Рожь с морской солью. Повести

В это же самое время Эйвинд продавал душу дьяволу…

                                      * * *

Теперь мы с тобой, мой читатель, ненадолго оставим наших героев и нырнём на несколько веков глубже, чтобы проникнуться духом эпохи. Попробуем представить, насколько проще современной была нить, из которой небесные ткачихи вязали характеры людей и их взаимоотношения. Куда как более грубой, более суровой, чем хитросплетение душевной организации наших с вами современников. Тут спешка так же вредна, как при подъёме с морской глубины… М-да!

В конце 12 века в нескольких северогерманских городах организовалась торговая и оборонительная лига для продвижения взаимных коммерческих интересов в защиту от пиратства. Договорённости, в конце концов, объединились в Ганзейский союз. Его члены пользовались беспошлинным провозом товаров, защитой и дипломатическими привилегиями. Торговые города постепенно разработали общую правовую систему и создали собственные армии. Нанимали на службу пиратов – каперов. Ослабление бюрократических барьеров привело к взаимному процветанию.

Но нет в мире ничего постоянного, а в мире людей и подавно. Развал Ганзы из-за конкуренции и алчности правительств начался в XVI веке и всё сильнее беспокоил дальновидных стратегов, до того беспрепятственно набивавших казну выгодными сделками.

Семь лет датчане бились со шведами за утраченную власть в северном регионе. Война захлебнулась кровью, оставив государства в прежних границах. Дании пришлось утешиться правом торговать в одной Нарве.

На раскалённых перепутьях враждующих сторон их суда грабили морские стервятники. Полчища бандитов вне закона, или организованных каперством пиратов, рвали жирное, дряхлеющее тело Ганзы, вбивали в умирающую плоть великана клинья раздора.

Хитрый московский великий князь Иван, пусть не имел собственного флота, но не собирался терять свои порты на Балтике. Он ловко воспользовался моментом и заключил каперский договор с самым удачливым датским корсаром. Теперь фартовый бандит на законных основаниях грабил торговые суда врагов русского трона: норвежцев, шведов, поляков. Разорял их казну, набивал карманы царской шубы.

Кто был тот морской разбойник, мы скоро узнаем. А сейчас вернёмся к нашим героям. У них как раз происходят драматические и кардинальные перемены в судьбе.

                                      * * *

Хоть и пьян был Эйвинд, но по-прежнему оставался чувствительным в отношении своих границ. Кто-то справа упорно пытался оттеснить его от стойки. Одновременно длинные пальцы субъекта норовили прощупать подклад табарда*.

Принц, не имея сил сопротивляться, наблюдал эту сцену будто со стороны. Лишь вжимался щекой в столешницу и гримасничал в надежде проснуться.

Но вот рядом хрустнула крупная ветка, закричал человек, и Эйву стало легче дышать. К выходу, придерживая искалеченную руку и смешно извиваясь телом, уползал грязный бродяга.

У носа пьяного звякнул монетами его сафьяновый кошель, стукнули толстым дном две кружки с пенными шапками и хлопнула чёрная треуголка. Напротив, затрещав стулом, уселся здоровяк в шейном платке и безрукавке. Человек ухмыльнулся, наблюдая безуспешные попытки сопляка побороть гравитацию. Презрительно пососал щель между зубами, обнажив при этом челюсть под изуродованной ещё свежим грубым шрамом щекой.

Эйвинд с усилием оторвал голову от поверхности, мотнул в знак благодарности. По щекам текли слёзы. Сквозь муть парень пытался разглядеть миниатюру в открытом медальоне.

– Ну что ж. Вижу благородного человека в неподобающем месте. Милорд, хотите попасть в подобающее? – громила говорил медленно, чтобы слова дошли до горемыки.

В ответ визави резко кивнул и ударился лицом о столешницу.

– Вот и славно. Вижу, эта безделушка вам дороже жизни… Слушай меня внимательно, – голос внезапно превратился в шипение. Завтра за ней придёшь на «Пинту». Спросишь Орма1. Ты меня понял?

– П-понял, – раздалось от столешницы.

– Заберёшь у скупого Орма, – повторил детина и хохотнул.

Жестом подозвал двух оборванцев, и те, выяснив у Локи имя случайного гостя, отнесли принца к воротам крепости.

Глава 3

Утро бедняги сосредоточилось ломотой в затылке. К ней поспешила душевная и мир превратился в овчинку.

Приказ явиться к королю на время отвлёк от переживаний.

Вильфред при встрече вёл себя сдержанно и не спешил. Таким образом дал сыну возможность проникнуться чувством вины и испытать позор так глубоко, насколько вообще возможно. И когда увидел искреннее раскаянье, вынес приговор:

– Мужчины из династии монархов Ольденбургских традиционно и особенно в трудные для королевства времена ведут себя мужественно – как истинные патриоты. Ты разочаровал меня: не прошёл самое простое испытание гордыней – обнаружил кровь слуги-простолюдина, претендующего на звание защитника монаршего трона и королевского наследника. Дарую тебе последний шанс вернуть наше доверие службой в гвардии. Будешь охранять северные границы державы. Возглавишь отряд стрелков-шпионов. Отзову, когда посчитаю нужным. Отправишься немедленно.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – ответил подданный.

Отец успокоился и вернулся к более важным делам. Заботы и самоуверенность надолго вычеркнули из его памяти образ ослушника.

Принц тем временем нашёл новое доказательство своей никчёмности. Двор предлагает ему незавидную роль охранника, шпиона и карьериста. У родного отца не нашлось ничего более достойного для сына прачки. «Всё правильно. О какой любви, каком великодушие я размечтался? Обо мне позаботились и довольно». В душевную горечь и мрак змеёй вползли небрежно брошенные слова: «Заберёшь у скупого Орма с «Пинты».

Молодой человек встрепенулся: «Вот куда мне надо!».

Ушёл к себе. Быстро собрал кожаный мешок со сменой белья. На дно уложил завёрнутый в тряпицу каравай с далерами внутри.

На пороге комнаты столкнулся с братом. Тот сделал вид, что случайно проходил мимо.

– Куда-то собрался, братишка? – Карл сочувственно похлопал парня по плечу.

Эти двое понимали друг друга. Но честь короны для старшего была превыше всего.

– Я уже слышал про приказ. Кто тебя сопровождает? Советую Мунта, он надёжный.

И после паузы добавил:

– Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. Не забудь клетку с голубями. Да не задерживайся, обоз отправляется до рассвета.

Карл резко повернулся и быстро вышел.

В предутренний сумрак ворота крепости выпустили двух всадников. Неподалёку от рыбного пирса Эйвинд, спешившись, передал адъютанту лошадь.

– Господин, – произнёс, переборов страх слуга. – Не отправляйте меня назад, оставьте при себе. Буду служить верой и правдой.

Принц задумался на мгновение и согласился. Ближе него у парня всё равно никого не было. А преданный друг в незнакомом месте не лишний.

– Ладно, но дороги назад нет, дружище.

Камердинер молча поклонился.

В душе он ликовал и вновь благодарил папашу Томаса, однажды спасшего подкидыша. Эту историю супруги Брам любили вспоминать на святки.

«Хе-хе!» – посмеивался старик, помешивая полешки в очаге в задумчивости. А после начинал свой рассказ:

«Дело было как раз в такую пору. До рассвета, по обыкновению, я проснулся. Лотта отняла заспанное лицо от подушки, но я похлопал супругу по плечу, мол, не беспокойся, и кряхтя, поднялся. Наша комната ещё хранила кой-какое утекающее в щели тепло, но кухонька уже насквозь выстыла от ледяного дыхания.

Я быстро оделся, отрезал краюху хлеба и положил в карман куртки. Хлеб не даст околеть на набережной, и там у пакгауза меня всегда ждала старушка Роза. Мой участок фонарщика приходился на складскую часть рыбного порта. Нужно было погасить фонари и заправить маслёнки.

Я перекинул через плечо торбу и стал отдирать от наледи входную дверь. Та не поддавалась. Уже и щель по краю забелела, но что-то мешало снаружи. Наверное, снегом завалило, – подумал я и навалился всем телом. Заскрипел посыпался лёд, дверь отодвинула тяжёлый предмет, и позволила выглянуть наружу. На крыльце стоял тёмный короб, внутри кто-то мяукнул.

Трясущимися руками, осеняя себя крестом, втащил коробку в дом. Зажёг свечу и заглянул внутрь. В замотанном парусиновом свёртке багровело сморщенное личико младенца. Его синие губки из последних сил пытались сложиться в плач. Я расстегнул куртку, камзол и прижал свёрток прямо к голой груди. Отчего-то побоялся сразу пойти в комнату. Быстро разжёг приготовленную лучину и через несколько минут почувствовал, что тельце перестало корчиться. Вот тогда мы пошли к Лотте. Жена знала, как накормить и выходить младенца. Недаром больше полвека была повитухой. Тут до меня дошло, почему подкидыш оказался у нашей двери.

Ты – обращаясь ко мне, своему названному сыну, фонарщик в то момент поднимал седые брови, как будто до сих пор удивляясь – не замёрз насмерть, даже не заболел. С каждым днём становился только крепче. И басовитей становился твой голос. Требовательный, громкий. Тебя успокаивали лишь начищенные до блеска бока фонарей. Кто-то из их стальной глубины кривился и корчил рожицы нашему малышу. И ты начинал смеяться.

Наш домик посетила удача. Мы назвали тебя Мунтом2. А как иначе назвать того, кто стал нашей защитой от хандры на склоне лет…

Всякий раз рассказу Томаса внимала вечерняя звезда.

Лицо Мунта озарила скромная улыбка, а после исказила печаль.

Скоро папаша забрал домой и дворнягу Розу. Несколько лет его старики были главной новостью портовой окраины. Но счастье так же внезапно, как приходит, не попрощавшись уходит. Томас отдал Лотте тепло своего сердца, когда проводил жену в последний путь. Он знал, что и самому ему недолго мерять отведённый участок фонарей. У него осталось одно очень важное дело.

Он решил, что сын не будет фонарщиком. Заложил дом и упросил градоначальника взять меня в обучение гефрайтерству, обеспечив пансионом на время подготовки к службе. Знакомые с детства служаки ударили по рукам, и я стал военным денщиком сержанта.

Когда господина Эйвинда отправили охранять северные рубежи Дании, ему в сопровождение дали лучшего гефрайтера. Мунт даже не сомневался в этом, он отдал бы душу за молодого принца. И без рассуждений готов был пройти со своим патроном самый страшный путь…

Они осмотрелись. Здесь, под флагом северного креста, была пришвартована для разгрузки трёхмачтовая пинка. Туда-сюда сновали рабочие, выкатывая по трапам за борт большие бочки. Похоже, работа заняла ночь и подходила к концу.

У одного схода произошла заминка. Принимающий случайно или по злому умыслу оказался один, не выдержал вес груза, и по нему прокатился барабан в пол-ласта3.

Эйвинда собравшаяся группа матросов отнесла на место происшествия. Юноша не мог оторвать взгляд от картины, написанной смертью и хорошо видной через щель между глянцевыми от пота голыми торсами.

В основании трапа, где у бочки от удара треснул обод, и она раскрылась большим деревянным цветком, на куче белых, тускло мерцающих кристаллов, перемешанных с зерном и кровью, лежал парень примерно его возраста. Худое лицо с ямкой на подбородке и тело атлета выглядели расслабленными. Будто сон сморил-таки человека в самом неподходящем месте.

«Вот она – свобода…». Додумать не дал увесистый хлопок по спине и хриплый голос: «Орм не любит ждать».

Принц оглянулся, но не обнаружил вестового и Мунта. Нагнувшись, прихватил с края немного просыпанного и поспешил на борт. По дороге понюхал и лизнул ладонь. Свобода оказалась солёной, пахла порохом и железом…

Дул упорный норд-ост и Орм поверх безрукавки надел шерстяной камзол. Платье шкипера выглядело весьма помятым, но из-под треуголки посверкивали почти прозрачные глаза. Серая щетина на багровой коже и угрюмость придавали ему настолько опасный вид, который один превращал снующую по палубе команду в крыс, готовых пищать, обороняясь. Здоровяк никого не дожидался. Прислонившись к лестничной балясине, посматривал на темнеющий горизонт и наблюдал последние приготовления к отплытию. Рядом стоял боцман Слип и простуженным срывающимся голосом кричал, отдавая команды.

Орм не слушал, думая о наболевшем. Вчера, после расчёта со скупым королевским казначеем – «Жалкий мешочек ноблей», решил, что «Пинте» не нужно настолько дешёвое покровительство двора, и пора увеличивать команду. Оводом кусала мысль, что он совершил первый настоящий промах, а второго не будет. «Слишком велик риск получить чёрную метку и галстук от Слипа».

Вдобавок под горячую руку попал упёртый лоцман Барт, твердивший, что ветер нагоняет снегопад и надо переждать бурю. После короткого препирательства отправил надоеду кормить рыб.

Всё это раздражало кэптена. В трактир шёл злой, соображая, где маленькой пинке раздобыть большой корабль.

Кажется, ещё вчера удар абордажной кошкой выбил его из седла. Прошло-то всего полгода, а от непобедимой армады, непререкаемой власти и прежней славы осталось грузовое вёсельное судно, несколько пушек и самые суеверные бродяги.

Однако ему не изменил быстрый, как у пресмыкающегося, ум («за что получил свою кличку, хе!») и хитрость обезьяны. И вот-те на! Всего-то одну монету поставил на тёмную лошадку у Локи и поймал фортуну за хвост. Но эта портовая шлюха снова пыталась ускользнуть.

Он пососал меж зубами и как раз увидел перелетающий через борт кожаный мешок. А следом – светлую голову золотого мальчика с птичьей клеткой в руке.

В приступе оглушительного хохота капитан сложился пополам. Любопытные «крысы» – палубные матросы, гримасничая, боязливо обступили их.

– Господа! К нам пожаловала сама Фортуна с почтой! – воскликнул он и внезапно сделал книксен.

Дикий гогот поднял в небо стаю воробьёв.

– Но дамам, даже если это самые великие чародейки, не место на корабле. Поэтому мы будем её называть… мм… Как, милейшая, изволите? – наигранная галантность не скрывала издёвки.

Бледный Эйвинд едва держался на ногах. Он боялся открыть рот, сдерживая рвотный позыв. Если сейчас опозорится перед этим сбродом, дикари вышвырнут слабака за борт. Еле слышно прохрипел:

– Эйвинд… Ви… – Из-за поднявшегося гвалта вторую часть имени расслышали лишь двое ближайших к нему: шкипер и боцман Слип.

– Чудесно. Мы будем, памятуя, кто ты есть, звать тебя Красавчик Эйв. – Согласны? – Повеселевший капитан уже обращался к команде.

Послышались отдельные выкрики, а следом тройное:

– Орм! Орм! Орм!

Боцман рядом хохотнул, скривился, изображая презрение, но развивать внезапно возникшую неприязнь к вельможе времени не было. Подул в рожок и приказал:

– Отдать швартовы!

Глава 4

Заскрипели уключины. Пинка, разглаживая волны, медленно развернулась и, покинув бухту, направилась в сторону открытой воды. Королевский крест превратился в скрещённые кости, а вольный ветер трепал чёрное полотнище. Взбудораженные новой охотой работяги сновали на палубе, проверяя крепёж такелажа.

Через две склянки их спеленал плотный туман и полетели первые рыхлые мухи – предвестницы снегопада. В этих широтах – нередкое явление летом. Вскоре косой мокрый снег за считанные минуты облепил низ парусов, надстройки и всю палубу. Море наконец оставило манеры, взбесившись от долгого ожидания: подбрасывало судно, словно мяч.

Живая картина перед глазами быстро смешивала краски в пользу чёрного цвета. В какой-то момент произошло ужасное, чему суеверные бродяги приделают длинный хвост небылиц, пересказывая происшествие береговым бездельникам. Морское чрево вздулось, внутри него загрохотало, а после, сопровождаемое непереносимым визгом урагана, стало опадать. Пинта, проваливаясь в бездну, превратилась в неуправляемое пёрышко.

Боцман, пытаясь перекричать вой ветра, в рупор приказывал гребцам табанить вёслами, а парусным матросам – спускать паруса. Нужно было во что бы то ни стало предотвратить ускорение навстречу шторму, чтобы удержать судно на плаву.

«Ежели оно повторит трюк, мы встретимся с Бартом», – в голове морского волка мелькнула трусливая мысль.

Эйвинд вывернул остатки вчерашних излишеств за борт и, хватаясь за ванты, пробрался к Орму.

– Капитан, оставьте один косой и гребите изо всех сил зюйд-зюйд-вест. Держитесь примерно восемнадцати градусов западной долготы. Там остров и маленькая бухта. Так успеем проскочить по касательной, иначе погибнем! – кричал гость в заросшее седыми волосами ухо.

Орм на секунду оцепенел от непонятных слов и наглости мальчишки. Но Слип уже отдавал новый приказ: «Латинский с подветренной. Гребите, черти!»

Лёгкая пинка будто по нотам скользнула параллельно береговой линии и, спустя пару часов, бросила якорь в защищённой с севера бухте у ярко-зелёного, словно отмытого щёлоком островка. Неподалёку в бессильной ярости громыхало, и в чёрных тучах трещали злые молнии.

Пираты с перекошенными лицами и выпученными глазами приходили в себя. Истово целовали амулеты, благодарили фортуну, в очередной раз спасшую от ада.

Палубные надстройки снесло волнами. Судно с размотанными бухтами серых канатов напоминало морское животное с выпущенными кишками… Кэптен Орм исчез.

«Сдаётся мне, наступило моё время, – прикинул Слип и внутренне подобрался. – Теперь или никогда».

Ему, сыну свободного крестьянина Енса Тамба из Истеда, кажется, подмигнула ветреная фортуна.

«Всего-то нужно сделать правильный ход. Этот новичок непрост. Да и я не пальцем деланный», —самодовольно рыгнул мужчина.

Перед ним промелькнула непрошенная картина почти позабытого проклятого прошлого.

Его отец и дед до того разводили свиней в луговине на балтийском берегу для королевской семьи. Жили крепко в каменном домике под травяной крышей. Трудились от зари до зари, но гордились, что на короткой ноге с самим конунгом и могут позволить себе свободно сходить в путину на собственном гукере (рыбачья лодка, позже их размер увеличился и гукеры стали транспортами с несколькими пушками на борту и длинным бушпритом. Прим. автора).

Хорошее было время, и ведь никто из нас не ждёт беды. Та ходит свободно, где заблагорассудится. Так и с ними. Однажды набежали вооружённые люди местного помещика и сожгли свинарник, разметали двор, разрушили дом.

Слипа тогда звали Гунаром. Ему исполнилось двадцать семь, и осенью отец обещал отделить сына…

Озлобленный вероломным нападением, уже тогда будучи здоровяком, Гунар взял с поленницы колун, молча перешагнул через мёртвое тело папаши, и с размаху всадил в спину спешившегося захватчика. В сумятице никто его не задержал. Он ушёл к плёсу, вывел лодку на чистую воду и, спустя три дня, пристал к Борнхольму.

Там скоро и тесно переплелись их с Ормом пути, а вскоре Гунар стал Слипом – незаменимым помощником старого пирата. Шкипер назначил его боцманом и не ошибся.

Выносливый, сообразительный, преданный, а главное, чертовски злой, Слип поначалу мечтал заработать денег, чтобы вернуться в деревню, жениться и вести хозяйство, как это делал отец. Но пролитая вражеская кровь, лёгкая добыча и уважение среди морских оборванцев опьяняли получше пенного.

С каждым годом тускнела картинка мирной сельской жизни, пока не растаяла в небе глупым облаком. Тем более, что слухи доносили с суши нерадостные вести о плачевном состоянии крестьянского люда. И всё из-за разросшихся аппетитов феодалов, которым новый закон позволял захватывать земли свободных скотоводов и землепашцев – будь прокляты все господа! – Слип так скрипнул зубами, что Эйв с любопытством на него покосился. Но тот быстро оправился и, когда люди очухались, собрал совет, чтобы команда выбрала нового капитана.

Расчётливая жилка подсказала морскому волку, как теперь следует кинуть кости на игральной доске. Главной фигурой пусть считается Эйви. «Сперва нужно подмазать королевскому высерку, чтобы втереться в доверие. После выпытать, по какой такой надобности он сбежал из-под опеки двора. Из места, куда не мечтает попасть только слепоглухонемой. Хм!.. Дело явно в распре.

Все людишки – слабые грешники: хоть в рубахе, хоть голые родились. Когда узнаю, что такого не получил принц-полукровка от датского короля, буду им вертеть как хвостом. Дайте чуток время.

Буду помнить, что молокосос – откуда и не допрёшь сразу – дока в нашем деле, и то, как он дал Орму сто очков вперёд! Рыбы, жрущие жирные бока змея, не дадут соврать. Ха-га-га! – сдавленный хохот дрожью прокатилось по кливеру…

А какие ещё тузы за пазухой у золотого мальчика? Мой нос не проведёшь – чует большой куш», – он окинул мысленным взглядом свой безупречный план и, довольный, подвёл черту: «Да, это самый лучший расклад: командовать посудиной, оставаясь в тени. Perfekt!»

Никто не верил, что Красавчик сможет заменить старого шкипера. От этой тёмной лошадки так и разило законом. Но изгои заподозрили новичка в связи с нечистой силой: «А иначе как он сумел нас спасти?!». Одно это вызывало суеверный страх. Плюс прямой приказ Слипа, которому не один год доверяли жизни и деньги.

Глава 5

Пока «Пинта» латала потрёпанные во время шторма бока, Эйвинд, одержимый отчаянием, укреплял свои позиции в незнакомом мире отщепенцев. Когда в клетке с голубями нашёл мешочек с ноблями, уже решил, что путь домой ему заказан. Мысленно попросив прощения у брата, часть денег потратил на вооружение и оснастку пинки – дополнительную пару пушек, порох, парусину и доски для ремонта. Сам отобрал и нанял новых матросов. Таким образом заинтересовал бывалых и окружил себя лояльными новичками.

А через неделю неподалёку от стоянки они пленили одномачтовый буер, шедший с грузом соли и сельдей. Это судно не представляло никакой боевой мощи, хоть имело на борту две пушки. В то время подобное было распространённой мерой безопасности, вызванной грабежами на море —скорее для острастки. На захваченного торгаша кэптен перевёл Слипа и несколько человек из команды. Сам остался на «Пинте». Не то чтобы он боялся оставлять за спиной враждебно настроенного конкурента, но доверял в то время только своему чутью. Пары верных тактических ходов хватило, чтобы создать мало-мальски боевой кулак и, не догадываясь, отодвинуть реализацию плана соперника на неопределённое время.

«Из молодых, да ранний», – с долей невольного восхищения злился Слип, вынужденный перестроиться на затяжную осаду. Опыт ему подсказывал: выскочку сломает его же собственный характер. А пока они грабят и наживаются, какая к дьяволу разница, кто царь горы. «По ходу, я единственный здесь истинный пират. С молоком мамаши впитал главное правило суки-жизни. Уж коль тебе суждено вылупиться на этот сомнительно белый свет, бери от него всё и даже больше, чем хочешь. Нет и не будет никого, кому ты нужен без расчёта. Все живут только для себя. Наслаждайся каждым днём, пока не заберёт беззубая. Всё остальное не стоит и чиха…», – злобная зависть распирала Слипа.

Но бандит не мог признаться себе в слабости и придумал месть за «друга». Он никогда не простит этому выскочке Орма. Его кэптен заслужил право владеть душами грешников пинки. Они вместе прошли чёртов ад. А эта гадина воспользовалась моментом и влезла в их дом. Устанавливает какие-то порядки. Сопляку, в качестве подачки – тьфу! – позволили обучиться с родными детками короля, а он подумал, что ему по судьбе везёт. Отобрал у Змея «Пинту»… «Приятель Орм, я затаюсь, но, когда придёт время, ударю вора в самое больное место. Обещаю – я отомщу!» – распалял себя Слип.

Добычу с буера продали в гавани, где пиратские суда запросто стояли бок о бок с датскими военными кораблями, и поровну разделили на всех. Не успели матросы перетереть это удивительное событие, как снова вышли в море. Уже на двух судах и сплочённые жаждой лёгкой наживы. Красавчик рассчитывал на удачу. Дама не заставила себя ждать.

В поиске жертв корабли разошлись в стороны, а через восемь дней встретились в пиратской гавани. Каждый с уловом. Буер на крюках привёл когг с тяжёлым грузом выделанных кож и отборного корабельного леса, что и стало причиной захвата. Судно сняло вооружение, чтобы оставаться на плаву, но всё же потеряло значительную долю манёвренности. «А не надо жадничать», – ржали разбойники.

«Пинта» снова всех удивила: поставила на прикол каракку водоизмещением восемьсот тонн. При виде этой громадины, бандиты пучили глаза, бормотали проклятья и плясали джигу одновременно. Дураку понятно, что только неподвластным разумению силам было угодно сделать так, чтобы трёхмачтовая пинка, уступающая четырёхкратно в размерах, смогла пленить манёвренное океанское судно с почти сотней пушек на борту.

Слип, а за ним весь Борнхольм уверовали, что Красавчику благоволил сам Левиафан. Эта история обросла ракушками вымыслов, что корма той каракки, и превратилась в легенду.

На деле же всё оказалось проще пареной репы. К вечеру пятого дня недели вблизи северной границы Дании окуляр подзорной трубы кэптена выхватил чёткий силуэт большого корабля на горизонте. Шкипер отдал приказ на сближение. Цель вела себя странно. Спустя несколько часов, когда судно можно было осмотреть невооружённым глазом, оно шло к берегу под полными, потрёпанными штормом парусами. Без видимых попыток маневрировать ввиду земли и явного противника. На расстоянии в полмили стало понятно, что судно неуправляемо.