Ученик Хранителя Снов

Эрни вздрогнул и повернул голову влево, на звук голоса. Том держал на каждой ладони по одинакового размера и формы железной банке. На банке в его левой руке толстый кот в цветастых плавках и гавайской рубашке, зажмурившись, растянулся на шезлонге. Действительно, между ним и коровами в бутсах было некое едва уловимое сходство, наверно, их рисовал один и тот же художник.

– Эрни.

– Рад знакомству. Кстати, Эрни, ты уже можешь опустить обратно свою правую ногу: с этим полом в ближайшем будущем больше ничего не случится.

Невольно улыбнувшись, Эрни опустил ногу на пол, только сейчас заметив, что она ощутимо ноет.

– Можешь выйти и осмотреться, если хочешь.

– Спасибо, это было бы неплохо.

Эрни уткнулся взглядом в носы тапок-мышей.

– А, да, твои куртка и ботинки, они в прихожей. В той самой, через которую ты попал сюда. Просто пройди сквозь занавес. Хотя, знаешь, я мог бы поискать для тебя что-нибудь потеплее.

– Спасибо, не нужно беспокоиться, я ненадолго.

Эрни прошлепал к занавесу на полуонемевших ногах, уголком глаза параллельно разглядывая расширившуюся и видоизменившуюся комнату. Он успел заметить камин и плетеное кресло-качалку с небрежно перекинутым через ручку пледом возле него, гамак, подвешенный к потолку, нишу-арку в стене, в которой умещалась кровать с пологом, небольшая, но вполне подходившая для взрослого человека.

Перед занавесом Эрни ненадолго остановился. Сквозь просветы между нитями и «побрякушками», нанизанными на них, прихожей не было видно. Был виден голубоватый свет, точнее, это выглядело так, как будто голубой туман подсветили прожектором. Эрни сделал глубокий вдох и шагнул вперед, осторожно раздвинув нити руками, на всякий случай зажмурив глаза и задержав дыхание.

Ничего страшного не произошло, воздух в месте невидимого барьера как будто был гораздо более плотным, Эрни как будто протиснулся сквозь воздушную нору. Когда «давление» вернулось в норму, а шелест нитяного занавеса остался позади, Эрни открыл глаза и глубоко и шумно вдохнул. Прихожая действительно была та же самая, и куртка, шапка и ботинки были там же, где он оставил их.

Запах леса заметно ослаб, а вот из подъезда тянуло жареной картошкой, и пустой желудок Эрни снова подал голос.

Он взял в охапку одежду и ботинки и, теперь уже смелее, раздвинул нити занавеса. Перед ним не было ничего, кроме тумана, на этот раз светившегося зеленым.

– Почти как в фильмах ужасов, – вслух сказал Эрни и рассмеялся: зеленоватый туман не внушал ему страха, наоборот, он заманчиво пах свежезаваренным чаем, пряниками, чем-то печеным и благородным деревом. Здесь не было ни верха, ни низа, ни потолка, ни стен, только зеленоватая мгла, безотносительно существовавшая сама по себе.

Эрни отступил на пару шагов, снова зажмурился и представил комнату, в которой должен оказаться: кровать в нише, кресло, камин, гамак и стол, Тома, суетящегося возле печки; затаив дыхание, шагнул сквозь занавес, и очутился в лесном доме.

Том действительно сидел на корточках возле печки, придерживая сквозь сложенное в несколько раз полотенце противень, тыкая вилкой в пирог с румяным боком, пахший чем-то восхитительным, но еще сыроватым.

Возле той двери, что вела в заснеженный лес, тоже стояла вешалка для одежды, имелась полочка для обуви (доска, втиснутая между бревнами сруба) и маленький стул с кривоватыми ногами. Эрни наскоро втиснулся в ботинки, не зашнуровав их, накинул куртку, не застегивая, и осторожно отодвинул тяжелый дверной засов.

Старая дверь распахнулась сама, бухнув о полку возле окна, и морозный воздух улицы и тепло из недр дома, столкнувшись, завихрились паровым облаком. Эрни осторожно прикрыл дверь и сбежал по заснеженным ступенькам в белоснежный сугроб, провалившись в снег по колено.

Воздух заполнял легкие как ледяная вода, обжигающе живая.

Эрни сделал несколько больших шагов, как будто бредя через снежное озеро навстречу ветвистому берегу, и оглянулся.

Снаружи дом походил на миниатюрный терем с красивым крыльцом, освещавшимся фонарем, возраст которого было трудно определить на глаз. Точнее, это был как бы кусочек терема, торчащий из зеленоватой дымки. Границ этого густого изумрудного тумана не наблюдалось: он был везде, от земли до неба, на востоке и западе. И Эрни снова поймал себя на мысли, что его это совершенно не пугает.

Он отвернулся от дома и тумана и побрел по заснеженной поляне, как будто погружаясь в снежное озеро. Казалось, что лес совсем близко, но Эрни брел и брел, проваливаясь глубже и глубже, а деревья, оранжевые глаза-блюдца совы, шорохи, шум крыльев, топот лап оставались все так же неумолимо отделены от него пространством снежного озера. Эрни хотелось дотронуться до ствола старого высокого дерева, позвать белку, заглянуть в оранжевые глаза, покачаться на упругих ветвях молодой пихты, но он так устал, ужасно устал, смертельно устал…

Тонкий серебристо-холодный серп месяца падал и падал куда-то вниз, подпрыгивая среди кружащегося серпантина звезд, таких ярких звезд, снова упал, наверное, мир рухнул, и стало темно.

– Не сспи-и-и, зам-мёр-р-р-рзнешь! Зам-мёр-р-рз-нешь! Зам-мёр-р-рз-нешь!

Сквозь темноту к мозгу Эрни настойчиво рвался скрипучий голос, хриплый, назойливый, сварливый, странный голос. Кто-то царапал его грудь длинными ногтями, будто пытаясь разорвать свитер и добраться до сердца, что-то перистое хлопало по его щекам и ушам, что-то острое, ужасно пахнущее щипало за нос.

Эрни с усилием поднял отяжелевшие веки и сел, глубже проваливаясь в снег, который сейчас холодным огнем обжигал поясницу, шею и лодыжки. Над ним кружилось что-то большое, черное и шумное.

– Том! Человек! Снег! Том! Человек! Снег! Том! Человек! Снег! – Хриплый сварливый голос, будивший его, теперь звучал выше и тоньше.

Эрни услышал, как открылась дверь домика, и тревожный голос спросил:

– Что случилось, Мистер По?

– Человек! Снег! Снег! Человек!

Послышались бормотание, суета и шорохи, удаляющиеся звуки хлопающих крыльев. Эрни молча сидел в снегу и смотрел на звезды, яркие, густо-густо рассыпанные серпантином огоньков на волшебном куполе ночи, далекие и близкие, холодные и родственные. Пятна перед глазами исчезли, шум в голове прекратился, отяжелевшие ноги стали легкими, как будто пустота и невесомость появились внутри него самого.

Эрни казалось, что он готов просидеть так хоть целую вечность. Ощущение невесомости уступило место чувству пьянящей свободы, необузданной, дикой и безбрежной, как обозримый космос. В сравнении с этой невыразимой свободой все сейчас казалось мелким, несущественным, незначимым, даже сильный холод и обострившееся до предела чувство голода казались какими-то потусторонними.

Внезапно «полет в космос» прервался, Эрни услышал какое-то шипение, вскрик женского голоса, высокого, чистого, красивого, но леденяще-холодного, как снег и далекие звезды. За этим голосом последовал другой выкрик. Уже знакомый каркающий голос истошно вопил:

– Пр-рочь! Прочь! Пр-р-рочь!

Эрни резко обернулся. В паре шагов от него, на уровне его собственных глаз ярко горели два изумительно фиалковых глаза. Они принадлежали созданию, похожему на куклу с длинными-предлинными перламутрово-лиловыми волосами, густыми, свисавшими вдоль тела спереди и сзади, заменявшими одежду. Создание протягивало к Эрни маленькие очень красивые руки, становясь все более и более прозрачным, и, наконец, исчезло.

Там, где стояла призрачная девочка, сейчас была лужица. От лужицы поднимался пар, Эрни ощутил его тепло, протянув руку над дымящейся лункой в снегу, и только теперь заметил, что сильно дрожит от холода, а желудок так сжался, что стоять прямо было почти невыносимо больно.

Том стоял совсем рядом, в наспех накинутом поверх домашнего свитера искусственном полушубке, старом, но абсолютно целом, сапогах с высокими голенищами, прикрывавшими колено и половину бедра. В правой руке он держал тот самый пузатый чайник, из носика которого еще шел пар. Эрни невольно провел аналогию между кипятком, дымящейся лункой в снегу и вскриком непонятно куда исчезнувшей девочки, и ему стало не по себе. Однако от мыслей о девочке невероятной красоты его отвлекла черная масса на левом плече Тома, которую он сейчас поглаживал. Масса довольно бормотала что-то, похожее на «Ар-р-р-р». Потом затихла, как будто затаившись, и выстрелила в сторону Эрни резким выкриком: «Человек!»

Эрни невольно вздрогнул, по тону существа он не понимал, что означал этот выкрик: утверждение, обвинение или приветствие.

– Его зовут Эрни, Мистер По.

«Мистер По, Мистер По… Кажется, Том уже упоминал это имя… что-то про дом, одиночество…»

– Эр-р-р-Ни? – теперь в спокойном голосе явно различался вопрос.

– Именно так, дорогой Мистер По: Эрни.

Черная масса уставилась на Эрни, Эрни уставился на нее и наконец понял, что перед ним крупный черный ворон с умными черными глазами. Ворон наклонил голову набок и ненадолго застыл, как бы размышляя. Потом расставил крылья, задев Тома и чуть не сбив с его лица очки, изобразил нечто похожее на реверанс:

– Мистер-р-рпо!

Эрни неуклюже присел в снегу, отставив одну ногу:

– Очень рад знакомству!

Том расхохотался, снова почти по-детски, а Мистер По летал над ним и хрипло передразнивал его заливистый смех.

Том хохотал так, что чуть не пролил кипяток из чайника себе на ногу. Эрни снова вспомнил о девочке и подошел к лунке в снегу, которая уже успела покрыться корочкой льда.

– Если ты переживаешь о том создании, которое успел увидеть, то ей совсем не было больно: она всего лишь лесной дух. А кричала она от недовольства: я ведь не позволил ей перекусить тобой.

– Перекусить? Мной?!

Эрни никак не мог представить, что такая хрупкая красота таит в себе смертельную опасность, эти чистые глаза и нежные руки никак не могли принадлежать плотоядному чудовищу.

– Убить тебя ей вряд ли хватило бы сил, но подпитаться – да. Обычно они не подходят к людям: питаются изнуренными зимним голодом животными, отбившимися от стаи. Они питаются не мясом, а страхом, одиночеством, бессилием и обреченностью. Животные ведь тоже чувствуют все это, хотя современные люди и не хотят в это верить.

Немного помолчав, он добавил:

– Возможно, этой зимой в лесу духи голодают больше, чем звери.

И снова рассмеялся, но теперь тихо, и даже как будто грустно.

– Ты весь дрожишь, пойдем скорее в дом. Чайник снова придется греть, но пирог уже готов, хоть и чуть-чуть пригорел.

Том подставил Эрни свободное плечо, и Эрни, как обессилевшая птица, повис на нем, волоча ноги сквозь высокий белый сплошной сугроб.

Глава четвертая. «Месть» Мистера По и ночное путешествие

– Бо-на-пе-ти, Эр-рни! – Мистер По восседал на спинке стула, вплотную придвинутого к столику со слегка кривой столешницей, за которым все трое прекрасно умещались. Непонятно было, как Тому удалось спрятать под ним свои длинные ноги, однако он выглядел вполне довольным, потирал ладони, наклоняясь над куском дымящегося пирога, что-то напевал себе под нос, постукивая в ритм по полу пяткой.

Пирог действительно пах прекрасно, Эрни сглотнул слюну, стараясь вести себя воспитанно, несмотря на монстров, копошащихся в давно пустом животе.

– Спасибо, Мистер По!

Том театрально воздел руки к потолку:

– Давайте же, наконец, есть, мои вежливые друзья!

И, снова хохотнув и подмигнув Эрни, с энтузиазмом схватился за вилку и нож.

Эрни, последовав его примеру, наконец положил в рот небольшой кусочек пирога.

Ничего вкуснее он в своей жизни не пробовал. Он распознал картофель, грибы, кислую капусту, горошек и зелень, еще там были какие-то коренья и злаки, отдаленно напоминавшие что-то росшее на дедушкином огороде, только еще вкуснее. Эрни жевал и жевал, невольно прикрывая от удовольствия глаза, пока тарелка не опустела. Том и Мистер По тоже управились со своими порциями, Мистер По теперь постукивал клювом по пустой рюмке для коньяка рядом с опустошенной им тарелкой. Том налил в нее немного компота из графина.

Мистер По быстро осушил рюмку и, покачиваясь взад-вперед на спинке стула и шумно хлопая крыльями, сипло заголосил:

– Давай еще!

Том и Эрни смеялись так, что чуть не падали со стульев. Мистер По тем временем начинал терять терпение, и Том, заметив это, поспешил за новой порцией пирога. Эрни заметил на левой лапе ворона ярко-оранжевую тонкую атласную ленту.

– Вообще-то Мистер По очень вежливый, но вот право и лево всегда путает.

Ворон весь съежился, вжав голову в плечи, сквозь прищуренные глаза несколько секунд холодно разглядывал Тома, как будто разрабатывая в своей маленькой черной голове план мести. Но не бросился на него, как ожидал Эрни, а скрылся в нише, не издав ни звука.

Ни о чем не подозревающий Том извлекал из духовки оставшуюся часть пирога и раскладывал румяные куски на опустевшие тарелки. Разливая компот и чай, он наконец заметил пустовавший стул (точнее, спинку стула) и вопросительно поднял брови, глядя на Эрни. Эрни молча указал на нишу (рот снова был набит пирогом).

Том на цыпочках подкрался к нише и прижался спиной к бревенчатой стене. Прислушался, потом осторожно заглянул внутрь. Выглядело это так, как будто он выглядывает из-за дерева, играя в прятки в парке.

Том театрально прикрыл глаза и, притворно схватившись за сердце, шумно выдохнул. Потом решительно выступил из-за стены и встал возле кровати, расставив ноги на ширину плеч и уперев руки в бока. Его голос звучал уверенно и строго, но Эрни показалось, что на самом деле он еле сдерживается, чтобы снова не расхохотаться.

– Мистер По, какой грязный прием! Это возмутительно!

Из ниши послышалось сиплое карканье, довольно сильно напоминавшее человеческий смех. Мистер По спикировал на спинку стула, где и сидел прежде, и как ни в чем не бывало с невозмутимым видом принялся уплетать большой кусок пирога.

Том проследовал в ванную с перепачканным плюшевым покрывалом еще недавно фиолетового цвета, притворно зажимая нос свободной рукой.

Эрни лежал в гамаке, сквозь тяжелеющие полуприкрытые веки лениво наблюдая, как огонь в камине жадными оранжевыми язычками облизывает древесный уголь.

Том сидел в кресле, положив руки, сцепленные замком, на колени, прикрытые пледом.

В кольце его рук угнездился Мистер По – с видом невинного пушистого котенка, пару месяцев назад появившегося на свет.

* * *

Эрни снова стоял на снегу, только теперь его ботинки скользили по нему, не проваливаясь, как будто лыжи. Заснеженная поляна была та же самая, только теремка Тома на прежнем месте не было, вокруг был только лес. Обледенелые веточки и заснеженные иглы переливались сиреневым, нежно-розовым и лимонным, как будто была не середина зимы, а весна в разгар цветения. Месяц был огромный, светло-светло желтый, и смотрел совсем не в ту сторону, как будто Эрни пропустил целый лунный цикл.

Он был очень красивым и очень большим. Казалось, он висит совсем близко, как потолочный светильник, нужно только повыше подпрыгнуть, чтобы дотронуться.

И Эрни подпрыгнул. И дотронулся. Месяц вздрогнул. Что-то зазвенело и затихло. Эрни оттолкнулся сильнее и подпрыгнул еще выше и обхватил светло-желтый месяц руками. Качнулся, подтянулся и оседлал его. Это оказалось совсем не сложно. Эрни обхватил рожок-месяц руками и пришпорил ногами, и месяц поплыл. Зимний лес внизу светился и переливался, как изысканное световое шоу. Эрни летел и летел, а лес редел и редел. Теперь внизу была сплошная снежная степь. Казалось, она бесконечна. Эрни покрепче прижался к светящемуся телу месяца: казалось, если он упадет в эту степь, его уже не найдут. Никто и никогда не найдет. Его ноги и руки онемели от страха. Сумасшедший месяц, злой месяц, это он заманил его сюда, чтобы бросить в пустынное безжизненное поле замерзать. Он посмеется над ним, его страхом, отчаянием, и полетит дальше, искать новую жертву. О чем он только думал.

Однако степь пересекла посадка, затем еще одна, и вот появилась дорога, по ней проехал грузовик. По другую сторону дороги высилось несколько домиков, крохотных, одноэтажных, но опрятных. За домиками росли пихты и сосны.  Много сосен. Они перемежались с черными, присыпанными снегом стволами лиственных деревьев. В груди у Эрни что-то шевельнулось. Он начал узнавать это место. Знакомые древесные силуэты мелькали и мелькали под ним, ближе и ближе. В животе Эрни завертелась карусель. Та самая крыша. Когда-то красная черепица, труба, в которую мог бы пролезть самый толстый кот на свете, немного покосившийся водосток, сейчас обледеневший внизу, а сверху прикрытый снежной шапкой, крыльцо с крутыми ступеньками, посыпанными песком, кольцо с колокольчиком на двери. Он понял, что она открыта.

Сердце в груди колотилось так сильно, что если бы он постучал в дверь, удары крови в ушах заглушили бы этот стук.

Эрни захотелось положить руку на эту дверь, от одного взгляда на которую ему стало тепло во мраке холодной зимней ночи, погладить чистые шершавые дощечки с наполовину стершейся краской.

Он протянул руку вперед, и кисть исчезла за дверью. Эрни не знал, что умеет проходить сквозь стены. Впрочем, летать верхом на огромном месяце, умеющим читать в его сердце самые сокровенные желания, до сегодняшней ночи ему тоже не доводилось. Месяц парил в нескольких сантиметрах от земли, мягко подсвечивая все вокруг.

Эрни знал, что его ночной визит ничего не меняет, но ему до смерти хотелось попрощаться с родным ему домом, домом, который хранил его лучшие воспоминания, домом, который по праву принадлежал ему, домом, в который он не мог вернуться.

Эрни вспомнил прихожую Тома и зеленоватый туман, зажмурился и шагнул вперед. Он ожидал, что окажется в темноте, что сквозь небольшое окошко в прихожую и комнату будет литься тусклый отсвет заснеженной ночи, что все, что ему так знакомо и близко, будет напоминать темный запыленный склеп.

Однако изнанка век зажелтела, едва он миновал (таким непривычным для себя образом) входную дверь.

В изумлении Эрни широко раскрыл глаза.

Он стоял в маленькой прихожей, никак не отделявшейся от гостиной, некогда служившей одновременно и столовой, и кухней, и библиотекой, и мастерской, и прачечной. В противоположном углу комнаты светился крохотный камин. В нем догорало последнее поленце. Вполоборота к огню, в старом низком плетеном кресле сидела знакомая фигура.

Он всегда сидел вот так у камина перед сном, держа в руках потертый томик французских стихов, то опуская глаза к пожелтевшим страницам, глядя на бисерные буквы сквозь линзы очков в узкой оправе, то, всматриваясь в крохотные огоньки пламени, переворачивая лист. Белоснежные волосы и борода были чуть длиннее, чем обычно. Лицо и взгляд – гораздо более спокойные и умиротворенные, чем когда бы то ни было. В этих глазах больше не было беспокойно-живых огоньков, но был глубокий покой.

Эрни посмотрел за окно. Он так любил ранним утром, еще лежа в постели, смотреть сквозь маленькое окошко, обрамленное простыми занавесками в уютную клетку, на небо, постепенно светлеющее, меняющее цвет, на листву, затихшую перед рассветом, или на осенние капли дождя, на темно-серое хмурое небо, такое далекое за границей теплой комнаты… Ему вспомнились старое колючее одеяло, впечатывавшееся в сонную щеку, ощущение уюта, запах дома…

Апельсиновая краюшка солнечного диска возникла в окне, заполонив теплыми бликами пространство дома. Эрни снова посмотрел в сторону камина. В нем пылилась старая зола.

Плетеное кресло с поломавшейся ножкой пустовало. Эрни провалился в пустоту.

Глава пятая. За занавесом

Дверь негромко открылась и закрылась. Эрни снова ощутил сильный запах леса и морозного воздуха. Но еще сильнее ощущался запах свежесваренного какао.

Эрни приоткрыл левый глаз и сжал в кулак левую руку, свесившуюся с гамака. Правую он совсем не чувствовал, потому что лежал на ней. На полу под ним лежали какие-то подушки, видимо, когда-то служившие диваном. Эрни сел в гамаке, потирая онемевшую руку, поболтал свешенными вниз ногами. Спать подвешенным в воздухе было определенно здорово.

– Ты предпочитаешь рисовое или кокосовое? – Том придерживал одной ногой (сейчас обутой в тапки-мышки) дверцу миниатюрного холодильника. В каждой руке он держал по стеклянной бутылке с нежно-белой жидкостью. Одна из бутылок была чуть меньше и «пузатее». Только этим они и отличались.

– Э-э-э…

Том нетерпеливо постукивал пищащей «мышкой» по полу, видимо, намекая, что держать холодильник открытым так долго не стоило бы.

– Кокосовое, спасибо.

Эрни не пробовал ни то, ни другое, однако мысль о кокосе в середине снежной зимы сейчас казалась определенно согревающей. К тому же окно снова было настроено на пейзаж какой-то солнечной страны, которую он успел увидеть вчера.

От стены с камином до какого-то крючка возле окна была протянута бельевая веревка. На ней сушились плед, который вчера почтил своим присутствием любезный Мистер По, носки, похожие на валенки, и фланелевая пижама в крупную клетку.

Руки и ноги Эрни тоже «проснулись» и теперь могли двигаться самостоятельно. Эрни слез с гамака, прошелся по подушкам, лежавшим на полу, втиснулся в клетчатые потертые тапочки на пять размеров больше его узкой ноги и прошлепал в ванную, миновав уже знакомый туман, поджидавший за позвякивающими занавесками.

Из зеркала на него смотрело посвежевшее лицо, как будто даже менее угловатое, чем вчера. Смывая ароматную мыльную пену горячей водой, Эрни пытался вспомнить, когда он в последний раз умывался вот так, а не протирал лицо наспех оттаявшим снегом, обмораживая пальцы.

Возле небольшой треугольной ванны на опрятной полке стопкой лежали пушистые полотенца, стояли бутылки с шампунями. Эрни с трудом мог представить, как в ней умещается такой высокий человек, как Том, и засмеялся, представив, как Мистер По яростно кружится здесь в шубке из пушистой пены. Впрочем, пора было завтракать.

* * *

На столике уже стояли три миски со свежесваренным белоснежным рисом, от которого поднимался ароматный пар. На широком блюде большой горкой лежали румяные тосты. Рядом стояли баночки с брусничным джемом и арахисовым маслом. Том наливал какао в кружки, в свободной руке держа бутылку с кокосовым молоком. Мистера По нигде не было видно.

Слева от плиты на полочке стоял миниатюрный радиоприемник. Том включил его и, оглянувшись через плечо, подмигнул Эрни. Из приемника полился теплый тягучий фокстрот. Уютный домик стал еще уютнее. Эрни вспомнил, как однажды он и дедушка гуляли в большом парке, из колонок лилась похожая музыка, он отрывал и запихивал в рот волокна сладкой ваты…

В окно настойчиво стучали. Эрни вздрогнул. Том поспешил к двери. Мистер По, влетев внутрь, опустился на коврик возле двери и, расставив крылья, переступал с лапы на лапу, отряхивая снег. «Как будто миниатюрный очень худой черный пингвин». Эрни стало очень смешно, но он сдержался, помня, каким Мистер По бывает мстительным.

Все трое снова сидели за столом. Том намазывал на тост, политый джемом, арахисовое масло, подпевая задушевной песенке, лившейся из мини-приемника. Мистер По с упоением уплетал рис.

Эрни с удовольствием съел и выпил все предложенное. Мистер По, не став требовать добавки, снова удалился на улицу по каким-то важным делам.

Эрни собрал посуду и отнес в раковину. Том исчез за занавесом.

Эрни подкатил рукава свитера, заткнул пробку в раковине, налил немного мыла и открыл горячую воду. Из радиоприемника пел приятный низкий женский голос. Песня была грустной, но одновременно в ней слышались какие-то солнечные нотки. Клавишные аккорды и саксофонное соло, обрамлявшие голос, рассказывали свою затейливую историю, и история эта казалась неоднозначной.

Эрни успел вымыть миски и ложки. Радио зазвучало тише. Том приобнял Эрни за плечи.

– Позволишь кое-что показать тебе? С посудой мы можем разобраться позже.

Эрни заметил, что в комнате стало очень светло, как будто она просвечивалась насквозь. Том увлекал его за собой. В свободной руке он держал ловец снов. Эрни осознал, откуда льется свет: загадочный занавес теперь был открыт.

Сначала Эрни показалось, что пол под окном усыпан крупным бисером. Бисера было очень много, солнечные лучи преломлялись в стеклянных бусинах, заливали бликами потолок, пол, стены и мебель. На стенах висели полки, много полок, почти от потолка до пола. На полках стояли прозрачные банки без крышек. В банках тоже лежал светящийся бисер.

Окно было то самое, которое должно было выходить во двор, из которого они вчера попали сюда.

Эрни ожидал увидеть заснеженный двор. Но увидел только небо. Высокое, чистое небо с воздушными белыми облаками, которые пронизывали солнечные лучи. Как будто они смотрели из окна самолета. Эрни даже привстал на цыпочки: ему хотелось знать, кончается ли где-то это небо, есть ли внизу земля.

Земли не было. Но внизу был уже знакомый зеленоватый туман, немного колеблющийся, как трава на холме, волнуемая ветром.