Бродяга, Плутовка и Аристократ: Реквием

– Тебе нужно, чтобы я подписал бумаги? Оставь их на столе, я позже ознакомлюсь и вышлю ответ.

На него резко напал тяжелый кашель, который рвал глотку. Откашлявшись, на его ладони остался сгусток застоявшейся багровой крови. Он вытер его салфеткой и посмотрел на обеспокоенного Фарля.

– Я всего лишь покашлял, пока не умираю. Не дождетесь, – добавил с улыбкой.

– Тебе становится хуже?

В ответ прозвучало молчание, но паузу прервал Фарль:

– Всем было очень жаль, что ты не пришёл вчера.

– Я хотел, но обстоятельства сложились не в мою пользу, – он показал синяк, который получил, упав в обморок. – Как там ребята?

Фарль сел на постель.

– Неплохо, – ответил он. – Лотти знатно так напилась, не без моей помощи, конечно. Весь вечер спорила с Гришей, в основном критиковала его мрачный вид. Но в её защиту скажу, он, и правда, в последнее время темноватый. Мы танцевали, веселились. Особенно понравилось Марку, ему всего три года, а любопытства, как у тебя в лучшие времена.

Они оба посмеялись.

– Ты уже давно его не видел. Он очень вырос, – продолжил Фарль. – Знаю, ты болеешь, но если хочешь, я могу привезти его. Я думаю, он будет рад познакомиться со своим дядей. Эли тоже скучает по тебе, да все на самом-то деле. Роза, Лотти и Гриша, – почему-то его глаза начинали слезиться. – Они… они все скучают на самом деле…

Его голос задрожал, а слова вставали комом в горле, потому что были неправдой, ложью которую Фарль отказывался признавать. Он смотрел на друга, который по-доброму улыбался, слушая рассказ; смотрел на голубые глаза, которые начали двигаться стоило прозвучать знакомым именам. И при виде всего его слёзы непроизвольно подступали.

– Никогда не думал, что мы сможем вот так все вместе праздновать жатву. Даже Симон оказался не таким уж и козлом… но, не исключено, что мне так казалось из-за коньяка. Всё было просто чудесно. И всё это благодаря тебе. Мир, который я так хотел создать, построен твоими усилиями… И ты просто заслуживаешь быть там с нами. Ты…

– Прекрати, – остановил он. – Я очень рад твоим теплым словам, но давай не строить иллюзий. Это был единственно верный исход, другого я и не видел, – Фарль замолчал. – У меня есть просьба, раз уж ты здесь. Сегодня у Розы важный день, я ведь прав? Передай это письмо, если несложно. Там пожертвования для церкви.

Фарль согласился и вскоре ушёл. Как и обещал, он явился в Рабочий район на открытие Церкви Теистов. Роза долго этого добивалась, после инцидента с «возмущением» начались долгие судебные тяжбы по поводу общины. Из-за этого она заметно потеряла в количестве последователей, что повлекло за собой уход Розалии из высшей палаты совета. Авторитет теистов был уничтожен, и только благодаря партии Рестеда и другим благородным семьям ей удалось восстановить статус. Натали была уже там и завидела Фарля из далека. Лотти спешила как могла, она успела как-раз к церемонии открытия.

– Прости-прости, – запыхавшись, твердила она. – Я знаю, что опоздала. Виновата. Это всё Эдмунд зараза не мог разбудить по раньше.

– Так значит ты, подруга, ночевала у душеньки Эда. Ах, он негодяй, – довольным тоном произнесла Нат.

Лотти раскраснелась от её слов и пошлого взгляда.

– Ты бы хоть волосы прибрала, – упрекнула Натали. – Это всё-таки твоя мама, а не абы кто.

– И твоя наставница между прочим, – отпарировала Лотти.

– Ну я то прилично одета, – на это Шарлотте было нечем возразить. – Слушай, Лотти, ты ведь заведуешь приютами, так? – аккуратно спросила. – Как ты думаешь, мы с Гришей могли бы теоритически… взять оттуда, допустим… ребенка?

Услышав это, взгляд Лотти сразу стал мокрым. Она посмотрела на неё глазами полными сочувствия. Что-то в её сердце щелкнуло. Пусть при первом знакомстве они не поладили, но общие проблемы сроднили их. За счёт них и строилась их дружба.

– О, милая, конечно же, – радостно ответила. – Без каких-либо проблем. Я всё устрою, только попроси. А Гриша он…

– Я пока не говорила с ним об этом, – отрезала она. – Но собираюсь в скором времени.

Тут толпа начала аплодировать. На паперть вышла Роза. Она произнесла благодарственную речь, в которой отметила всех, кто поучаствовал в строительстве храма, не минуя даже Григория. После она решилась зачитать отрывок из писания, получивший официальное название «Теосо́фос». Его взяли из ныне мертвых языков, лингвисты сделали смысловой перевод слова как: «Божественная мудрость». Закончив, Розалия пригласила всех на первое богослужение, составленное лично ею. Верующие ринулись в храм с улыбками на лицах. В этой суматохе Фарль успел отдать Розе письмо со словами: «Это от него».

Роза посмотрела на конверт, подписанный инициалами «Н.Ф.Г.», и задумчиво посмотрела в даль. Однако так и не решилась его распечатать, она просто положила его в карман подола.

III

Три года назад. 216-ый год со дня открытия пара Земли.

Пустынное племя вот уже целый месяц кочевало по бескрайним просторам Пустоши. Старейшины решились на такой отчаянный поход в поисках лучшей жизни, они оставили лагерь и отправились в путь, ведомые мальчиком Тибоном. Он был единственным, кому подчинялась неукротимая стихия, она подсказывала ему безопасный путь, указывала на узкую тропку между аномалиями, которая открывалась на миг и тут же захлопывалась. С ранних лет Тибон покидал пределы стен и уходил от них на далекие мили, всегда возвращаясь абсолютно нетронутым. Сам дух Пустоши словно оберегал его, не давал загнуться в знойные дни под палящий солнцем или замерзнуть леденящими ночами в окружении диких зверей. Волхвы предсказали ему великое будущее в день его рождения. Сказали, что юноша будет особенным: его не будет страшить смерть и не возьмёт ни один пустынный демон, и что сама Пустошь будет на его стороне. У него, и правда, было удивительное чутьё на всё, что касалось пустыни. Нейт сам лицезрел его, когда один из племени чуть не утоп в зыбучих песках, если бы не Тибон. Он шёл в первых рядах, прокладывая дорогу остальным. И ни один не сомневался, каждый ступал по его следам. Если Тибон говорил лечь, вся сотня человек тут же ложилась; говорил бежать, они бежали; скомандовал ночлег, и вся группа ставила юрты. Каркас для жилищ они носили с собой, его собирали и покрывали толстой кожей местной живности, которая хорошо защищала от ветра и держала тепло. Всякое место для кочевого лагеря, выбранное Тибоном, было безопасным, туда не захаживали демоны и не касались огненные ветра. Для кочевников это было главным. Теперь, когда они лишились стен, то фауна Пустоши представляла для них серьезную угрозу, так как в ней были такие твари, которых не брали ни нож, ни копьё.

Путь до Нового Кома составлял всего нечего. На Атмосах это расстояние можно было проехать за часа три, но бедуины шли пешком и не могли пройти его напрямик. Дорогу им преграждали не только аномальные зоны, где по поверьям жили злые духи, пожиравшие сознание человека, но и ядовитые болота, и логова демонов. Поэтому им приходилось делать огромный крюк, чуть ли не обходя всю Южную Пустошь. За этот месяц они продвинулись к поселению всего на три километра. Они могли идти несколько дней без перерыва, запрягая мулов и возя в них детей, больных, а также запасы пресной воды, вяленного мяса и опресноков. А после длительных походов набирались сил в течение двух-трёх суток, пока Тибон не разрешал идти дальше. Если была такая возможность, каждый самостоятельно добывал себе еду во время отдыха, уходя на охоту. Некоторые были настолько самоуверенны, что отправлялись без дозволения Тибона и больше не возвращались. Сейчас они поднимались по песчаным холмам, которые вскоре опускались вниз, и затем снова вздымались. Для всех этот поход был тяжелым, но ученые-антропологи переживали его с особой трудностью. Их тела не привыкли к таким нагрузкам, бедный Николас не выдерживал, поэтому часто ехал в повозке. Однако этим фактов были недовольны остальные. Из всех антропологов он оказался самым бесполезным, но несмотря на это ему давали поблажки, которых не было у других. Эйс мог ходить на охоту, Наташа неплохо готовила, а Николас только и мог, что травить байки детям про всевышнего Бога. Практической ценности от этого не было. Старейшинам уже докладывали об этом, предлагали оставить его, но на защиту всегда вставали Нейт с Тибоном. И если мнение Нейта было им не так авторитетно, то к словам Тибона они не могли не прислушаться. Уважение к его фигуре строилось не только, исходя из его умений, но и из-за его происхождения. Родители мальчика были на хорошем счету у племени, они оба дожили до преклонного возраста, состоя в совете и направляя общину.

– Раэв, – заговорил Тибон. – У них скоро кончится терпение, им чуждо милосердие к бесполезной человеческой жизни. Я сделаю всё, что смогу, но тебе стоит поговорить с Николасом. Найти хоть что-то, на что он способен.

– Уже говорил.

– Так поговори ещё, – настоял мальчик. – Племени не нужны трутни. Не подумай, я полностью на твоей стороне, но даже я не могу позволить этим людям загнуться от одного слабого звена. Они должны быть сильны духом, а Николас его подрывает.

– Я тоже не особо полезен, Тибон, но почему ко мне не возникает претензий? – задал резонный вопрос Нейт.

– Есть несколько причин. Первая, все в племени признали тебя своим и доверили тебе их жизни в городах. Они надеются, что ты позаботишься о них там. Они считают тебя полезным в перспективе. И вторая, тебе делают поблажки из-за преклонного возраста.

Тут Нейт возмутился.

– Преклонного?.. Мне всего 20!

– А выглядишь старше, – удивился он. – Эти шрамы на твоём теле внушили остальным уважение, к тому же твой болезненный вид и такие сильные головные боли обычно наступают именно в преклонном возрасте. Вот все и решили, что ты старец. А сколько лет остальным?

– Николасу, кажется, 55, Эйсу и Наташе около 34.

От этих чисел Тибон был взбудоражен не на шутку. Мальчик никогда не думал, что люди способны жить так долго. До 55. Он пошёл дальше, а Нейт фыркнул и замедлил ход, чтобы повозка с Николасом доехала до него. Николас, махая саморучным веером, с улыбкой встретил парня. Его беззаботный вид страшно нервировал бедуинов, шедших рядом.

– О, Нейтан, мальчик мой! – произнёс, приподнявшись. – Как там впереди? Неплохие пейзажи, небось, открываются.

– Для Вас это прогулка какая-то? – буркнул Нейт. – Настойчиво советую изобразить более удручающую физиономию, чтобы дожить до утра.

Николас опешил, аж очки слетели с носа.

– Нейтан, не говори таких страшных вещей… я считаю, что нужно поддерживать бодрость духа, иначе никак не выжить. А ты говоришь совсем противоположное, – он достал платочек и вытер им лоб.

– Ваше самочувствие улучшилось, как я вижу. В таком случае дальше идите пешком, – холодно попросил бродяга.

– Я только изображаю бодрость, – начал отнекиваться учёный. – На самом-то деле кости мои так и готовы разорваться. Пожалуй, мне будет лучше остаться в повозке.

– Николас! – взъелся Нейт. – Вы хоть представляете, в каком положении находитесь?! Вы же ученый и должны знать культуру этого племени, – антрополог явно не понимал, о чём идёт речь. – Больше всего здесь не любят иждивенцев, им очень сильно не по нраву, что у них на кормлении бесполезный рот, которого приходится перевозить на повозке.

Николас сглотнул комок в горле.

– Но я учёный и не подготовлен для такого серьезного путешествия. У меня слабое тело, я не выдержу и километра по этому песку. Они гуманны, Нейт, и не причинят вреда человеку, не беспокойся об этом. Их культура считает человека величайшей ценностью. Всё будет в порядке.

– Мне кажется, Вы путаете их мораль с моралью пророка. Человек не просто ценность, человек ценный ресурс. Чувствуете разницу? Они миролюбивы, пока признают Вашу полезность. Будучи в лагере, мы были для них интересны, но сейчас всё иначе, стоит вопрос их выживания. И я уверен, Ваша жизнь у них не в приоритете. Если хотите дойти до Нового Кома в целости и сохранности, придумайте как быть полезным.

– Эм-м… я могу дать им знания, – придумал он. – Просвещение – это невероятно полезная штука!

– Не сомневаюсь, только не в Пустоши. Что Вы ещё умеете? Ну же, думайте, профессор! На кону Ваша жизнь. Тибон не в состоянии больше сдерживать гнев некоторых членов племени.

– Я-я не знаю, Нейт. Я придумаю что-нибудь, я читал множество книг по искусству охоты. Может быть, знания в этой области могут им пригодиться?

– Может быть, если Вы примените их на практике.

Тут внезапно люди начали замедляться, и те, кто шли впереди передали задним рядам, что Тибон приказал остановиться. Племя было недовольно, их последняя остановка была прошлым вечером. И из-за холмистой местности они прошли очень мало. Нейт направился к Тибону узнать причину остановки, так поступил и Эйс. Парень стоял на верхушке песчаного холма и пристально рассматривал пустующую даль, лицо его было напряженно, а взгляд обеспокоенным.

– Тибон, что случилось? – спросил Нейт, взобравшись к нему. – Почему мы снова остановились?

– Дурное предчувствие, – ответил, не отводя глаз от горизонта.

– Дурное предчувствие?! – выпалил Эйс. – Из-за того, что у тебя нутро шалит каждый час, мы ни на йоту не продвинулись вперёд. Уже давно были бы у Нового Кома, если бы не петляли и не отдыхали, не успев устать.

– Эйс, хватит, – встал на защиту Нейт. – Тибону лучше знать. Если он сказал, что нужно стоять, значит, нужно стоять. В конце концов благодаря его бдительности, мы ещё живы. Заметь, мы ни разу ещё не напоролись ни на одну пустынную тварь.

Солдат умолк, но по его гримасе было видно, что он ещё не до конца высказался.

– Слишком тихо, – произнёс Тибон. – Ни одно животное даже не пискнет, это меня беспокоит. Птицы не летают, и ящерки не смеют показаться из песка. Это значит, тут есть то, что пугает их настолько сильно. Боюсь, нам придётся снова делать крюк.

– Да ты издеваешься! – не выдержал Эйс. – Тут тихо, потому что НИ ХРЕНА НЕТ! Это гребанная пустыня! У тебя явно паранойя, братец.

Взбешенный обстоятельствами Эйс ушёл к остальным.

– Раэв, а что значит паранойя? – по-детски спросил он.

– Думаю, в твоём случае излишняя подозрительность.

– Вот оно как… тогда у меня, действительно, паранойя. Не думал, что от Эйса можно услышать такие приятные слова.

Не успел их покинуть Эйс, как с просьбой к ним подошёл один из охотников:

– Тибон, я хочу пойти на охоту.

– Нет. Тут опасно, – на корню отрезал он.

– Но мы не смогли поохотиться при прошлой стоянке, и наши запасы оскудели. Не важно, насколько это опасно, выбора у нас нет. Либо мы умрем на охоте, либо от скорой голодной смерти.

Тибон задумался, эта идея была ему не по душе, но при этом он понимал всю необходимость охоты.

– Может, мы сможем питаться лепешками несколько дней? – предложил альтернативу он.

– Боюсь, это невозможно. Люди и так слишком устали, без нормальной пищи они загнутся.

Мальчик тяжело вздохнул.

– Я даю Вам разрешение, но пойдут самые опытные. Никаких детей и тех, кто не способен с тридцати метров стрелой поразить хвост ящерицы под камнем.

Охотник согласился на условия. Тем временем парня одолевали сомнения, нечто внутри предвещало неладное. Пустошь – дикое место, она живёт по своим законам, которые подчас постоянно меняются. Любое её состояние, будь то абсолютное спокойствие или буря, не предвещают ничего хорошего. И Тибон это понимал. Чтобы жить в пустыни нужно уметь чувствовать тонкие изменения в ней, просчитывать, к чему они могут привести и знать, что предпринять. А если не можешь, то довериться тому, кто на это способен. Иначе смерть. Тибон был вовсе не подозрительным или осторожным, он просто ясно осознавал суть трех этапов выживания: заметить, предсказать и принять меры. Даже за легким дуновением ветра с непривычной стороны могло стоять нечто страшное, но отнюдь не каждый вовремя поймёт это.

Племя расставило юрты на время охоты, зачастую полноценная охота занимала от одного до трёх дней. Эйс, будучи умелым воякой, тоже отправился в поход. День прошёл спокойно, и солнце уже клонилось к земле. Нейт, Наташа и Николас развели огонь на закате, так поступили и другие бедуины. Они разделились на маленькие группы, согласно своего статусу в общине. Старейшины остались в юртах с ещё несколькими взрослыми, обсуждая что-то. А мальчик Тибон сидел один. Он хоть и был важной частью местной экосистемы, но так или иначе считался отщепенцем. Завидные способности выделяли его среди остальных, заставляли бояться. Он был «особенным», не вписывающимся в привычные рамки жизни, поэтому его сторонилось. В морали племени было нормальной практикой использовать полезного человека как инструмент, проявляя к нему должное уважение, но при этом не поддерживать с ним социальных контактов. Его связь с Пустошью в какой-то степени делала его одним из её проявлений. Волхвы прозвали его живым духом, к которому стоит относиться почтительно, но не приближаться, ибо, как и Пустошь, он поглотит всякого. Он стал воплощением сакрального понимания сущности природы, осо́бой за пределами человеческого.

Ученые-антропологи не знали этого, они спокойно общались с парнем, даже пригласили его к себе на огонёк. На что он с удовольствием согласился. Тибону была приятна их компания, в особенности Нейта. Неложным будет сказать, что он воспринимал его первым другом. Нейтан и Тибон были двумя сторонами одной медали. Оба изгои внутри отрицающей их системы. Но было у них одно разительное отличие. Тибон понимал себя другим, осознавал свою инаковость, пока Нейтан считал себя частью устоявшего порядка, который почему-то не признаёт его. Всю свою жизнь Нейтан был другим, с самого своего рождения, так думали все, все кроме него самого.

«Я негениален в сравнении с остальными, рядом со мной всегда был Гриша, опережающий меня на сто шагов вперед. Я не настолько полезен, как Лотти, что готова помочь каждому. Единственное, чем я отличался, это отсутствие рода. Я из Норта, и этим вся моя особенность, которая страшит других. Но даже это уже потеряло весомость. Я обрёл имя и фамилию. Теперь я такой же, как и все. И нет во мне ничего такого, что могло бы сильно отличать. Другое дело Тибон. Он, и правда, уникален. Несмотря на свой возраст он столь рассудителен. Более того, его навыки вызывают у меня лишь восхищение. В Пустоши он поистине поразителен. Я же на его фоне вовсе блекну. Все из племени буквально в рот ему заглядывают. Здесь стандарты инаковости совсем другие, и тут я совершенно обычный, заурядный даже. Мне это нравится», – думал о себе Нейтан.

– Знаете, я тут подумал, – заговорил Нейт. – Возможно, я использовал неверные документы, когда вступал в экспедицию, – антропологи выказали своё непонимание, отразив его на лицах. – Не формально неверные, а логически. В паспорте я указан как Нейтан из Норта, но если посудить… моё полное имя Нейтан Флок Гильмеш.

– Ф-флок Гильмеш! – завопил Николас. – Как это возможно?! Со смертью достопочтенного Николая род Гильмешей иссяк. Но ты заявляешь, что носишь эту фамилию. Как это понимать?

– Юридически Гильмеш является моим отцом. Он усыновил меня, когда мне было тринадцать, – ответил бродяга.

– Но в таком случае, почему совет объявил о гибели династии? – спросила Наташа. – Я точно знаю, что специальная служба искала родственников.

– Я был тайно усыновлен. Гильмеш не хотел огласки. К тому же мой друг – Гриша – сделал так, чтобы меня не доставали. Я и сам не хотел впутываться во все эти политические тряски.

– Спрошу, чисто из любопытства… Фамилия твоего друга не Кол Галланд? – с осторожностью подошла Наташа. – Хотя не нужно отвечать, конечно же нет.

– Вообще то так и есть, – с детским равнодушием произнес. – Григорий Кол Галланд. Всё верно. Мы из одного приюта. Если так задуматься, то многих их верхушки государства я знаю. Не считая Гриши, там сейчас Роза и Фарль.

Ученые обомлели, Николас аж поперхнулся.

– То есть достопочтенные Фарль Ной Кэмпл и Розалия Бен Кильмани тоже твои знакомые?

– Роза воспитала меня, а Фарль мне как старший брат.

– Больше меня в этой жизни ничем не удивить, – заявил Николас.

Тибон с интересом наблюдал за их беседой, пусть и вовсе не понимал, о чём идёт речь. Для него все эти имена ничего не значили, и даже казались смешными.

– Раэв, – вступил он. – Я не совсем уловил суть вашего разговора, но понял, что в городах ты человек с большим влиянием, – Нейт посмотрел на него с немым вопросом. – Но как же. Все эти имена – это имена ваших вождей. А если все они твои близкие, не значит ли это, что ты также важен для вашего племени.

– Это вовсе не так, – начал отрицать Нейт. – Да, они мои друзья, но я не занимаю никакого высокого поста.

– Так ли важен пост, – опроверг Тибон. – Волхв не входит в наш совет, но к нему приходят вожди за советом в житейских или иных делах. Они все его знают и уважают. Он также управляет общиной, только не напрямую, а через старейшин. Зачастую его слово бывает куда сильнее.

– Прямо какой-то серый кардинал, – выразилась Наташа. – А вдруг наш Нейт скрывает от нас это, – смеясь, продолжила. – И на самом деле он тайно дергает за все ниточки.

– Очень смешно, – недовольно пробубнил Нейтан.

– Но она права. Ты особенный, Раэв. К чему отрицать это?

– Тибон, всё не так, как ты думаешь. Что здесь, что в Пустоши меня навряд ли можно назвать таким громким словом.

Не успели они закончить, как возле них собрались несколько мужчин. Они окружили их и захватили Николаса. Тибон и Нейт сразу взъерепенились, встали на его защиту. Бедный ученый от страха потерял дар речи, его пухлое тело подняли и потащили от лагеря.

– Что здесь происходит?! – крикнул Тибон. – Отпустите его немедленно!

– Тибон, – обратился один из старейшин, – это мы приказали. Мы в шатком положении и не можем позволить себе содержать бесполезного человека. Я понимаю, как он важен для тебя и Раэва, но это не обсуждается в свете событий. Охотники, что ушли утром, вернулись без добычи. Они не смогли найти тут никакой дичи. Но что хуже того… двое из них так и не пришли, – Тибона эти новости ввели в ступор. – В этих местах бродит демон. Они чудом выжили, повстречавшись с ним. Ты был, как всегда, прав, не желая отпускать их. Теперь, когда нас стало меньше, и мы узнали, что придется голодать, совет принял решение избавиться от Николаса.

– НО ЭТО БЕСЧЕЛОВЕЧНО! – возникал Николас. – ВЫ ЖЕ РАЗУМНЫ, И НЕ МОЖЕТЕ УБИТЬ МЕНЯ!

– Мы и не станем. Ты останешься в Пустоши и если сможешь, то выживешь.

Николас обернулся в сторону пустыни. Там были лишь песок, ему не было ни начала ни конца. Он полностью заполонил собой горизонт. От этого желтого пейзажа у него задрожали поджилки, и что-то ёкнуло в области поджелудочной. Ученый затрясся и схватился за одежду бедуинов.

– Умоляю Вас… не нужно… только не это… я ведь точно умру. Тибон, – посмотрел на него слезливыми глазами, – помоги же.

Но мальчик не мог пойти против старейшин. Он сдавливал кулаки, злился на самого себя, на свою слабость, злился на них, но продолжал стоять на месте. Власти в общине Тибон не имел, пусть и был уважаем. Всё, что мог это подчиняться. Нейтана самого охватил страх за судьбу Николаса.

«Но что я могу сделать? – обдумывал он второпях. – Драться и убежать? Даже если смогу, без племени мы погибнем. Надо уговорить их… придумать, чем Николас может быть им полезен. Но в такой ситуации я даже представить не могу чем. Я должен предпринять хоть что-нибудь… должен».

Он напряженно прокручивал всевозможные варианты решения проблемы, его сознание работало с небывалой скоростью, словно живой компьютер. На его плечи внезапно взвалилась ответственность за жизнь другого человека. Одно дело, когда страдает он, совсем другое, когда страдают другие. Эта мысль кружилась в его голове, как заведенная.

«Тибон ничего не может, значит, это должен сделать я»

Он представил, как Николас бродит по Пустоши, как иссыхает его тело, как животные или сама природа раздирает его на мелкие кусочки. И эта картина причинила ему боль. От таких бурных эмоций на него вновь напала мигрень. Щелчок и его голова сама начала разрываться в агонии. Он закричал, чем испугал бедуинов. Крик его был громким, наполненным отчаянием, скребущимся о стенки их черепов. Тибон подбежал к нему, в руках у него была склянка с отваром на травах, и он силком залил лекарство ему в глотку. Этот отвар они пили, когда приступы настигали их. И он помогал. Боль Нейта медленно начала отступать.

– Иди отдохни, Раэв. – заговорил старейшина. – Тебе нельзя перенапрягаться, ты ещё понадобишься нам.

Оправившись, Нейт сверкнул на него голубыми глазами. И снова апатичный взгляд контрастировал с выражением лица. Всё нутро Нейта дрожало, и тут он вступил:

– Если вы изгоните Николаса, я не впущу вас в город, – угрожающе произнёс. – Как я могу допустить, чтобы вы жили среди людей.

– Раэв, ты не в том положении, чтобы требовать. Я забуду это, если немедля же уйдешь в юрту.