Напарница вампира

– Расступитесь и дайте мне пройти, – серьёзным голосом произнёс он. – И тогда я оставлю эту девушку в живых. Я не кусал её, слово чести.

И замолчал. И молчал всё то время, пока «устрицы» наперебой объясняли хозяевам дома, кто именно стоит в углу их бального зала и чего от него можно ожидать. Пока мужчины выставляли из зала оставшихся женщин, чтобы монстр не мог, покончив со мной, найти себе других жертв. Пока старший Тасп препирался с Шереном, требуя приложить все усилия для защиты находящейся под его покровительством девушки, то есть меня, и пока собравшиеся в зале отчаянно шумели, галдели и спорили. Тасп и Шерен нескоро пришли к согласию по поводу того, кто из них возьмёт под контроль ситуацию. «Устрица» ссылался на лучшее понимание происходящего и требовал пожертвовать уже попавшей под вампирическое влияние служанкой для избавления мира от чудовища, Тасп кричал про честь и достоинство порядочного человека, которые не позволяют ему обречь ни в чём не повинную девушку на смерть. Как я уже говорила, Таспы всегда были людьми в высшей степени порядочными – если это не касалось их финансового благополучия. Шерен не решился открыто ссориться с хозяином дома, поэтому постепенно отступил, позволяя Таспу выйти вперёд и обратиться к вампиру с предложением.

– Отпусти девушку и проваливай! – не слишком дипломатично высказался дядюшка Аманды. Вампир на это «заманчивое» предложение только расхохотался. – Слово чести, тебя никто не тронет, – поспешил добавить господин Тасп.

– Тебе, старик, – ответил вампир, игнорируя тот факт, что старший Тасп был не так уж и стар, – я бы ещё поверил. Но у того, кто стоит за твоей спиной, нет ни чести, ни совести, и он не держит слова по отношению к таким, как я. Девушка останется со мной. Обещаю сохранить ей жизнь и отпустить, как только окажусь в безопасности. Разойдитесь, если не хотите увидеть ещё одну царапину на этой белоснежной шее.

Не вполне понимая происходящее из-за волшебного действия чар, которые не-мёртвые накладывают на свои жертвы, я, однако, поняла, что сейчас мне станет очень больно и, если я и выживу, то останусь навсегда изуродована глубокими шрамами на шее. Это заставило меня собрать последние силы и безнадёжно рвануться из стальных объятий вампира. Жалкая попытка спасти свою жизнь привела к тому, что «устрицы» невольно отшатнулись от нас, а Таспы и их слуги, напротив, поспешили подойти поближе, расталкивая слуг господина Шерена. Не сумев вырваться, я попыталась поднять руки и прижать их к кровоточащим ранам, но каждая мышца налилась каменной тяжестью, и руки безвольно опали вдоль тела.

– Я убью её, – мечтательно проговорил мой напарник, осторожно проводя кончиками пальцев по оставленным им царапинам. – Она потеряет больше крови, чем может потерять человек, а потом напьётся моей. Господин Шерен, вы же понимаете, после этого она не сможет ослушаться приказа, как не может воспротивиться мне и сейчас. Ещё до рассвета этот зал окрасится алым… вы все станете моими слугами, рабами в своём посмертии… неужели вы этого хотите?

Говоря это, вампир медленно, шаг за шагом продвигался вправо, в сторону окна, чарами заставляя меня идти вместе с ним. Зачарованные его речью «устрицы» и слуги Таспов отступали, оставляя между собой и кончиком вытянутой шпаги расстояние в несколько шагов.

– Где гарантии, что ты не обратишь её, если мы тебя отпустим? – потребовал ответа господин Шерен, поскольку старший Тасп был настолько шокирован поведением и угрозами моего напарника, что даже не знал, как реагировать. Вампир немного помедлил с ответом, потом облизнул вымазанные в крови пальцы.

– Слово чести, разве вам его мало? Зачем она мне нужна, эта ваша служанка? Забирайте её себе, я прекрасно просуществую в одиночестве. – Тут не-мёртвый сделал паузу, пристально глядя в глаза банкиру. – Во всяком случае, как бы ни сложилась судьба этой девушки, вы будете в безопасности.

Этот аргумент произвёл большое впечатление на «устриц», которым вовсе не улыбалось встретить рассвет с побледневшей кожей, острыми клыками и жаждой крови во взгляде. Больше всех испугался сам банкир; при всей внешней браваде он был страшный трус и вампиров боялся до дрожи. В самом деле, какой смысл убивать этого конкретного монстра, когда в округе наверняка их десятки и даже сотни? Зато, если отступить, он уйдёт, а там можно уехать из этого дома, убежать, спрятаться, скрыться так, что ни один не-мёртвый не отыщет… Пока люди колебались между долгом и безопасностью, нервно переглядывались и неуверенно топтались на месте, напарник постепенно преодолел расстояние до огромного окна, призванного подчеркнуть высокое общественное положение Таспов. Нижний край окна доходил до самого пола, верхний – почти до потолка, и в него без особых трудностей мог выпрыгнуть любой, кто не боится пострадать при приземлении. Однако делать последний рывок вампир не решался: слишком тесно стояли люди, слишком подавляла волю проклятая рябина.

Напарник встряхнул меня, вынуждая издать ещё один надрывный стон, и взмахнул шпагой. Люди попятились и расступились, желая оказаться подальше от опасности, близстоящие срочно захотели поменяться местами с дальними, те решительно протестовали, от чего в рядах врагов произошла небольшая давка. И в этот момент, довершая безумную картину, за окном завыли собаки. От неожиданности люди шарахнулись в стороны, позволив, наконец, напарнику действовать так, как он хотел с самого начала. Он выпустил меня из рук, развернулся к окну, левой рукой сдёрнул с гардины плотную штору, а зажатой в правой шпагой стукнул в какую-то видимую ему одному точку стекла. Стекло осыпалась большими осколками; вампир бросил на пол шпагу, повернулся ко мне, в мгновение ока закутал в штору и подхватил на руки. Люди не успели даже опомниться, так быстро это было проделано, не то, чтобы приблизиться и помешать.

– Приятно было познакомиться, господа! – не удержался напарник от издёвки и выпрыгнул в окно. Я завизжала, но вампир приземлился на ноги, благо, падать было недалеко, всего с третьего этажа, сделал шаг, запнулся о свисающую до земли штору, покачнулся и всё-таки не удержал равновесия. К чести напарника, даже падая, он удержал меня на весу и таким образом уберёг от ушибов.

– Успокойся, дурочка, – как ни в чём не бывало попросил вампир, поднимаясь на ноги. – Всё хорошо, бояться нечего. И, кстати, твои «страшные раны» заживут через неделю, и следа не останется. Чтобы ты знала, любые раны, нанесённые вампирами, если не смертельны, всегда заживают без каких-либо последствий. Даже если бы я тебе руку сломал для полноты картины.

Я долго молчала, бесполезно хватая ртом воздух, пытаясь подобрать достойный ответ или, по крайней мере, выдавить из себя хотя бы одно слово. Не только пережитый ужас заставил меня онеметь, но и замешательство, в которое меня привело спокойствие напарника. Едва ли не с боем прорваться к свободе – чтобы спокойно стоять под окнами разозлённых его выходкой людей?! Едва оправившись от пережитого шока, они мгновенно поймут: кто убегает, тот боится, а кто боится, тот не опасен и…

Злобное рычание заставило меня обернуться, а вид стаи разъярённых острийстких собак – попятиться, вставая под защиту напарника. Вампир засмеялся и погладил меня по голове.

– Не бойся, Ами, – как маленькой девочке, – шепнул он мне. – Это друзья, они пришли нам помочь.

Я запрокинула голову, чтобы взглянуть в бессовестные глаза напарника. Разве можно шутить в такую минуту?! Острийские собаки специально выведены для борьбы с ему подобными, и их слишком много, чтобы…

– Всё вздор, – возразил не-мёртвый, гипнотизируя собак взглядом. – Эти животные действительно не боятся нас и охотно соглашаются искать и преследовать, тогда как остальные поджимают хвосты и забиваются в конуры. Однако все собаки прекрасно поддаются внушению даже самого неопытного вампира. И, чтобы ты знала, в тот раз я не стал усыплять их сам, чтобы не вызывать лишних подозрений. У кухарки это получилось значительно лучше…

Под взглядом вампира собаки поджали хвосты, жалобно заскулили, а после разбежались в разные стороны, оставив нас с напарником одних.

– И вовсе не в разные стороны, – слегка обиженно возразил вампир. – Я велел им перекрыть выходы из дома на всякий случай. До рассвета они будут слушаться только меня, а пристрелить их Шерен не позволит. Так что у нас с тобой уйма времени на решение текущих вопросов.

– Вопросов?! – воскликнула я, когда ко мне вернулся дар речи. – Решение?! Прошу тебя, умоляю, ради всего святого, давай уйдём поскорее отсюда, нас вот-вот застанут и…

– И ничего страшного не произойдёт, – оборвал меня вампир. – Я знаю, что делаю, а ты, пожалуйста, не спорь со мной во время работы. Доставай лучше свою находку. Чем-то она мне не нравится… жжётся сильно, и ты чуть не пропалила мне брюки, когда мы стояли в зале, но не верю я, что чем-то подобным был убит мой наставник. Ну, доставай, я жду.

Сообразив, что от меня требуется, я густо покраснела и умоляюще взглянула на напарника. Добытый пистолет висел на ремне под сорочкой, и достать его, не обнажив ноги, было невозможно.

– Я отвернусь, – отреагировал на безмолвную мольбу напарник. – Но, видит небо, я не понимаю, зачем тебе это нужно. Я пил твою кровь, я читал твои мысли, я знаю каждый день твоей жизни от рождения и до сегодняшнего дня. Неужели ты считаешь, что, увидев тебя неодетой, я узнаю больше, чем мне уже известно?

От смущения я потеряла всякую способность ответить на упрёк вампира, и тому ничего не оставалось, как пожать плечами и выполнить своё обещание. Едва я привела свою одежду в относительный порядок, приличествующий скорее спальне, чем двору большого дома, вампир обернулся и, едва ли не забыв обо мне, занялся моей добычей, выхватив у меня ремень с висящим на нём оружием. Пистолет, к которому вампир избегал прикасаться, недолго удерживал его внимание. Напарник коротко засмеялся, раскрутил ремень и забросил пистолет в разбитое окно бального зала. После чего снял у меня с шеи нитку с крестом и мешочком и отправил пули вслед за пистолетом.

– Все твои предположения – вздор, дорогая Ами, – объяснил свою бесцеремонность не-мёртвый. – Огнестрельное оружие против нас не поможет, уклониться от пули не сложнее, чем от пресс-папье, а лезть на рожон ни один вампир не станет. Значит, ты не заметила в комнате Шерена ничего более опасного? Неужели я ошибся?

Не дожидаясь ответа на это рассуждение, напарник подобрал с земли успевшую упасть штору, отряхнул и одним движением разорвал на две части. Большую бросил обратно на землю, а меньшую накинул мне на плечи.

– Закутайся, а то простудишься, – добродушно посоветовал он. – Мы ещё не скоро доберёмся до тёплой печки.

С этими словами он обнял меня за плечи и повёл вокруг дома, как я быстро поняла, к выходящим на задний двор окнам служанок. Я было подумала, что напарник решил забрать мои вещи, но открывшееся при нашем приближении окно быстро развеяло моё заблуждение. Вампир снял руку с моего плеча и толкнул меня себе за спину.

– Иди сюда, любовь моя, – нежно прошептал он, подходя к окну. К своему глубочайшему изумлению я обнаружила, что и тон, и слова напарника привели меня в страшную ярость. И эта ярость только усилилась, когда из окна высунулась одна из тасповых горничных, Мари – с выражением беспредельного обожания на глупеньком личике. Вампир запрыгнул на подоконник и осторожно втащил туда девушку. – Ты хорошо потрудилась, любимая, – сообщил он служанке. – Пришла пора получать награду…

Под наградой напарник понимал нечто несусветное и непристойное. Иначе я никак не могу объяснить, что он расстегнул крючки форменного платья, которое горничная не поменяла на ночной наряд, поскольку ещё не ложилась. Причём, к моему величайшему смущению и ужасу, вампир не ограничился обнажением шеи, что я ещё могла бы понять. Он расстегнул платье почти до самого пояса, открыв своему и моему обозрению нижнюю рубашку Мари, у которой он также расстегнул несколько верхних пуговиц. Не в силах не только отвернуться, но и даже пошевелиться и отвести взгляд, я беспомощно стояла и смотрела, как напарник гладит горничную по волосам, шее и плечам, как распускает её нехитрую причёску и как прижимается к шее губами. Чудовищный поцелуй длился недолго, мгновение – и вампир отстранился, полюбовался на две крошечные ранки, придвинулся снова и облизнул их языком.

– Иди спать, бесценная, – нежно произнёс он. – Переоденься ко сну и ложись, как ни в чём ни бывало. Запомни: ты весь вечер была в своей комнате, никого не видела, и ни с кем не разговаривала. Спи, дорогая, и пусть тебе приснятся хорошие сны.

Он помог горничной спуститься с подоконника и подтолкнул в сторону кровати. Полюбовался на то, как погружённая в транс девушка расстёгивает нетронутые им крючки платья и, будто спохватившись, повернулся ко мне.

– Не смотри на меня так, Ами, – засмеялся вампир, спрыгивая на землю и подходя ко мне. – Мне всего лишь надо было узнать, о чём договаривались Тасп и Шерен… ну и подкрепиться немного. Ничего страшного и выходящего из ряда вон. Я ведь сотню раз проделывал с тобой то же самое.

Я хотела ответить, но не нашла, что возразить. Это безнравственно? Жестоко? Бесчеловечно? Отвратительно? Мерзко? Как будто вампира тронут мои упрёки!

– Дурочка ты, моя дорогая, – сообщил напарник, подхватывая меня на руки. От прикосновения живого мертвеца меня всю передёрнуло, но вампир оставил это без внимания. Вырываться и требовать поставить меня на землю я не стала и пытаться – прекрасно представляла, как мало пользы это принесёт. – Дурочкой родилась, дурочкой и помрёшь. Собственно, уже умерла, потому что Катерины Гров с сегодняшнего дня больше нет в живых. Во всяком случае, её никто больше не увидит, а это одно и то же. Ты как, не жалеешь о загубленной жизни?

Я не ответила, вздохнув про себя, что барышня очень расстроится, когда узнает о моей кончине. Интересно, скажут ли ей правду?

– Ты слишком привязалась к этой бедной дурочке, – упрекнул меня напарник. – Зря. Привыкай, моя девочка, теперь ты часто будешь уходить вот так, оставляя позади жизнь, друзей, близких и старое имя. Если, конечно, нас с тобой не ликвидируют после сегодняшнего провала.

Эти слова привели меня в ужас. Ликвидируют? Нас? Его и меня? Выразить свои чувства вслух я в который раз не успела, вампир ответил на них раньше.

– А чего ты хотела? О нас с тобой теперь вся страна будет разговаривать годами. А то и в вампиров поверят, с них станется. Полный провал, представляю, что нам скажут в бюро! Но это произойдёт потом, после, а пока ближайшая задача – добраться до безопасного места, где нас никто не увидит. Я там всё приготовил, так что сможешь отдохнуть и поесть, а ночью сядем на дилижанс и уедем в столицу.

Напарник поудобнее устроил меня на руках и побежал – сначала неторопливо, давая мне возможность приготовиться к ожидающему меня испытанию, потом, выйдя на просёлочную дорогу, всё быстрее и быстрее, пока я не закрыла от ужаса глаза, спрятав лицо на его груди. Последний раз вампир так бегал в ночь нашего знакомства, и я уже успела забыть, какую скорость может развить не-мёртвый даже с взрослой девушкой на руках.

Ветер свистел в ушах, быстро стучали по дороге лёгкие туфли напарника, а на востоке – я это чувствовала не менее ясно, чем вампир, – постепенно занималась заря, вынуждая меня беспокоиться, успеем ли мы вообще скрыться от солнца и посторонних глаз до наступления дня.

«Успеем обязательно» – мелькнула в сознании мысль напарника, а после сознание заволокло красным туманом, и больше я ничего не помнила…

Рассказ третий. Сестрица Грета

– Будь как дома, сестра, будь как дома!

Только хлеб на вкус как солома,

Только холодом лют ночлег.

– Никого ты не сыщешь ближе!

Твои слёзы гадюка слижет,

Сотни уст у неё, сотни век.

– Уж не виделись мы давненько!

Обрывает песнь канарейка.

В клюве клёкот, а в пасти яд.

– Обними же меня поскорее!

Снег белеет, но пух-то алеет,

Наливается виноград.

– Ты отведай напитка хмельного!

В кольцах бьётся снова и снова,

Смертью полнится дополна.

– Будь как дома, родная сестрёнка!

Сухожилия лопнут звонко.

Улыбайся же, ну, змея10!

Из всех условностей, затрудняющих жизнь в дороге, отдельного упоминания заслуживает та, согласно которой незамужняя девушка не может позволить себе путешествовать без сопровождающего лица. В самом крайнем случае допускаются переезды в обществе подруги или сестры, но тогда уж поведение барышень должно быть безупречным.

Даже самые смелые девушки нашего времени предпочтут взять с собой хотя бы служанку, а лучше двух, а лучше супружескую пару прислуги, чтобы их присутствие могло охранять их как от злых наветов, так и от более реальных опасностей, подстерегающих в дороге. Часто смелые барышни выезжают в сопровождении целой процессии, куда входит до десятка человек, готовых развлекать, обслуживать и защищать отважную девушку. Что не удивительно, ведь смелые барышни обычно рождаются единственными наследницами крупных состояний.

Что до тех двух девушек, которые встретились на почтовой станции около трёх часов после полудня, то самый снисходительный наблюдатель отказал бы обеим как в состоянии, так и в излишней смелости: непозволительной роскоши для тех, кто вынужден своим трудом отрабатывать свой хлеб и кое-что знает об этом мире и его тревогах.

Младшая из них, хрупкая бледная девушка, которая, судя по одежде, только что вышла из школы-пансиона для не особенно состоятельных барышень, сопровождалась пожилым слугой, за особую плату приставленным к ней дирекцией школы. Слуга этот во время нежной встречи вовсю препирался с носильщиком, пытаясь заставить его нести огромный сундук за половину платы. Старшая, встретившая свою молодую товарку с почтовой кареты (дилижанс в такой близости от столицы не ходил), одевалась так, как одеваются учительницы или, точнее, гувернантки, и вид имела до чрезвычайности цветущий и свежий, какой только и можно приобрести, гуляя со своими малолетними воспитанниками каждый день на свежем воздухе – в любую погоду выходя из дома после обеда, а, возвращаясь, бывало, и к ужину. Старшую сопровождала супружеская пара – не старые, но и не молодые слуги. Они, дождавшись вместе с девушкой почтовой кареты, поспешили откланяться, отказавшись от чаевых и согласившись передать приветы своей прелестной дочурке, к которой, собственно, и отпустил погостить их хозяин, попросив по дороге проводить уволившуюся в связи с поступлением детей в школу гувернантку. Добрейшему их хозяину, господину М., была передана тысяча благодарностей. Успокоив слугу, которому также надо было, расставшись с девушками, вернуться в школу, старшая из барышень вновь заключила младшую в объятья. Даже и не заметив между ними внешнего сходства, никто бы и не усомнился, что это родные сёстры, встретившиеся после долгой разлуки. Наблюдатель проницательный добавил бы ещё, что барышни были разлучены в то время, когда младшая, умея уже чувствовать привязанность, не могла ещё хорошенько её запомнить. Другими словами, на момент разлуки младшая была ещё так мала, что не успела приобрести привычку к сестринским ласкам: так она сегодня дичилась и неумело отвечала на родственный восторг старшей.

Собственно говоря, сторонний наблюдатель не так уж бы и ошибся: о своём родстве девушки узнали совсем недавно, до того и не подозревая о существовании друг друга. Дочери разных матерей и разных отцов, они звали друг друга сводными сёстрами, так как старшая была падчерицей матери младшей: дочерью первого мужа от его первого брака. Младшая же происходила от второго брака этой несчастной женщины, ушедшей из жизни слишком рано, но всё же после обоих мужей. Её первый брак, надо отметить, остался бездетным.

Удовлетворив своё любопытство относительно внешнего несходства девушек, досужий наблюдатель наверняка не стал бы прислушиваться дальше к самой обычной беседе самых обычных барышень, из которых старшая уже потеряла надежду выйти замуж, а младшая никогда и не надеялась: всё состояние родителей душеприказчики отдали школе-пансиону на её обучение до совершеннолетия и несколько лет жизни после, и теперь девушке полагалась только жалкая крона в месяц, не считая подарка в двадцать пять крон, выданных школой из не истраченных денег. Старшей повезло больше, ей было по наследству передано состояние в тридцать крон годового дохода и имелся скопленный работой гувернантки капитал в целых сорок крон. Как она объясняла сестре, главное – бережливость и умение правильно выбрать хозяина. Младшая кивала и со всем соглашалась.

– Ах, Тирса! – восклицала старшая, покровительственно обняв сестру за плечи. – Какое счастье, что мы с тобой, наконец, встретились! Теперь мы всегда будем вместе, всегда, до самой смерти!

Тирса принуждённо засмеялась.

– Грета, не говори так, – кротким тоном попросила она. – Никто не знает, что ждёт его впереди и, может, уже завтра работа заставит нас разлучиться.

– Работа! – несколько экзальтированно подхватила Грета. – Не произноси при мне этого ужасного слова! Я всю жизнь только и делаю, что работаю, а теперь я скопила деньги, встретила тебя и хочу, наконец, отдохнуть! Мы поедем в Острих, на знаменитые курорты и будем там проводить время, как самые знатные барышни Дейстрии!

Этот блестящий прожект заставил Тирсу заметно встревожиться. Грета засмеялась.

– Я знаю, моя маленькая сестрёнка, чего ты испугалась. Ты хочешь спросить: надолго ли хватит наших денег на такую роскошную жизнь? Ну, как, достаточно ли я проницательна?

Тирса тоже засмеялась, но, как и прежде, с гораздо меньшей живостью, чем её сестра.

– Достаточно, сестрица.

– Ну, так вот, – принялась объяснять свой прожект Грета, беря Тирсу под руку и увлекая её к стоянке наёмных экипажей, при этом кивком предложив слуге и носильщику следовать за собой. – Не думай, пожалуйста, что я такая расточительная или что твоей бедной сестре не хватает предусмотрительности. Мы поедем в Острих, как знатные барышни, и будем там отдыхать, развлекаться и поправлять здоровье. Если я и сомневалась в своём плане, то только до того, как увидела твои бледные щёчки, худенькую фигурку и другие признаки болезни, от которых так и сжимается сердце! Сказала бы я пару слов директрисе и попечителю твоей школы!

– Ах, Грета, что ты! – испугалась Тирса.

– А как же! Вот придём в гостиницу, я подведу тебя к зеркалу, посмотришь сама!

– Грета!

– Ну, да не о том речь. Мы с тобой отдохнём, а как истратим две трети от сбережений, пойдём наниматься гувернантками к «устрицам». У них там модно, чтобы языку учила иностранка, так что без работы мы не останемся, а, Бог даст, и поднакопим.

Пока Грета говорила, они дошли до стоянки и слуга, придирчиво осмотрев экипажи, велел носильщику перенести вещи девушек с тележки на крышу выбранного им и хорошенько привязать. После чего решительно прервал разговор барышень, подсадил обеих в экипаж, принял чаевые и распрощался. Носильщик, которому было заплачено в самом начале, скрылся, не прощаясь.

– Ах! – воскликнула Грета. – Теперь мы избавились от этих докучных нянек, которых приставили к нам добрые, но недалёкие друзья! Ты не представляешь, как я измучилась от опёки своих надзирателей, а уж твой охранник с его мелочностью и страстью выгадывать филлеры на пустяках! Я думала, не выдержу!

– Грета, милая! – чуть не плача вскричала Тирса. – Не говори так, ведь он же о нас заботился, не о себе!

Грета пренебрежительно фыркнула.

– Просто некоторых людей хлебом не корми, дай сберечь здесь филлер, там филлер – а всё потому, что кроны они в глаза не видывали.

– Грета!

– Прости, сестрёнка! Я тебя напугала, да?

– Грета, – укоризненно произнесла младшая сестра. – Как ты можешь так говорить?

– Сама не знаю, – засмеялась старшая. – Но как-то ведь получается. Всё-всё-всё! Я поняла, осознала, устыдилась и больше не буду!

– Ах, – вздохнула Тирса, когда экипаж тронулся с места, и вопросительно посмотрела на сестру. – Может, сейчас мы поговорим, наконец, серьёзно…

Грета покачала головой и прижала палец к губам.

– Серьёзно! – прежним своим восторженным тоном воскликнула она. – А разве я говорю не серьёзно? Понимаю, твои учителя вели себя иначе, но готова поклясться самым торжественным образом, каждое моё слово произносится с полной ответственностью и пониманием ситуации!

– Понимаю, но мы…

– Не сейчас, – тихо шепнула Грета, едва шевельнув губами. – Теперь мы поедем в гостиницу, – громко продолжала она, – я успела найти дешёвую на краю этого мелкого городишки и вполне приличную за эти деньги, хотя мне и далеко до твоего слуги в вопросах бережливости. Там передохнём с дороги, а после я найму нам дилижанс, и мы спокойно поедем день за днём, неделя за неделей, месяц за… Ой, Тирса, не гляди на меня так! Я пошутила! Мы пробудем в пути не больше полутора недель, а после границы в Острихе что ни город, то курорт, мы остановимся в первом понравившемся. И, кто знает, может, найдётся кавалер, красивый и при деньгах, которому приглянется моя маленькая сестричка…