bannerbanner
Наши победят. Иначе не бывает
Наши победят. Иначе не бывает

Полная версия

Наши победят. Иначе не бывает

текст

0

0
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 7

Бергер задумчиво покачал головой, помолчал, потом сделал одобрительный жест пальцами:

– Молодец. Круто. Завидую. Ладно, пошёл я покуда, – и исчез из поля зрения полностью бесшумно.

Довольно скоро гомон пирушки резко усилился. К счастью, теперь оно не стучало по голове, как раньше, и при желании можно было и прислушаться. Однако сначала появилось очень мерзкое ощущение, будто происходит что-то по-настоящему поганое, вроде неких скользких и холодных щупалец, которые настойчиво лезли к сердцу… Райнхард различил возгласы разных голосов: «деньги привезли!». Захолонуло где-то под сердцем – что-то будет прямо сейчас. Эх, а я даже не успел отдохнуть…

Происходило же следующее. По лестнице вальяжно спускался – хотя точнее стоило бы сказать, что кривлялся, спускаясь – не очень молодой человек подчёркнуто не очень мужской внешности, крикливо и разухабисто одетый, со множеством блестящих украшений не только на одежде, но также на пальцах, шее, в ушах и носу. На голове у него красовалась некая пародия на высокую шляпу, густо и ярко разукрашенная полосами разных цветов в последовательности семи цветов радуги. В руке он без устали вертел туда-сюда большой полотняный мешок, доверху чем-то набитый, и также разукрашенный в семь цветов спектра главной линии ртути. Гражданские сдержанно улыбались, наблюдая эту нелепую клоунаду, розентриттеры же кто застыли с потемневшими лицами, кто уже молча трясся на месте с искажённым от гнева лицом. Спустившись, пришелец сделал нарочито карикатурный поклон и громко прокричал фальцетом:

– Дорогие друзья! Наше вам с кисточкой и с радугой, ура! Ваше гонорарище тута, берите, не жалко.

Из группы гражданских выскочил манерный сноб, конфликтовавший с Бергером совсем недавно, быстро подбежал к гостю и, получив от него мешок, спросил:

– Ну, и как погодка нынче?

– Да просто пакость, – жеманно пропищал тот в ответ. – Такая противная гроза катится, что аж страшно, ай-яй! – и шебутным жестом погладил себя по щеке.

Райнхард, лежавший спиной к этому действу, понял из всего только одно слово: «гроза», да ещё слышал, как розентриттеры переговаривались между собой, роняя фразы: «радужные упыри», «содомитские деньги», «отдавать Золотоволосого ЭТИМ?». Ему хватило. Такого отчаяния он не испытывал ни разу в жизни. Катерозе не успеет, и уж лучше смерть, немедленно, чем попасть в лапы к новым гостям. Он хоть умрёт, оставшись человеком и мужчиной, неужели ему даже в этом уже отказало небо? Господи, забери меня отсюда, я этого не вынесу!

Тем временем уже не Бергер, а другой полевой командир, вскочив на стол, проревел так, что эхо гудело долго:

– Вы это что ж, всерьёз полагаете, что мы будем ТАКИЕ деньги в руки брать?! А не засунуть ли их вам в вашу аристократическую задницу все их сразу? Золотоволосый покуда ещё наша добыча, и в ваших интересах нас не злить, а то мы можем найти и другого покупателя, с чистыми деньгами!

Розенриттеры будто невзначай по одному стали оказываться вне группы аристократов, оттесняя их в сторону пришельца, и заслоняя своими спинами пространство, которое оставалось свободным, вздумай гость подойти к лежавшему пленнику. Однако тех это движение, судя по их ехидным лицам, это вовсе не смутило, и из их группы выделился высокий брюнет, чья стать сразу выдавала в нём кадрового военного. Он с холодной усмешкой картинно развёл руками и заговорил надменно и громко, сложив после руки на груди:

– Ну вы же сами хотели быстро, вот мы и решили занять на стороне. А иначе будете ждать, как договаривались ранее. Кроме того, вы же на нашей территории, так что пора бы и нам получить свою копеечку, так что всё по-честному.

– По-честному? – проговорил кто-то из розенриттеров, вне себя от гнева. – Вы что собираетесь тут делать с Золотоволосым, а?

– А вам-то что за печаль? – сухо поинтересовался лидер аристократов. – Вас наняли его сюда доставить, только и всего. Наши к нему счёты – это наше дело, и вас не касается.

– Да не касалось бы, кабы вы вели себя по-людски, – прошипел ещё кто-то из розентриттеров. – А то манера ваша вести дела нам уже сильно не нравится. И сами вы нам уже сильно не нравитесь, учтите.

– Братва, я не понял, мы что, подписывались Золотоволосого продать вон тем упырям? – пророкотал на всё собрание Бергер. – Чё-та я не помню такого пункта в соглашении, а вы?

Раздалось несколько голосов: «Да что ты, Хельмут, да ничего подобного, нет, не было такого!»

– Вот и я том же – нас пытаются надуть, всучить оплату, а потом говорить, что это мы его отдали в радужные лапы, – громко и уверенно продолжил Бергер. – Да я лучше сразу грохну Золотоволосого, чем это позволю. Кто со мной согласен?

В ответ раздался очень однозначный, резкий и чёткий рык в один слог. Лидер аристократов с неудовольствием скривился, но с самообладанием у него явно было всё в порядке. И тут раздался голосок гостя, смутившего спокойствие:

– Вы немного ошиблись, достойные воины, нам вовсе не нужен весь товар, мы просто предоставляем денежки, а покупатель у вас по-прежнему старый. Но коль скоро мы здесь, то просим всего лишь свою скромную малость. И не у вас.

– Чего это он несёт? – угрюмо поинтересовались в ответ у аристократа. – Трогать свою добычу мы не позволим, тем более ему. Нам и завалить тут всех недолго и нетрудно.

Тот, похоже, чуть развеселился, услышав такое.

– Ну да, вы ещё тут мне скажете, что дружно присягнёте на верность Золотоволосому и на руках понесёте его отсюда. Не шумите, я соблюдаю и ваши интересы и свои. И докажу вам, что ваше предположение – ошибка, но не забывайте, что вы меня сами к этому толкаете – доказывать. Расступитесь.

Раздался ещё чей-то голос, который и потушил в итоге разгоравшийся конфликт:

– Ладно, парни, пусть он докажет, а мы вольны поступить по схеме «две диких розы», если что.

Раздались весёлые смешки, и толпа розентриттеров расступилась перед аристократом. Он не торопясь, но и не особо не медля, двинулся к пленнику, заметно грохоча каблуками туфель. Этот стук тяжело пришёлся по порядком истрёпанным нервам Райнхарда – он признался себе в глубине души, что чувствует самый настоящий страх, а вовсе не досаду, да и ощущение с тянущимися щупальцами вернулось. Но пока получалось сохранять равнодушный вид, что уже неплохо. Шаги затихли почти над ухом. И тут произошло такое, что ни в каких ночных кошмарах не снилось и даже в голову ещё не приходило. Райнхард с ужасом ощутил, что его поднимают с пола за волосы, и почти сразу на горле с отвратительным лязгом защёлкнулся шипастый изнутри металлический ошейник, а затем резкая боль от захвата прекратилась, но из-за того, что где-то на уровне шеи волосы оказались просто срезаны, сразу. В глазах потемнело от слишком сильного страдания – но совсем не так, как перед потерей сознания, а из горла вырвалось тоскливое рыдание, которое хоть и удалось замаскировать под кашель, но ценой уже боли от шипов.

– Только и всего, – надменно прозвучало сверху, – в таком виде мы его оставим вам до прибытия денег утром. Можете даже запереть его вон там в чулане, чтоб не простудился окончательно. Вы довольны, бравые вояки? – каблуки застучали, удаляясь.

– Вполне, – прозвучал тот же голос, что разрешил демонстрацию доказательств. – Но если точно, мы скорее не возражаем. И требуем убрать эту радужную пакость отсюда.

– Она сейчас сама отсюда уберётся, – ехидно ухмыльнулся демонстратор, и, вытащив из кармана шёлковый мешок, упаковал в него пышную копну золотых волос. – И насовсем, – он швырнул эту ношу в руки так раздражавшему собрание гостю, тот подобострастно поклонился с премерзкой улыбочкой и засеменил вверх по лестнице. Вслед за ним двинулся слащавый сноб с мешком, в котором как будто были деньги, которых, впрочем, не видел никто из собравшихся. Поднявшись наверху в тишине – аристократы высокомерно усмехались, но молча, розенриттеры швыряли по сторонам хмурые взгляды – радужный пришелец обернулся, остановившись, и сделал какой-то издевательский жест ладонью, указывая куда-то вверх и в сторону одновременно:

– Да здравствует мировая революция, ура! Наше вам с кисточкой! За демократию! – проверещал он, будто пародируя неких ораторов.

Каждый из солдат удачи, как один, молча побелел от гнева после такого оскорбления. Однако тут же случилось нечто, что очень обескуражило развесёлого пародиста и заставило его не только испуганно заозираться по сторонам, но и вприпрыжку ретироваться прочь вместе со своим спутником, напугавшимся ничуть не меньше. Райнхард, пытаясь уцелеть после невиданного ещё унижения, непроизвольно отжался от пола на скованных руках, и крикнул столь громко и таким густым голосом, что эхо подхватило этот крик и сделало его на редкость зловещим:

– Революция – это смерть, и в первую очередь – твоя! – и засмеялся нехорошим смехом, снова рухнув на пол.

Эта вспышка далась ему тяжело, да и смех в итоге превратился чуть ли не в рыдания, но он хотя бы понимал, что ещё может наносить удары врагам. Во всём теле было ужасное ощущение – будто его насквозь проткнули копьём шириной в руку, да ещё наискось – но силы неподвижно лежать уже нашлись. Он даже смог состроить надменную мину, пользуясь снова манерой закрывать глаза.

– Чистая работа! – с восхищением проговорил первым пришедший в себя Бергер. – Эй ты, надутый индюк, дай-ка сюда ключики от чулана, а то заважничал ты, смотрю, уже, а деньги отчего-то не у тебя, хе-хе…

Судя по всему, ответа не последовало – а ключи просто полетели в сторону требовавшего, жалобно звякнув у того в ладони. На полсекунды – но вполне заметно для всех – мигнуло освещение. «Чёрт, гроза же, откуда она, закат ясным был», – негромко проговорил кто-то, причём не очень ясно, из какой группы людей. Райнхард услышал это – ему показалось, что на него дохнуло свежим, нежным ветерком. Возможно, в последний раз уже в этой жизни. Внутри что-то твёрдое мгновенно растаяло и исчезло. Хотя было по-прежнему муторно и тяжело, появилось желание подняться. Как ни странно, он смог почти сесть на полу, упираясь скованными руками, и поднять голову вверх. По лбу и вискам как будто ласково прошлась чья-то грубоватая ладонь, и Райнхард открыл глаза, уставившись вверх. Он не увидел ничего, кроме яркого луча белого света, но этот свет не резал глаза. И сам не понял, что и как сказал прежде, чем утонул в белом потоке, потеряв сознание.

– Кайзер Рудольф, папа, забери меня отсюда! – услышали присутствующие полувздох-полустон, перемешанный со слезами. – Я не против умереть за империю, но так не хочу, – и обмякшее тело очень медленно, как всем показалось, и уже совершенно беспомощно рухнуло на пол спиной. Голова пару раз вздрогнула от инерции падения, и взорам присутствующих стало хорошо видно, что вокруг глаз пленника разрослась нехорошая чернота, особенно хорошо было видно, как на взмокшем лбу прилипли рассыпавшиеся пряди от чёлки, и что порядком покусанные губы уже белее мела.

– Чёрт бы побрал все долбаные заморочки аристократов! – взревел диким зверем Бергер и кинулся к безжизненному телу. – Если он сейчас умрёт на месте, всех сам положу, лично! – презлобно добавил он, на ходу шаря в карманах своей куртки.

Но даже ему пришлось возиться не одну минуту, пытаясь применить все экстренные иголки на такой случай, а результат его усилий не спешил проявляться. Более того, раздался столь сильный и страшный удар грома, что мощнейшая вибрация не только проникла на этаж, но заставила затрястись всё, что можно. Это сильно напугало группу аристократов. Какой-то пожилой экземпляр, дабы отвлечься от тремора конечностей, рассудительно заметил:

– А что, если он и впрямь считает основателя рейха своим отцом, с родным-то ему не очень повезло…

– Очень на то похоже, – растерянно пробормотал кто-то ещё, вовсе не заметный. – Да и не больно-то и странно.

– Ладно, не рассусоливайте на пустом месте, – сурово оборвал их лидер. – Получим когда в своё распоряжение к утру, тогда и найдём способ разобраться в этом вопросе.

– А если он и правда умрёт? – растерянно поинтересовался всё же кто-то ещё. – Он скверно выглядит, совсем как мой брат, перед тем как…

– Заплатим за мёртвого, да и всё, – был невозмутимый ответ. – С телом можно тоже неплохо пофантазировать…

Тем временем к Бергеру подобрался ещё один его коллега, протягивая ещё одну упаковку из боекомплекта:

– Хельмут, попробуй сразу все кардиостимуляторы загнать – у него, кажется, мотор после электрохлыста сильно сдал, вот и вся проблема.

– Знаете что, ребята, – проворчал тот, резво занимаясь делом, – похоже, что эти благородные ублюдки хотят нас обдурить – сами, стало быть, довели нам его до края, а виноваты будем мы, потому что он пока наш. Отойдите, пока он не очухался, а потом есть идея их за это наказать.

Через пять минут, что показались воякам гораздо длиннее, чем они есть на самом деле, краска потихоньку начала возвращаться на лицо пленника, а ещё через почти столько же – он резко открыл глаза, и по недовольному огню внутри них стало понятно, что он в сознании. Бергер сделал роскошный торжествующий жест на публику и совершенно с искренней радостью улыбнулся во всё своё нахмуренное лицо:

– Зиг кайзер, что ли, а? – и расхохотался, услышав со стороны мощный рёв с соответствующим текстом. – Ты зачем нас так пугаешь, мстишь, да? А ну, скажи что-нибудь, что хочешь, можно!

Райнхард видел лицо Бергера как сквозь беловатую тонкую дымку, но не мог отделаться от желания не видеть ничего. В висках стучало от разгулявшейся крови, в теле блуждали нудные боли.

– Я разве тебя просил возиться, спасатель чёртов? – фыркнул он с презрением. – Чего радуешься?

– Во, мужской разговор! – откомментировал кто-то из розенриттеров. – Парни, наш кайзер в порядке, гуляем, наливай!

– Нет, это невыносимо!!! – взревел вдруг лидер аристократов, что есть мочи грохнув кулаком по столу и вставая. – С каких пор это он у вас кайзер, потрудитесь объяснить, пожалуйста!

В ответ к нему подошёл уже немолодой чересчур брутального вида розенриттер, на чьём лице под шрамами и старательно выбритой лысиной интеллект как-то не читался, и, подняв к потолку палец, со всей серьёзностью, коей у него было хоть отбавляй, проговорил, старательно разъясняя вопрос:

– У него папа кайзер, ты же слышал, да? Ну, значит, и сам он тоже кайзер, что непонятного-то?! Так вот. Всё.

В ответ спросивший только и смог, что с тяжёлым стоном грохнуться опять на своё место. Но против его ожиданий разговор не был окончен. Собеседник приблизился вплотную и навис над ним через стол, явно намереваясь продолжить, и это вовсе не выглядело симпатично. Тем временем смысл сказанного дошёл до затуманенного болями и страданием Райнхарда, и он воспользовался более крепкими словами, которые в целом передавали примерно такое содержание:

– Да пошли вы все! – и, закашлявшись, отвернулся, прикрыв глаза.

Вместо того, чтоб рассердиться, что, по его мнению, было вполне логично, розенриттеры бурно развеселились и дружно приблизились толпой, насколько это вообще было возможно.

– Во-во, заговорил, ура!

– Да как хорошо разговаривает, а?

– Правильно разговаривает, однако!

– Во, наш кайзер, факт!

– Да наливайте там уже, чего рты раззявили?

Нависший над столом персонаж, налюбовавшись молчаливым неудовольствием собеседника, весомо произнёс:

– Ну что, ваши благородия, проспорили вы бочку-то? А вам было сказано, что солдаты ему больше понравятся – с нами-то он заговорил, а аристократов так и не любит, ага, – и препаскудно ухмыльнулся, высунув язык.

Аристократ так и пошёл радужными пятнами, но овладел собой и надменно проговорил, погромче и приказным тоном:

– Эй, там, отдайте им бочку гольденбаумского, пусть подавятся!

– Да не дождётесь, сударь, а будете фыркать – напоим и вас, только вам оно и сплохеть может, учтите! – не торопясь выпрямился розенриттер и, проследив взглядом, как несколько его коллег уже понеслись за вожделенным предметом, рявкнул на всё собрание:

– Музыку давай, э! – и удалился, издевательски покачивая бёдрами по адресу собеседника.

Кто-то, кто оказался ближе других к блоку связи, быстренько нажал на нём, что следовало, и по помещению понеслись дешёвые аккорды вперемешку с разудалым плебейским пением: «Сад из роз, денег воз, звонкая гитара – всё пошло под откос, всё пропало даром!» Тем временем в тесном кружке, обступившем лежавшего пленника, началось какое-то очень интенсивное обсуждение, которое шло в основном жестами, но с довольно эмоциональными выражениями на лицах, преимущественно глумливо-весёлого толка. «Но не жаль ничего, пусть всё пропадает, сторонись – до утра шантрапа гуляет!» – напевал некий явно нетрезвый ухарь, а обсуждение вопроса уже шло к логическому завершению, и из всего бурного разговора Райнхард услышал только два слова: «рыжая» и «замётано». Впрочем, до другого лагеря и вовсе не дошло никакой, даже столь скромной информации. После чего Бергер громко потребовал расступиться, и, взвалив себе на плечо пленника, потащил его в чулан.

Райнхард, измучившись за последнее время посильнее, чем за всю военную кампанию против Яна Вэньли, уже изрядно заразился безразличием к окружающему, и не особенно интересовался тем, что Бергер довольно заботливо обращается с ним, укладывая на какие-то одеяла, и даже голову аккуратно пристраивает так, чтоб не жал ошейник. Он смутно понимал, что скорее рад возможности удалиться с этого сборища и остаться в одиночестве хоть не надолго, хоть подольше, да и завернуться в тёплый плед после валяний на холодном полу было кстати. Снова накатывалась дурнота, но уже совершенно сонного свойства.

– Тебе вина принести? – вежливо спросил тем временем Бергер. – Или, может, есть хочешь?

– Нет, – с трудом произнёс Райнхард без всяких эмоций. – Я не смогу сейчас, у меня голова с сотрясением явно.

– Точно дело в этом? – продолжил допытываться тот. – Или ты просто недоволен и брезгуешь?

Райнхард вздохнул и подтвердил «да» движением глаз. Ему захотелось, чтоб Бергер тоже исчез. Тот расценил это по-своему и озабоченно затараторил:

– Ты вот что, не грусти сильно, а лучше поспи, если можешь. Как только привезут деньги, так эта ерунда и закончится. Оно ненадолго, – и, увидев в ответ вполне красноречивый взгляд, стукнул себя по лбу. – А, ну да, ты ж не смотрел и не знаешь вообще, эх, – он приблизился совсем уж к самому лицу и сказал очень тихо. – Мы тебя им не выдаём. Мы тебя рыжей отдадим, думаю, тебе это понравится, разве нет?

– Там видно будет, – холодно ответил Райнхард. – Уходи.

– Чёрт меня побери совсем, – с бесшабашным восторгом пробормотал Бергер, удаляясь, – Никогда не видел ещё такого конкретного парня!

Даже сквозь хорошо прикрытую дверь донёсся рёв десяток глоток: «Зиг кайзер!!!». Райнхард поймал себя на том, что его душат слёзы обиды, и вдруг сам не заметил, как провалился в сон. Катерозе, увидимся ли мы?


Миледи фон Кройцер всё больше напоминала мраморную статую в драпировке. Миттенмайеру вдруг показалось, что ей становится плохо, и он поспешно схватил её за ладонь. Она молча кивнула, не открывая глаз, и он приблизился к самому её лицу. «Что? Что там?» – шепнул он ей в ухо так тихо, что кроме неё никто не слышал. Над лесом загрохотало снова, и она ответила ему на остатках раскатов, дабы остальным тоже не было слышно: «Он едва не умер, но обошлось. Пока тихо». Затрещал блок связи. «Промелькнуло перед глазами много жизней в короткий миг… Кто тут смелый – рискните сами раздавать не свои долги», – истошно протарахтела автоматика, прежде чем Катерозе успела выхватить листок с посланием. Одним махом прочитав текст, она застыла с недоумённым выражением лица и взялась снова думать вслух, что выдавало её напряжение.

– И как на это реагировать? Бергер, гад, твой почерк, но что ты хочешь-то, дитятко? Если просто спарринг, то катись к чёрту, а если выманиваешь меня, то что за польза тебе от этого? Или вы там так в штаны наделали уже, что на всё согласны, но в это я как-то меньше верю… Ладно, до шести ещё куча времени, мне нужно вовсе не это сейчас. Что за польза, если вы мне его полумёртвым вручите, мне он нужен сейчас и целым!!! Ааааа, я поседею сегодня, где звонок?

– Тише, Катрин!!! – прогрохотал Оберштайн и выхватил у неё лист, быстро пробежал глазами. – Уже подшить к делу можно, вообще-то, и не твоих ли глазок это результат работы? А ещё подумай об эффекте, если он видел. Прошло-то меньше получаса, а ты уже извелась.

– У меня нет выдержки, я женщина, – всхлипнула совсем по-детски Катерозе. – И гроза ещё фон портит, так там и не разобрать в схемах на инфрадиапазоне, как где чего нарыто и как пройти.

– Гроза… – задумчиво проговорил Миттельмайер. – Гроза тут, наверное, как раз вовсе не зря, – он чуть громче окликнул техников. – Куда там угодил самый мощный разряд?

– Как по заказу, прямо перед входом, по лестнице, скажи мне кто другой – в жизни бы не поверил! – ответил кто-то из них, радуясь про себя возможности поизумляться вслух. – Там трещина сейчас такая, что нам видно!

– Значит, нам ещё фартит, – тихо вздохнул Ураганный волк и снова пожал пальцы миледи. – Это кайзер Рудольф, Катерозе, а может, и Ройенталь тоже. Держимся.

– Ах, когда же… – попробовала она ответить и осеклась.

Прошло ещё семь резиновых минут, и ожил блок связи у Миттенмайера. Побледнев, тот выждал по хронометру шесть секунд, и включил обратную связь.

– Слушаю, – ледяным тоном проговорил он.

– Адмирал Миттельмайер? – прозвучало нежное контральто. – Это Вы?

– Нет, знаете ли, трактирщик Гершензон! – раздражённо-издевательским тоном рявкнул Ураганный Волк, успешно демонстрируя крайнюю степень недовольства. – Кому я понадобился среди ночи, что за шуточки, а?!

– Адмирал, это важно, – вкрадчиво произнесла женщина, не очень смутившись.

– Да уж пусть будет важно, не то я вас крепко разочарую! – продолжал якобы кипятиться Миттельмайер. – Кто говорит, чёрт возьми?

– Это… это мать Феликса, адмирал. Нам нужно встретиться, – тем же тоном продолжила дама.

– Вот ещё! Этого мне не хватало только, Вы что, не можете днём звонить, совсем сдурели, да? Или вы там с Оскаром день с ночью различать разучились, и теперь привычка у Вас о других не думать? К чёрту!

– Адмирал, это срочно, – и тут Катерозе уловила в этом голосе нотку раздражения и молча расцвела.

– Это Вам срочно, а я сегодня занят. Всё у Вас, надеюсь? – устало выпалил Миттельмайер, не выходя из образа.

– Адмирал Миттельмайер, чёрт Вас побери, Ваш друг в беде, а Вы что, не знаете об этом?! – закипятилась уже Эльфрида, а Оберштайн и миледи обменялись дьявольскими улыбками и одновременно подняли вверх сжатый кулак. На лице Катерозе сияло одно слово: «Попалась!»

– Не Ваше дело, что я знаю, а что не знаю! – прогрохотал адмирал, будто разозлившись. – Что Вы мне голову морочите? О ком речь? И о чём?

– Ваш золотоволосый друг, что обычно ходит в белом плаще, сейчас в опасности. И в Ваших интересах было бы ему помочь, – продолжала упрямо втолковывать собеседница уже чуть дрожащим голосом.

– Это меняет дело, – мрачно хмыкнул Миттельмайер. – Когда и где встречаемся? Надеюсь, это уютное кафе?

– Грубиян, – еле слышно донеслось издалека, затем женщина заговорила вновь сухо и спокойно. – Адмирал, это слишком срочно. Перекрёсток дельта на трассе девяносто, сектор Эрледиджен. Быстрее.

– Тысяча чертей и гроза в придачу! – с неудовольствием присвистнул адмирал и зевнул, как ленивый барин. – Ещё и машину брать придётся! Э-эх, милочка, если только Вы меня разочаруете своей мистификацией, я Вас… застрелюю, прямо там, аха-ха! – со сладострастным паскудством в голосе проговорил Миттельмайер. – Ладно, ждите, щас допью и поеду, – и отключил связь.

В салоне авто раздался общий тяжёлый выдох. Оберштайн подошёл и подал руку Миттельмайеру, тот, лихо улыбаясь, пожал её без всякого неудобства. Катерозе вскочила как пружина, в одной её руке мигом очутилась бутылка с игристым, другой она проворно вытащила три стеклянных бокала:

– На воздух! Идём за Императором, парни!

– Ну и повадочки, все такие знакомые, – ошалело пробормотал Миттенмайер, подчиняясь с явным удовольствием.

Он не ошибся. Даже жест, которым фон Кройцер разгрохала бокал после того, как вино было выпито, не оставлял сомнений, с кого он был скопирован. Ветер, сопровождавший грозу, трепал волосы людей совсем не злобно, скорее даже вежливо. Над спрятанной в роще леса машиной поблескивали отсветы молний, но они не освещали даже алый плащ адмирала, полностью поглощаясь тёмной в ночи одеждой. Даже белые лилии в причёске дамы не отсвечивали.

– Ещё пяток минут ждём, чтоб не учуяла змея, и едем, – прошептала та, глубоко дыша. – Пауль, наша тарахтелка блендированная или обычная? Я правда, боюсь, что назад полетим на Изольде…

– Достойная, – тихо улыбнулся Оберштайн и тронул её за плечо. – Катрин, доставь его и вернись сама, поняла?

– Я знаю, что тебе придётся остаться, это ещё сложнее, – вздохнула она. – Но не бойся, я не из тех дур, что закрывают собой свой объект, а потом рады умереть у него на руках. Мы вернёмся, все. Так надо.

На страницу:
6 из 7