Страсть на холсте твоего преступления

–Признаюсь: Вы хорошо знаете, что нужно женщине, мистер Райт, – намекнула я, разбавляя тишину. Он действительно предоставил мне вкусный завтрак из всех здоровых предпочтений и предложил косметичку из всех доступных вещей, которые требуются с утра. Из-за этого я не чувствовала себя в страхе, находясь здесь. Я как будто приехала в гости к давнему кузену семьи. Харрис хмыкнул и кивнул на незнакомца.

–Это идея Эйвона, – ответил Харрис, и я нахмурилась, когда блондин даже не откликнулся на свое имя.

–Присядь, Тереза, – приказал Харрис и отложив телефон, взял пульт и кнопкой включил телевизор на стене. Я недоверчиво села на кожаный диван, сложив аккуратно руки. Мои русо-рыжие волосы спадали волнистыми локонами на плечи, я не стала укладывать их.

–Чего Вы хотите от меня? – спросила я, когда заиграл телевизор и в новостях показали женщину.

– «Дублин был потрясен известием о пропаже Лилиан-Терезы Хендерсон, которая исчезла без вести вчера вечером. Инцидент вызвал широкий резонанс среди жителей, и местные органы правопорядка начали интенсивные поиски… Местные правоохранительные органы организовали широкомасштабную операцию по поиску».

После завершения новости я открыла рот в удивлении и смотрела в темный монитор телевизора пару минут. Когда я услышала сзади шорох и приближающийся ко мне силуэт Эйвона, вздрогнула и встала с дивана.

–Что все это значит? Похищение среди бела дня? Да Вы сумасшедший, если думаете, что мой отец не найдет меня. Меня будут искать! И меня найдут, а вас засудят за ограбление. Ни один человек в этом мире не сможет удерживать меня, будь ты хоть сыном президента! Моя мать засудит вас, а отец получит обратно меня и свои документы, понятно? Не пытайтесь подлизываться ко мне милым обращением и едой, со мной не прокатит! И когда в этом чертовом доме ответят хоть на один вопрос? – кричала я, притопнув ногой и схватив дорогую вазу с сухоцветами, я зарядила ей по полу. Осколочный шум разрезал не только пол, но и мои уши пронзающим звоном. Никто не шелохнулся, Эйвон тихо засмеялся, после чего Харрис грозно сверкнул глазами в него.

–Успокойся, Тереза, – приказал грубый баритон Харриса, который облокотился локтями о свои ноги и скрестил их в замок. Положение хищника? Я вам покажу жертву!

–Успокоиться? Вы хоть понимаете, насколько в абсурдной ситуации я нахожусь? Вы заперли меня в своем доме, кормите, но не отвечаете ни на один мой адекватный вопрос! Говорите чертовыми загадками, будто только это интересует меня, –кричала я, сжимая руки в кулаки так сильно, что на ладонях появлялись следы от ногтей. Оба мужчины молча слушали, наблюдая за моей истерикой.

–Может быть Вам нужно позлить отца? Запугать его? Я так просто не дамся! – вскрикнула я и достав вилку из рукава платья, я приставила ее к своей шее. Теперь то Эйвон дернулся, а я отошла на шаг, выставив руку вперед. Я схватила осколок разбившейся вазы и крепко сжала его, почувствовав острую боль в руке. Кровь хлынула из моей руки, капая и окрашивая светлый паркет. Эмоции бурлили в центре моей груди, желая вырваться.

–Я сделаю все за Вас, убью себя сама! – истерически вскричала я.

–Вилкой? – спросил Эйвон, и я сглотнула, ощутив железо на своей шее и капающую горячую кровь с руки.

Одним движением Эйвон притянул меня за вытянутую руку и развернул, от чего я спиной ударилась об его тело. Он сзади крепко прижимал мою руку к своей, а потом отбросил вилку и ухмыльнулся прямо на ухо.

–Духу не хватит, – шепнул он и отошел от меня. Я осталась безоружна. И одна. И готова была заплакать на месте. Осколок выпал из руки, и я осмотрела ее, ужасаясь кровью и рваной раной.

–Сядь, Тереза! – громко и грубо прикрикнул Харрис, от испуга я вздрогнула и кинула взгляд в пол, словно обиженный ребенок.

–Зря ты это, Хендерсон. В незнакомом месте с малознакомыми людьми ты выводишь их на гнев, и тебе неизвестно что они могут с тобой сделать. Ты совсем не знаешь Харриса, хорошая девочка. Думаешь угрозы и истерика выведут нас на эмоции? Ты дура, Тереза, раз решила причинять себе боль и попытаться шантажировать нас. В следующий раз найди более умный ход, хотя до тебя он дойдет не скоро, – хмыкнул рядом со мной Эйвон, уходящий на кухню. Я медленно обернулась на Харриса, который из-под лба грозил на меня своим взглядом. Когда я села на диван, снова была в упор к мужчине. У Харриса идеально сбалансированные черты лица, словно он был нарисован древним божеством. Гладкая и чистая кожа создает эффект безупречности. А я сидела здесь, пугаясь каждого его движения, держа руку в крови.

–Эйвон прав, Тереза, ты не дома, и я не твои родители, которым ты можешь показывать свой раздражающий и детский характер. Я не буду нежен и добр к тебе, по натуре я не таков, – учтиво и спокойно проговорил Харрис. Меня раздражало его лицо, лишенное эмоций и выразительные голубые глаза.

–Я пытаюсь выжить, – ответила я на его слова и скрестила руки на груди.

–Разве тебя насилуют и пытаются убить? Я создал для тебя все возможные комфортные условия, что не характерно для меня, я просто не привык к женскому обществу в своем доме. Я не трогал тебя, пока ты спала, убедил оставить тебя в той же одежде, а не переодевать без твоего разрешения, я приказал повару сделать завтрак из разных блюд, так как не разбираюсь в твоих предпочтениях, заставил водителя и Эйвона таскаться по торговому центру в поисках косметички, чтобы ты могла привести себя в порядок. Так что я сделал не так, Лилиан? – от его четких и спокойных слов моё сердце забилось чаще. Я прокрутила в голове все возможные минусы, которые он сделал и плюсов действительно было больше. Для чего вся эта фальшивость?

–Разве я не похищена? Вы сами сказали, что Вашим ограблением буду я, так перестаньте загадывать и скажите точно, что вам от меня нужно. Вы убиваете меня своим молчанием, – произнесла я, смотря на него. Он постучал пальцем об свою руку и выдохнул.

–Это так, – вежливо сказал пустой мужчина и встал с кресла, его длинные ноги преодолели расстояние между нами и он подошел ко мне. Я опустила руки на диван, кровь остановилась и по краям засохла, я вжалась пальцами в дорогую плетеную кожу. Рука Харриса приблизилась к моему лицу и подняла меня за подбородок, он аккуратно держал его пальцами. Теплые руки жгли место нашего соприкосновения. Я испуганно раскрыла для него свои глаза, а он всматривался в них, пытаясь найти нужную ему эмоцию.

–В будущем, твое слово будет стоить дороже всех сокровищ в мире, – и сказав, он внимательно изучил мои губы, проводя большим пальцем по моей щеке. Я уже хотела открыть рот, дабы вставить свои сотые вопросы, но он опустил руку.

–Тебе обработают руку и не выводи меня из себя, Тереза. В гневе я страшен возможными последствиями своих действий, – проговорил учтиво Харрис и ушел, больше не посмотрев на меня. Как вихрь и тихая буря, разрушит все на своем пути, оставив руины.

Я осталась сидеть в гостиной одна, осматривая интерьер дома и задумываясь о его словах. Мне до сих пор не понятен смысл всех его слов, и я так и не получила ответа. Сжимая свою окровавленную руку, я старалась унять слезы на глазах.

Глава 5.

Мучительно долгая неделя, подпитанная молчанием и моими криками. Я кричала на безрассудных горничных, требуя ответы от них. Иногда в моей клетке появлялся Эйвон, будто своими глазами приходил и убеждался, что со мной всё хорошо. Он не говорил ни слова, лишь осматривал мою комнату и подолгу задерживался на листах бумаги. Мысли художника могут быть закодированы в его работе, от моих же остался безрассудный сгусток подобия рисунка. Мне снились кошмары каждую ночь, от чего я каждое утро старалась детальнее передать на бумагу сумасшествие своей головы. Паника. Боль. Тоска. Неизвестность. Это была самая настоящая пытка, о которой намекал Харрис. У пыток есть приятная сторона, так же и есть разновидности. Меня поместили в медленную, тянущуюся, словно мёд.

Я сидела в «своей» комнате, которую можно было назвать настоящей клеткой в дорогом стиле. Обыскав весь дом, я наконец нашла свое занятие и увидела полку с книгами, а также стопку с белой бумагой и стакан с карандашами, на полке рядом в ряд располагалась мировая классика. Одной из книг была «Поющие в терновнике», я взяла книгу в руки, вместе с листами и заточенным карандашом и спустилась на нижний этаж. Открыв дверь на задний двор, я удивилась красивому домашнему саду с зеленым газонным покрытием и уютными скамейками. Среди кустов и неаккуратных деревьев я заметила вьющиеся растения. Сад выглядел неухоженным, будто здесь очень давно не было садовника. Погода стояла солнечная и яркая, ослепляя и раздражая глаза. Я уселась на одну из скамеек, поджав обе ноги к себе. Под сизым небом тяжелых облаков летали сухие разноцветные листья. А влажная прохлада утра заставляет поморщиться от озноба. Подложив под листок книгу, я задумалась, мне жутко хотелось нарисовать мифическое существо. Я медленно рисовала каркас рисунка, пририсовав к туловищу льва крылья. Карандаш с трудом давил на белый лист бумаги, когда я смотрела на рычащего злого льва в оборонительной позе. А его длинные пернатые крылья угрожающе защищали его от посторонних. Чего он боялся?

***

–Тереза, – услышала я и вскрикнула в ужасе, когда, обернувшись, увидела позади себя мужчину. Чёрт. Как он подошел ко мне? Я настолько зачиталась, что не услышала шорканье его шагов? Я давно отложила листок с рисунком и приступила к книге. Тот, кого я старательно избегаю, здесь.

Харрис Райт был в классических черных штанах и в белой футболке-поло, на макушку он натянул черные солнцезащитные очки, а на левую руку часы. Он морщился от солнца и начал внимательно изучать меня, словно обнаруживая каждую мельчающую деталь моих жестов, пытаясь понять, о чем я думаю. Я сразу же развернулась обратно в книгу, не желая иметь контакта с жителями этого дома. Но все же Харрис преодолел расстояние между нами и уселся на стоящую напротив лавочку. Он принимал деловой вид даже сидя в собственном саду, а не на собеседовании.

–Ты нашла себе занятие? – его голос словно гром среди ясного неба раздался перекатами. Я не ответила ему, уткнувшись в книгу. Он подождал пару минут и откинулся на спинку скамейки, принимая позу властного бизнесмена.

–Сначала ты устраиваешь голодовку, а теперь молчанку? –хмыкнул он, показывая часть своих белоснежных зубов. Я нахмурилась, по-прежнему не реагируя на его слова.

–Тереза, я вижу твоё белое нижнее белье, – вдруг сказал он серьезным до невозмутимости голосом, и я вскрикнула, убрав ноги со скамейки и встав с неё. Я злобно кинула книгу на деревянную скамейку, грозно смотря на Харриса. Черт. Пришел, потревожил, опозорил и разозлил.

–Что мне, по-Вашему, ещё делать? У меня нет доступа в интернет, как и моего телефона, мистер Райт. Приходится заниматься саморазвитием через саморазрушение, – буркнула я и села обратно на скамью. С его русыми темными волосами играло осеннее солнце и это выглядело весьма забавно. Склонив голову, он натянул на свои глаза очки и наблюдал за мной.

–Твой телефон на дне озера, доступа к интернету у тебя действительно нет, и ты не похожа на умную, читающую книги девушку, поэтому для тебя это и правда саморазрушение, – он покачал головой, от чего с макушки головы упали локоны волос. Я сжала кулаки, обращаясь к нему.

–С чего у Вас такое мнение? Вы ошибаетесь, я перечитала половину современных писателей, а мировой классики и того больше, – учтиво произнесла я, сжимая деревянную скамейку и пододвигая книгу ближе к себе.

–Кто написал «Собор Парижской Богоматери»? – с вызовом спросил мистер Райт, я укусила губу, вспоминая фамилии разных писателей и стыдливо опустила глаза.

–Что за резкие вопросы? Вы думаете я прямо сейчас вспомню? Да и вообще, это не показатель моей начитанности! – я встала с места, стыдясь своей забывчивости или глупости… Улицу заполнил смех мистера Райта, и я встала в ступор. Его смех был контагиозным, заставлял нехотя улыбнуться в ответ. Я прилипла взглядом к слегка прищуренным голубым глазам и ресницам, создавшим черную занавеску, за которой скрывались сияющие под солнцем глаза.

–Рождение Венеры? – спросила я, с вызовом нагибаясь вперед, словно ребенок.

–Боттичелли, – без секундной задержки ответил Харрис.

–Сотворение Адама? – с укором спросила я, желая, чтобы он облажался. Харрис едва заметно улыбнулся.

–Микеланджело, – без запинки ответил мужчина. Я задохнулась.

–Герника? – я знала, что вероятнее он даже не знает о существовании такой картины, но его самовольство мне надоело и я надавила. Харрис прищурил глаза, я отчетливо увидела его взгляд через оправу дорогих очков.

–Очевидно, Пабло Пикассо, 1937 год. Сюрреализм, если я не ошибаюсь? – от его спокойного ответа, я открыла рот. Откуда ему знать? Он совершенно не похож на человека, который интересуется искусством.

–Вы что-то скрываете? На самом деле Вы известный художник с наклонностями? – я склонила голову. Мне всегда нравились умные мужчины, которые во всём разбираются чуточку лучше остальных. Я и не знала о его скрытых талантах за маской вечного безразличия.

–С наклонностями? – спросил мужчина.

–Вы явно нездоровый человек, – буркнула я. Художники отличаются эмоциональностью, мне всегда казалось, что люди, которые много чувствуют в жизни, передают всё на бумагу. Просто, потому что не могут контролировать и сдерживать всё в себе. Рисование всегда было моим спасением. После секундного молчания он засмеялся, и я вздрогнула от редкого звучания.

–Ты права.

–Тебе нравится Венеция? – спросил вдруг он и от резкой смены настроения я выдохнула, покачав головой.

–Мне не может нравится то, чего я ни разу не видела собственными глазами, – призналась я и обратила внимание на то, куда прикован его взгляд. Мой рисунок. Мой четкий рисунок льва с крыльями, только издали я увидела глаза льва. Он был напуган, но по-прежнему защищал себя и оборонительно готовился к нападению. В его глазах будто стояли слезы, слезы в глазах сильного льва…

–Тогда почему ты нарисовала главный символ Венеции? – он пытался думать, пытался разгадать, почему я нарисовала именно его, но я сама не знала ответ на вопрос, многие идеи для рисунков приходили ко мне спонтанно.

–В прочем, красиво, – вдруг сделал мне комплимент самый грозный мужчина и я не хотя покраснела. Я не впервые слышу похвалу своим рисункам, но сейчас было что-то особенное.

Он встал с места, убрав руки в карманы и одарил меня улыбкой.

–Мне нравится, как краснеют твои щеки, так ты ещё больше походишь на ребенка, – объявил он шуточно, от чего я возмутилась и отошла от него на далекий шаг.

–Вас привлекают дети, мистер Райт? – ухмыльнулась я, замечая его выгнутую бровь.

–У меня есть вкус, – сказал он и я, расширив глаза от оскорбления, топнула ногой, разворачиваясь к дому и собираясь уходить. Мистер Райт снова хмыкнул, говоря:

–Эйвон привез тебе одежду, – как заботливо, черт возьми. В этом доме меня выставляют глупой девчонкой среди высоких и больших дядь. А я ведь даже не знаю настоящий возраст Харриса, я ни черта о нём не знаю. Даже где я нахожусь, ни один малейший намек в доме не говорит об адресе, месте и даже городе, где я обитаю. Только вечное попечительство служанок, которые от одного моего вопроса начинают дрожать и оборачиваться, злобно отвечая мне, что, если их разговор услышит мистер Райт, плохо будет всем. Плохо? Да пусть он хоть насильно сковывает меня цепями и держит в подвале, так просто я не сдамся.

Я поднялась по лестнице на второй этаж, увидев открытую дверь в «свою» клетку. Из комнаты доносилось шуршание вешалок и вещей, явно говорящих, что заходить туда мне не следует. Я сжала перила лестницы, прислушалась ко всем звукам в доме и бросила взгляд на входную дверь. Сегодня утром я видела, как одна из горничных заходила в дом. А если она не заперта? А если методом проб и ошибок, мне удастся выбраться из дома, пока бдительность мистера Райта спит, а Эйвон занят вещами в моей комнате. Я до крови прикусила губу, мои ноги топтались на месте, не зная, что и придумать. Если я попробую, я ведь ничего не потеряю? Мистер Райт относится ко мне, как к хрусталю, преподнося разнообразные завтраки, полные белка и фруктов, одежду, да даже полный косметический набор. Меня явно не хотят обидеть, так что мне мешает?

Я на носочках спустилась обратно вниз, проходя просторный коридор дома. Скользкий пол мешал идти тихо и безопасно, я постоянно оборачивалась то наверх, то на дверь, ведущую на кухню, откуда я пришла из сада. Если меня заметят, Харрис точно усилит охрану, но я не усну, если не возьмусь за дверную ручку. Я потянулась к гравировке двери, щелкая заветной ручкой, но не получая должного ответа. Она заперта. Глухой стук внутри меня издал последний вдох и сердце застучало невероятно быстро, отдавая в ушах. Я обернулась, но не услышала шагов, как меня схватили за талию и поволокли на кухню. Я вздохнула воздух, на мой живот с силой надавили крепкие мужские руки, заставляя выпустить весь воздух и скорчиться от боли.

–Отпусти! – крикнула я, чувствуя сильную боль в области живота и ребер, которые сковывали чужие руки. Меня тащили все дальше, а я не понимала дороги, пока не увидела старый и маленький ангар, похожий на мастерскую. Я пыталась обернуться, пыталась отцепить стальные руки мужчины, но все было напрасно. Мужчина открыл дверь ногой, чуть ли, не выбивая её из петель. Не смотря на утреннее солнце, в ангаре было темно и совсем не проходил свет. Лишь открытая дверь давала вид на сырую землю, доски, старый стол с лежащими на нём горшками для цветов и старые тряпки. Меня отпустили, и я вскрикнула в ужасе, понимая, что меня хотят запереть. Мои ноги слабо подкосились, и я осела на холодную и сырую осеннюю землю.

–Нет, пожалуйста, я не хочу оставаться здесь, – вскрикнула я и обернулась, стоя чуть ли не на коленях, чувствуя прилив горячих слез. Харрис. Он стоял все в той же одежде, но только его взгляд… Взгляд, словно арктический холод, заставляет меня почувствовать дрожь по всему телу. В нём нет ни капли тепла и сострадания, только ледяная решимость и злоба. Он заставляет задуматься, что за человек находиться за этой маской непроницаемости. Я заплакала, когда ощутила глубокий обморок в холодных водах, из которых мне сложно выбраться.

–Ты сама виновата, Тереза, – произнес он с льдистой уверенностью. Его слова прозвучали как предостережение и это ощущение страшного и холодного взгляда не покидало меня.

–Отказалась от созданного мной комфорта, – последнее, что сказал он. «Лживого созданного комфорта» – хотела выкрикнуть я, но не успела. Он запер меня. Запер на ключ и ушел. А я все слышала, кроме его уходящих шагов.

Я не помнила, сколько просидела на холодной земле. В мастерской было темно, сыро и пахло мокрой землей. Мои ноги, моё светлое платье давно превратились в грязевой замес, а мои конечности замерзли. Я слушала, как ветер бьет листьями по деревянной крыше мастерской и плакала.

8 лет назад

Я учусь в частной школе Дублина, находящейся на окраине нашего города. Это просторная школа с элегантно архитектурным стилем, окруженная ухоженными парками и большим спортивным полем. Но ходить сюда ради красивой обложки было отвратительным для меня, я ненавижу эту школу и учеников здесь. Все говорят о воспитанности и аристократичном воспитании учащихся детей и подростков, пока дело не доходит до оскорблений. Сколько себя помню, в школе всегда существовала социальная динамика. Это когда дети из моего класса стремились установить свой статус. Оскорблять других, чтобы поднять свой собственный статус за счет унизительного отношения к другим.

В это число и попала я. Я была «долгопятом» и «трусихой» из-за своих больших и зеленых глаз. И не могла сделать ничего. Я привлекаю слишком много отрицательного внимания.

Сжав лямки рюкзака, я прошла вперед по коридору школы. Ученики стояли возле своих шкафчиков, занимаясь своими делами и разговаривая. Страх неизвестного засел внутри, мне было тревожно заходить в свой класс. Я специально прищурилась, чтобы визуально сделать глаза меньше. Тут же услышала смех сбоку от себя. Мои одноклассники стояли возле кабинета и смотрели на меня, пальцами расширяя свои глаза, чтобы походить на меня.

–Хендерсон, ты чего щуришься? Зрение подводит? С такими глазами ты должна Юпитер видеть, – пошутил Сэм, пихая меня к себе за плечо.

–Отстань от меня, – громко буркнула я, не смотря в их сторону и убирая чужие руки с плеч.

–Попрыгай на деревьях, долгопят, – сказал мне в след Сэм, после чего я, не выдержав, крепче сжала лямку рюкзака и ударила мальчика им.

–Я ирландка! Мои глаза красивые и четко выраженные, я по крайней мере, выделяюсь среди других, а ты так и оставайся обычным, закомплексованным мальчиком! – кричала я в коридоре школы, от чего на нас стали оборачиваться старшие классы и параллельные. Мне было стыдно, но больше всего во мне бурлила злоба. Я терпела оскорбления, но у всего есть предел. Лицо Сэма от удивленного переросло в злое, он буквально покраснел и надулся от гнева. Он подошел ко мне и стал толкать к стене, а я, растерявшись отходила назад.

–Ты всегда будешь страшным долгопятом со страшными глазами! – последнее, что сказал мне Сэм и затолкал меня в темную подсобку школы, закрыв дверь. Я в ужасе остановилась, а через секунду стала долбить в дверь как ненормальная. Мне было страшно. И темно. Я не помню, когда начала плакать, но ужас сковывал мои конечности, а я продолжала кричать и умолять открыть мне дверь. Темнота пугала меня своей неизвестностью, будто вот-вот из угла на меня выпрыгнет чудовище. Я стала задыхаться, словно 5-ти летний ребенок я упала на пол и забилась в истерике. Я била кулаками об пол, стучала по двери и кричала. Сколько я кричала? Сколько прошло времени? Почему я заслужила все оскорбления? Что удивительного в моих глазах?

Я увидела свет. Свет и большой силуэт, который притянул меня к себе, и я оказалась на чем-то мягком. Я не могла открыть глаза, так как боялась увидеть чудовище. Но чувствовала только поглаживания по голове и спине, меня утешали. А я плакала.

–Ты в безопасности в моих руках, и ничто не сможет тебе навредить, – слышала я мягкий голос над своим ухом. Я приоткрыла опухшие от слез глаза и увидела сидящую себя на коленях у парня, видев только его ноги и руки.

–Темнота всегда уступает перед светом. Ты в безопасности, – прошептал парень и меня подняли на руки. Я дрожала, я сжала рубашку незнакомого старшеклассника и меня вывели на свет.

–О… Боже, Хендерсон! Кто сделал это? Кто закрыл тебя? –слышала я голос своей учительницы, но шмыгнув носом, не смогла ответить ей. Я держалась за рубашку парня, а потом он опустил меня на стул. Я удобно села и принялась вытирать слезы, думая, что мой свет стоит рядом. Но стоило мне поднять глаза, как меня окружала только учительница, пара моих подруг и директор. Я взглянула в конец коридора, увидев уходящую спину парня. Моего света. Моего незнакомца в тёмной рубашке. Моего тёмного незнакомца.

Глава 6.

Я стояла на обширном балконе, осмотрев себя в черном шелковом платье в пол. Моя осанка была до боли прямой, а руки сложены на перилах. Я смотрела на то, как солнце плавно скрывается за горизонтом, заливая небо оранжевыми оттенками заката. Сумерки окружали мир, а природа окутывала белоснежным покрывалом. В воздухе витала чистота и обжигающий легкий озноб. Почему мне так холодно? Я ведь сплю. Во сне я не могу чувствовать силу холода.

–Ты простудишься, – услышала я позади мелодичный голос человека. Обернувшись, я растрепала свою аккуратную прическу, от чего выбившиеся локоны упали на глаза. Он стоял здесь, рядом со мной. Высокий, грациозный, сильный и статный мужчина без лица. Я не видела его лица… Но моё тело само отреагировало на присутствие мужчины. Мои легкие стали чаще обжигаться морозным воздухом, а сердце забилось так быстро, что щеки приобрели розовый оттенок, согревающий меня. На его лице виднелась темная дымка, после чего все вокруг медленно стало мутнеть.

–Я ведь говорил, – последнее, что услышала я и все вокруг меня почернело. Осталась лишь тьма.

Когда я открыла глаза, было поздно. Я поняла это по открытому окну в своей «клетке». Мрак подчеркивал блеск звезд, а луна освещала мир слабым серебряным светом. Цикады играли свои симфонии, а легкий шум листвы создавал бурление. Я не дернулась с того момента, как открыла глаза, лишь слегка сжала белое одеяло. Моя голова была повернута к окну, поэтому то, как неизвестный прочистил горло, с другой стороны, заставило меня вздрогнуть.

–Я напугал тебя? – спросил Харрис, сидящий в кресле, словно нагнетающая тень. Напугал ли он меня? Я весь день провела в старой мастерской на сырой земле, вспоминая самые страшные воспоминания из детства. А он спрашивает о такой глупости?