Полная версия
Напарница вампира
– Разумеется, ты ничего не чувствовала, Ами! – строго произнёс не-мёртвый. – Ты думаешь, я бы отправил тебя в Острих, если бы ты шарахалась от каждого рябинового распятья? Долго бы ты там прожила, моя дорогая!
– Но… почему? Ведь у Таспов…
– Прошло, Ами, просто прошло. Всё в мире лечится временем, а если не всё, то такие болезни уж точно. Так что не бойся, глупышка, в вампира ты не превратишься.
Я вспыхнула и отодвинулась от напарника на край подоконника.
– Ты говоришь, тогда… тогда тебя поймали рябиной… но почему же они не удержали тебя от побега?
Вампир пожал плечами.
– Дверь была перекрыта рябиной, а что касается окна… изнутри залезть невозможно, а снаружи – не хотели привлекать внимания, вдруг кто-нибудь залез бы в сад, те же мальчишки. К тому моменту, как меня посадили на цепь, я был уже настолько слаб от голода, что от человека отличался только в худшую сторону.
Я невольно улыбнулась этому проявлению самомнения, которое напарник обычно старался не показывать.
– В смысле силы, способности проникать в самые узкие отверстия и прочее в том же духе, моя строгая маленькая судья. Впрочем, в этом есть странность, но избавиться от кандалов, не разорвав их, не может ни один вампир, так что в рябине не было необходимости.
– Но они могли бы держать её поближе к тебе просто на всякий случай!
Напарник покачал головой.
– Эй, – позвал он, – Ами, ты за кого играешь?
Я смутилась.
– Нет, – продолжал вампир уже серьёзно, – они не могли рисковать, ведь никто не знает, как будет действовать на нас рябина, если не избавиться немедленно от её воздействия, как мы делаем обычно. Серебро обжигает, осина разъедает раны, а рябина… она просто отпугивает таких как я. Но тебе не кажется, что мы отвлеклись?
– Прости, – прошептала я. Мне в самом деле не стоило расспрашивать напарника о том унижении, которое он… которое мы оба когда-то испытали в плену.
– Нет, моя милая, ничего страшного, – возразил не-мёртвый. – Но мы в самом деле отвлеклись, и время уже на исходе. Возвращаясь к ранней теме, я не думаю, что твои предположения насчёт этой девушки верны. Канцелярия крови никогда не доверит важную операцию девушке, там вообще не слишком-то жалуют женщин.
– Почему так?
– Ну, как же, – подмигнул вампир. – Слабые существа не способны ни устоять перед гибельными чарами, ни руководить представителями сильного пола.
– Не сказала бы, что это относится к Гр…
Вампир зажал мне рот рукой и приложил палец к своим губам.
– Не называй её имени, разбудишь.
Грета что-то пробурчала сквозь сон и повернулась на другой бок, слегка сбив одеяло. Я отвернулась, сбрасывая холодную ладонь вампира со своих губ, напарник, напротив, посмотрел на мою похитительницу с явным интересом.
– Интересная она дамочка, твоя «сестрица», – произнёс он. – Очень интересная, даже жаль, что мне не удастся пообщаться с ней в другой обстановке.
Я густо покраснела и отвернулась уже от напарника.
– Не смущайся, милая ты моя девочка, и не ревнуй.
Едва я открыла рот, чтобы запротестовать, как напарник столкнул меня с подоконника и сорвал сюртук с моих плеч.
– Всё, разговор закончен, Ами, тебе пора спать.
Не вполне отдавая себе отчёт в своих действиях я, как и предсказывал вампир, дошла до своей кровати и легла, завернувшись в одеяло.
– Но подожди! – приподнялась я на локте. – Почему не сегодня? Зачем мне с ней оставаться?
– Моя дорогая, а письмо? И потом, как мы будем работать, если придётся всю жизнь прятаться от десятка враждебных компаний! К тому же… – он снова подмигнул, – так гораздо интереснее, моя милая девочка. Спи!
Я опустила голову на подушку, понаблюдала, как вампир закрывает окно, защёлкивает задвижку и на цыпочках проходит к двери, а после втягивается в замочную скважину. Отвернулась к стене и строго приказала себе ни о чём «таком» не думать, и ни в чём не сомневаться. Если он говорит, что не бросит, значит, не бросит. С этой мыслью я и заснула.
С утра Грета разбудила меня тем, что, в самом деле, подсела к окну писать письмо. И писала его довольно долго, пока мне не надоело притворяться спящей, и я не попросила «сестрицу» отдать распоряжения к завтраку.
Грета недовольно повернула голову, смерила меня взглядом, но ничего не ответила.
– Сестрица! – позвала я немного позже – после того, как встала, умылась и привела себя в порядок. – Может, лучше мне распорядиться? Я проголодалась.
И, словно забыв о вчерашних предостережениях, я взялась за ручку двери.
– Тирса! – возмутилась «сестрица». – Неужели ты не можешь немного подождать?
– Нет, – невежливо возразила я. – Уже поздно, и я хочу позавтракать. Или ты решила морить меня голодом?
– О, Боже! – вздохнула Грета. – Тирса, я тебя умоляю, посиди спокойно ещё четверть часика – и я обо всём позабочусь, честное слово!
Я пожала плечами и уселась на стул недалеко от окна. Интересно, откуда напарник знал, что «сестрица» будет писать письмо? Угадал? Предвидел? Прочитал в мыслях?
Нет, это абсурд, если бы он у кого угодно мог читать в мыслях, он бы не ссылался на рябину в её вещах, да и вообще…
Я одёрнула себя: глупо обижаться из-за одного только предположения, будто напарнику открыто любое сознание, не только моё. Во-первых, это не так, а во-вторых… если бы и так? Пришедшее на ум объяснение было до невероятности нелепым и содержало какие-то невнятные идеи относительно собственной исключительности. Я рассердилась. Скажет ещё – ревную! На себя бы посмотрел, мертвец ходячий.
Я окончательно запуталась в собственных рассуждениях и, чтобы избавиться от нелепых мыслей, встала, намереваясь пройтись по комнате. Грета это движение истолковала совершенно иначе: она отодвинула уже сложенный конверт, возмущённо проворчала что-то о людях, которые ничем не заняты и потому мешают другим, и вышла из комнаты, оставив меня в несколько обескураженном состоянии.
Когда шаги «сестрицы» стихли на лестнице, я подошла к двери и заглянула в замочную скважину. Увиденное дало в определённом смысле повод для гордости: меня охраняли сразу два «лакея». Нет, сестрица, не такая уж я ничего не значащая особа, как ты мне говорила. По крайней, мере, для тебя…
Под окном прохаживалось ещё двое охранников; впрочем, я и не собиралась никуда бежать. Конверт был уже запечатан и оставлен на подоконнике с прямо-таки оскорбительной беспечностью.
«Если это только не хитроумная проверка надёжности, ты пожалеешь, что так меня недооценила, милая моя Грета», – прошептала я. Срывать печать – дело слишком рискованное, без подготовки её восстановить невозможно, но вот аккуратно, пинцетом для бровей, вытащить письмо из самодельного конверта16… как-то даже не верится, что сестрица считает меня такой… э-э-э… дурёхой. На то, чтобы подменить письмо пустой бумагой, не потребовалось больше двух минут, и я ещё успела списать адрес – какое-то местечко недалеко от столицы, – когда на лестнице послышались шаги. Спрятав письмо за корсаж, я занялась укладыванием вещей, так что у Греты не возникло ни малейших подозрений.
Она подошла к окну, взяла оставленное там письмо, растерянно провела пальцами по нетронутой печати и убрала конверт за собственный корсаж и, не говоря ни слова, жестом предложила мне следовать за ней на завтрак.
«Всё-таки хитроумная проверка, беспечность или небрежность в работе? – терялась в догадках я, следуя за сестрой на завтрак. – А, может, это письмо для неё ничего не значит? Тогда что же? Напарник ошибся или попросту подшутил надо мной?»
Прочесть свою добычу я так и не сумела: Грета сопровождала меня как тень или как надзиратель. Единственный плюс, который я видела в этом молчаливом надзоре, это невозможность и для бесценной сестрицы сделать что-то тайно от меня. Писем, во всяком случае, она больше не писала; прощаясь с хозяином гостиницы, вынула первое из-за корсажа и попросила его отправить.
Молчание похитительницы меня настораживало и пугало: неужели она слышала наш разговор с вампиром? Или письмо всё же было проверкой? А Грета всё молчала, будто сердилась на что-то или мысленно готовилась к неким тяжёлым испытаниям. Заговорила, только когда горничная принесла с кухни её мопсика, куда его, как и вчера, забрали вечером покормить и всячески обиходить; к тому же собаки в комнатах не дозволялись.
– Ах ты мой бедный, – засюсюкала эта странная женщина. – Всю ночь провёл на кухне, без мамочки, скучал, наверное, ангел мой?
– Вот уж нет, барышня, – почтительно присела горничная. – Как покушал, помылся, так сразу же и уснул без задних лапок!
– Вот как? – бросила на неё Грета быстрый взгляд. – Надеюсь, вы ничем таким не поили мою собаку?
– Что вы, барышня! – испугалась горничная, ожидавшая чаевых за свой добродушный рассказ. – Как можно!
Грета смерила бедную девушку ещё одним злющим взглядом и буквально вырвала корзинку из рук.
– Ну, хорошо же.
Сказав это, она молча пошла к ожидавшей нас у дверей коляске; на горничную было жалко смотреть. Нисколько не бережливая, Грета между тем не считала нужным поощрить прислугу за оказанную помощь… что бы там напарник не говорила, но вела себя «сестрица» скорее как «устрица», чем как дейстрийка. Уж я-то знаю, как важно для бедных людей денежное поощрение от богатых господ и как часто «устрицы» с вызывающей наглостью пренебрегают этим обычаем! Повинуясь внезапному порыву, я порылась в сумочке, достала монету в двадцать филлеров и сунула её в руку горничной, уже успевшей утратить всякую надежду на вознаграждение.
– Моя сестра благодарит за внимание к её пёсику, – тихо сказала я. Двадцать филлеров – это, конечно, меньше, чем горничная рассчитывала получить сначала, но больше, чем она предполагала получить потом. Вот только что интересно – Грета на сонное зелье намекнула, чтобы оправдать свою скупость или хотела точно знать, почему мопсик не лаял этой ночью? Хотелось бы знать… но с чего я взяла, что острийские мопсики лают на вампиров так же как и те страшные собаки, которых привёз к Таспам Шерен?
– Тирса! – сердито окликнула «сестра». – Поторопись, пожалуйста, надо приехать в П*** до темноты!
Я послушно кивнула и села в коляску. До темноты – значит, сестрица хочет приготовиться к встрече дорогого гостя. Но что она собирается делать?
Мне всё-таки очень хотелось верить, что напарник не пойдёт из-за меня и собственной бравады прямиком в расставленную ловушку.
– Зачем ты дала денег этой девчонке? – резко, но не зло спросила меня Грета, когда мы отъехали от гостиницы. Я пожала плечами.
– Положено, вот и дала.
– А, так ты считаешь меня жадной! – с вызовом бросила Грета. Я собрала всё своё достоинство для подходящего ответа:
– Вовсе нет, Грета, дорогая моя. Ты была занята мопсиком, – я погладила псинку по голове, – а у меня были свободны руки, вот и всё. Какие счёты между сёстрами?
Грета смерила меня тяжёлым взглядом, в котором ясно читалось сомнение в моей умственной полноценности.
– Ты знаешь, кому я писала письмо? – безо всякого перехода спросила она. Сердце у меня ёкнуло, но я постаралась сохранить невозмутимый вид.
– Нет, сестрица, ты мне не рассказывала, – спокойно ответила я. – Кому же?
– Тебя это не касается! – отрезала моя похитительница.
Я пожала плечами и отвернулась к своему окну. Не хочет говорить – зачем тогда спрашивала? При этом, естественно, я боялась, как бы Грета не разгадала мой фокус с подменой… нет, всё складывается до необыкновенности подозрительно! Почему она села за письмо именно в это утро?
«Сестрица», между тем, почувствовала, что перегнула палку и осторожно приобняла меня за плечи.
– Не сердись, Тирса, сестричка, – попросила она почти без фальши. – Я волнуюсь. Про того человека, которого мы видели в Л***, уже два дня ничего не слышно и, ты знаешь, это меня не радует, а пугает! Что он задумал, куда делся?
Я тихонько вздохнула, подлаживаясь под задушевный тон «сестрицы».
– Может, потерял наш след и отстал?
Грета отозвалась на это предположение истерическим смехом.
– Он? Он?! Ох, Тирса, сестричка, такие люди следа не теряют! Такие люди как гончие!
Я пожала плечами.
– Ты же говорила, что сможешь себя защитить.
Грета, к моему удивлению, чуть отвела взгляд.
– Защитить-то могу… но, кроме пистолетов, есть и другое оружие.
После этого она повернулась к своему окну и до конца пути больше со мной не разговаривала.
По существу, странное поведение Греты можно было легко объяснить не столько враждебностью по отношению ко мне, которой она, кстати, больше не выказывала, сколько всё сильнее и сильнее охватывающим её нервным напряжением. Она боялась господина с империала в Л***, она боялась вампира – и всё же ей предстояло помериться умом или даже силой с обоими противниками. Признаться мне в подстроенной ловушке она не хотела, но вот беспокойство её было искренним и неподдельным. Грета напоминала натянутую струну, она словно готовила себя к некому тяжёлому испытанию. Принимая во внимание её планы – так оно и было.
В П*** мы приехали в полном молчании, но без той раздражающей фальши, которая опутывала наши отношения до сих пор. Сегодня, видя «сестрицу» напряжённой и собранной, я впервые прониклась к ней если не симпатией, то уважением. «Домик», а точнее, большой двухэтажный дом, у которого мы остановились, находился, собственно, не в самом городке, а чуть поодаль и был окружён великолепным садом. Как я ни напрягала все свои чувства, мне так и не удалось понять, есть ли в доме серебро и рябина: этого умения я, как теперь оказалось, была лишена. Странно, что я не обратила внимания, как всё меньше влияния на меня оказывает парадная серебряная посуда в том доме, где я без напарника провела месяц до нынешнего задания… наверное, потому, что исцеление было постепенным. Теперь же, я, как выразился мой напарник, отличалась от человека только в худшую сторону: если сравнить меня с той же Гретой, то мои способности постоять за себя были крайне малы. Её «лакеи» отвели меня в комнату наверху, предназначенную для двоих, и посоветовали умыться и переодеться к ужину, который вскорости будет подан. Пока я рассеянно осматривала комнату, прикидывая, как бы мне выполнить совет при отсутствии умывального таза, пришла горничная и принесла всё необходимое. Она же вызвалась мне помочь с переодеванием и причёской, а после предложила провести меня по дому, чтобы я могла осмотреть его. От обоих предложений я отказалась, сообщив, что привыкла заботиться о себе сама и что слишком устала в дороге для новых впечатлений. Тогда девушка встала у дверей, сложив руки на груди, и уставилась на меня подозрительным взглядом.
Сдержав нервный смешок, я позвонила в звонок для прислуги, но на зов явилась почему-то сама Грета, которую я и попросила избавить меня от раздражающего общества горничной. Нам обеим досталось по укоризненному взгляду, и «сестра» устало спросила:
– Тирса, родная моя, разве у тебя пропал голос, и ты не можешь распорядиться самостоятельно? Отошли её сама, я хочу, чтобы ты чувствовала себя как дома, пока мы здесь останавливаемся.
Я отдала необходимое распоряжение и добавила с несколько неловким смехом:
– Прости, сестрица, мне на мгновение показалось, будто эта особа намерена не спускать с меня глаз.
У «сестрицы» вырвалось раздражённое восклицание.
– Ох уж эти слуги! Уверяю тебя, я таких распоряжений не давала. А теперь ты извини меня, мне надо отдать ещё несколько важных распоряжений, я спешу. Встретимся за ужином, хорошо? Я пришлю за тобой человека.
Оставшись одна, я первым делом проверила комнату на наличие потайных ходов, глазков и прочих способов подсмотреть и подслушать за слишком беспечными пленниками. Ничего не обнаружилось, хотя помещение и не внушало мне радужных надежд: окна зарешёчены, крепкие двери с тяжёлым засовом, что, вообще-то, редкость в частных домах. Дверей, говоря по совести, было две: вторая вела на заднюю лестницу, на которой скучал один-единственный «лакей». При виде меня он вскочил на ноги с занимаемого им стула, отвесил мне почтительный поклон и снова уселся. Я закрыла дверь, обратив внимание на маленькую защёлку в верхней части. Эта дверь оказалась со смотровым окошком, причём запиралось оно снаружи. Да уж… хорошо здесь подготовились к встрече дорогих гостей. Хотелось бы знать, этот дом всегда принадлежал Грете или был заранее переделан под нужды сегодняшнего момента?
Сейчас, однако, окошко было закрыто, и постороннее внимание мне нисколько не грозило. Быстро приведя себя в порядок, я развернула добытое утром письмо и пробежала глазами.
Первый листок содержал краткую инструкцию кому-то переслать остальную часть по «известному адресу», а также напоминание, что читать эту самую остальную часть ни в коем случае не рекомендуется. Я посмотрела адрес. Или я ошибаюсь, или это не частный дом, а государственная почтовая станция. Кто знает, может, дальше письмо должно было отправиться в готовом конверте17?..
Острийские буквы прыгали у меня перед глазами, руки затряслись от волнения, когда я только вчиталась в текст. После невнятных заявлений относительно необходимости с кем-то как-то скорректировать дальнейшие планы, я наткнулась на строчки, посвящённые моей особе: «…девочка слишком робка, чтобы быть использована для серьёзной работы как в настоящем, так и в будущем; она подозрительна, но столь нерешительна и безынициативна, что мне не составило труда увести её за собой, и теперь мне вряд ли будет сложно подчинить её своему влиянию. Однако она решительно отказывается сообщить какие бы то ни было подробности о своём чудовище; по её словам, это существо, полностью лишённое чувств и привязанностей, что не соотносится ни с наблюдаемым мной поведением, ни с теми сведениями, которые мы получили ранее. Также она не сообщила ничего о сути своих предыдущих заданий, хотя, я полагаю, могла бы пролить свет на некоторые несообразности…»
Я перевернула листок и пробежала глазами последнюю страницу: «…возможно, в дальнейшем целесообразно будет подвергнуть её…»
Тут в коридоре послышались шаги, и я поспешно сложила письмо и спрятала за корсаж. Ну, «сестрица», этого я тебе никогда не забуду!
Каковы бы ни были намерения Греты относительно меня, за ужином она не выказала никакой враждебности, хотя и сидела молча, полностью погружённая в свои мысли. Я начинала лучше понимать её игру: «сестрица» действовала не от себя, а от какого-то острийского лица (я подозреваю всё же контрабандистов), с которым делилась своими планами. Одно мне не нравилось. Почему же она оставила письмо у меня на глазах и почему не пыталась скрыть содержание ни одним из известных мне способов? Или боялась, что зашифрованное послание привлечёт к себе больше внимание, будучи вдруг перехваченным? Но есть же в таком случае и невидимые чернила…
Оставалось только пожать плечами. Возможно, у этой организации нет невидимых чернил, а, возможно, пересылку через своего человека на почтовой станции они считают вполне надёжным прикрытием. Во всяком случае, уж это-то не моё дело, и гадать по этому поводу не стоит.
После ужина меня проводили в комнату, где я коротала время за чтением глупенького романа, купленного ещё в книжной лавке в Л***. Потом пришла Грета и объявила, что нечего тратить газ, пора спать.
На этот раз я уснула быстро, даже не дожидаясь, когда ровное дыхание «сестрицы» сделается беззвучным. Что мне снилось, сказать трудно, кажется, что-то необычайно приятное, пока вдруг в сон не ворвался истошный лай и не менее истошный вопль моего напарника:
«Ами! Проснись, кому говорят?!»
Я попробовала шевельнуться, открыть глаза, но с удивлением обнаружила, что не могу этого сделать. Между тем мопсик – его тявканье я уже успела выучить – лаял не переставая, а чуть погодя послышался голос Греты – громкий, нервный и слегка дрожащий от напряжения:
– Я знаю, что вы здесь, господин Вампир! Я знаю, что вы здесь! Отвечайте!
Однако напарник не внял этому призыву.
«Ами! Проснись, я приказываю!»
Но и ради спасения своей жизни я не могла даже шелохнуться.
– Вы пришли за своей девчонкой, господин Вампир? – продолжала Грета. – Она не проснётся! Я усыпила её, и если она не выпьет противоядие, то умрёт через два часа. Вы слышите меня, господин Вампир? Отвечайте!
«Ами, проснись!!!»
– Вы молчите, господин Вампир! – вскричала Грета. – Что ж, тем лучше. Девчонка умрёт и, клянусь Богом…
– Ну-ну-ну, сударыня, – послышался незнакомый мужской голос. Глубокий и низкий, он одновременно внушал и спокойствие, и странную нервную дрожь, которая пробрала меня даже сквозь оцепенение. – Не стоит бросаться угрозами и пугать моего юного друга. Конечно, вы, с вашим нежным женским сердцем, не сможете обречь на смерть столь юную девушку. А посему…
– Кто вы?! – пронзительно закричала Грета. – Я вас не знаю! Я не звала вас! Убирайтесь отсюда, немедленно! Слышите? Убирайтесь! Вон!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Перевод с дейстрийского сделал А. Садовников.
2
Чтобы не вводить читателей в недоумение, поясним, что в прошлом веке существовал обычай класть камни даже на могилы самых бедных людей, за чьи похороны некому заплатить. В таких случаях могли подойти любые камни весом от одного стоуна, и к надгробьям обычно прикрепляли деревянные или медные таблички с указанием имени. Прим. дейстрийского издательства.
3
«Двум могилам», стихи А. Садовникова.
4
«Прощание с былым», стихи А. Садовникова.
5
Филлер – мелкая медная монета в Дейстрии.
6
Крона – дейстрийская золотая монета, равная ста филлерам. Хождение имеют как металлические деньги, так и бумажные ассигнации, однако консервативная часть общества предпочитает не принимать «какие-то бумажки» и в качестве оплаты требует «настоящие деньги».
7
«Жажда мести», стихи А. Садовникова.
8
Марка – международная единица веса серебра, одна марка по среднему курсу приблизительно равна четырём десятых кроны, таким образом, Аманда получит десять тысяч крон, из них четыре на содержание, шесть пойдут в дело.
9
К*** – ближайший городок, населённый двумя с половиной тысячами жителей.
10
«Сестра», стихи А. Садовникова.
11
Мера длины. Дейстрийский ярд составляет немногим больше 0,9 метров.
12
Мера длины. Дейстрийский род равен пяти с половиной ярдам, что составляет немногим больше пяти метров.
13
Мера длины. Дейстрийский чейн равен четырём родам, что составляет немногим больше двадцати метров.
14
Мера длины. Дейстрийский фарлонг равен десяти чейнам, что составляет немногим больше двухсот одного метра.
15
Мера длины. Дейстрийская миля равна восьми фарлонгам, что составляет немногим больше тысячи шестисот метров.
16
В Дейстрии, как, впрочем, и в Острихе, и в других странах, не продавалось готовых конвертов, их сворачивали самостоятельно из листка почтовой бумаги; иногда письмо продолжалось на внутренней стороне конверта. Однако готовые конверты всё же производились, пусть и в малом количестве: для нужд правительственных организаций.
17
…в готовом конверте – т.е. под видом правительственной почты.
