Не снимая маску

– Ну, что решили? Уёбываем в прошлое, дядя Андрей? Или остаёмся здесь на педофилов охотиться, как 99 процентов населения? – она улыбнулась, и в глазах её мелькнула чертовщинка.

– Россия без педофила – могучая сила!

– Боремся мы сотню лет.

В дело идут вилы,

Но конца и края нет

Этим педофилам,

– поддержал я свою пациентку. – Да. Я почти решился. Только бы санитары не узнали.

В палату как раз вошёл санитар:

– Всё, хватит болтать. Доктор, пошёл нахуй. Все больные идут в актовый зал. На встречу с писателем, героем, ветера ном трёх войн, восьмидесятисемилетним Евгением Подмазовым. Всё! Я сказал всё! Лежачих на каталках перекатим!

Санитар мрачно посмотрел на меня, и я вышел из палаты и пошёл в актовый зал.

Часть третья

Актовый зал Главной Легендарной Ордена Героического Труда Психиатрической больницы номер 1 имени 26 Московских Санитаров был набит битком. Мест не хватало, и часть пациентов и врачей сидела на каталках лежачих больных.

Евгений Подмазов – легендарный писатель, книги которого были переведены на все языки мира, включая мёртвые, – с удовольствием, подрыгивая то одной то другой ногой, рассказывал, как он одновременно писал правой рукой и стрелял левой.

– Я, блять, как Саша Пушкин и Миша Лермонтов, как Лев Толстой и Эдуард Лимонов. Я, как Эрнест, сука, Хэмингуэй! Но убил я больше, чем они, людей… О, сколько я убил! А написал я сколько!

Евгений всё время, рассказывая о своей творческой и боевой жизни, оглядывался, как будто кто-то стоял за его спиной и целился ему в затылок.

Спустя два часа зажигательного выступления старого мачо на сцену поднялся санитар и, не предупреждая выступающего Легендарного Писателя, отобрал у него микрофон, слегка въехав ему локтем по челюсти так, что тот молча выпал из кресла.

– Пошёл нахуй, – сказал вежливо санитар, – и все пошли нахуй, по палатам. Выступление закончено. С книгами к писателю за автографами не подходим. Вы всё равно читать не умеете.

Перед уходом домой я заглянул в палату Анзурат. Мы вышли в холл для встречи больных с посетителями.

– Скажи, а почему ты хочешь переместиться, то есть съебаться, именно в 2020 год?

– Доктор, дядя Андрей, на то много причин. Во-первых, моя мама и мой папа, который умер от Ковида-19, родились в том году. В Москве. Этот год подарил им жизнь, а значит, и мне. Во-вторых, мой дедушка и моя бабушка мне много рассказывали, как они хорошо жили в 2020-м. Дедушка развозил еду на велосипеде, и у него были зелёная куртка и зелёный ящик с едой за плечами. Это красивый цвет. А бабушка на самокате развозила еду в жёлтой куртке, и у неё за плечами был жёлтый ящик с едой. И однажды они столкнулись на широком тротуаре. И сразу полюбили друг друга. А в-третьих, – Анзурат засмущалась, – мне просто нравится эта цифра. 2020.

Я попал в 2062 год из 2020-го случайно. Минуя промежуточные отрезки времени. Впрочем, немного завис в 2043-м, когда вновь стал психиатром. Дальше фрагменты воспоминаний, как порванная старая киноплёнка.

И вот! Шестидесятые. Я в них попал и живу… Как?

Если бы я знал, то ответил бы на этот вопрос. Загадок много. Я когда-то не верил «во всё это». Считал ерундой, будучи психиатром, выпускником советской Московской школы. А сейчас стал во многом сомневаться. Впрочем, это долгая, скучная и довольно интимная тема. Так почему бы не вернуться назад? В эту удивительную, отчётливую, осязаемую, иррациональную, страшную, смешную, агрессивную, наивную херню. Там много тех, кого я люблю. Ведь я уже не так любвеобилен.

Ком подкатил к горлу. Хочу туда. Хочу!

– Анзурат, а можем прямо сейчас?

– Можем. Там, в 2020-м, мы только будем чужими и не узнаем друг друга при встрече. Да и встретимся ли мы?

– Тогда попрощаемся сейчас, Анзурат, моя пациентка, и нахуй отсюда.

– Прощайте, доктор. Но учти, мы, дядя Андрей, будем смертны… Жизнь будет коротка…

– Ну и хуй с ним. Уёбываем, Анзурат. Прости, дорогая.

– И вы, простите меня.

В палату вошёл санитар.

– Доктор, вы ещё тут? Пошли быстро отсюда нахуй!

– Да пошёл ты сам нахуй, ублюдок! Поехали, Анзурат!

Что-то замелькало перед глазами. Стало мутить. Захотелось блевать. Потом замелькали Соловки, Венеция, Москва, папа, мама, бабушки… лица, лица, лица…

Я надел маску и вышел из своей квартиры. Закрыл дверь ключом. Лестницу в подъезде мыла симпатичная таджичка.

– Здравствуйте, вы новенькая?

– Да, только вчера устроилась уборщицей в «Жилищнике».

– А как вас зовут?

– Афшона.

– А что это значит по-русски? Вы знаете?

– Да, я закончила русскую школу и первый курс филфака университета в Душанбе. Афшона – это по-русски «Рассыпающая цветы».

– Красиво! Удачи, Афшона.

– И вам, дядя Андрей…

Интересно, но моего отсутствия никто не заметил.

Шла вторая волна пандемии Ковида-19. Он гулял по планете и пировал в России, идущей одиноко

своим собственным путём.

Космическая драма

Вове Канторовичу

Часть первая

Шла пятидесятая, юбилейная, волна. Covid-19. Почему 19? Было много версий на этот счёт. На западе и в США считали, что в далёком 2019 году были зафиксированы первые случаи заражения коронавирусом. Но на Руси этой версии не принимали как прозападной. В архивах были найдены документы, из которых следовало, что девятнадцать девятнадцатилетних юношей и девушек из Русогвардии первыми испытали на себе вакцину от коронавируса. Все они вскоре умерли, но, как утверждали официальные источники, от других болезней, а не от Covid. Героям были поставлены памятники. Улицы, площади и больницы имени «Девятнадцати Русогвардейцев» были в каждом городе Великой Земли Русской (В.З.Р.).

На космодроме имени первой женщины космонавта Вали Берешковой, с любовью прозванной в народе Космическая Обнулядь, была давка. Все хотели улететь с этой засранной Земли на ещё не засранный Марс, где как раз начали цвести яблони.

– Ракета не резиновая, ракета не резиновая! Не давите так! – кричал контролёр в оранжевом бронежилете и в прозрачном, похожем на презерватив наголовнике. Уже два часа шла посадка на Большой Летательный Аппарат, сокращённо БЛА, под номером 564, имени легендарного начальника Российского космоса Корозина Димитрия. Земляне в скафандрах и в Космическо-Антивирусных Костюмах (КАК) нового поколения лезли, расталкивая друг друга локтями, буквально по головам к контрольно-пропускному пункту.

– Таня, Таня, помидоры возьми, и огурцы солёные, и шпроты! Я тут собрала вам в дорогу. Пирожки с капустой. Хлебушек бородинский! – кричала пожилая женщина в медицинской маске и в мотоциклетном шлеме.

– Мам, ну куда? Куда?! И так пять коробок сдали в багажный холодильник со всеми этими земными деликатесами.

– Тань, ну это ж в дорогу. Проголодаетесь. А ты любишь поесть. Лететь-то долго. Восемь часов. Да и Сашке закусить будет чем. А то пьёт и не ест ничего.

– Мам, да там, говорят, кормят.

– Кормят… Ты, что, из тюбиков кушать будешь? А у меня всё домашнее.

Таня – большегрудая, с мощными ягодицами, плотно обтянутыми КАК, который не лопнул на них только благодаря тому, что сшит был из специального материала с золотой нитью, – двигалась к цели, подобно противолодочной торпеде «земля-вода-воздух» «Рамзан-648».

– Всё, всё! Куда прёте, господа олигархи? Битком уже. Мне, что, «космонавтов» позвать? – и контролёр БЛА-564 посмотрел в сторону чёрной цепи, состоящей из людей в доспехах рыцарей ордена ОМОНа начала XXI века. – Следующий рейс завтра. Переспите в гостинице «Земной путь», в ресторане «Земеля» посидите. Там имбирная настойка отличная и устрицы русские свежие.

– Таня, гречку я привезу потом. Гречку забыли!.. И бумагу туалетную! – кричала женщина в мотоциклетном шлеме.

Но Таня уже не слышала её. Таня уже стояла у трапа.

– Так. Последние десять человек. Заходим. Не забываем предъявлять коробочку с родной землёй. Женщина, я сказал с землёй, а не с говном. Перепутали коробочки? Это кал на анализ? Не загораживайте проход. В сторонку отойдите. Я же русским языком сказал. Без родной земли не посажу. Провожающие проходят в зону безопасности. Желающие могут покурить перед стартом. У нас ещё в запасе 14 минут. Только в спецотсеке для курения.

– Пропустите меня, пожалуйста. Мой муж уже в ракете сидит. Я просто отстала. С мамой прощалась. Вот коробочка с родной землёй, – и Таня показала контролёру висевшую у неё на шее, точнее, лежавшую у неё на груди серебряную шкатулку. Несколько секунд контролёр смотрел на Танину грудь, раздумывая, пускать или не пускать её к мужу и что ему доставит большее удовольствие. Ну конечно, не пускать. В этом весь кайф. Оргазм настоящий можно испытать.

– Всё, всё. Мест нет, женщина. А стоя лететь нельзя. Невесомость же. Вы, что, не понимаете? Физику с космонавтикой в школе не учили? Не давите на меня грудью! – и контролёр в «презервативе» со словами «Всё, я кончил!» перед носом Тани захлопнул тяжёлую дверь БЛА-564.

Таня с мамой сидели в бизнес-зале и смотрели трансляцию взлёта «межпланетника», как его называли в народе, на Марс.

– 10, 9, 8, 7, 6, 5, – отсчитывал хорошо поставленным голосом диктор, – 4, 3, 2, 1…

На экране появился улыбающийся капитан корабля.

– Поехали! – сказал он и махнул рукой.

И вдруг… Раздался какой-то грохот. Стёкла в зале задрожали. Экран погас, а потом засветился жёлтым, оранжевым, красным. Ожидающие вскочили со своих мест.

– Таня, Таня, а это что за вспышка такая?!

– Это, мама, не вспышка, это, мама, пиздец!

Большой Летательный Аппарат имени Корозина Димитрия взорвался, не успев оторваться от земли.

– Таня, Таня, а как же помидоры, шпроты, огурчики солёные? Пять коробок!

– Да хуй с ними, мам, с помидорами! Хорошо, что мне места не хватило в БЛА. Спасибо этому гондону, царствие ему небесное. Да и Сашке заодно. Давай, мам, не чокаясь. Сашку прямо тут, в земле родной, похороним. На местном кладбище. Там же у нас вроде есть ещё семейное место? – Таня лихо выпила залпом сразу полстакана водки «Сок земли».

– Есть вроде ещё место. Ну, пусть земля Сашке будет пухом, – мать не менее лихо влила в себя треть стакана. – Надо не забыть нового Сашку заказать в Институте Научного Клонирования имени писателя-героя Жени Приклеина.

– Сашку, мам, я больше не хочу. Надоел. Мудак он был, мам. Тебя «старой дурой» называл. Я по Вовке скучаю.

– Вовка, это который от Covid-19 помер?

– Не… это другой. Это который повесился. И в записке посмертной написал: «Как же все вы меня заебали». Я хочу его вернуть к жизни и спросить. Кто эти ВЫ? Я Вовку, мам, клонирую! Он весёлый был. Хороший, хоть и еврей. Тем более у меня биоматериал его сохранился. Ногти обстриженные. Здесь они, в коробочке с родной землёй. – Таня прикоснулась к серебряной шкатулке, висевшей у неё на шее. – А вообще-то с Земли этой надо, мам, сваливать. Прав был Вовка, заебало всё. Нечего здесь больше делать.

– Только вместе, дочка, лететь нельзя. Чтоб было кому, если что, клон заказывать.

И женщины, выпив ещё водки, тупо уставились в экран телевизора.

Государственный народный хор рэперов исполнял «Оду Родной земле»:

прощай земля родная

я защитить хотел

тебя от злых людей

ты в мире их идей

игрушка заводная

я из последних сил

хотел тебя спасти

не вышло, ты прости

крутись вокруг оси

скрипи ворчи

одна я

земля я умираю

и чёрной точкой в стае

я птичьей улетаю

снежинкой белой таю

так исчезает стих

когда его читает

тебе узбек-таксист

но рано

или поздно

в дождь

в снег

в жару

в грозу

весь в ранах

ночью звёздной

к тебе я приползу

и я в тебя зароюсь

калачиком свернусь

как будто бы в утробу

я матери вернусь

прощай земля родная

я защитить хотел

тебя от злых людей

ты в мире их идей

игрушка заводная

Часть вторая

Таня обычно просыпалась в четыре часа утра. Потом два часа крутилась, комкая простыню и отгоняя от себя дурацкие мысли и картинки своего воображения ужасно эротического содержания. Будто она, Танька, улетает на Марс, а пьяный командир Большого Летательного Аппарата 528 имени легендарного Роскосмосоначальника Димитрия Корозина высаживает их на какой-то другой, неизвестной планете под названием Чудо. И улетает. И Таня с мамой остаются на этой Чудесной планете вдвоём. А там, на этой планете Чудо, одни мужики живут, и все с тремя членами. Как у этого писателя, как его – Че, Че, Чехова. Только у него там вроде три сестры. Татьяна плохо помнила писателей, которых не читала. А она ничего и не помнила, потому что ничего не читала.

Ну так вот… про три члена у обитателей планеты Чудо.

Маленький член у них был умный, много думал своей головкой. Средний член был работящий, без дела не болтался. А большой член, который был хоть и глупый, стоял насмерть за своё Чудо и легко мог, если что, всегда повторить.

Чушь полная! Хороший психоаналитик мог бы объяснить это состояние и тревогой, и сексуальным воздержанием, и неудовлетворённостью творческой, и сложными взаимоотношениями с матерью, и раннею смертью отца-бизнесмена, которого на глазах у Тани подвесили за мошонку, и многим другим. Но где, где их, хороших психоаналитиков, сейчас взять? Это всё больше слесари-сантехники, переквалифицировавшиеся за ненадобностью своей профессии. Их самих надо бы полечить «Цитатами Великих Людей» (методика ЦВЛ), или «Запахами Великой Русской Природы» (методика ЗВРП), или «Нарисуй, Напиши, не для Нас – для Души!» (методика НННД имени профессора Мракова).

Короче, не получалось у Тани заснуть. Где-то она слыхала, что называется такое состояние «раннее просыпание» и что, мол, учёные-психоневрологи более ста лет бьются над тем, как избавить от этого недуга каждого второго гражданина на планете. Уж XXI век кончается. Уж на Марс летают люди, клонировать научились, как два пальца обоссать, а насморка и раннего просыпания никак победить не могут.

Часы пробили шесть, и Таня встала, вспоминая частушку, которую ей прадедушка пел:

Встал я утром в шесть часов,

нет резинки от трусов.

Вот она, вот она,

на хую намотана.

– Деда, а почему на нашем президенте резинка намотана? – спрашивала маленькая Таня.

– А потому, Танечка, и намотана, что он и есть… Ладно, рано тебе ещё про президента знать.

В НИИ Клонирования работали круглосуточно. Народу было много. Но Таня взяла талончик, ещё когда с матерью на космодроме имени первой женщины космонавта Валентины Берешковой, иначе Вальки Обнуляди, сидела во время взрыва БЛА-564 имени Димитрия Корозина, легендарного руководителя Роскосмоса, не бывавшего ни в космосе, ни в России, в том смысле, что руководил он этой отраслью из своего офиса на планете маленькой, но обустроенной и со всеми удобствами, носящей его имя собственное и находящейся в Русской Америке.

На огромном, во всю стену, экране высветился Танин номер – 40 539.

– Кого клонировать будем, девушка? – спросил доктор Малышев, пребывавший в состоянии тяжёлого похмелья.

Таня достала свой паспорт, свидетельство о смерти через повешение Владимира, заполненную анкету и коробочку с ногтями клонируемого.

– А, помню, помню… это тот, который повесился и записку оставил: «Как же вы все меня заебали». И там ещё мелко было приписано: «А идите вы все нах…», а дальше не поместилось. Весёлый был мужик… Еврей.

– Да, да, это он! – радостно вскрикнула Таня.

– А с какого возраста клонировать будем, с детского или?..

– А на хер он мне с детского возраста сдался? – возмутилась Таня. – С момента, как он записку написал и на табуретку полез.

– Ну, это, голубушка, дороже будет.

– Да есть бабки-то. Только побыстрей уж сделайте его, пожалуйста.

– Это добавить скоростные надо, мадам.

Таня достала пачку сиреневых долларов:

– Вот, доктор, вы уж постарайтесь. По-гиппократовски!

– Сиреневые, – доктор заулыбался, а Таня уловила запах перегоревшей дешёвой водки «Коронка», прозванной в народе «Похоронкой». – Зелёные надоели, то ли дело наши, сиреневые, «Додыровки».

Назывались они так, надо сказать, в честь легендарного вождя Моя Додырова, решившего первым выпускать свои доллары. Почему сиреневые, никто не знал. Красиво! Что тут объяснять.

– Хорошо! Приходите завтра. – И доктор запел, пританцовывая и провожая к выходу Таню.

В семь сорок он приедет,

В семь сорок он приедет,

Всем нам известный…

Володя, мрачный, сидел в просторной гостиной. Стол ломился от еды. И капустка квашеная, и пирожки с грибочками, и мяском, и яичками. И холодец с хренком, и селёдочка под шубой, и язычок, и котлетки куриные, кроличьи, говяжьи, и голубчики, и икорочка щучья, и красная с чёрной, и форшмачок, и водочка «Возрождение». Один литр.

Володя ел жадно, ложкой, набивая рот всем подряд и запивая квасом. Водку он пил из стакана залпом, наливая, правда, треть. Напротив него, подперев щёки, сидели Таня и мать её в мотоциклетном шлеме и смотрели на Вову с восхищением. Первой молчание нарушила Таня:

– Вов, вот какого хуя ты в петлю полез? Чего тебе не хватало?

– Да, чего? – подхватила мысль мать. – И кто тебя так уж заебал? Вот просто интересно!

– Да вы и заебали! Собой. Шутками своими дурацкими. «Вовка у нас остроумный, как президент». Я всего не помню. «Вова у нас еврей, но не хитрый, не жадный и необрезной». Волны коронавирусные, маски с перчатками, разговоры мудацкие, советы, звонки роботов, эсэмэски, порносайты, фильмы тупые, которых тысячи, мудаки разные, которых тьма… За-е-ба-ли! Все, блять, во всём разбираются! Все, блять, кулинары, как готовить – знают! Как лечить – знают! Думать не умеют, не знают нихуя, а считают что знают дохуя. Вы вообще зря меня клонировали. Я вас не просил об этом. Я бы так не поступил! Я вас ни за что бы не клонировал, идиоток!

Володя допил бутылку водки, доел всё подчистую.

– Спасибо большое вам, мама, и тебе, Таня. Всё было вкусно очень. Ну, я пойду. – Володя встал из-за стола и пошёл в сторону табуретки.

– Куда ты, Вовик? – Таня опустила глаза в пол и немного в сторону спальни.

– Куда, куда… Вешаться. Заебали вы все меня. Ну ладно, завтра с утра повешусь. Часиков в шесть. Пошли Танька. Спокойной ночи, мама.

– А на Марс? Мы же на Марс собирались, – расстроилась она.

– Так вы, что, мама, не в курсе? На Марс нельзя сейчас, туда же коронавирус новый завезли. Из России! Произошла коронавирусная утечка из НИИ Военных вирусных технологий. ПЕРВАЧОК – называется Русский вирус. Говорят, он идёт своим путём, непобедим и устойчив к любым вакцинам. У больного быстро развивается деменция. Так что некуда нам бежать. Ну, пошли, Танька. А то мне завтра рано вставать. И в петлю лезть. А я ещё много хорошего сделать должен.

С улицы, из раскрытого окна дома напротив, еле слышно доносился какой-то самодеятельный рэп протеста.

«Пятая, блять, колонна, только и может, что песни петь и пиздеть».

мы клоны

мы клоны

мы клоунов

клоны

мы склонны

мы склонны

по склону

по склону

скользить

под уклоном

держаться колонной

искать своё лоно

искать своё лоно

как сонные

мухи

как спящие совы

как кони

слепые

как старые пони

тупые и злые

мы

молчаливые понятые

мы стонем

от боли

от слабости воли

мы тонем

мы тонем

мы тонем

мы тонем

в дерьме мы

в дерьме мы

в дерьме мы и вони

мы вместе не можем

мы спорим

и строим

друг другу рожи

мы друг на друга

совсем не похожи

хоть каждый считает

что он только воин

что он лишь король

а не бледная моль

он носит корону

как дерево крону

и плохо играет

чужую роль

над нами вороны

кружатся в погонах

и нас загоняют

в загоны

в загоны

исчезли перроны

забиты вагоны

мы сонны

мы сонны

в нас вирус короны

когда мы проснёмся

и со

прикоснёмся

когда мы проснёмся

уже будет поздно

уже будет поздно

уже будет поздно

и на престоле

опять будет Грозный

и будет морозно

и будет раздолье

и колья

и колья

и колья

и колья

– За-е-ба-ли! – Вова закрыл окно и нырнул под одеяло к Таньке. «Не буду вешаться. Пусть все повесятся лучше. Ну их нахуй. Интересно, форшмак остался в холодильнике?» – подумал он, испытывая возбуждение то ли от Татьяны, то ли от мысли о форшмаке.

Часть третья

Таня проснулась после бурной ночи поздно. Никакого раннего просыпания не было. Она потянулась, ощутив приятную истому во всём теле. Глаза открывать не хотелось. Она попыталась нащупать Вовкин нос. Но через пять секунд поняла, что рядом никого нет. Таня вскочила с постели и голая кинулась в комнату, где стояла Вовина табуретка. Табуретка стояла на месте, но Вовки, висящего над ней в петле, не было.

– Вова, Вовочка, ты где, родной?! – заорала Таня.

– Да здесь я, здесь. Не ори! – Вова в одних трусах сидел на кухне. Перед ним стояла початая бутылка водки «Родная речь». Владимир ложкой из миски ел форшмак, читая русскую поэтическую классику о водке на этикетке бутылки. На ней было вот что:

«Не доливайте водку в пиво.

Во-первых, это некрасиво,

А во-вторых, снижает слог,

А в-третьих, просто валит с ног».

– Форшмак хорош, конечно, но яблок мало! А я всё время говорил маме, мол, не жалейте яблок. Но мама твоя экономила.

Вова выпил водки и доел форшмак. «Хорошие стихи писали раньше, не то что сейчас».

– Ну, что? Летим на Марс с этой богом забытой грёбаной Земли?

Мама в халате и в мотоциклетном шлеме застыла в дверях уборной.

– Ты же сказал, что на Марс нельзя сейчас, что туда коронавирус новый завезли. Из России! Что произошла коронавирусная утечка из НИИ Военных вирусных технологий. Что он «Первачок» называется. Русский вирус».

– Мама, какая же вы наивная, хоть и дура, я ж пошутил! – И Владимир захохотал, да так громко, что Танина мама подумала: «Лучше бы удавился, как собирался, мудак».

На космодроме имени дважды легендарной Космической Обнуляди, как всегда, было тесно. Решили так. Таня летит с мамой вдвоём, а если БЛА-648 имени легендарных космических сук Белки и Стрелки взорвётся, то Вовка их потом клонирует. Вовка убедил женщин, что сделает это, несмотря на то, что накануне говорил обратное.

– Я изменился, я многое понял, я был дурак, я не ценил вашей любови и народности. Простите меня. Но надо съёбывать отсюда! Нельзя время терять. Надвигается пятьдесят первая волна Ковида-19! Русская вакцина, которую вкалывают специально обученные, переодетые в спортивную одежду люди, себя не оправдала, хоть о её чудодейственных свойствах говорили почти восемьдесят лет.

Мама в мотоциклетном шлеме, Таня и Вовик стояли в очереди на контрольно-пропускной пункт с коробочками родной земли наготове. Вова провожал, и это было видно по его одежде. У провожающих были костюмы серого цвета с надписью на спине «Остающийся». А у Тани с мамой были Космическо-Антивирусные Костюмы, КАКи, с надписью на спине «Отлетающий».

В очереди Таня заметила доктора-клонопата.

– Здравствуйте, доктор Малышев, вы тоже летите? А кто же клонировать граждан теперь будет?

– Так для этого уже не нужно специального образования, как выяснилось. Выборная должность. Желающих много. А я тоже решил свалить на Марс. Надоело тут. То корона, то наёбка, то корона, то наёбка. Устал наёбывать… А вы со своим суицидентом весёлым летите?

– Нет, с мамой только. Вова следующим рейсом прилетит.

«Хуюшки», – подумал Вова и испугался этой своей мысли.

Контролёр, которого успели клонировать, узнал Таню по выдающейся груди.

– Повезло вам тогда, женщина. Ну, прощайтесь. Прово жающих просьба освободить космодром и смотреть репор таж об отлёте БЛА-648 из зала ожидания. Не волнуйтесь. С нами Бог. Я верю, друзья, в караваны ракет, помчат они нас от звезды до звезды… Проходите, не задерживайте очередь. Через восемь часов яблоки на Марсе будете есть. Осторожно, двери закрываются.

Володя наблюдал на экране, как пассажиры рассаживались, и пил водку «Здоровье», закусывая ресторанным форшмаком. Командир улыбнулся во весь экран.

– Поехали! – сказал он и махнул неуверенно рукой.

«Пьяный, что ли?» – подумал Вова.

БЛА-648 взлетел легко и артистично.