Александр II. Воспоминания

Видя, что любовь цесаревича только сильней разгорается от препятствий, они решились, наконец, открыть ему настоящую причину своего упорства.

Герцог Людвиг II женился в 1804 году на шестнадцатилетней принцессе Вильгельмине Баденской. От их брака родилось двое сыновей: принц Людвиг – в 1806 году, принц Карл – в 1809 году.

Вскоре после этого нелады в герцогской семье повлекли за собой полный разрыв брачных отношений между супругами, что было сделано вполне гласно. Герцогиня Вильгельмина вела свободный образ жизни, ей приписывали множество увлечений. Весной 1823 года маленький дармштадтский двор с удивлением узнал, что герцогиня беременна. 15 июня она разрешилась третьим сыном, принцем Александром, который стал впоследствии родоначальником Баттенбергов.

Дорожа честью короны и семьи, Людвиг II признал ребенка своим сыном. Но ни для кого не было тайной имя подлинного отца, которого не дерзали даже называть, шокированные его низким происхождением.

В следующем 1824 году 8 августа герцогиня разрешилась вторым ребенком от той же связи, принцессой Марией.

Открытие этой тайны, о которой сплетничали при всех немецких дворах, нисколько не изменило чувств цесаревича и не поколебало его решения.

– Что с того? – говорил он. – Я люблю принцессу Марию и скорей откажусь от трона, чем от нее.

Императору Николаю пришлось, наконец, сдаться, и 16 апреля 1841 года в Зимнем дворце состоялось бракосочетание цесаревича Александра и принцессы Марии Гессенской.

Несмотря на мрачную тайну ее рождения, молодая цесаревна была приветливо принята своей новой семьей и будущими подданными. Ее признали красивой и безупречно воспитанной. Еще очень юная, Мария сумела обнаружить самые серьезные наклонности, активно занявшись благотворительностью и восхищая Святейший синод своим благочестием.

Ее можно было упрекнуть лишь в некоторой крутости нрава и в излишней скрытности и церемонности.

Молодой супруг осыпал цесаревну признаками самого трогательного внимания и нежности. Но частые беременности (при вступлении на престол в 1855 году у них было уже пять человек детей) расстроили и без того хрупкое здоровье императрицы, а суровый петербургский климат гибельно отзывался на ее слабых легких.

Вынужденная по настоянию врачей вести замкнутый образ жизни, императрица вскоре заметила, что Александр охладел к ней. Гордая и замкнутая, она страдала молча, сохраняя в душе признательность к тому, кто посвятил ей свою первую любовь и сделал ее, маленькую незначительную принцессу, российской императрицей.

Александр Николаевич тем временем беспечно предавался увлечениям и капризам. Был даже период, когда казалось, что он захвачен серьезным чувством.

Предметом его нового увлечения была княжна Александра Сергеевна Долгорукая, двадцатилетняя девушка, редкого ума и красоты. Она приходилась очень отдаленной родственницей княжне Екатерине Михайловне.

Говорят, с нее писал Тургенев героиню «Дыма».

В 1860 году, в эпоху великих реформ, Александра Сергеевна сыграла важную роль. Твердой решимостью и превосходством ума она часто заставляла Александра II настойчиво действовать на том смелом пути преобразований, который он избрал. За ней установилось прозвище «La Grande Mademoiselle».

Но внезапно по неизвестным причинам эта связь была прервана. Александра Сергеевна вышла замуж за старого генерала Альбединского, которого царь поспешил назначить варшавским губернатором.

За этим увлечением следовали новые, быстро сменяясь, одно незначительней другого.

* * *

После такого количества легких успехов Александр Николаевич вначале не мог даже понять причину сопротивления Екатерины Михайловны, не допуская мысли, чтобы она могла остаться бесчувственной к его настойчивому вниманию.

Как могла она, семнадцатилетняя девочка, отвергнуть любовь императора, самодержавного властителя всей России? Разве не убеждался он сотни раз в своем неотразимом влиянии на женщин? Разве встретил он хоть раз сопротивление?

Но когда через некоторое время отношение Екатерины Михайловны к царю изменилось и она ответила искренним чувством на его упорную страсть, Александр ощутил безграничную радость, чувствуя, что он любим этим очаровательным и ласковым созданием не как царь, а как человек.

Но не успел он еще насладиться этим редким счастьем, как ее вырвали из его объятий и увезли в Неаполь.

Продолжая любить Александра, она не меньше его томилась разлукой и писала ему об этом ежедневно.

Конечно, он имел возможность вернуть ее обратно, для этого в его распоряжении было немало способов – неограниченность императорской власти не являлась пустым словом, а граф Шувалов и его тайные агенты из III Отделения справлялись и с более трудными делами.

Между тем за пределами России совершались важные события. Австрия была побеждена при Садове. Германской конфедерации грозила опасность подпасть под владычество Пруссии, а положение Люксембурга предвещало конфликт между Францией и Германией. Восстание на Крите вновь поднимало восточный вопрос.

Но ведь и монархи только люди, и короны на их венчанных головах, и «интересы подданных и царской славы», по словам Боссюэ, не в силах вытеснить их интимных мыслей и переживаний.

И теперь, несмотря на доносившийся до России зловещий шум скрестившегося в Европе оружия, несмотря на тяжелые государственные заботы, в душе Александра росло и крепло могучее чувство. Вынужденная разлука только усилила его, разжигая сладкими мечтами и воспоминаниями о пережитом счастье, и обратила, наконец, в лихорадочную страсть, неизлечимую болезнь души и тела, которая так опасна для зрелого возраста.

Отныне эта страсть не покидала царя и стала главным импульсом его жизни; она была сильней его обязанностей супруга и отца, влияла на все направление его политики, руководила его совестью, господствуя над ним до самой смерти.

Глава третья

В 1867 году, после усиленных приглашений со стороны Наполеона III, Александр выехал во Францию, чтобы посетить всемирную выставку. В сопровождении сыновей, великих князей Александра и Владимира, он прибыл в Париж в субботу, 1 июня, и остановился в Елисейском дворце.

На следующий день царь присутствовал на бегах, после чего обедал в Тюильри. Передохнув один день, царь посетил 4 июня особо торжественное представление в опере. 5-го, будучи в Sainte Chapelle, он подвергся неприятности, столкнувшись с группой адвокатов, у которых хватило мужества крикнуть ему прямо в лицо:

– Да здравствует Польша, Monsieur!

На следующий день, когда царь возвращался из Лонгшана после военного смотра, на котором присутствовал также и прусский король, польский эмигрант Березовский произвел два выстрела в Александра, сидевшего в одной карете с Наполеоном III. Покушение было неудачно, и монархи продолжили свой путь.

Как только Александр вернулся в Елисейский дворец, ему сообщили о прибытии императрицы Евгении, что немало его удивило.

Когда она вошла, у нее дрожали руки, лицо было бледно от волнения.

Тревожные дни переживала тогда Французская империя, и роскошная обстановка всемирной выставки никого не могла ввести в заблуждение. Снаружи и внутри императорский строй трещал по всем швам. Известия, полученные из Мексики, не оставляли никакого сомнения в неизбежности грядущей катастрофы. Император Максимиллиан был уже блокирован в Кверетаро, со дня на день ждали известия о его гибели.

Не меньше беспокойства внушала и Германия.

Все эти обстоятельства заставляли Наполеона III придавать особое значение приезду царя. Он надеялся очаровать своего гостя, рассеять неприятное впечатление, оставшееся у царя от политики Франции в польском вопросе, и наконец склонить его на свою сторону, чтобы ослабить, таким образом, прусское влияние в Европе.

Но, к несчастью Наполеона, обстоятельства сложились так, что посещение царя было с самого начала омрачено скандалом в Sainte Chapelle и даже покушением на его жизнь. Императрице Евгении было отчего волноваться.

А тут еще, последовав первому порыву своей экспансивной натуры, она не рассчитала сил, и, когда царь вышел к ней, ей сделалось дурно.

Великие князья Александр и Владимир отнесли императрицу на диван, а государь, взволнованный, позвал на помощь.

Но внезапно императрица поднялась и, показав знаком, что не в силах говорить, быстро вернулась в свою карету, не сказав ни слова.

В последующие дни возобновились балы и празднества; была даже предпринята экскурсия в Фонтенбло. Но обаяние торжественности было нарушено.

Опасаясь возможности нового несчастья, приближенные царя старались ускорить его отъезд из Франции.

С присущей ему любезностью Александр продолжал выражать искреннее удовлетворение пышностью приема и знаками внимания, которыми его окружали. Но все чаще обычное выражение приветливости на лице царя сменялось странной озабоченностью, взгляд его становился рассеянным и далеким.

Французская полиция была, конечно, прекрасно осведомлена о причинах странного состояния.

После шестимесячной разлуки с царем Екатерина Михайловна приехала в Париж. Она поселилась в скромном отеле на улице Басэ дю Рампар. Каждый день приходила она в Елисейский дворец, проникая туда через калитку на углу улицы Габриэль и Авеню Мариньи.

Царь посвящал ей все время, которое оставалось свободным от официальных приемов и празднований. И здесь, в прелестной тени, где бродила некогда мадам де Помпадур, где Наполеон после Ватерлоо переживал всю беспредельность своего несчастья и ужас безрадостного будущего, здесь Екатерина Михайловна еще раз услышала торжественные слова:

– При первой возможности я женюсь на тебе, потому считаю тебя навсегда своей женой перед Богом. С тех пор как я люблю тебя, другие женщины для меня не существуют.

Эти слова наполнили княжну гордой радостью.

* * *

С этих пор их связь окончательно упрочилась. В Петербурге Екатерина Михайловна снова поселилась у своей невестки, в прелестном особняке на Английской набережной, где она занимала весь нижний этаж, имея отдельных слуг и собственный экипаж. Такое положение позволяло князю Михаилу Долгорукому с большим достоинством вести ту трудную роль, которую приличие и лояльность требуют от брата фаворитки.

Во время пребывания императора в Царском Селе, в Петергофе и Ливадии Екатерина Михайловна занимала виллу поблизости. В Зимнем дворце кабинет Николая I предложил им снова свое суровое, но верное гостеприимство. В Царском Селе они встречались в маленькой комнатке в конце флигеля, перед роскошным цветником Екатерины II, поблизости от личных апартаментов царя. Вся обстановка комнаты состояла из кровати, двух стульев, стола и туалета.

* * *

Екатерина Михайловна, вся отдавшись своей любви, жила очень замкнуто. Она никогда не присутствовала на званых обедах, не посещала театров. Ее встречали лишь изредка на балах, где бывал император, которому доставляло наслаждение видеть ее танцующей. Он пожаловал княжну Долгорукую в фрейлины императрицы, чтобы дать ей возможность бывать при дворе и украшать своим присутствием официальные приемы.

Покинутая императрица, черствая и надменная, принимала с самой холодной улыбкой приветствия своей молодой соперницы.

Императрица ошибалась в оценке этого нового увлечения своего супруга, видя в нем лишь банальное приключение, к которому он охладеет так же скоро, как и к предыдущим. Да и могла ли она думать иначе? Гордая и прямодушная, еще сохранившая воспоминания об их былой любви, она даже и не подозревала той святотатственной клятвы – жениться при первой возможности, – которую дал Александр в «Бабигоне». Ведь эту возможность могла создать только смерть императрицы.

Ежедневные тайные встречи наполняли влюбленных огромным счастьем. Александр Николаевич сумел создать из этой невинной девственницы упоительную любовницу. Она принадлежала ему всецело, и они не уставали говорить друг другу о своей любви.

– Любовники никогда не скучают, потому что говорят всегда о самих себе, – сказал Ларошфуко.

Однако скоро и политика стала предметом их интимных бесед. Государственные дела занимали в жизни царя слишком большое место и приносили ему столько забот, что даже в обществе своей любовницы он не забывал о них. Царь знакомил Екатерину Михайловну с вопросами государственной важности, которые ему приходилось разрешать. Он говорил с нею о самых разнообразных делах: об общем управлении империей и дипломатических переговорах, об административных реформах и военном устройстве, о работе министров, повышении в чинах, о милостях и опалах, о придворных интригах, о претензиях и соперничестве в императорской семье, – о всем том тяжком труде, к которому обязывало Александра положение самодержца.

Обладая ясным умом, трезвыми взглядами и блестящей памятью, Екатерина Михайловна без труда следила за его мыслью. Иногда даже метким словом она помогала царю найти нужное решение. При ней царь мог свободно думать вслух. Мало-помалу он настолько доверился ей, что не принимал ни одного важного решения, не посоветовавшись с ней.

Сознание своей власти и высокой ответственности обычно заставляло Александра замыкаться в себе. Он мог подолгу совещаться со своими министрами, требуя от них полной откровенности и допуская даже возражения, но никогда он не давал им возможности быть свидетелями сомнений и противоречий, которые нередко предшествовали его решениям. Но Кате он мог открыть всю свою душу, не стесняясь и не сдерживаясь – ее нечего было бояться.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.