхард Толле, Алан Уотс.
Полкой ниже стояли философы Античности и философы разных школ XIX века.
Исай провел ладонью по стеллажу и корешкам книг, посмотрел на ладонь и слегка кивнул, удовлетворенный тем, что люди из клининговой компании четко исполняют свои обязанности. Он подумал, что все книги, что стояли на полке, написаны их авторами с одной целью – сделать мир счастливее, – и тут же посмеялся над своей мыслью, вспомнив, что Библия является самой продаваемой книгой в мире. Он когда-то читал, что за последние сто лет было продано шесть миллиардов экземпляров – это по шестьдесят миллионов экземпляров в год, очень неплохой доход, не облагаемый налогом, для святой церкви.
– Исай, привет, ты не позвонил и не сказал, во сколько приедешь, опять проверяешь работу офиса?
Перед ним встала женщина. Он точно знал ее возраст. Ей было пятьдесят шесть, но выглядела она на сорок, а может, и моложе, Исай не мог предположить возраста тех, кому было до сорока, все они казались ему юными. Для него люди разделялись на две категории: первым было около двадцати, вторым – за сорок. Но среди первых, как и среди вторых, были те, кто совсем без возраста.
Даму, стоявшую перед ним в полный рост, звали Елена. Она когда-то была его врачом, а лет двадцать назад забросила свою профессию, чтобы работать с ним. Ей повезло с генами от родителей и с деньгами, которые она получала от Исая. Она умная и, конечно, красивая. Сколько Исай ее помнил, от нее исходил аромат уверенности и молодости, запах желания жить, он был похож на запах поля на рассвете позднего июня, когда роса собирается в крупные капли на сочно-зеленой траве и наполняет воздух ясностью обновления.
– Елена, здравствуй, – ответил он медленно, глядя в ее зеленые глаза, – ты прекрасней царицы Спарты, из-за которой началась та самая война.
Они знали друг друга давно, но долго были на «вы». И даже после того, как переспали единственный раз в жизни и личное местоимение в их взаимоотношениях изменилось на более непринужденное, он никогда не называл ее Леной. Ему казалось, что такое обращение снизит ценность их взаимоотношений, сведет их до вульгарных.
– Это же моя компания, я могу приходить когда захочу, так ведь? – спросил Исай.
Он произнес слова без злобы и совсем спокойно, но в них все равно чувствовался натиск. Не агрессивный, но сильный. Как бывает, когда стоишь у подножия скалы. Знаешь, что она никуда не сдвинется, не упадет, не задавит, – и все равно мурашки бегут по спине, когда, подняв голову вверх, видишь перед собой исполинскую мощь.
– Я же пошутила, Исай, – слегка насторожившись, ответила женщина.
– Я не сержусь. На тебя вообще никогда. Но лучше предупреждай, когда шутишь. Двадцать лет тебя об этом прошу.
– Просто у нас разное чувство юмора. – Елена улыбнулась и пожала плечами.
– Просто у меня его вообще нет, – улыбнулся в ответ Исай. – Пойдем в кабинет, расскажешь мне, как мы преуспели за последние сутки.
Он задумал компанию еще в больнице. В России интернет появился в конце августа тысяча девятьсот девяностого года, но свои обороты начал наращивать только к середине девяностых. Исай, успевший окончить всего два курса факультета философии, понял, что будущее за Всемирной паутиной, что там свобода действий и пустынный ландшафт, на котором можно построить если не империю, то собственный красивый дворец, наполненный тем духом и тем видением мира, который есть у него самого. Построить ту реальность, которая будет полностью соответствовать его желаниям.
Елена приносила ему книги и статьи. Он изучал интернет в больничной палате с решетками на окнах, до этого ни разу не соприкоснувшись с компьютером.
Наконец он вышел из заточения, его голос внутри ожил. Он еще был слаб и задавлен, но уже слышим достаточно. Теперь Исай учился его контролировать. Сразу с головой ушел в мир технологий. Задолго до двухтысячных он узнал про APPAnet и стал развивать свою деятельность в темном сегменте интернета. С наступлением две тысячи третьего года и появлением браузера I2P жизнь в этой невидимой для обывательского глаза части паутины стала бурлить. Он собрал команду, которая создала торговую площадку. Продвинутые пользователи отреагировали на нее с энтузиазмом.
Конечно же, первыми ее заполнили любители порнографии, такой, которая в видимой части интернета сразу удалялась и за которую можно было получить немалый срок в тюрьме. Потом появились торговцы стрелялками, пулялками и даже системами ПВО, наконец, ее облюбовали наркоторговцы. Исай был против наркотиков. Оружие – это борьба человека за собственное существование, считал он. Это битва за жизнь, для того чтобы воплотить свои стремления. Наркотики – это деньги для одних и жалкое прозябание для других. Он был против. Блокировал размещение, не допускал к платформе. Не боялся. Он знал, что физически найти его нелегко, ведь все происходило на темной стороне паутины, а там невозможно отыскать спрятавшегося паука.
Наконец ему предложили хорошую цену за его проект. Несколько миллионов валюты. Не то чтобы он не был принципиальным, а просто понял, что подобные маркетплейсы скоро вырастут как грибы, и побыстрее слил свой, пока ему предлагали хорошую цену. С тех пор больше в темной части не работал. Только собирал информацию. Исай почувствовал финансовую свободу и почти год ничем не занимался, только читал не отрываясь. Он помнил термин «философическая интоксикация» еще из больницы, но чтение книг, которые теперь стояли у него на стеллаже в офисе, давало ему такой небывалый душевный подъем, который иные не получают от запрещенных препаратов.
Исай решил организовать кампанию по продвижению идеи. Интернет все больше отвоевывал медийное пространство у остальных источников информации. Исай развернул мощный рекламный бизнес. Переманил к себе в партнеры Елену. Она стала неоценимой. Мозг психиатра функционирует не так, как у обычных людей. Они понимают даже сумасшедших, что дает им больше способов взаимодействия с реальностью.
В виртуальном мире появились Цукерберг, потом «Одноклассники», «ВКонтакте». Исаю было тридцать шесть. У него было достаточно средств, у него была возможность вложить деньги в продвижение товаров и услуг клиентов, нужно только было разобраться, как лучше это сделать. Встать на вершину пирамиды. Исай разобрался. Умение разбираться в вопросе было его самым важным качеством. Расширение команды позволило ему заработать еще. С наступлением эры «Телеграма» и «Инстаграма» задумался над продвижением личного бренда. Нет, не себя, а своей идеи. Идеи, которую вытащил из книг, стоявших на полках в его офисе.
– Готов текст выступления для Авроры? – спросил он Елену, усевшись в кресло, но не откинувшись на спинку, а продолжая сидеть ровно, словно внутри него была железобетонная свая.
Женщина села на стул с другой стороны большого стола. Она единственная из приходящих в этот кабинет сотрудников имела право сесть без приглашения.
– Да, текст готов, – спокойно ответила Елена. – Он у тебя на почте. Тринадцать тысяч пятьсот слов – это речь на полтора часа, в среднем по сто пятьдесят слов в минуту. Длительность шоу получится где-то часа на два, учитывая музыкальные вставки, выход танцевальной команды, непредвиденные ситуации в зале.
– Хорошо, – кивнул Исай. – Я прочитаю. Ты ведь проверила и отточила материал?
Елена медленно, с улыбкой опустила и подняла веки, давая понять, что ее босс может быть спокойным касательно работы.
– Это ее восьмое выступление, сколько она уже набрала аудитории в социальных сетях?
Женщина пожала плечами:
– Не скажу тебе точно. Если хочешь, принесу таблицы и графики, посмотришь, если нужно – обсудим. Но я бы просто отталкивалась от предложений рекламодателей. У нас контрактов на пятьсот пятьдесят восемь миллионов рублей по рекламе до конца года. И это не все желающие. Придут еще. Я уверена, добьем до ярда по выручке.
Исай подумал, что Елена очень разносторонний человек и владеет всем – от латыни до языка экономики, а также их жаргонизмами. Он вспомнил, как она переводила ему птичьи речи финансистов на человеческий язык.
Обсудив еще несколько вопросов, Исай включил селекторную громкоговорящую связь и попросил всех сотрудников собраться в конференц-зале. Да, именно селекторную связь. Анахронизм. В его офисе он никого, кроме Елены, не приглашал короткими сообщениями на телефон или по электронной почте. Там, где он руководил, он хотел, чтобы его слышали. Слышали все и немедленно.
Через пятнадцать минут он стоял на сцене. Он знал свою команду, знал всех по именам. Три раза в неделю он собирал всех, чтобы плеснуть горючую речь в топку их энтузиазма, подбодрить, похвалить, поднять значимость каждого, еще раз отточенным словом подчеркнуть важность их совместной работы. Донести, что вся их команда работает для того, чтобы сделать успешней, чем они есть сейчас, сотни тысяч и даже миллионы людей. Чтобы помочь им чувствовать радость от жизни, чтобы у них появились мечты и стремления, которые были у каждого человека, работающего в этом офисе.
Глава 4
Дрозд просидела в комнате с видеозаписями четыре часа. Потом Сема и Шура ей позвонили и отчитались, что везут сожителя в отдел. Она подумала, что ей бы еще часа два здесь провести. Следователь выявила несколько подозрительных личностей, но система распознавания лиц не определила их в базе. В таком случае она мало чем могла помочь. Только если убийца будет пойман и окажется одним из прохожих, ему можно будет предъявить видео, чтобы тот не сопротивлялся в показаниях. Проследить путь подозрительных для нее товарищей Виталина не успела. После звонка своих подчиненных она решила, что больше не в состоянии пялиться в экран и лучше явиться сюда второй раз, потому что поговорить с сожителем убитой важнее, а забрать всю историю на диске ей не удастся, слишком большой объем, даже если бы у нее в сумке и завалялась флеш-карта терабайта на три, то на компьютере в отделе такая запись не потянула бы, учитывая особенности той техники, которой Дрозд располагала у себя в отделе. Оперативки на машине в кабинете для спокойной работы недостаточно, комп будет долго грузиться, зависать и тормозить. Она попросила перекачать на диск только двухчасовой отрезок с ближайшей к месту происшествия дорожной камеры. Собрав свои вещи, Дрозд поправила очки и пошла к машине.
По пути она вспоминала тех, кто показался ей потенциальными злодеями. Их было трое. Первый был рабочим из ближнего зарубежья. Этого будет легко найти. У него на робе указано название управляющей компании, да и лицо на дорожную камеру он засветил отчетливо, когда остановился в растерянности и покрутился по сторонам, словно запутался на местности. Рабочий не должен путаться, он свой район должен знать, как количество оставшихся до аванса денег. Этот же явно был растерян. А может быть, он просто здесь недавно, рассуждала следователь сама с собой. Но это недолго выяснить. Завтра первым делом нужно отправить Семена и Сашку туда, пусть разузнают. А лучше одного из них, а то, как неразлучники-лори, не разлипаются: куда ветер, туда дым. Нерациональное использование человеческого материала.
Вторым был мужчина лет сорока. Точнее, первым. Он очутился в охвате камеры перед рабочим. Аккуратно и неброско одет: джинсы, футболка, мокасины. У него были сильные руки. Не то чтобы грудой мышц, но крепкие, и грудные мышцы заметны, даже в футболке. Он двигался как-то целенаправленно, словно собака на запах, а потом резко остановился и свернул к дому. Вышел снова под камеры через пятьдесят восемь минут. Он нес пластиковый пакет, прижав его одной рукой к груди. Вышел под камеру и пошел в обратную сторону, откуда появился за час до этого. Походка обычная – ни быстро, ни медленно. В общем, его стоит, конечно, отследить, но, скорее всего, не тот случай. Что за пакет? Если бы в квартире были следы разбоя, можно было бы предположить, что пакет оттуда, с награбленным. Хотя, если преступник шел за чем-то определенным и знал, где оно лежит, то и внутренности комнаты не переворачивал, достал тихонечко, вышел и ушел в известное пока только ему место. С другой стороны, что из этой квартиры можно было такого украсть? Кошачий лоток с наполнителем или сумку с искусственными членами, если это квартира проститутки, как считал подполковник. Может, это бодибилдер какой, пришел к товарищу за стероидными биодобавками, набрал себе пакет на полгода вперед и сквозанул колоться в раздевалке спортзала.
Она вздохнула, заложив руль вправо, под стрелку, и вспомнила третьего. Тот был приземистого роста, одет чудно́ для его комплекции, в длинный плащ и кепку, на улице не жара, конечно, но все же двадцать три градуса – не такая погода, чтобы мерзнуть. Он, правда, обратно не появился, но ведь мог уйти дворами, а там, скорее всего, тоже камер нет. Но зачем он тогда так вычурно оделся?
В общем, все три варианта были так себе, с натяжкой, Виталине было жалко потерянных часов. Она подумала, что так часто бывает, когда часами ничего не получается, а потом – хлоп – и сложилось. И если все бросить до этого самого «хлоп», то время становится потерянным, а если дожать, заставить себя сидеть ровно, потратить еще время и выполнить работу до конца, то ощущения от ситуации совсем другие. Загвоздка в том, что никто не знает, сколько нужно еще потратить времени после того, как появилось желание остановиться: может, конечно, и месяц, а ведь может, и минута. На этот раз Виталина не стала дожидаться заветного момента.
Подходя к кабинету, через стеклянную перегородку она увидела, что там сидели два товарища, Семен и Александр, обсуждали какой-то футбольный матч и, по всей видимости, не сходились во мнениях настолько громко, что их было слышно через стекло. Виталина никогда не понимала, как можно из-за футбола или какой другой спортивной игры разговаривать друг с другом на повышенных тонах. Конечно, когда она вошла, вопли футбольных английских фанатов прекратились, но, судя по лицам лейтенантов, осадочек остался в каждом.
– Где человек? – спросила она, движением носа пытаясь поправить очки.
– Так в изоляторе, Виталина Аркадьевна, – привстал с кресла Семен.
Он всегда почему-то был первым. Отвечал первым, задавал вопросы первым, Дрозд всегда звонила именно ему на телефон и не помнила, звонила ли когда-нибудь второму.
– А почему не в допросной?
– Так пьяный, товарищ капитан, – привстал с кресла Александр.
– И вы его что, сюда пьяного приволокли? – нахмурилась она.
Шура посмотрел на напарника в ожидании того, как он выкрутится.
– Ну он, пока был добродушно-нетрезвым, согласился проехать. Ведь без ордера же и без повестки, я подумал, нам повезло. А если бы он был трезвым, кто знает, дал бы он согласие проехать в отдел?
– Вы сейчас серьезно, ребятки? Совсем, что ли, чердаки покосились? Он сейчас протрезвеет и в прокуратуру напишет, вы тогда останетесь с выговором и без премий как минимум на год, а я получу служебное несоответствие, потому что вас неправильно дрессирую. Совсем дураки?
– Так, Виталина Аркадьевна… – начал было оправдываться Семен.
Но Дрозд прервала его коротким и емким словом «заткнись» и велела притащить тело, в каком бы оно ни было виде, сюда в кабинет, усадить бережно в кресло напротив ее стола, а перед этим стряхнуть пыль с его одежды, если она туда упала, и пригладить прическу, чтобы не видно было и потери одного волоса, если таковая имела место в момент его транспортировки.
– Так он лысый, – засмеялся Шура.
Дрозд с закрытыми глазами прошептала про песца и указала на дверь.
Когда клиента привели, убрали жесткий стул и придвинули под его пятую точку офисное кресло, усадили и поправили воротник на рубашке, он осмотрел шальным взглядом пространство и спросил, как здесь очутился. Следователь самым мягким тоном, на который была способна, рассказала ему, что товарищи привезли его сюда с единственной целью: выказать сочувствие его горю и узнать его мнение о том, кто мог такое совершить.
– А какое у меня горе? – спросил человек, взмахнул своей лысой головой, словно вскидывал длинную челку.
Стиснув зубы, Дрозд посмотрела на двух своих подчиненных, показала бы еще и кулак, но не хотела предаваться гневу при посторонних.
– Мы сообщили, – сказал Семен уверенно, на что его напарник быстро закивал головой.
Следователь выяснила у лысого гражданина, кем ему приходится Гордеева Екатерина Ивановна, шестьдесят девятого года рождения, и, получив ответ, что та приходится ему сожительницей, оповестила, что ее зверски убили вчера днем в квартире, где та была прописана.
Губы лысого гражданина разъехались в злорадной улыбке, и он тоном человека, наконец получившего долгожданное отмщение, произнес:
– М-м-м. Говорил я этой суке, чтобы она квартиру свою убогую продала. Нет же, держала зачем-то, шваль мелкая. А мы с ее копеечной зарплаты перебивались с хлеба на воду.
– Вы, наверное, хотели сказать «на водку»? – Брови следователя поднялись высоко над оправой ее очков.
Человек напротив опять ухмыльнулся:
– А я, может быть, и пью из-за нее. Это она меня заразила, змея членистоногая. Я, может, пил, чтобы успокоиться и в рожу ей каждый день не давать, а то бы все зубы выбил или убил бы вообще. – Он замолчал на секунду, а потом выдавил из себя противный, протяжный и прерывистый смех.
Дрозд посмотрела на своих удальцов и, едва заметно наклонив голову набок, кивнула, то ли забирая свои слова о неправедности их поступка обратно, то ли давая понять, что обвинения с них сняты.
Затем в сожителе убитой заговорило остаточное опьянение, и с упоением прокурора на обвинительной речи он рассказал историю о том, как Гордеева Екатерина Ивановна, шестьдесят девятого года рождения, а ныне жертва убийства, заразила его ВИЧ-инфекцией. А случилось это лет десять назад, он точнее вспомнить не мог, может, годом раньше или позже, но подобрала она его на скамейке пьяненького и со злым умыслом приволокла к себе домой. Отмыла его, отчистила, накормила слегка протрезвевшего и в постель с собой уложила. Дрозд, словно продолжая размышлять в манере человека, сидевшего перед ней на стуле, подумала, что сделала она это точно не по злобе душевной, а в поисках счастья человеческого, но спорить с собеседником не стала. Дальше Виталина услышала, что, в принципе, у лысого человека до этого была прекрасная работа на складе, он был там на хорошем счету и его даже могли поставить начальником смены, но в его жизнь вошла женщина, которую он полюбил за доброту и заботу, а потому карьера его в своем росте остановилась, так как Катька, со слов лысого человека, не ограничивала его в приеме спиртного.
– Так, может, это вы ее инфицировали? – вдруг спросил Александр откуда-то из глубины кабинета.
Человек кряхтя повернулся к нему на кресле.
– Я тоже так сначала думал, – вздохнул он прерывисто, как обидевшийся ребенок перед тем, как сорваться в громкий истошный плач, – но, когда очередной раз в больнице лежал, где от алкашки прокапывался, мне сказали, что такие вот неприятные обстоятельства, дорогой Аристарх Николаевич, и у вас этот, как его, ВИЧ. Я сначала не понял, а потом до меня дошло. Я тогда испугался. Может, это я где подхватил, были там случаи, когда к друзьям уходил ненадолго, мамзели всякие встречались.