В поисках тебя

Анна Ланц

В поисках тебя

Глава 1

Снова этот сон. За всю свою жизнь я видела его не меньше пары сотен раз. Каждый из которых совпадал до мельчайших деталей: шорох травы, крики, дикий ужас и, пронизывающее до костей, чувство вины.

Я рывком уселась на кровати жадно вдыхая ртом воздух. Туника из тонкой пряжи, насквозь мокрая от пота, прилипла к спине. Холодно. Летом, когда за окном стояли теплые ночи, было еще терпимо. Но сейчас, когда ночные температуры стремились к нулю, стало особенно невыносимо.

Ветхое одеяло, плед, с десятками заплаток, и мой зимний плащ не спасли меня от дрожи. Я обхватила плечи руками стараясь ее унять.

– Это всего лишь сон, – попыталась успокоить я себя, не понимая от чего именно трясусь. То ли причиной были кошмарные воспоминания, пришедшие в сновидениях. То ли холодная осенняя ночь.

Ветер, пробравшийся в дырявую крышу дома, устроил настоящий концерт. Он протяжно завывал, втягивая в свой дебют, обрезки тканей, лежавших у меня на столе. Они глухо шлепали, ударяясь о старую деревянную столешницу, подыгрывая незваному гостю.

Огонь давно потух. Одно полешко, которое я с вечера закинула в топку, уже прогорело. Опустив замерзшие ступни на промозглый пол, я добежала до печи и засунула туда еще одно. С грустью осмотрела поленницу, разложенную рядом.

Когда-то давно ровные ряды дров возвышались над комнатой, создавая причудливый узор из неровных спилов, они дарили чувство стабильности и тепла. Сейчас же, в некогда богатой поленнице, осталось не больше двадцати участников, теснившихся в нижнем ряду.

Я, кинув одно из них в топку, со всей силы подула, возрождая ушедшее пламя. Еще не остывшие угли, искрившиеся оранжевыми огонечками, обняли кусок дерева, неторопливо охватывая его огнем. Этим вечером, перед сном, я клятвенно пообещала себе экономить. Но ночной холод и этот кошмарный сон вынудили меня поменять решение.

Сколько можно. Ну почему эти воспоминания никак меня не отпустят. Прошло пятнадцать долгих зим, и ровно столько сны преследовали меня, напоминая, что именно я виновата в пропаже сестры. Как будто без них мне не хватало чувства вины.

Мы были похожи как две капли утренней росы, так говорили все соседи. Длинные светло-русые густые волосы, вздернутые веснушчатые носики и голубые глаза.

Но я видела, незаметные на первый взгляд, различия. Она была старше на целых десять минут, и именно на этом основании Элла любила руководить мной. Ее брови часто требовательно сжимались на переносице, несмотря на юный возраст.

– Эмма, ты должна собрать для меня десять светлячков, – сестра устроилась на пне, взяв в руки длинную палку, она размахивала ей, изображая императрицу с посохом.

Элла всегда задавала правила игры, вовлекая меня в нее. Я не противилась. При всем желании, у меня не хватило бы фантазии придумать и десятую долю того, что выдавала она.

– Хорошо, – я нагнулась поближе к траве, в поисках букашек.

– И одну лягушку, – продолжила командовать сестра.

– Зачем? – я удивленно выпрямилась.

– Прошу не спорить с императорским желанием. Мы будем готовить целительное зелье. Наши подданные нуждаются в нем.

Конечно, в наших играх не пострадало ни одного насекомого или животного, а из чего столичные маги варили свои зелья мы и подавно не знали, сочиняя на ходу собственные рецепты.

Точнее, сочиняла Элла. Как и все остальное. Она была яркой, неповторимой, с безграничной фантазией. Я же была ее тенью. Похожей, но вместе с тем совершенно другой. Скромной и заурядной.

Расчесывая наши длинные волосы перед сном, мама часто повторяла, что ценит нас одинаково. Но я чувствовала, что это неправда. Элла всегда была ее любимицей. Но я не ревновала, нет. Глядя, на жизнерадостную сестру, я понимала, что так и должно быть. Она приносила в этот серый мир свет, украшала нашу жизнь смехом и радостью.

Они закончились одним днем, когда нам с сестрой было по семь.

Стоял самый разгар лета. Вместе с мамой мы планировали отправиться в лес за ягодами. Во дворе у нас росло несколько ягодных кустиков, но урожай с них был скуден и съедался нами раньше, чем успевал поспевать. Лес же баловал бархатной земляникой, ароматной малиной и сочной черникой.

Мы не раз играли в нем с Эллой, что не удивительно, ведь он начинался от самого нашего дома. В каком-то смысле, мы с сестрой чувствовали себя там хозяйками, зная все тропы и самые уютные и плодовитые полянки. Даже мама доверяла нам, предлагая проводить ее в «ягодные» места.

Это всегда было своего рода соревнованием. Три женщины приходили в лес с лукошками в попытках набрать как можно больше спелых ягод. Побеждала всегда Элла, несмотря на возраст, она будто чувствовала каждый куст, знала на какую поляну свернуть за урожаем.

В то лето я решительно была настроена одержать победу. Мне так хотелось порадовать маму полным лукошком ягод и хоть раз побыть первой хоть в чем-то. Накануне, когда мы, как обычно, блуждали с сестрой по лесу, я приглядела небольшую полянку. Земляника там была с большой ноготь размером, а аромат стоял такой, что текли слюнки. Место я сохранила в секрете, сознательно уводя сестру подальше.

«Обязательно приду сюда завтра, – подумала я, – и соберу столько земляники, что хватит на несколько банок варения. Будем есть его всю зиму, запивая горячим травяным чаем. А мама будет приговаривать, какая я молодец».

Все пошло не по плану с самого утра. С первыми петухами к нам прибежала соседка, которой срочно понадобилось новое нарядное платье. На днях к ней должны были приехать родственники из столицы, о визите которых она узнала лишь накануне.

– Залезаю в шкаф, чтобы проверить как там мое выходное платье в красный горох, а его съели моли. Вот такие дыры по всему подолу!

Я закрыла голову подушкой, но даже сквозь нее пробивался визгливый голос гостьи.

– Сшей мне что-нибудь по-быстрому. Недорогое, но вместе с тем элегантное. Показывай, какие ткани у тебя в наличии есть.

Маминых ответов я не слышала, но не сомневалась, что она не сможет отказать соседке и возьмется за срочный заказ. Несмотря на то, что сегодня у нее долгожданный выходной. Первый за этот месяц.

– Придется идти за ягодами вдвоем, – Элла уселась на своей кровати, по ее голосу я поняла, что она бодра и готова к новому интересному дню.

Я стянула подушку с головы, понимая, что поспать больше не удастся.

– Светлого утра, – сонно проговорила я, наблюдая как сестра вскакивает с постели и надевает домашнее платье.

– Я в ванную комнату. Ты тоже не залеживайся. – Сказала она и в припрыжку скрылась за дверью. И как ей это удается, я с утра точно улитка.

Мы оказались правы, мама, поспешно накормив нас завтраком, приступила к работе. Она была единственной швеей в Торне, нашей небольшой деревушке, и ее услуги пользовались спросом.

Шустро орудуя линейкой и мелком, мама приступила к выкройкам на ткани. Я засмотрелась, поражаясь ловкости и четкости ее движений. Поймав на себе мой взгляд, родительница улыбнулась.

– Собирайтесь в лес, крошки. Думаю, вы уже взрослые и отлично справитесь без меня.

– Конечно справимся, мамуль, – ответила Элла. – Я возьму себе твое лукошко, оно вместительней.

Я тут же вспомнила о своем желании набрать больше ягод, но промолчала. Пусть сестра берет большое, если понадобится, сбегаю домой за еще одним.

Перешучиваясь, под веселое щебетание птиц, мы пришли в лес. Вековые деревья тотчас скрыли нас от палящего солнца, укутывая утренней прохладой и травяными ароматами.

– Начнем с малинника? – предложила Элла и, не дожидаясь моего ответа, направилась к нему. Я последовала за ней.

Прежде чем кидать лесной урожай в лукошко, мы наелись от души. Малина была мелкая, но сладкая. Быстро насытившись, я принялась собирать ягоды, бережно, стараясь не помять ни одну из них. Рядок за рядком полнилось лукошко.

Невзначай глянув к Элле, я поразилась. Да у нее уже в два раза больше.

– Я за земляникой, – тут же заявила я, надеясь, что сестра не увяжется за мной на тайную полянку.

– Хорошо, – не стала возражать она. – Я еще тут не все собрала.

Идти была недалеко, пройдя поваленную ветром сосну, в корнях которой мы часто играли, я повернула к старому дубу. За ним пробралась через небольшой колючий чапыжник и вышла на солнечную лужайку.

Земляника была тут отменной: круглой, краснобокой. Она так и просилась в рот, но я не поддавалась соблазну, складывая все ягодки в лукошко.

Недалеко, у себя за спиной, я слышала чьи-то шаги, но не оборачивалась на них, уверенная, что это Элла бродит в поисках ягодных мест. Я же была так увлечена процессом, что не хотела отвлекаться ни на что.

Вскоре лукошко было полно. Я поднялась с корточек, разминая, затекшие от долгого сидения, ноги. Какая чудесная полянка! Уже и места нет, а ягоды все не кончаются. Надо все-таки позвать сюда сестру, не хорошо скрывать от нее такое местечко.

– Элла! Я собрала целое лукошко, – с гордостью в голосе крикнула я, уверенная, что она где-нибудь поблизости. Далеко мы никогда не уходили.

Прислушалась, в ожидании ответа, но его не последовало.

– Элла! – снова крикнула я, уже громче. Слова эхом пронеслись над деревьями. Дикая птица недовольно ухнула, ругаясь на нарушение лесной тишины.

Неужели сестра раньше наполнила свое лукошко и побежала за вторым. Насовсем она бы без меня не ушла.

Я прошла вдоль кромки леса, зовя сестру, и заглядывая в наши любимые места. Но не в малиннике, не в черничнике ее не оказалась.

– Я закончила, – громко сказала я, заходя на кухню и ставя лукошко при входе. – Столько ароматной земляники собрала!

– Умничка, – похвалила мама на секунду отвлекаясь от создания аккуратных стежков. Она всегда работала за большим кухонным столом, у окна.

– Красивое платье получится, – заявила я, разглядывая нежно зеленую ткань в мелкий белый цветочек у нее на коленях. Мама лишь улыбнулась, не отводя взгляда от иглы. – А где Элла?

Этот вопрос заставил ее вздрогнуть и отложить работу.

– Я думала, она с тобой.

– Мы разошлись по разным полянкам, но, когда я закончила, ее нигде не было. Я решила, что она вернулась домой.

– Элла! – Мама поднялась с табуретки, жалобно скрипнувшей от ее резких действий.

Мы заглянули в нашу спальню и ванную комнату, пробежали по двору. Сестры нигде не было.

– Пошли в лес, – сказала мама, надевая ботинки, – покажешь, где видела ее в последний раз.

Я испуганно кивнула, глядя в расширенные от ужаса глаза родительницы, только сейчас начиная осознавать, что могло произойти что-то страшное.

Лес никогда не ассоциировался у меня с опасностью. Чужаков тут не было, так как дорога в Эрадон тянулась чуть дальше, дикие звери к домам не выходили, а чтобы заблудится надо было постараться. Мы уже с четырех лет знали каждую тропинку, правда неглубоко, вдоль лесной кромки. В чащу соваться было опасно, там вековые деревья стояли плотно, ветвями переплетаясь над головой, а солнечный свет даже в ясный полдень не касался земли. Но Элла туда бы не пошла.

– Вот тут я видела ее в последний раз, – я указала маме на малинник.

– Когда это было? – я закусила нижнюю губу, пытаясь сообразить. Время я чувствовала плохо.

– Мы с самого утра сюда пришли, я пособирала тут ягоды немного. А потом на полянку за земляникой ушла, а Элла осталась.

– Так это было три часа назад. Ты что больше ее не видела? – я задумалась.

– Кажется нет. Шаги только чьи-то слышала у себя за спиной. – Мама подлетела ко мне и с силой принялась трясти за плечи. – Ну же вспоминай, чьи это были шаги.

– Не знаю, – от боли и отчаяния на глаза выступили слезы. Ее пальцы с силой впились в мои руки. – Эллы, наверное. – Она резко отпустила меня, отступая.

– Веди туда, где шаги слышала.

Я, всхлипнув, кивнула и направилась к моей тайной полянке. По дороге мы продолжили громко звать сестру. Но ответом был лишь шорох листьев на ветру.

– Вот тут, – я указала на чапыжник, – я там, за кустами, землянику собирала. А тут кто-то прошел, я слышала треск сухих веток под ногами.

Мама растеряно осмотрелась и снова громко выкрикнула имя дочери.

Дальше все было как в тумане, словно в замкнутом круге, мы снова и снова бегали между домом и, нашими любимыми с сестрой, ягодными полянками.

К вечеру, когда солнце уже стало клониться к закату, к нам присоединились неравнодушные соседи. Лес наполнился непривычными звуками: чужими шорохами, раскатистыми возгласами и осуждающим шепотом. Недоглядела.

Я не понимала, кого больше осуждают соседи, меня или мать. Я тогда еще вообще не до конца осознавала весь ужас происходящего. Просто терпеливо ждала, когда Элла с привычным для нее азартом в глазах, выскочит из-из какого-нибудь дерева, и все закончится.

Но это не закончилось. Ни тогда, когда на небе появились первые звезды, ни утром, когда мы снова отправились прочесывать лес, заходя все глубже и глубже.

Кто-то из смельчаков даже не побоялся пробраться в глушь, но и оттуда вернулись с печальными глазами, лишь отрицательно покачав головой.

Энтузиазм соседей к поискам иссяк через седмицу, и тогда же пришло мое понимание, что Элла не появится. Не придумает новую игру, не рассмеется во весь голос над моей неуклюжей шуткой, не ляжет перед сном в соседнюю кровать. Она просто исчезла.

Это осознание принесло нестерпимую боль в груди, которая частенько напоминает о себе даже сейчас, спустя пятнадцать зим.

Нет, мама не сдавалась полгода, продолжая верить, когда все уже давно простились с Эллой. Был и приглашенный из Эрадона законник, своих-то в нашей деревушке не водилось. И попытка обратиться к магам, но те нас даже на порог не пустили.

Я помню глаза одного, которого мама подкараулила на столичной ярмарке, он наградил нас таким уничижительным взглядом, будто грязь на его ботинках вдруг осмелилась к нему обратиться.

Законник же, напротив, говорить не отказывался. Выслушав наши истории, он долго и монотонно выговаривал маме о ее безрассудстве.

– Где же это видано, чтобы семилетних детей одних отправлять гулять в лес. Это же верх опрометчивости. Вот моя десятилетняя дочь ногой из дома не ступит без нянек.

Даже я понимала, что это не то, что нужно говорить родительнице в подобной ситуации. Мамины глаза тускнели, плечи съёживались, а руки начинали подрагивать.

– Какие няньки? – хотелось выкрикнуть мне неприятному тощему законнику прямо в лицо. – Нам едва на еду хватает.

Но, конечно же, не осмелилась, промолчала, слушая дальше его монотонный бред о правильном воспитании. Про мою вину он тоже не забыл упомянуть. Да я и сама ее чувствовала. Не затей я это дурацкое негласное соревнование, будь я тогда рядом, все бы случилось по-другому.

Искал ли законник Эллу? Сомневаюсь. По крайней мере, больше мы его не видели.

Я выскользнула из мыслей, с трудом разрывая кокон неприятных воспоминаний. Огонь разгорелся, приятно потрескивая в печи, но теплее не стало. Ветер, продолжая свою песню, выдувал жар, не давая ему коснуться моей кожи.

Я тяжело вздохнула, ветренные осенние ночи хуже всего. Даже зимой будет проще. О том, чтобы починить крышу, не приходилось даже мечтать. Сейчас я откладывала деньги на новую поленницу, которая поможет протянуть до весны.

Укрывшись с головой всем, что нашлось на кровати, я провалилась в сон.

Утро незаметно прокралось в мой дом, освещая кухню желто-розовыми лучами солнца. В холодные сезоны, я всегда спала тут, поближе к печи, чтобы не отапливать спальни.

Ночные страхи и переживания растаяли с рассветом. За столько зим я уже научилась не замечать их, гнать, да запихивать в самый дальний уголок своей души. Прошлого не изменишь, а мне надо жить дальше.

Кочергой я аккуратно достала угли из печи и переложила их в основание плиты, щедро поливая розжигом. Чиркнув спичкой, я наблюдала, как бока черных головешек покрываются оранжевым свечением. Железная поверхность плиты начала медленно нагреваться от их жара.

Я плеснула в ковш козьего молока и поставила его греться. Процесс этот был нескорый, поэтому я спокойно отправилась в ванную комнату, не переживая, что оно убежит.

В ванной, я скинула с себя теплый вязанный ночной костюм, несколько пар шерстяных носков и встала под обжигающие струи воды, постанывая от удовольствия.

Да, у нас был водопровод с горячей водой. Самая главная ценность этого дома. Когда-то, сразу после нашего рождения, маме стоило целое состояние, чтобы провести его сюда.

Водопровод был далеко не у всех, эту современную разработку магов, могли себе позволить лишь очень состоятельные люди. Откуда простая швея, с двумя новорождёнными близняшками, взяла такие деньги, оставалось лишь догадываться. Что наши соседи с охотцей и делали, выдвигая самые невероятные теории. О них я узнала из недобрых ртов лишь, когда повзрослела.

И как не прискорбно мне было это признавать, какие-то из них могли оказаться недалеки от истины. Но потребовать правду уже было не у кого.

Одна из соседок утверждала, что ей достоверно известно, что наш с Эллой отец откупился от мамы – узнав о ее беременности – внушительной суммой. На них, потратив все до последней медяшки, она и провела водопровод.

– Вот ведь дура! – Прогнусавила соседка, порядком перебрав ягодных настоек, – да на такую сумму, можно не работая до самой смерти жить. А ей, видите ли, воду горячую подавай, да туалет прямо в избе. Возомнила из себя высший свет.

Может, так оно и было. Кем был наш отец мы с сестрой не знали, хотя неоднократно задавали этот вопрос. Сначала мама отмахивалась вместо ответов, недовольно поджимая губы, отчего всегда начинала выглядеть старше. Но мы не унимались.

Точнее, не унималась Элла. Я бы уже давно перестала спрашивать, видя, как родительница теряется и грустнеет. Но любознательная сестра не оставляла попыток, задавая все новые и новые каверзные вопросы.

Нам было по пять, когда одним теплым летним вечером, мама сама позвала нас на кухню, заварив по кружке ароматного горячего шоколада, что считалось равносильным празднику, и поведала невероятную историю своей любви.

Он – высокий статный красавец-блондин, приехавший к нам в Торну на заработки. Мама была поражена с первого взгляда. Блондин, не прося ничего взамен, помогал ей по двору, да с готовкой. С ее слов, оленина в его исполнении, таяла во рту как снег в летний день. Даже лучшие повара таверны на такое не были способны. Естественно, она влюбилась и в скором времени забеременела нами.

А вот конец красочной истории маминой любви оказался невнятный.

– Нет его больше, сгинул, – снова становясь недовольной, пробормотала она тогда. – Все, надеюсь не будет больше глупых вопросов. А ну, марш к себе в комнату.

Мы с Эллой так и не поняли, уехал наш отец или умер, но вопросов больше не задавали.

Сейчас я сомневаюсь, что в том рассказе было хоть слово правды. Та же гнусавая соседка как-то взболтнула, что понесла мама от незнакомца, чей путь, на беду, пролегал мимо нашей деревни. И случилось это, отнюдь, не по взаимному согласию.

Думать о таком не хотелось, поэтому тему с отцом, как и тему с пропавшей сестрой, я отложила в дальний уголок своей души, стараясь касаться их как можно реже.

После душа, прежде чем выйти из теплого облака пара в выстуженную комнату, я тщательно промокнула волосы сухим полотенцем. Добежав до шкафа в спальне, быстро сменила банный халат на повседневное серое платье, а на плечи накинула шаль из овечьей шерсти для тепла.

Молоко на плите уже начало пузыриться, и я опустила туда пригоршню овсяной крупы. Пока зерна варились, взяла деревянный гребень и неторопливо расчесала свои длинные волосы. Но собирать их в косу не спешила, позволяя полностью высохнуть.

Когда каша была готова, я переместила ковш с завтраком на кухонный стол, а на плиту, предварительно пошевелив угли, водрузила кастрюльку с водой. Нет ничего лучше бодрящего травяного сбора по утрам.

Я переложила горячую овсянку в тарелку, отрезала себе ломоть от, начавшей уже черстветь, булки и села завтракать. После пары ложек каши стало значительно теплее, и я заулыбалась, ловя на лице еще теплые лучи осеннего солнца.

После завтрака и травяного сбора, я разгорячилась настолько, что даже скинула с плеч шаль. Пора было приступать к работе.

Лишь малая часть длинного кухонного стола была отведена для приемов пищи. Значительная же его доля оставалась завалена обрезами ткани, ножницами, иголками и нитками.

На первый взгляд могло показаться, что тут творится настоящий хаос. Но это было не так, я четко знала, где лежит каждая вещь до самой последней булавки. Мне тут было комфортно. Продолжая традиции мамы, я, как и она, предпочитала работать за кухонным столом у большого окна.

На сегодня заказов было немного. Нужно ушить пару платьев для Марьям, пожилой сухонькой старушки. С возрастом она уменьшилась и в росте, и в объёмах, поэтому и принесла свои наряды на доработку.

«На пол дня дел хватит, – подумала я, рассматривая вчерашнюю разметку на платье, – а там, глядишь, кто-нибудь еще чего-нибудь принесет».

Глава 2

Я аккуратно распорола швы, следуя разметке, отрезала ненужное, и приступила к своей любимой части: стежок за стежком принялась создавать новый силуэт платья.

Прокол, переплетение нити, новый прокол – это повторяющееся действие меня успокаивало. Сейчас оно давалось легко и непринужденно. Словно две давние подруги: я и игла действовали сообща, связанные общей целью.

Но начиналось все по-другому, мне казалось, что я никогда не смогу совладать с этой коварной штуковиной, которая так и норовила уколоть меня в палец. Стежки выходили небрежными: то длинными, то короткими, они прыгали в разные стороны, словно потешаясь надо мной.

Я злилась, плакала, ругалась. Но потом снова брала иглу в руки и приступала к делу. Нет, я не была упертой и целеустремленной. Просто мне не оставили выбора.

Первый год, после пропажи Эллы, мама посвятила ее поискам. Она почти забросила работу, проводя долгие часы в лесу. Иногда, она ездила в Эрадон. Не знаю, что она делала в столице, но возвращалась всегда еще более грустной, чем уезжала.

Наконец, она смирилась. Я помню тот день, когда, после очередной поездки, родительница устало опустилась на стул возле печи и привалившись головой к стене, пробормотала: «Я ее отпускаю».

В душе я смела робко понадеяться, что теперь ко мне вернется прежняя мама с ее шутками, ласками, вкусными ужинами. Но все стало гораздо хуже: больше она не вставала с кровати, угасая на глазах.

Родительница отказывалась говорить со мной и с кем-то еще, не хотела брать пищу, хоть я иногда умудрялась вливать ей в рот с ложечки наваристый куриный бульон.

Так, при еще живой маме, я осталась одна. В старых закромах я не обнаружила ни одной медяшки, а скромные запасы еды стремительно заканчивались.

Я пошла по соседям, в поисках работы, может кому помощь по хозяйству нужна или за скотиной присмотреть. Все отмахивались от восьмилетки:

– Мала еще. Да и вон какая худая. Какая из тебя помощница.

В последнюю очередь я отправилась в трактир. Местные его не жаловали, денег на посещение подобных мест у них не было. Да и не на них он был рассчитан.

Небольшое заведение на четыре столика расположилось у дороги ведущей в Эрадон. До столицы от нас недалеко, час пешком, а на повозке или верхом и того быстрее. Но многие путники предпочитали отобедать тут, не доезжая до города, так как цены были в разы ниже.

«Белый гусь» значилось на деревянной вывеске, со скрипом раскачивающейся на ветру. Набравшись храбрости, я толкнула тяжелую деревянную дверь.

Несмотря на обеденное время, в заведение никого из посетителей не было. Хозяйка лениво натирала барную стойку. Ее звали Клеона, мы никогда не сталкивались, но, конечно, я была о ней наслышана.

Три года назад женщина потеряла мужа, который и занимался трактиром.

– Наконец-то закроется эта забегаловка… – шептались недовольные соседи. – Логово проходимцев.

Но не тут-то было. Клеона оказалась не робкого десятка, она продолжила дело мужа. Более того, стала развивать его. Сделала в таверне новый ремонт и обновила список подаваемых блюд.

Ни маленький ребенок, ни долги мужа, ни злые языки ее не остановили.

– Ясного дня! – громко поздоровалась я, останавливаясь на пороге.

Дальше идти не решилась, вдруг Клеона сразу меня прогонит. Но хозяйка «Белого гуся» не торопилась от меня избавляться.

– Ясного, – на распев ответила тучная женщина. – Проходи, раз пришла, да рассказывай, чего надо.

– Я Эмма. Ищу работу.

– Эмма, значит. Сестра Эллы, слышала я про тебя.

Я кивнула, да, в Торне все про меня слышали и не иначе, как про «сестру той самой Эллы». Мы замолчали, рассматривая друг друга.