Полная версия
Жуткая история Проспера Реддинга
– Это все ненастоящее, умник. Смотри!
Но, могу поклясться, когда я наконец протиснулся мимо нее и побежал вниз, она быстро повернулась к комнате и провела рукой по горлу, а в ответ раздалось недовольное рычание.
– Да что это за место? – пробормотал я, когда мы спустились на первый этаж. Там было помещение с телевизором, похожее на гостиную. Или это была кухня? Стены были в потеках бутафорской крови. На самом большом пятне, очевидно, ногтями, кто-то нацарапал: «Выхода нет».
В полуметре от этой надписи на металлической каталке лежал бутафорский труп мальчика – так мне показалось. В ушах у меня зашумело. Рот у мальчика был открыт, а его пластиковые кишки свисали до самого пола и выглядели мягкими. Кожа куклы была покрыта жесткими и очень натуральными волосками.
Я вздрогнул, когда Нелл запрыгнула на тележку рядом с ним и стала лениво накручивать его кишки на руку, как лассо.
– Ты в самом сердце темного ужаса и бесконтрольного колдовства! – сказала Нелл, раскинув руки. За ней из тайника в стене с криком выскочила кукла медсестры-зомби. Но мой крик оказался громче.
– Да когда ты успокоишься? – захохотала Нелл. – Ох. С тобой, наверное, не все в порядке, да? Это же все-все-все обман. Ну ладно, на девяносто процентов обман, а остальные десять тебя не укусят. Мы бы ни за что не подвергли тебя опасности. – Тут она театрально понизила голос: – Ты же видел настоящих монстров.
Она спрыгнула с тележки и указала рукой на лестницу. Жаба (кот? летучая мышь? летучая кошь?) легко парил над ступеньками. Он сел ей на ладонь и дополз до плеча. Не сводя глаз с Нелл, я отступил к стене и стал ковырять дырочки, которые это существо проделало в моей рубашке.
Я вспомнил картины импрессионистов, которые видел с папой в музее. Если отойти подальше, они выглядели как обычные портреты или пейзажи, но стоило подойти ближе, и становилось понятно, что картина складывается из тысячи разных мазков. Нелл была чем-то на них похожа. Стоило приблизиться, и она превращалась в калейдоскоп цветов и движений. Ее темная кожа была светлее волос, которые она теперь собрала в два высоких пучка. Казалось, что она дотянулась до неба, сгребла звезды и осыпала ими свои волосы. Они сияли, когда Нелл двигалась, и переливались, как и оттенки ее разноцветного балахона.
В ней не было ничего жесткого или холодного. Ее невозможно было нарисовать так же, как моих родственников: плоской, бледной, болезненной и хмурой. Нелл была примерно моего роста и, думаю, моего возраста. Но на этом наше сходство заканчивалось.
– Это Жаба, – сказала Нелл. – Кажется, вам стоит познакомиться еще раз.
– Твоего котенка-мутанта зовут Жаба?!
Странное создание фыркнуло, устраиваясь поудобнее у Нелл на плече, свесило задние лапы, а передние сложило на груди – совсем как человек. Это было настолько невероятно, что я испугался. У меня точно галлюцинации!
– Как грубо, – сказала Нелл и достала из кармана кусочек моркови. Существо зажало его в лапках, взлетело и слопало морковку, сидя прямо на бутафорском трупе. – Жабе больше ста лет. И это не котенок, а оборотень. Он сам захотел так выглядеть. Я только заколдовала его, чтобы люди, и особенно дядя, видели обычного черного котенка. Так что не говори ему, понял? Жаба, если разозлится, превращается в бензопилу.
Я съехал вниз по стене, едва не задев медсестру-зомби, она как раз вылетела, держа в руках шприцы с бурлящим алым сиропом. Я закрыл лицо руками и стал считать от десяти до одного, чтобы меня не стошнило. Или еще чего похуже.
Но когда я открыл глаза, Нелл, летучий кот и зомби по-прежнему были здесь.
– Так. А если серьезно, где я, кого мы ждем, и почему скелет в углу танцует макарену?
– Макарена? – Нелл резко повернулась. – Я бы сказала, что это Dance Macabre, Пляска Смерти! Услышь мой голос, ему подчинись… Ой, да неважно, потом разберемся.
Она щелкнула пальцами, скелет опустил плечи, погремел костями, и улегся обратно в открытый гроб.
– Что происходит? – бормотал я. – Что вы сделали с моей жизнью?
Нелл в недоумении приподняла темную бровь.
– Да ты любишь драму даже больше, чем я, а это о чем-то говорит! Ты в Салеме, в Доме семи ужасов, туристическом доме с привидениями. И все будет в порядке.
Салем? Салем?! Редхуд в двух часах езды к югу от Салема, на полуострове Кейп-Код. Да это все равно, что оказаться в другой стране – я бы так же не знал, как вернуться оттуда домой.
Нелл поклонилась, глядя на меня сквозь свои странноватые очки. Я ничего не мог с собой поделать. Мои щеки покраснели от стыда и ярости. Внутри я весь кипел, а снаружи – потел, несмотря на холодный сухой ветерок, задувающий через входную дверь. Глупо конечно, но мне ужасно хотелось плакать.
– В порядке? – повторил я. – В порядке? Да ничего у меня не в порядке! Вся моя огромная семья хотела меня убить, родители застряли в Китае, а сестра…
По телу как будто пробежал электрический ток, когда я вспомнил о своих близких. О настоящей, нормальной семье, а не обо всяких там двоюродных сестрах, бабушках и незнакомцах, с которыми у меня просто было немножко общей ДНК. Где мама и папа, где Прю?
Нелл отвернулась всего на секунду, но я не мог упустить шанс. Я подскочил, отпихнул ее и как молния помчался к двери в коридор. Я услышал хлопок, и тут же кто-то схватил меня за шею и поволок обратно. Протащив по бутафорской высохшей крови, меня рывком вернули на прежнее место. Нелл фыркнула и осуждающе посмотрела на меня.
– Ага, – закатила она глаза. – Думаешь, у тебя получилось бы?
Я попытался сесть, но она щелкнула пальцами, и меня не слишком бережно распластало по полу. Я прижал раненую руку к груди, пытаясь не замечать боли.
– Я должен был попытаться, – выдохнул я.
– Я думал, ты поизящнее, ну что поделать, весь в отца, – произнес другой голос. – Зато отлично умеешь кувыркаться по-реддинговски.
Пара пыльных ботинок уверенно приблизилась и остановилась в паре дюймов от моего носа. Я поднял голову и увидел его носки, старомодные брюки, просторную рубашку и светлые волосы, собранные в хвост. Незнакомец, казавшийся сейчас еще более чужим, чем прежде.
– Пожалуйста, – сказал я, наконец-то освободившись от того, что меня держало. Я пошатнулся. – Отойдите от меня!
– Проспер…
– Я им займусь, – начала Нелл.
– Нет, – сказал незнакомец. – Хватит магии, ты и так его уже напугала.
Я снова попытался бежать, но получилось еще хуже, чем в предыдущий раз. Он схватил меня за шиворот и приподнял. Я пинался и брыкался, пытаясь попасть ему по пальцам ног, как учил меня дома один из охранников, но он был будто каменный. Мои удары были для него все равно что прикосновение перышка. Я пытался тормозить пятками по ковру, чтобы он не смог утащить меня в глубь дома и там убить. Но незнакомец вздохнул и закинул меня на плечо. Опять.
– Что вы сделали с Прю? – закричал я, молотя кулаками по его спине, пока он поднимался по лестнице. – Эй! Эй! Отпустите меня!
Нелл плелась за нами и смотрела на меня с немым вопросом: «Тебе что, два года?»
Когда мы поднялись на чердак, мне казалось, что мои руки и ноги налились свинцом. Я ужасно устал и, словно этого было мало, мне снова казалось, что я горю. Огонь распространялся от живота по венам, пульсируя и клокоча. Ну и, чтобы довершить картину щепоткой унижения, Жаба бежал за нами, пританцовывая, пока меня сбрасывали на диван. Щелкнув хвостом, он закрыл за нами дверь.
– Ты в безопасности, – это было первое, что сказал незнакомец и сел рядом. – Мы с Корнелией приехали вовремя.
– Меня зовут Нелл, – прошипела девочка сквозь зубы. И правда: она действительно была гораздо больше похожа на Нелл, чем на Корнелию.
– Они… – начал я и тут же осекся. – Стоп… Что вообще случилось?
Вместо ответа незнакомец взял меня за левое запястье. Повязка набухла от крови.
– Железо, – сказал он, отпуская мою руку, – проклятый клинок. Есть вероятность, что полностью твоя рана никогда не заживет, но мы сделаем, что сможем.
– Кто вы? – спросил я, наконец, найдя нужный вопрос.
– Я твой дядя Барнабас, – улыбнулся мужчина. – Но не думаю, что ты когда-нибудь обо мне слышал.
О, я не только слышал, но и все двенадцать лет жизни пытался понять, как ему удалось исчезнуть с родового дерева. За все это время папа всего пару раз упоминал о своем брате, да и то вскользь. И никаких историй типа «Когда мы были маленькими, то ходили рыбачить на речку за домом». И никаких: «А что твой дядя скажет об этом?» И никто никого не поздравлял с днем рождения.
В бабушкином присутствии никто не осмеливался даже мысленно произносить его имя. Мама утверждала, что папа очень любит своего брата, но мне что-то не верилось. Если кого-то любишь, разве будешь слушать того, кто запрещает общаться с ним?
– Ой!
– О, да, – помотал головой Барнабас. – Слухи о моей смерти сильно преувеличены.
– Никто и не говорил, что вы умерли, – заверил его я. – Говорили, что вы официант в каком-то казино в Вегасе, а еще пытались устроиться на подтанцовку в шоу «Битлз», или торгуете своими фото в костюме эльфа в самом сомнительном районе города.
Наша монстро-бабушка считала, что все это хуже смерти. Лицо дяди Барнабаса пошло красными пятнами.
– Как… изобретательно.
Наступила тишина. Я долго смотрел на него. У Барнабаса был тонкий длинный нос, нехарактерный для нашей семьи. Густые брови, высокие скулы, квадратная челюсть с колючей светлой щетиной. Мы с Прю совсем не были похожи на близнецов, но я удивился тому, насколько дядя Барнабас не было похож на папу. И дело не только во внешности, но и в том, как они себя держали. Мой папа Перси сантиметров на десять выше, у него темные волосы и карие глаза (у меня такие же). В нем чувствуется врожденная уверенность в себе, чего о дяде не скажешь – тот вел себя так, будто по нему ползала армия огненных муравьев.
Я только раз мельком видел его фотографию у дедушки в кабинете, но этот человек… вполне мог быть дядей Барнабасом. Вполне.
– Если он – это вы, – начал я, поворачиваясь к Нелл. – Ты-то кто?
Она открыла рот, но Барнабас ее опередил:
– Нелл – моя дочь. Мы с ней… недавно познакомились, после безвременной кончины ее матушки.
В этот момент я смотрел на Нелл. Самоуверенность исчезла с ее лица, всего на мгновение уступив место боли, но я успел заметить.
Конечно, она была расстроена. Она потеряла маму. Что может быть хуже? Я не видел маму всего три дня и уже соскучился. Я и представить себе не мог, что больше никогда ее не увижу.
Жаба вился у ее ног, словно пытаясь утешить.
– Хорошо, – сказал я. – А я что здесь делаю?
Дядя Барнабас кивнул Нелл, и они как-то странно переглянулись. Потом она молча встала, подошла к кроватям и запрыгнула на одну из них, чтобы дотянуться до огромного семейного древа Реддингов.
– Думаю, лучше начать с самого начала, – сказал дядя Барнабас. – Скажи, Проспер, что ты знаешь о семейном проклятии?
Глава 9
Душегуб
– Я знаю, что оно… Она появилась на свет в 1945 году, ненавидит щенков и на досуге пыталась зарезать в подвале собственных внуков.
Дядя Барнабас смотрел на меня довольно долго, так что я успел подумать, что он унаследовал от бабушки ген смейся-только-если-кому-то-больно.
Но вдруг он широко улыбнулся. И засмеялся так, что диван затрясся. Нелл сидела рядом с ним, сложив руки на груди, и смотрела в стену.
– Хорошо, что ты так серьезно к этому относишься, – пробормотала она. – На что я только надеялась? Ты же Реддинг.
– Юмор у тебя отцовский, это точно, – сказал дядя Барнабас, похрюкивая.
«Да, но и только», – подумал я, и мне сразу стало немного жаль себя. Словно в ответ на мои мысли, в окно ворвался порыв ветра и зазвенел бутылками на полке, заставив их дрожать и дребезжать. Я обхватил себя за плечи и с трудом выговорил:
– Мама и папа… не знают, где я! Они вообще не знают, что случилось!
«Хватай сестру! Убегайте прямо сейчас!».
А я даже этого не смог. Я закрыл лицо руками, глаза защипало. Как они будут сердиться! Если с Прю что-то случилось, я себе этого никогда не прощу.
Дядя Барнабас положил мне руку на плечо, пытаясь утешить.
– Они знают, что ты с нами, и в безопасности, – сказал он.
– Я вас не знаю, вы меня тоже, – сказал я, отшатываясь от него и пытаясь не упасть. – Я даже не уверен, что вы не врете!
– Ты просто не помнишь меня, Проспер, зато я тебя помню. Ты был совсем маленьким, а я приезжал в Редхуд, чтобы хоть издали на тебя посмотреть. В последний раз я видел тебя за несколько дней до Рождества. Тебе было пять лет. – Он говорил мягко, но плечо мое сжимал крепко. – Твоей сестре я принес книги, а тебе – набор для рисования, и оставил снаружи. Я был слишком взволнован, чтобы войти в дом, кроме того, ты тогда был в больнице, у сестры.
– Так это вы мне подарили? – спросил я. Я нашел этот набор несколько лет спустя, когда рылся в кладовке. На коробке все еще была широкая красно-зеленая лента и ярлычок с моим именем. Почему-то – и явно против бабушкиной воли – родители его не выбросили. Может быть, потому что это был подарок папиного брата.
Дядя Барнабас кивнул и тепло улыбнулся. Он повернулся к девочке:
– Кор… Нелл, будь добра, принеси письмо.
Секунду она в замешательстве смотрела на него. Жаба забрался в шкаф, в один из выдвинутых ящиков, и лениво пожевывал траву, которая там росла. Он громко мурлыкнул и несколько раз указал хвостом на стол. И только когда его крылышки затрепетали, а дядя Барнабас так и сидел, как ни в чем не бывало, я вспомнил, что Нелл сказала: обычные люди не видят сквозь… как это?.. чары?
Значит, летучий котенок – это ее секрет, догадался я. Мне стало интересно, правда ли дядя видит всего лишь обычного черного котенка.
Нелл издала какой-то тихий звук и кивнула, пробираясь к столу. Она копалась в свитках и книгах с измятыми страницами, и наконец достала какой-то конверт. Вынув из него письмо, она, не глядя, сунула его мне под нос.
В начале письма стояло мое имя. Из моей головы прямо в сердце как будто пробежал ток. Я узнал папин почерк. Обычно аккуратные и одинаковые буквы скакали по листку вкривь и вкось, как будто он писал второпях: «Я надеялся, что до этого не дойдет, но твоя бабушка отказывается прислушиваться к здравому смыслу. Мы с мамой пытались сделать так, чтобы тебя или Прю, с кем бы из вас это ни случилось, увезли в безопасное место – туда, где она не сможет вас найти. Пожалуйста, слушайся дядю Барнабаса и веди себя хорошо. Каким бы невероятным ни казалось то, что он скажет, это правда. Он сделает все, что в его силах, чтобы помочь. Мы пока не можем приехать к тебе, как и ты к нам. Слишком опасно. Не звони и не пиши нам. Никому не говори, как тебя зовут. Будь терпеливым, ничего не бойся».
И подпись, его обычная короткая и деловая подпись. Никаких «Люблю, твой папа». Возможно, он хотел еще раз подтвердить, что это действительно он. Я провел пальцем по словам «Перси Реддинг», не понимая, отчего кровь стынет в жилах.
– Почему письмо? Не звонок? Не электронная почта?
– Это все из-за бабушки, – сказал дядя Барнабас. – Перси знал, что она следит за вами, и ее люди читают вашу переписку и прослушивают звонки. У меня нет ни телефона, ни интернета – для нашей общей безопасности. И это единственный выход.
Это казалось правдоподобным. Когда у тебя больше денег, чем у Билла Гейтса, и куча свободного времени, в чужую жизнь ты можешь вторгаться на совершенно ином уровне. Вот так бабушка и стала суперзлодеем, оставив далеко позади уровень злодея обыкновенного.
Нелл, кажется, хотела уйти, но вдруг остановилась и вмешалась в разговор:
– Может, хватит уже с ним нянчиться? Расскажи о древнем демоне, который в него вселился.
Я закатил глаза:
– Да-да, а ты у нас ведьма. Хватит уже, давай ближе к реальности.
Но как только я это сказал, тут же вспомнил, как сильно меня побили невидимые кулаки. По коже и волосам Нелл побежали электрические разряды, глаза превратились в щелочки. Я отодвинулся подальше.
Похоже, она и правда ведьма. Ой.
– Проспер, – дядя громко откашлялся. – То, что я сейчас расскажу, может тебя… шокировать. Поверить в это непросто, но ты должен меня выслушать.
Выслушать? Это я могу. Занавески надулись от сквозняка, впустив в комнату несколько кроваво-красных листьев. Я снова почувствовал легкий запах корицы, осенней листвы и дыма. И заставил себя не думать о Редхуде.
– Твоя… То есть, наша, семья, – сказал Барнабас, поглядывая на фамильное древо, – заключила сделку с дьяволом.
Ага, ясно, опять то же самое.
– Знаю, – сказал я, придерживая раненую руку. – Ее зовут Катерина Вестбрук-Реддинг.
Но дядя Барнабас больше не смеялся.
– Хотел бы и я пошутить, но подумай о том, откуда взялось богатство Реддингов. Все эти деньги, власть и влияние пришли к нам потому, что Онор Реддинг заключил сделку с демоном. С диаволом, как говорили в 1693 году.
– Ладно, – сказал я, вспомнив галерею снимков, гравюр и газетных вырезок на чердаке. – С диаволом.
– Таких демонов называют душегубами. Они заключают с человеком договор и дают ему то, что он просит. В обмен на душу. Ее демон забирает после того, как человек умрет. – Дядя Барнабас замолчал, и я не мог понять, то ли это для большего эффекта, то ли он ждал, пока мой мозг с этим справится. Я с трудом слышал его сквозь непрерывное бум-бум-бум. Стук сердца и скрип полок с засыхающими травами заглушали его слова. – Онор Реддинг променял души своих родственников и всех жителей Редхуда на неиссякаемое богатство.
Осенью дни становятся все короче. В наступившей тишине темнота обрушилась на нас в мгновение ока. Чердак стал больше похож на гроб, чем на комнату. И мы будто сидели и ждали того, кто опустит крышку.
Нелл щелкнула пальцами, зажглись три лампы. Это сбило меня с мысли. Я моргнул.
– Я же говорил, все это может шокировать. – Дядя Барнабас смотрел то на меня, то на свои костлявые руки. – Может, хочешь чего-нибудь успокаивающего? Чаю? Есть немного бренди…
– Мне двенадцать, – напомнил я.
– Да, точно, конечно…
Нелл сворачивала семейное древо. Я смотрел, как имена родственников исчезают ветка за веткой, пока не скрылось и мое.
– Это правда, – сказала Нелл. – Звучит безумно, потому что это и есть самое настоящее безумие. Что-то мне кажется, никто не удосужился рассказать тебе всю историю Редхуда. Например, про Белгрейвов. Знакомая фамилия?
Дядя Барнабас сжал губы так сильно, что они побелели.
– А, Белгрейвы!
– Я слышал о них, – сказал я. – В прошлом году нам преподавали историю Редхуда. Белгрейвы были известной семьей. Вместе с Реддингами приплыли из Англии и основали Редхуд в 1687 году.
Дядя Барнабас кивнул.
– Эти семьи соперничали. Онор Реддинг чего только не делал, чтобы уничтожить Дэниела Белгрейва: портил его урожай, распространял лживые слухи, крал переписку. А Белгрейвы все равно процветали. И как тебе известно, город тогда назывался вовсе не Редхудом.
– Ага, – сказал я, пытаясь всем своим видом показать, что я прекрасно об этом знал. Что все это мне приходилось слушать буквально каждый день, всю мою жизнь, с самого рождения. – Он назывался Южный Порт.
– Да, и как только Белгрейвов вышвырнули, Онор, чье имя значит «честь», сразу переименовал город… м-м, в свою честь.
– Значит, он выгнал их из города, заключив сделку с дьяволом? – спросил я, даже не пытаясь скрыть, что считаю это полной ерундой.
– С диаволом, – поправила Нелл.
– Да, конечно, с диаволом, – сказал я, пытаясь не обращать внимания на отчетливый привкус пепла на языке, появившийся, когда я произнес это слово. – А при чем тут мы с Прю?
– Сейчас расскажу, – ответил Барнабас, поднимаясь. Он прошел в уголок, который напоминал кухню, и порылся в коробках с чаем. Мне пришлось ждать, пока он поставит чашку с водой кружиться в микроволновке. Только тогда он продолжил рассказ: – Чтобы обойти Белгрейвов, Онор обратился к очень древней магии, о которой он узнал из старинных семейных преданий. Он призвал душегуба.
Дядя Барнабас подошел к нам, в руке он держал картинку, которую снял со стены.
Я взял ее, и еще до того, как посмотрел на нее, почувствовал, что меня мутит от страха. Трое мужчин и женщина стоят вокруг костра, подняв руки, а над ними в клубах дыма проплывает крылатый демон с раздвоенным языком.
– В то время колонисты называли колдовством и чертовщиной все, что их пугало. Они не понимали, что дьявол, о котором говорят священники, не имеет с этим ничего общего. Магия существует гораздо дольше, чем мы можем себе представить. Границы миров – нашего и иных – для нее ничего не значат.
– Это как… интернет?
Дядя Барнабас поперхнулся чаем и закашлялся.
– Скорее, как параллельный мир или другое измерение. Души, которые туда уходят, никогда не возвращаются, а демонам о своем мире говорить запрещено. Так что наверняка мы ничего не знаем: рассказать некому.
Заговорила Нелл:
– Существует четыре мира или четыре королевства. Наверху, – она указала вверх, – четвертое королевство, мир людей. – Потом взмахнула рукой пониже: – Третье королевство – это мир демонов. – Она опустила руку еще ниже: – Второе королевство – мир призраков или теней. И первый, самый нижний, мир – королевство древних. Эта загадочная раса создала магию, когда не было еще ничего, кроме тьмы, и установила равновесие между мирами.
– Нижний мир? В смысле, они живут в мантии Земли?
– Нет! – Нелл закатила глаза. – Измерения, Проспер! Другие миры лежат слоями под нашим миром.
Дядя Барнабас взмахнул рукой между нами, прекращая спор.
– Никто не знает, что представляют собой древние. В давние времена им поклонялись, как богам. Но они больше не покидают свое измерение. Все, что мы знаем, – они первыми появились в этом мире, и чтобы защитить его от демонов-разрушителей, создали для них отдельный мир. Люди и демоны не могут существовать вместе, это нарушает баланс между измерениями и разрушает миры.
– М-м, понятно, – сказал я, хотя в голове у меня была каша. – Это все очень круто, но давайте вернемся к душегубам. Как эти существа могут жить в нашем мире, если они демоны или кто там?..
– Когда умирает злой человек, – ответил дядя Барнабас, – его душа-тень отправляется в королевство призраков. Но, если человек при жизни заключил сделку с диаволом, его тень отправляется в королевство демонов и будет прислуживать им, оставаясь в вечном рабстве.
– Существуют сотни разных демонов, – сказала Нелл, – но заключать такие сделки могут только демоны-душегубы.
– Зачем вообще нужны эти сделки? – спросил я. Мне очень не нравилось то, что я слышал. В это же невозможно поверить… Впрочем, как и в то, что случилось в подвале.
– Я слышал о разных сделках с разными условиями. В том договоре, который подписали Онор Реддинг и Аластор, было прописано вечное рабство всей семьи в обмен неиссякаемое богатство и постоянный успех Реддингов, – сказал дядя Барнабас. – Можно сказать, что они наказывают людей, исполняя их собственные желания.
Нелл добавила:
– Это как фея-крестная с подвохом, или джинн с ценником. Их работа – собирать души, которые будут служить демонам в их мире. Душегубы могут заколдовать человека, вложить ему в голову любую идею, наслать болезни, и все такое. Заключив сделку, они не возвращаются в свой мир, а кормятся бедами тех, кто становится жертвой человека, подписавшего контракт.
Ну, конечно, Онор. Идеальный образ непогрешимого, храброго, умнейшего, несгибаемого человека, которым нам всю жизнь тыкали в лицо. Он был идеалом, который следовало превзойти, или хотя бы достичь его уровня. Он был для нашей семьи всем – тем благодаря кому она вообще выжила. Я должен был догадаться. Никто не может быть настолько идеальным.
Он отчаялся и не хотел потерпеть неудачу. Хоть что-то в нем нашлось такое, благодаря чему он становился похож на реального человека, и переставал быть только лицом с выцветшего портрета в холле.
И тут я вдруг понял, куда свернет история.
– А что… Что случилось с Белгрейвами?
– Часть погибла во время эпидемии, которая случилась первой же зимой, – жестко ответил дядя Барнабас. – Остальные умерли от голода, после того как урожай за одну ночь превратился в пепел.
– Господи! – Моя семья никогда не была эталоном доброты, но это уже слишком. – Однако я все равно не понимаю, почему я здесь, и что вчера случилось.
– Я же сказала… – начала Нелл, но дядя Барнабас жестом остановил ее.
– Мы почти добрались до этого. – Он сделал глоток чаю. – Ты, конечно, знаешь, что случилось в Салеме?
– Конечно! Это же колыбель Национальной Гвардии!
Дядя Барнабас склонил голову и посмотрел на меня с презрением. Господи, как с ними тяжело!
– Но это правда, – сказал я, скрестив руки на груди. – Ну ладно, ладно. Я знаю про охоту на ведьм. И еще я знаю, что такое бывало и в Дэнверсе, Ипсвиче и Андовере, а не только в Салеме, – добавил я, когда Нелл уже собиралась меня поправить.