Напарница вампира

– Расправились? – испугалась я. Неужели она их отравила?

– А то! – подбоченилась кухарка. – Вынесла им во двор похлёбку, а туда сонного порошка подмешала… в четверть часа заснули как миленькие! А то моду взяли – под окнами лаять… Кати, деточка, что с тобой?

– Н-ничего, – вяло ответила я, но меня уже не слушали, меня подхватили под руки и повели куда-то вниз, усадили за стол… я пришла в себя, когда мне в руки сунули большую чашку крепкого чая.

Напарник лгал. Он не мог отпугнуть людей от моих дверей, он просто слышал шум за окном, на который я от волнения не обратила внимания, и знал, что его голос не будет замечен на фоне общего переполоха. Он даже собак не мог усыпить, дождался, пока это сделает за него кухарка. Он очень мало чем мог защититься от человеческого любопытства или подозрительности… он ходил по канату над пропастью… и тащил меня за собой. Один неверный шаг…

Немного лучше я почувствовала себя, когда на кухню спустилась госпожа Прош и принялась совещаться с Кларой относительно беспробудного пьянства острийцев, которым выделили весь третий этаж крыла для прислуги. То ли в Острихе так принято, то ли они так тосковали по родине, то ли боялись нападения вампиров. По ночам они по приказу хозяина исправно несли вахту вокруг дома… сочетая её с попойкой. Чего беспокоиться? Распятья защитят, собаки не дадут и близко подойти нежити, да и спокойнее сочетать бдение с ромом… Сами понимаете, это совершенно не устраивало ни кухарку, ни горничных, ни экономку, ни, хотя и в меньшей степени – мужскую прислугу Таспов. Поэтому было решено принять решительные меры… я с удивлением слушала, как госпожа Прош разворачивает хитрый стратегический план по выманиванию «устриц» из своих раковин и тщательному обыску каждой комнаты и всего этажа в целом. Найти всё спиртное и выбросить, они не посмеют возмущаться, потому что иначе будут с позором выгнаны из дома за пьянство. Пусть где-нибудь в другом месте своему банкиру прислуживают.

Интересно, она сама до этого додумалась или мой напарник навеял экономке такой интересный сон? Он как-то говорил, что на уже подвергшегося влиянию человека легче воздействовать, особенно когда тот спит. От этих мыслей я немного воспрянула духом. Не попались же до сих пор – Бог даст, и дальше продержимся. А пока – у меня будет возможность выполнить приказ напарника хотя бы в отношении слуг господина Шерена. Только… смогу ли я вообще войти в их защищённые от вампиров комнаты?

Обыск комнат превратился в бесконечный кошмар. Я поднялась вместе со всеми, мотивируя свои действия желанием помочь и – вульгарным любопытством, которое обуревало всех горничных. По лестнице я поднялась с трудом: приближение к забитым идолопоклонническими символами помещениям причиняло мне сильнейшую телесную боль. Теперь я понимала, почему злился ночью мой напарник, пока я не сняла распятье. А, может, ему было гораздо хуже, ведь солнце не причиняло мне вреда и не заставляло застывать в оцепенении, разве что глаза сильно слепило. Видать, не такая уж это ересь, все эти кресты, иконы и прочие попытки заменить веру в божественное поклонением перед созданными человеком предметами, если вампиры их так боятся. Но что случилось со мной, что сделал не-мёртвый?..

Дверь от лестницы на третий этаж была перегорожена рябиновым крестом. Я уже достаточно овладела собой, чтобы с видимым спокойствием переступить порог. «Устрицы» похмелялись на кухне; в случае чего, Вит даст нам знать об их приближении и постарается задержать. К тому же мы взяли с собой щётки, тряпки и совки: можем объяснить своё присутствие уборкой. Кто бы тут ни жил, в доме Таспов везде будет царить порядок!

Не могу понять, но «помощь» напарника и правда помогала мне выполнить свою задачу. Стоило мне зайти в комнату (а это было непросто, потому что распятья защищали не только двери, но и окна в каждой комнате, и я с трудом сдерживала панику), как я ясно видела, где лежат предметы еретического культа и для чего они в этом культе предназначены.

Священные книги с серебряным тиснением на обложках, благословлённые священником в острийской церкви, рябиновые распятья – запасные, в дорожных сундуках, рябиновые же рамки с божественными текстами на стенах, повешенная почему-то в углу икона (доска с набитыми на неё рябиновыми планками, на которых и выполнено само священное изображение), разрисованные картинками с благочестивыми сюжетами, шкатулки с каким-то пахучим наполнителем, от которого у меня разболелась голова. Ещё в сундуках – я знала это, даже не заглядывая внутрь – лежали осиновые колья, колотушки и целые связки головок чеснока, а также ножи с необыкновенно острым лезвием. Для чего предназначены эти предметы, я тоже знала – частью из книг, частью благодаря непонятно откуда взявшимся озарениям. Словно у меня проснулось ранее не существовавшее чутьё, показывающее, откуда может прийти опасность, и какая. Что за бред? Я не сплю в гробу, кто будет убивать меня осиновым колом, как вампира? Но страх всё же был – и он помогал предвидеть угрожающие напарнику опасности. Похоже, «устрицы» собирались не только защищаться, но и нападать. Однако… Чеснок и осина не помогут убить вампира среди ночи. Днём – может быть, когда не-мёртвый не может шелохнуться в своём гробу, но ни в коем случае не ночью.

Обыск и изъятие спиртного было ещё в самом разгаре, когда я закончила свой осмотр, и госпожа Прош сумела прогнать меня прочь. Я по-прежнему плохо себя чувствовала, поэтому то замирала (отыскивая средства против вампиров), то принималась беспомощно суетиться, роняя из рук всё, что только можно – когда мне нужен был предлог для перехода в другую комнату. В конце концов я согласилась с экономкой, что больше пользы принесу общему делу, если перейду в господскую часть дома и приступлю к основной работе.

«Хорошо, – думала я, спускаясь по лестнице, – что ни одна „устрица“ не видела, как мне было плохо на их этаже: уж они бы догадались, что со мной случилось».

Таспы, снова ставшие меня узнавать в лицо, при моём появлении морщились и отворачивались, пока одна из кузин Аманды не сообщила, что моя барышня за мной с утра посылала, а я Бог весть где пропадаю. Я поклонилась и ушла наверх к свой нанимательнице.

Аманда встретила меня слезами.

– Гляди! – закричала она, потрясая какой-то книгой в кожаном переплёте. – Это бесчеловечно, это невозможно, это… Кати, что с тобой?!

Я прислонилась к дверному косяку, не будучи в состоянии не то, что переступить порог, а даже сделать хотя бы один шаг. Вход в комнату преграждала груда из икон, священных текстов, вставленных в дорогие рамки и рябиновых распятий. Поверх груды лежало серебряное распятье на дорогой серебряной цепочке. Собранные вместе, эти предметы причиняли нечеловеческую боль, вызывали слабость и дурноту.

– Кати! – испуганно закричала моя нанимательница, а после подбежала ко мне и силой завела в комнату. Проходя мимо груды предметов еретического культа, я едва не забилась в судорогах. Аманда усадила меня в кресло и расстегнула воротничок. – Тебе плохо?! Я сейчас же пошлю за аптекарем!

– Нет, прошу вас, барышня! Мне… Мне уже лучше. Это пройдёт, прошу вас!

– Как скажешь, Кати… – несколько растерялась Аманда. – Но позволь, я дам тебе вина…

Она протянула руку к звонку для прислуги, я еле успела её перехватить.

– Прошу вас, барышня. Не стоит утруждаться. О чём вы хотели поговорить?

– Кати, дорогая, ты уверена, что тебе не нужна помощь? – недоверчиво спросила Аманда. Я энергично кивнула, постепенно приходя в себя.

– Отлично! – решительно заявила барышня и всё-таки позвонила в звонок для прислуги. Когда на звонок явился лакей вместо привычной в покоях барышень горничной, моя нанимательница ничуть не удивилась, только обрадовалась и кивнула на груду вещей. – Унесите это отсюда и выкиньте куда-нибудь подальше! – приказала Аманда. Слуга наклонился, собрал вещи в охапку и уже собирался выходить, когда его остановил новый приказ. – Стойте! Возьмите вот это и выбросьте вместе с остальным мусором!

Барышня буквально сорвала с меня нитку с распятием – я вздохнула с облегчением и потёрла натёртую шею – и бросила лакею. Слуга понимающе кивнул и вышел за дверь, предоставив госпоже самой её запирать.

– Мы не будем потакать идолопоклонству! – объяснила Аманда свои действия. – Я не желаю иметь с этим ничего общего!

– С чем, барышня? – недоумённо спросила я.

Вместо ответа Аманда протянула мне книгу в кожаном переплёте. На ней тоже было серебряное тиснение, однако я уже достаточно справилась с собой, чтобы прикоснуться к драгоценному металлу, не выдавая внутреннего содрогания. Книга не содержала священных текстов, это было что-то вроде наставления для тех «устриц», которые разделяли национальную истерию насчёт вампиров. На внутренней стороне обложке стояла печать с острийской надписью: «одобрено канцелярией по защите крови», если я правильно перевела текст.

– Защита крови? – не удержалась я от комментария. – Что за нелепость!

– Это не нелепость, Кати, – серьёзно возразила барышня. – Это очень злые и жестокие люди… – Она осеклась и с удивлением уставилась на меня. – Кати, дорогая… Ты читаешь по-острийски?!

Я чуть не вздрогнула, в последний только момент овладев своими чувствами.

– Немного, барышня, совсем немного.

– Тогда читай, Кати, и читай внимательно!

Я заколебалась, собираясь было вернуть книгу и сослаться на ограниченность своего знания острийского, но Аманда настаивала, кажется, не слишком шокированная образованностью служанки.

В предисловии к трактату подробно описывалось, кто такие вампиры – мертвецы, которых Дьявол послал обратно в мир, чтобы сеять ужас и зло, – упоминалось, что они пьют человеческую кровь, предпочитая молодых, невинных девушек и юношей, с невероятным апломбом описывался кровавый ритуал, превращающий человека в вампира. По безапелляционному утверждению автора, не-мёртвые дают жертве напиться своей крови. Мне стало не по себе, я вспомнила о ночном поцелуе – и о солоноватом вкусе на языке. Но напарник не раз утверждал, что я нужна ему человеком!

Господи всемогущий, сжалься надо мной…

– Кати, ты всё понимаешь? – обеспокоенно окликнула меня госпожа. – Если нужно, я могу перевести что тебе непонятно.

Собравшись с духом, я указала на несколько трудных мест в тексте, получила необходимые пояснения и принялась читать дальше.

В основной части книги перечислялся вред, наносимый вампирами, и давались рекомендации по его устранению. Просмотрев содержание и пролистав главы, я поняла, что так разозлило хозяйку. «Устрицы» почему-то были уверены, что укус вампира отравляет жертву, делая ту не вполне человеком. Так, например, укушенный всего один раз в жизни, а после умерший от болезней или отравления – но не от ран! – в течение пяти лет после укуса, после смерти сам сделается вампиром. Если человека кусали больше одного раза, то пять лет растягивались до десяти, пятнадцати и даже двадцати лет. Поэтому жертве вампирического укуса рекомендовалось, не откладывая дело в долгий ящик, обратиться в канцелярию по защите крови, пройти соответствующее обследование и по его результатам сесть в карантин на необходимый для общественной безопасности срок – так, чтобы в случае внезапной смерти о готовом сделаться не-мёртвым теле было кому позаботиться.

Отдельная глава была посвящена недопустимости сокрытия сведений о совершённом укусе, вскользь говорилось о наказании за этот проступок – удвоение карантинного срока. И в самом конце, уже в приложении, рассказывалось, как распознать того, кто, вопреки природе, помогает вампирам сознательно и по доброй воле. Таких предлагалось сжигать на костре, чтобы уничтожить тело и очистить душу.

Когда я подняла глаза на барышню, прошло, наверное, несколько часов. Из вежливости взяв читать протянутую книгу, я оказалась полностью поглощена её содержанием, жадно глотая ровные строчки чужой речи. Всё это время Аманда не садилась в кресло, а ходила туда-сюда передо мной.

– Ну, Кати, что ты скажешь, моя дорогая?! Это чудовищно!

– Что чудовищно, барышня? – спросила я и сама поразилась слабости своего голоса. Боже мой, неужели всё это правда?! Напарник пил мою кровь и теперь – теперь я тоже стану вампиром?! Какой ужас…

– Ты спрашиваешь, что чудовищно?! Кати, дорогая моя, неужели ты можешь спокойно думать о людях – о целой стране! – в которой ни в чём не повинного человека могут арестовать и даже казнить таким страшным образом?! Ни за что, ни про что, из-за нелепых предрассудков и суеверий?!

Я не удержалась и пожала плечами.

– Что же делать, барышня, это их страна и их законы.

Аманда аж задохнулась от негодования.

– По-твоему, это можно снести?!

Она выхватила у меня из рук книгу и с размаху швырнула о стену.

– Барышня!

Такой я нанимательницу ещё не видела. Прекрасные её глаза горели гневом и яростью, лицо раскраснелось, а рот приобрёл жестокую складку, которая, однако, ничем её не портила. Я живо вскочила с кресла и поспешила обнять Аманду, надеясь хотя бы так смягчить её раздражение.

– Барышня, прошу вас, я не хотела сказать, что меня радуют такие порядки. Я всего лишь имела в виду – в каждой стране свои обычаи, и только они сами могут судить себя – не чужие!

– Судить?! – гневно переспросила Аманда, вырываясь из моих объятий. – Чужие?! Кати, дорогая, неужели ты не понимаешь?! Они ведь хотят, чтобы я уехала туда, жила в Острихе, в этом кошмаре, безумии!

Вспышка прекратилась так же внезапно, как и началась. Барышня упала в кресло, закрыла лицо руками и разрыдалась. Я было растерялась, но после налила стакан воды и присела рядом с нанимательницей, осторожно поглаживая её по плечу.

– Выпейте, барышня, вам сразу станет легче.

Аманда, не глядя, взяла протянутый стакан, глотнула.

– Мне так стыдно, Кати, – пробормотала она. – Я была такой плохой…

– Нет, барышня, что вы! Всё хорошо, выпейте воды, и всё пройдёт.

– Нет, нет, никогда!

– Пройдёт, барышня, обязательно пройдёт.

– Кати, – позвала Аманда робко, как ребёнок. – Уедем отсюда, хорошо? Вели сейчас собрать вещи и заложить экипаж.

– Куда уедем, барышня? – спросила я, внутренне сжимаясь. Это катастрофа, я так и не успела обыскать вещи Шерена и…

– Куда угодно! – горячо воскликнула Аманда. – Кати, пожалуйста, мы ведь жили без моих родственников раньше, проживём и сейчас! Ты не будешь больше служанкой, будешь говорить мне «ты», я научу тебя играть на пианино, мы будем счастливы – как раньше! Не нужны нам их деньги, не могу я продать себя ради чужого чванства!

Не знаю, что на меня нашло. Тронуло ли отчаяние барышни, возмутила ли её наивность, но только я воскликнула:

– Их деньги?! О чём вы?! Барышня, да с чего вы взяли, что у вас нет денег?!

– Кати, дорогая, не шути так! Да, дядюшка оставил мне деньги, но по его завещанию я должна беспрекословно…

– Вздор! – не сдержалась я. – С чего вы взяли?!

– Но дядюшка Тасп сам прочёл мне завещание…

– А вы что-нибудь поняли из него? Сами, без его объяснений?!

– Нет, но зачем ему…

– Барышня! – вскричала я. – Прошу вас, подумайте здраво!

– Но, Кати… – Растерянный взгляд Аманды беспорядочно метался по комнате, пока не остановился на мне. – Кати, дорогая, ты умная, прекрасная девушка, ты так много знаешь, ты можешь разобраться буквально во всём!

– Но, барышня… – растерялась я, несколько смущённая её порывом.

– Кати, я знаю, ты хочешь скрыть своё воспитание, пока служишь камеристкой, но для меня ты всегда была не служанкой, а компаньонкой, нет, подругой! Прошу тебя…

– Барышня, – поспешила я остановить излияния нанимательницы, – пожалуйста, не надо на меня так смотреть! Я камеристка и не стыжусь этого. Будь я вашей подругой – как бы могла я позволить себе брать с вас жалование? А так – я выполняю свою работу и рада, что могу оказаться вам полезной.

– Ты и будешь полезной, Кати! – воскликнула Аманда, бросаясь мне на шею. – Пожалуйста, прошу тебя!

– Я бы рада, барышня, но что я могу поделать?

– Кати, не скрывай от меня, я знаю! Ты получила хорошее воспитание, может быть, нужда заставила тебя пойти в камеристки, но я знаю, я точно знаю, что ты…

– Вы ошибаетесь, барышня, – холодно произнесла я, пока пылкое воображение не завело мою нанимательницу слишком далеко. Как я могла оказаться такой беспечной?! Как я могла столь неосторожно выдать себя?! Представляю, как на это отреагирует напарник…

– Кати, прости, милая, – смутилась барышня, разжимая объятья. – Я не хотела оказаться бестактной. Прости, дорогая, не обижайся! Ну, пожалуйста, скажи, что ты простила меня, что ты не сердишься!

– Я не сержусь на вас, барышня, как вы могли это подумать? – вежливо возразила я.

– Пожалуйста, Кати! Я не хотела тебя расспрашивать, я только хотела узнать – ты… Ты ведь поняла завещание? Не спорь, я знаю, ты всё поняла, я по твоим глазам видела! Дядюшка обманул меня? Что там было?

Я вздохнула. Плохо, когда человек сочетает в себя наивность и проницательность одновременно. Но такой мне Аманда нравится больше, к тому же задание подходит к концу, а оставлять барышню в лапах корыстной родни и помешавшегося от страха перед вампирами жениха – разве можно? После её сегодняшней выходки, когда она велела выбросить подарки жениха?

– Я плохо разбираюсь в таких делах, барышня. Но почему бы вам не обратиться к нотариусу?

– К нотариусу? – растерянно переспросила Аманда. – Но…

– Это вовсе не сложно, барышня. До К***9 меньше часа по короткой дороге. Сколько я знаю, господин Доринг – нотариус, который составлял завещание вашего покойного дяди, – живёт там и принимает каждый день, я слышала, как об этом господа говорили.

– Кати! – возмущённо перебила меня барышня. – Ты подслушивала?!

– Что вы, барышня! – едва сдерживаясь, возразила я. – Я услышала это совершенно случайно, господа не обращают внимания на своих слуг.

– А-а-а, – не слишком убеждённая моими словами протянула Аманда. – Но…

– Без «но», барышня! – в лучших традициях своего напарника рявкнула я. – Завтра же велите заложить экипаж для поездки в К***, скажем, что вы… Ну, скажем, новый шарфик хотите выбрать.

– Но… – промямлила моя нанимательница.

– Я поеду с вами, барышня, мы отпустим кучера и найдём с вами дом господина Доринга. Он знает все тонкости завещания вашего дядюшки и просто обязан помочь вам вступить в права наследства.

– Кати, ты уверена? – робко спросила Аманда.

– Полностью, барышня! – энергично кивнула я.

– Поедем тогда сегодня! – схватила меня за руки Аманда. – Сейчас же!

– Не торопитесь, барышня, – мягко ответила я, сжимая ладони нанимательницы. – Всему своё время. Сейчас спуститесь ко второму завтраку и скажите, что хотели бы развеяться. Не отказывайтесь от попутчиков, главное – возьмите со мной меня, и мы сумеем от них избавиться. Ну? Сделаете?

Аманда разжала руки, бросилась ко мне на шею и разрыдалась. Я отстранила плачущую девушку и испытующе заглянула ей в глаза. Удовлетворённо кивнула. Она всё сделает так, как я её научила.

– Ами, Ами, что ты наделала! – шёпотом стенал вампир той же ночью. Поддерживать разговор о своей беспечности он отказался наотрез. Напарник вообще меня не стал слушать, начав ругаться уже с порога – точнее, с подоконника, – откуда-то в точности зная всё, что произошло за день. Теперь он хватался за голову и сетовал о моей неосторожности. – Как ты могла? Зачем ты это сделала? Ами, родная моя, милая девочка, ты сорвала всю операцию, погубила труд многих месяцев подготовки! Когда я за тебя ручался, я надеялся, ты будешь умнее! Что тебе эта барышня, зачем ты вмешиваешься в её жизнь?! Ами, ответь мне, как ты могла?!

Я с трудом держалась, чтобы не разрыдаться. Упрёки вампира меня пугали и нервировали, и я в страхе ждала, когда он перейдёт к неизбежному наказанию.

– Ошибаешься, Кати, – покачал головой напарник. – Я не буду сейчас пить твою кровь. Ложись спать, завтра езжай к Дорингу, как решила.

Я остолбенела.

– Да, да, Ами, ты не ослышалась! Делай, что я тебе сказал. Ну же!

Зачарованная его властным голосом, я немедленно повиновалась; вампир оставался в комнате, пока я не легла в постель, и подоткнул одеяло.

– Спи. Я всё улажу.

Не буду рассказывать о том шуме, который поднялся вчера, когда Аманда заявила о своём желании развеяться в К*** и купить новый шарфик, и о том шуме, который сопровождал наши сборы сегодня. Вчера нам навязали в попутчицы четырёх кузин, но с утра выяснилось, что к поездке готов только маленький двуместный экипаж, о котором вся семья отзывалась с каким-то даже содроганием. Одним словом, никто не выразил желания занять моё место в экипаже и составить компанию бедной родственнице.

Когда мы после завтрака сели в экипаж, стало ясно, почему кузины не захотели ехать с Амандой. Нас немилосердно трясло, подбрасывало на малейшей неровности дороги, а кучер, вчера добравшийся до конфискованной у «устриц» выпивки, гнал лошадей, не задумываясь о том, каково приходится пассажиркам.

Въехав в К***, мы прогрохотали по булыжной мостовой, съехали на деревянную и остановились у заведения самого низкого пошиба, который только можно представить.

– Приехали, барышни! – объявил кучер, распахнув дверцу экипажа.

– Куда ты нас привёз?! – возмущённо спросила я, с трудом заставив себя подняться с жёстких подушек сидения. Всю дорогу мы с Амандой визжали, крепко вцепившись друг в друга от ужаса.

– Дык, барышни! – сплюнул кучер. – Вы сказали в К*** и что прогуляться хотите. Вот я и… того. Доставил. Гуляйте, а как накупите всего, так за мной сюда пошлёте. «Весёлый пропойца» – этот кабачок вам кто угодно покажет, не заблудитесь.

Аманда была бледна от страха и гнева, но ещё слишком слаба, чтобы в полной мере выразить своё негодование. Я выбралась из экипажа и помогла выбраться барышне, после чего взяла её под руку и поспешила увести из этого сомнительного места. Молоденькой барышне её положения неприлично – да что это я, невозможно! – стоять у ворот дешёвого кабака. Присутствие компаньонки несколько смягчало остроту ситуации, но моя молодость давала весьма слабую защиту репутации Аманды – да и неважную защиту от возможных приставаний околачивающихся поблизости пьяниц.

Выйдя на более или менее респектабельную улицу, я обратилась за помощью к прохожим, и уже третий человек указал нам дорогу к дому господина Доринга.

Если поспешность, с которой мы покидали улицу перед кабаком, изрядно напугала мою нанимательницу, дорога к дому нотариуса отняла у Аманды остатки храбрости. Она то и дело ловила мой взгляд и по-детски цеплялась за мою руку, которую я не стала отнимать, чтобы не лишать барышню дружеской поддержки.

Два громких удара дверным молотком, минута ожидания – и вот чинная горничная ввела нас в уютную комнату, обставленную обитыми плюшем диванами, креслами и низенькими столиками красного дерева. Горничная предложила нам присесть и выпить чаю – господин Доринг занят, но вскоре освободится.

Мы сели рядом на диван – я держала руки барышни в своих, – отказались от чая и приготовились ждать.

– Как ты думаешь, – тихо проговорила бледная до синевы барышня, – нам хватит денег заплатить этому господину за консультацию?

Об этом я не подумала. И не ждала от Аманды столь практического вопроса, пришлось напомнить себе, что бедная девушка как-то ведь дожила до встречи со мной, не может же она совсем ничего не соображать. Я только-только нашлась с ответом, как виски словно пронзила раскалённая спица, заставляя меня охнуть от неожиданности, а после в моей голове раздался ясно слышимый голос напарника:

«Скажи, что приличнее будет тебе сначала обратиться к нотариусу самой и пройди на второй этаж».

– Кати, дорогая, что с тобой?! – ахнула Аманда.

– Нет, нет, барышня, всё в порядке, – пролепетала я. – Голова закружилась, от духоты, думаю.

– Господи, Кати, да ты вся дрожишь!

– Разве? – искренне удивилась я и поспешила взять себя в руки. – Вам не следует волноваться, всё уже прошло.

– Но… – запротестовала было моя нанимательница, однако я решительным жестом попросила её помолчать.

– Так насчёт вашего вопроса, барышня. Я думаю, лучше всего будет, если я первая поднимусь к господину Дорингу и всё улажу.

– Но, Кати…

– Девушке вашего положения, барышня, неприлично входить в денежные расчёты. Предполагается, что есть близкие или друзья, которые возьмут на себя ведение ваших дел!

– Но, Кати! – снова попыталась возразить Аманда, но тут у меня в голове снова раздался голос напарника:

«Скорее!»

– Кати, тебе плохо?! – закричала, вскакивая, моя нанимательница. Кажется, я пошатнулась.

– Нет, барышня, прошу вас, не волнуйтесь. – Кажется, я начинаю понимать, почему вампира так нервировало моё поведение в подвале контрабандистов, когда его чувствительность ещё и обострилась из-за голода. Высокий голос моей нанимательницы болезненно бил по ушам, так же, как на улице резал глаза яркий солнечный свет. – Пожалуйста, успокойтесь, сядьте на диван и выпейте всё-таки чаю. Я скажу горничной, чтобы вам принесли.