Города

– Я буду скучать, папочка. – Моя дочь обнимает меня крепко за шею и целует в щеку. – Возвращайся поскорее.

– Меня не будет семь дней. Если удастся, вернусь раньше.

– Будь осторожен. – Жена также обнимает меня.

Вижу, как супруга с трудом сдерживает слезы. Как только за мной закроется дверь, наверняка все эти слезы прольются по ее пухлым щекам.

Целую ее живот. Через четыре месяца у нас появится еще малыш. Обещаю домашним вернуться здоровым. Еще раз обнимаю любимых девочек и ухожу.

Расставаясь с семьей, каждый раз чувствую боль и пустоту. Но я же мужик. Собираю волю в два кулака, сажусь в машину и отправляюсь в путь. Яркий, красочный, неоновый город Здоровых и Полноценных, провожает меня в привычном деловом стиле. На границе города меня останавливает патруль, приветствует, проверяет документы и цель выезда. Перемещаться между городами, после реформы, стало практически невозможным.

До реформы было ужасное время, когда детей шпыняли и унижали за внешние и внутренние отличия, группировки и бандиты нападали на граждан безнаказанно. Воровство и насилие достигло пика. Даже семейная любовь не помогала детям реализовывать себя. Социум влиял на людей настолько сильно, что в стране произошла реформа. Главная идея заключалась в разделении жителей по разным городам, в зависимости от состояния здоровья. Последующие годы после реформации людям меняли мышление. Нам вдалбливали в головы, что только в среде, где такие же люди, как ты сам, человек реализовывает свой потенциал. Слепой, который обладает музыкальным слухом, среди таких же незрячих, становится истинным музыкантом, потому что его не будут унижать за непохожесть на других полноценных жителей. Людей учили, что реформа приведет к спасению нации. Ведь даже жизнь со своими родителями, которые тебя любят, не защищает от третирования и издевок других ровесников. Конституция страны сменилась на жесткие правила. И вот на протяжении уже более тридцати лет наша страна живет по-новому.

В городе Глухонемых, тишина режет слух приезжим. Город похож на город мертвых, только с живыми людьми, которые ходят, улыбаются или плачут. Эти жители испытывают те же эмоции, что и другие люди, только в полной тишине.

Заглушаю двигатель, оставляю автомобиль на стоянке и прохожу пару улиц пешком. Жители улыбаются мне, пожимают руку или просто машут через дорогу.

В новое время люди разделились на специальные города, которые я посещу за время командировки для крупной статьи. Глухонемые живут в городе Глухонемых, незрячие в городе Слепых и так далее и тому подобное. Самостоятельных путешественников между городами можно сосчитать по пальцам. Люди автостопом больше не перемещаются. Жизнь разделила людей на классы, группы. Но на этот раз не по финансам, а по здоровью.

Захожу поужинать в небольшое уютное кафе. Первое, что удивляет – это радио, которое играет старую джазовую музыку.

– Здравствуйте. – Здороваюсь я и тут же замолкаю.

Девушка, стоящая напротив, показывает жестами, чтобы я продолжал говорить, поскольку она читает по губам. Чувствую себя неловко, но продолжаю делать заказ. Девушка улыбается мне и показывает на табло сумму заказа. Оплачиваю картой и сажусь за столик. Неподалеку сидит пара пенсионного возраста. Они спокойно кушают лапшу. Дедушка с бабушкой выглядят умиротворенными, спокойными. У окна сидят подруги и рьяно жестикулируют. Их эмоции видны на лице: восхищение, радость, восторг.

Открываю блокнот и делаю пометки. Если бы не радио, я бы ушел из кафе. Никогда раньше не думал, что тишина так давит на перепонки. На улице шумит ветер, гоняет успевшие опасть первые листья, поют птицы. Тишина скрывается за звуками шагов, шуршанием одежды, звуков колокольчиков, которые до сих пор висят на входе некоторых продуктовых лавок. Интересно, их забыли убрать или специально оставили для приезжих.

Уже не один десяток лет люди живут разрозненно в своих коммунах. Преступность сошла на нет, медицинские показатели по здоровью выросли. Эпидемий уже давно не наблюдалось. Дети растут в счастливой среде, где больше нет гонений и насмешек за неодинаковость. Если в каких-то городах рождались дети, неподходящие для этой среды их переводили в другие города ради лучшего будущего самих малышей. Например, если у слепых родителей ребенок рождался зрячим и здоровым, его увозили в главный город Здоровых и Полноценных, чтобы полностью реализовать свой потенциал. Понятие "семья" заменили на понятие "лучшее будущее всех жителей страны".

Мне приносят ужин. Заранее узнаю, где в этом городе хостел или отель.

Еда вкусная.

В каждом городе, как раньше в разных странах, были неповторимая кухня, стиль и архитектура. Города отличались всем, чем могли.

Город Глухонемых окрашен в яркие краски. Нехватку звуков заменяли профессиональные рисунки на заборах. Арты потрясали гениальностью и изысканностью исполнения. Когда человек является собой, а не пытается стать похожим на других, он раскрывает свой потенциал полностью. Много великих художников вышло из этого города.

Разноцветные не только дома, но и дороги, и мостовые, и крыши и даже сами люди, которые носят только яркие ткани, напоминая карнавал красок. Не хватало громкой музыки, чтобы ассоциация реализовалась.

Небольшой хостел пустует. Хозяин, пожилой мужчина, предлагает выбрать комнату и при желании разрешает сдвинуть кровати, если утром я расставлю их на места.

Ввиду своей профессии немного знаю язык жестов, но проверенное столетиями русские знаки, мол "Вон то, вот сюда. Вместе. Сон. Утро. Раздвинуть на место", заменяло лишние слова. Опускаю рюкзак на пол и ложусь на односпальную кровать.

Тишина.

После пары минут в ушах появляется звук пульса. Отвратительный звук, вызывающий ощущение тошноты. Взяв полотенце, которое щедро выделил хозяин хостела, иду в душ. Шум воды успокаивает.

Чтобы не сойти с ума, ложусь спать в наушниках, перед этим предусмотрительно поставив телефон на зарядку.

Новый день, новый завтрак. На этот раз я в пекарне. Ко мне подсаживается молодая девушка. Ее глаза красные от слез, но она улыбается.

– Что случилось? – спрашиваю я жестами.

– Мою дочь забрали в другой город. Ей был один год. – Жестикулирует девушка, пока слезы стекают по ее щекам. – Я ее очень сильно люблю, поэтому и отпустила. Мне сказали, что я буду в очереди на детей. Если у кого-то родится глухой ребенок, то его привезут ко мне.

Эмоции девушки так ярко отражаются на лице. Никакой лжи или наигранности. Она счастлива и верит, что у дочери будет лучшее будущее, но безумно по ней скучает.

– Это ваш первый ребенок? – спрашиваю я.

Аппетит пропал. Смотрю, как девушка вновь улыбается, кивает и показывает на телефоне фотографии прелестной маленькой девочки. С трудом сдерживаю слезы.

– У меня тоже есть дочь. Ей уже почти четыре года и сейчас жена беременна вторым.

Девушка радуется за меня и поздравляет с новой беременностью.

Не знаю, смог бы я отдать свою дочь в другой город к незнакомым людям даже ради ее же будущего.

Сажусь в машину и еду на ближайшую заправку. Между городами редко когда встречаются заправочные станции, да и многие из них пустые.

На заправке играет музыка. Полиция и проверяющие часто ездят между городами. Заправляю полный бак и ещё три канистры бензина. Покупаю еды в дорогу в магазине и уезжаю из этого немого города. Люди весело машут мне на прощание.

В городе Слепых стоит черный мрак, даже если на небе сияет солнце. Только пение птиц и звуки голосов оживляют этот город. Для его жителей цвета не имеют значения. Самой дешёвой тканью является хлопковая зернового цвета. Люди в городе одеты одинаково. Они, как колосья в поле, будто следуют за ветром. Схожесть жителей пугает, как и тьма, скрывающаяся внутри них.

Здесь люди не улыбаются по пустякам.

Как всегда, оставляю машину на парковке. Раннее утро. Магазины ещё закрыты, поэтому просто гуляю по городу, делаю снимки на телефон и заметки в блокноте. Вдоль дорог и тротуаров протянуты специальные канаты с табличками "продуктовый магазин", "парикмахерская", "кафе" и так далее. Так невидящие люди понимают, что слева от них за салон.

Все строения с выгоревшей и потрескавшейся краской. Звуковые сигналы наполняют город, что идёт в резонанс и предыдущим городом. Одежда у местных жителей настолько простая, что невольно возникает ассоциация с крестьянами или первыми людьми, научившимися делать вещи изо льна. После ярких разноцветных тканей прошлого города, здесь все сливается. Цвета соломы вещи, кажутся жёсткими и неприятными для тела. Недалеко от города протекает река. К ней проложена специальная тропа, есть даже помощь в самом водоеме для любителей поплавать. Но, несмотря на это, река опасная зона для местных. Каждый год тут погибает много людей. Власти хотели перекрыть проход к реке, но местные устроили бунт. Они твердили, что все равно будут ходить к реке, но без этих приспособлений смертей будет больше. Власти пошли на уступки. В самые жаркие месяцы лета сюда приезжают специальные охранники, помогая людям плавать и спасая тех, кто начал тонуть.

Город Слепых оставляет во мне неприятный осадок. Люди, которые не прячут глаза за очками, а ходят в открытую, пугают. На лицах вместо улыбок гримасы злобы и печали.

Желания оставаться в этом городе у меня нет. Поэтому, как только открывается магазин, покупаю продукты на дальнейший путь, заправляю машину, хоть и потратил меньше половины бака и отправляюсь в путь.

Вы когда-нибудь видели город без запахов. Точнее запахи там есть, но ни кто из местных жителей их не ощущает. Пекарни не привлекают большее количество покупателей за счёт ароматов выпечки. Машинам или заводам можно не ставить фильтры. И ни кто из жителей не ощутит запах газа в случае утечки.

В первое десятилетие разделения страны в этом городе произошел огромный взрыв. Утечка газа оказалась подстроена. Трагедия потрясла всю страну. Тогда по указу правительства газ окрасили сильнее. Был вариант полностью перекрыть его в городе, но цены на электричество заставило людей поднять бунт.

Смертей от газа в городе стало ровно столько же, сколько и в городах до реформы.

Город без запаха внешне похож на старые привычные города. Постройки и люди ни чем не отличались от всего того, что было до реформы разделения страны.

Приехав сюда, ощущаю уют. Все привычно и доброжелательно. Записываю в этом городе единственную заметку. Звучит она так: "Как в старые времена, о которых в детстве мне рассказывала бабушка, показывая фотографии". Этот небольшой город, который похож на большую деревню, привлекает меня больше предыдущих городов. Но и здесь ощущаю некую неполноценность. Не знаю, ощущают ли ее местные жители, но ей будто прописался сам воздух. Неподалеку от этого города, как и от закрытого города Больных высятся заводы, фабрики и другие загрязняющие воздух сооружения.

Бессердечно было построить такие заводы здесь, среди полноценных людей, которые не ощущают запахи, но правительству это на руку. Ни кто не будет жаловаться на неприятный запах и дым. Да и как жаловаться? Правительство жило в самом большом городе, откуда и я приехал. А поскольку перемещение между городами строго ограниченно, то и пожаловаться местные жители не могут.

Не знаю, мечтают ли люди переехать в город Здоровья и Полноценности, но знаю, что это невозможно. Строгая система проверки на въезде и ежегодная проверка лишает возможности переехать в другой город.

На этот раз я ночую у одной семейной пары, с которой познакомился в магазине. Марта и Федор добродушно предложили переночевать у них. С работой у них в городе туго, только на заводах и фабриках. Хоть там и доплачивают за вредность, но и здоровье расходуется быстро, а деньги нужны. У этой семейной пары рос семилетний сын.

– Когда ему было четыре, приехала служба опеки. – Рассказывала Марта, обнимая сына. – Нашего сыночка увезли. Месяц он прожил в новой семье, но заболел сильно ангиной. В итоге осложнения на дыхательную систему привели его обратно в отчий дом. Честно говоря, я благодарю бога, что он вернул сына домой. Мне очень жаль, что наш ребенок не ощущает запахи и подвержен опасностям, но зато он дома, с семьёй.

– А ещё недавно правительство установило во всех домах нашего города специальные датчики газа и дыма. – Сказал Федор, на ходу приглашая меня следовать за ним. – Теперь если появляется угроза, датчик пищит. Мы перекрываем в доме газ и выходим на улицу, как можно дальше от газовой трубы. Звук раздается и на улице, с нашего фонарного столба, специально, чтобы и соседи покинули опасную зону. Затем приезжают специально обученные ребята, проверяют и, если такая есть, чинят протечку.

Смотрю на белую коробочку недалеко от газовой плиты. Затем Федор показывает мне коробочку с трубой, которая расширяется на конце, прикрепленную на фонарном столбе, чтобы соседи слышали сигнал тревоги.

– Хотя эти датчики ещё тестируются. Пару раз они реагировали на дым, который пришел к нам в город от ближайшего завода. Тогда ветер сменился, и дым стелился по земле.

– Страшно. У вас в городе, наверное, часто легочные болезни находят? – спрашиваю для статьи.

– Я бы так не сказал. Всем жителям выдают специальные маски. Даже фильтры на воду установили за счет страны и меняют по мере их загрязнения. Реформа изменила нашу жизнь к лучшему. Теперь никаких очередей в садики, школы, бесплатная медицина. Видно, что правительство заботится об оставшихся жителях.

В момент реформы граждане нашей страны имели свободу выбора: улететь за границу и начать новую жизнь там, или же остаться в родном месте.

Я сплю на диване в зале. Точнее не могу заснуть, поэтому просто лежу.

Газета, в которой я работаю, распространяется во все города, чтобы жители знали, что происходит в стране. В новостях больше не рассказывают о трагедиях, смертях и сплетнях. Теперь главные новости это как спортсмен без ног побеждает в баскетболе, забрасывая решающий мяч в кольцо, или о том, как глухонемая девушка нарисовала самую дорогую картину в новой истории. Теперь новости стали мотивирующими, поднимающимися настрой страны. Вы больше не узнаете о суициде в газетах или по телевидению. Только новые законы, новые изобретения и новые таланты.

– Что можете сказать о зарплатах и трудоустройстве в наше время? – спрашиваю я за завтраком.

– Денег хватает на все необходимое. Если бы платили больше, не знаю на что бы мы их тратили. – Пожал плечами Федор. – Раз в неделю мы ходим в кино всей семьей. В наше время нет смысла покупать дорогие шубы или плазменные панели. Жизнь стала проще, хотя шик присутствует в нашей жизни.

Осматриваю кухню и не нахожу шика. Люди живут скромно и при этом довольны своей жизнью. Интересно, что бы они сказали, побывав в городе Здоровых? Семья прощается со мной и дает в дорогу немного еды. Зову их сына проводить меня до машины. Мальчишка надевает маску, и мы выходим на улицу.

У машины благодарю мальчугана и даю ему денег. Парнишка удивляется. Настаиваю, чтобы он принял деньги и отдал их родителям. Сынишка восхищенно смотрит на меня и благодарит. Хлопаю мальчугана по плечу и смотрю, как он убегает. Надеюсь, эта семья проживет долгую и счастливую жизнь вместе.

Как я и предполагал, в сам город Больных меня не пускают. Вооруженная охрана стоит на въезде. Ворота закрывают на тысячи замков. Город окружает двухметровый металлический забор. Система защиты города устроена таким образом, что в случае высвобождения опасного вируса или микроорганизма, это место будет моментально ликвидировано. Ни что не вырвется наружу. Взрыв, направленный в центр города, а не за его границу, уничтожит город Больных.

С привычными простудами или даже ветрянкой жители городов попадают в местные больницы. Сюда же, в зону отчуждения, привозят тяжело больны, заражённых опасными заболеваниями и даже ВИЧ-инфицированных. Хоть против ВИЧ нашли лекарство, применяют его только в этом городе.

Общаюсь с охранниками ещё некоторое время. Поняв, что я не собираюсь прорываться в город силой, они расслабляются и отвечают на пару моих вопросов.

Раньше в городе Больных дебоши и нападения на работников были нормой. Долгое время ни кто не хотел там работать. Но и оставлять больных на произвол было рискованным. В итоге со временем город Больных стал похож на белую тюрьму или психиатрическую больницу. Пациентов держат в разных камерах, кормят, поят, моют, но ни кто оттуда не возвращался к родным. Это было странно. Почему если людей лечили новейшими средствами, ни кто не покидал это место? Но когда я попытаюсь узнать подробнее, охранники дают четко понять, что в этот вопрос мне лучше не лезть.

Двигаюсь к новому городу, а перед внутренним взором стоит табличка, гласящая, что город Больных закрыт на карантин. На фотографиях территория города облагорожена, а сами больницы сделаны по современным стандартам. Однако, что творится за стенами самих больниц, знают лишь врачи и пациенты.

Самым пугающим для меня оказался город Инвалидов. На этой небольшой территории собрались люди с ампутированными конечностями, хромые или парализованные, а также с ДЦП и другими отклонениями. Но смех тут звучит часто.

Человек привыкает к своему состоянию и положению. Колясочники научились играть в футбол, баскетбол и волейбол. Специальные пансионаты с бассейнами помогали людям кто не мог ходить. ДЦП победить полностью не удавалось, но подростки начинали ходить сами. В городе Здоровых разница моментально бы бросалась в глаза. Но факт, что больные дети ходят уже радует.

На улицах, как и в салонах города все было сделано для инвалидов: никаких ступеней и только плавный подъем. Здесь и кинотеатр есть. Летом фильмы показывают под открытым небом.

Иду в закусочную, а в это время мимо меня пробегает пара ребятишек, у обоих нет по одной ноге, но вместо нее у них протезы. Таких детей не примет город Здоровых и Полноценных, хоть они практически ни чем не отличаются от других детей. Но даже малейшие отличия могут повлиять на новую систему. Хотя этим ребятишкам и тут хорошо. Вон как быстро бегают.

Заказываю два хот-дога и кофе. Забираю заказ и сажусь на улице за столик. Сегодня прекрасная погода. Легкий осенний ветерок играет в газете дедушки, сидящего в инвалидном кресле за соседним столиком. На столе у него стоит лимонад.

– Здравствуйте. Простите что отвлекаю, вы могли бы уделить мне пару минут? – Вежливо обращаюсь к пенсионеру.

Дедушка отрывается от газеты, изучает меня и говорит:

– Спрашивайте.

– Я здесь проездом. Пишу большую статью для газеты. – Представляюсь и показываю документы.

– Что же вы хотите узнать? Разве вас не всему обучили в университете?

– Я знаю все, что нам рассказали по программе. Но мне хотелось бы рассказать читателям больше информации. Поделиться тем, как живут люди в других городах. Вы давно тут живете?

– С момента революции.  Как меня привезли сюда и запретили выезжать, так здесь и торчу. – Речь дедушки звучит возмущенно, а на лице играет улыбка.

– Вам не нравится здесь?

– Ну почему сразу не нравится. Город обустроен для таких, как я. – Пенсионер стучит по металлической коляске. – Тут вкусная еда, я получаю приличную пенсию, мои дети живут в городе Здоровых и Полноценных, хоть я их и не видел уже более двадцати лет. Надеюсь и внуки мои тоже там. Десять лет назад с моей женой случилась трагедия. Не спрашивайте какая. Это не так важно. Ее увезли в другой город. Не знаю, жива ли она еще. Да даже если умерла, я все равно не приду к ней на могилу. Даже если бы я и приехал в город Смерти, вряд ли нашел бы ее могилу, среди других таких же безымянных. Вы спрашиваете, не нравится ли мне здесь? Я ненавижу это место, как и саму реформу. Под старость лет остаться одному среди таких же инвалидов. Простите меня жители города.

– Но зато детей перестали унижать, и они раскрывают свои таланты и создают истинное искусство. Уменьшилась преступность.

Хочу добавить, что снизилась смертность, но умолкаю. Таких данных у меня нет.

– Дети растут вдали от родителей. Их воспитывают чужие люди. А потом у них с легкостью забирают их детей, если те не похожи на жителей города. Да большей жестокости даже до реформы не было. Люди остались без выбора. Заболел – в город Больных. А если бы он поправился и дома? Но опасность, что он может кого-то заразить рушит судьбы людей. Или ребенок перестал говорить. Все, к глухонемым его. А вдруг это последствие стресса. Вдруг если бы он остался с родителями, то он снова бы заговорил. Ведь тогда бы он постоянно слышал речь и видел, как это делают другие. Разделяя детей с родителями, правительство уничтожает понятие семьи, любви и единства. Им выгодно, чтобы люди были каждый сам за себя.

Молчу. Дед пьет лимонад и продолжает.

– А хочешь, я тебе расскажу, что будет дальше? – спрашивает мой собеседник и продолжает речь, не дожидаясь ответа. – А дальше правительство устроит геноцид. Всех, кто проживает вне города Здоровые и Полноценные, убьют. Я не знаю как. Может сбросят бомбы, или расстреляют, или еще как. Вон в городе без запаха вообще все просто. Утроил утечку газа и бах, город стерт с лица земли, как и его жители.

– В городе без запаха правительство установило новую защитную систему. Специальные датчики реагируют на утечку газа.

– Если они их создали, то в нужный момент смогут и отключить. Эх, надо было улетать из страны семьей, пока была такая возможность. Сейчас жили бы вместе. И моя жена была бы здорова, была бы рядом со мной. Как и наши дети и внуки.

Дед плачет. Смотрю на него и не знаю что сказать. За эту поездку это уже не первые слезы, связанные с потерей детей из-за реформы. Во все времена находятся люди, которые не довольны правительством и жизнью.

Забираю свой обед с собой. Хочу похлопать деда по плечу, чтобы успокоить его, но не делаю этого. Вряд ли можно утешить человека, оставшегося под старость лет одного. Ведь он никому не нужен. До реформы подобные ситуации происходили по причине неблагодарных детей, которые ждали смерти деда, чтобы получить его квартиру себе. В новое время проблема заключается в правительстве, в новых законах и правилах, которые отняли у него самых близких.

Еду в последний город на моем пути. На самом деле их на много больше, но для статьи достаточно и этого количества. К тому же мой командировочный лист выписан на неделю. За это время надо успеть вернуться.

Если бы с моей дочкой или женой что-то случилось, рассуждаю я. Допустим, они заболели или повредили конечность так, что ее пришлось бы ампутировать. Тогда их навсегда бы увезли от меня. А если бы их увезли в разные города? Представляю ситуацию, и меня подташнивает. Останавливаю машину, выхожу из салона.

Не представляю жизни без них. Что же мне делать одному? Все что я делаю, все для них. Домой бегу после работы, только чтобы побыть с ними, услышать смех моих девочек, чтобы дочь закричала «папа!» и бросилась мне на шею, крепко обнимая, чтобы жена нежно обняла и спросила, буду ли я ужинать. Как же моя дочь будет одна? Она же не сможет даже спросить у родителей совет, когда мальчик впервые признается ей в любви. Мы не сможем дать ей благословение на брак. Выбор мужа у нее уже ограниченный – только из своего города. Да, дед был прав. Никакой свободы выбора.

В городе Смерти люди приходят умирать, или их привозят уже неживыми. Сюда стекаются как суицидники, так пенсионеры, которые уже вот-вот отойдут в мир иной. Город-кладбище. В город смерти раз в три дня приезжают специальные работники, чтобы закопать очередные тела. Это единственный город, где не бывает радости и никогда не слышно смеха.

Черный мрачный город выглядит как Чернобыль после аварии на атомной электростанции. Разрушенные дома, выжженная земля, иссохшие деревья. Животных в этом городе не было. Как и в ситуации с людьми у зверей было лишь два пути попадания в этот город.

Останавливаю машину в самом центре, в ста метрах от огромного высотного здания. Внутренняя часть сооружения разрушилась. Дом в форме буквы «П» привлекал максимальное количество суицидников. Люди разных возрастов приезжали в город Смерти и прыгали с различных построек. Кто-то сильно травмировался, и его увозили в другие города, кто-то достигал своей цели и умирал от падения.

Подхожу к зданию. Никого лежащего на руинах разрушенной части нет. Это хорошо. Захожу в здание. Тут прохладно и жутко. В воздухе, в бетоне, в самом городе присутствует смерть. Она ощущается физически. А может это духи умерших тут подростков.

Как они выбрались из своих городов и добрались до города Смерти?

Я часто задавался этим вопросом. Почему охранники допускают, чтобы молодежь покидала свои города и приходила сюда? Может, правительству не выгодны слабые ноющие люди, и они с радостью от них избавляются? Но ведь, чтобы совершить самоубийство надо быть сильным человеком.